***
Я вхожу в город в прекрасном настроении. В мягком свете закатного солнца аккуратные домики и брусчатка кажутся розовыми. На площади никого. Из каменного дома, увитого плющом, доносится музыка. Ого, салун! Я взбегаю по каменным ступеням, тяну на себя тяжелую дверь и оказываюсь в уютной комнате с низким потолком. Народу мало. За стойкой улыбается мне толстяк-усач. У старинного камина потягивает пиво небритый мужик в драной спецовке джоджи. За ближайшим столиком стоит женщина с такой же рыжей косой, как у меня, только пышнее (ха-ха, я не только про косу). Она приветливо мне улыбается, и я обращаюсь к ней: — Не подскажете, где мне найти мэра? Улыбка тут же исчезает с ее лица. — А я почем знаю? Что сразу как мэр нужен, так все к Марни бегут? Странная какая-то. Ко мне подскакивает девушка с ярко-синими волосами, улыбаясь во весь рот: — Привет! Ты Льюиса ищешь, да? Он у себя! Сейчас покажу, где его дом! Выходишь из салуна и идешь на юго-восток! И сразу увидишь! Там еще рядом машина стоит! — Э-э… спасибо. Ее напор ошеломляет. — Меня Эмили зовут! Я тут официанткой! Заходи еще, поболтаем! …Юго-восток?***
— А, здорово, дочка, — простецкого вида старикан стоит у плиты и жарит яичницу. — Как добралась? — Спасибо, нормально. — Вот и славно. Завтра покажу тебе фронт работ, а сейчас поужинаем и провожу тебя, где жить будешь. Дом хороший, крыша не течет, дымоход в порядке, дрова есть. Яичницу-то будешь? — Нет, спасибо. Яйца не ем. Он удивленно шевелит усами. — Я вегетарианка. — А, вот как. Ну, чем же тогда угостить тебя? Вот черничное варенье, вот овощной салатик. Садись. Он привычным движением выкладывает скворчащую яичницу на тарелку и садится напротив. За столом пустуют еще четыре места и стоят два пустых прибора. — Обычай у нас такой, — бормочет мэр, заметив мой недоуменный взгляд. — Да благословит Иоба нашу скромную трапезу. Ну, приступай, дочка. Кажется, он чего-то недоговаривает. Но расспрашивать мне не хочется. Обычай так обычай. — Кстати, надо тебя зарегистрировать, ты ведь у нас на неделю, не меньше, — вспоминает Льюис, дожевав яичницу и вытерев усы. — Паспорт у тебя с собой? Лея… какого ты бишь года? Я лезу в сумку за паспортом, пока он раскрывает амбарную тетрадь. — О господи… — Что такое? — Я случайно взяла паспорт сестры…***
Мы долго идем вдоль реки. Дом оказывается за пределами города, на самой опушке леса. Когда мы с мэром добираемся до него, уже почти совсем темно. Я с трудом иду по высокой траве. От вечерней росы джинсы промокли насквозь. — Вот и дом, — бодро говорит Льюис. — Держи ключ. Приятных снов!***
Рано утром меня будит стук в дверь. — Да-да, — бормочу я, сползая с койки, с трудом натягиваю отсыревшие джинсы и ковыляю к двери. Всё тело онемело на жестких досках и комковатом матрасе. За дверью — вчерашний мужик из салуна. Его редкие волосы слиплись сосульками, а лицо все мокрое. — Как ты насчет яичек? Я не могу поверить своим ушам. И — ох! — как же от него пасет пивным перегаром! Я хватаюсь за дверной косяк. Дерево, как всегда, поддерживает меня. — Простите, что? — сиплю я. — У меня тут яички, еще тепленькие, — кривая ухмылка. Я молча хлопаю глазами. — Только что из-под курочки, — добавляет он. — Будем знакомы. Шейн. По соседству живу. — Я… не ем яиц, спасибо, — сиплю я. Он продолжает стоять и сосредоточенно смотреть на меня. Уходи, уходи, уходи. Внезапно он смачно рыгает. Я вздрагиваю. — Ну увидимся в салуне, — говорит он и наконец-то уходит.***
Под дождем я иду с мэром смотреть «фронт работ». Детская площадка выглядит убого: какие-то ржавые качели с облупившейся краской и песочница. Бревна, с которыми мне предстоит работать, свалены неподалеку прямо на траве. — На твое усмотрение, дочка, — говорит мэр. — Вырезай что хочешь. Хочешь — крокодила, хочешь — медведя, хочешь — джунимо… Какого еще джунимо? — Под дождем работать с деревом не получится, — говорю я. — Вы бы хоть брезентом их накрыли, что ли. Сгниют же. Льюис шевелит усами. — С брезентом у нас туговато… — А в Зузу заказать? — Это у нас в смету не включено… Ты, дочка, дело говоришь, да только это лишние деньги, а их нет. — Ладно, — сдаюсь я. — Дело ваше. — Раз сегодня работать не сможешь, походи по городу, осмотрись. На пляж сходи. Может, плавник найдешь какой, приспособишь. — Да-да, — отвечаю я. Естественно, ни на какой пляж я не иду. Захожу за готовой едой в местную джоджу — вот где всё привычно и знакомо. Возвращаюсь в свой домик, завтракаю всухомятку и пытаюсь растопить камин. Сырость уходит не скоро, а джинсы более-менее высыхают только к вечеру. Не сходить ли мне в салун? Знакомой дорогой, вдоль вздувшейся, побелевшей реки, дохожу до площади. Салун приветливо светит окошками. Отсыревшая дверь поддается с трудом. В салуне всё те же: усач за стойкой, Эмили, Марни, Шейн. Эмили мне ослепительно улыбается, Марни не удостаивает меня взглядом — она треплется с Льюисом — а Шейн, кажется, меня не замечает (и слава богу). Я иду за дальний столик и тут вижу у стойки парня с роскошной рыжей гривой, в брусничном фраке с искрой. А он видит меня. Элегантно, с аристократической грацией он соскальзывает с барного стула и подходит ко мне. — Я не помешаю? Ох, какой глубокий, поставленный голос! — Н-н-нет, что вы. — Рад слышать, — он мягко улыбается и щелчком подзывает официантку. Эмили радостно подскакивает к нам. — Вина даме! Гранатового. Он склоняется ко мне, и я тону в его изумрудных глазах. — Ах да — я не представился… Тысяча извинений. Эллиот, к вашим услугам. — Лея… — голос меня не слушается. Эмили приносит бутылку вина, два бокала и штопор, и я завороженно смотрю, как тонкие, изящные руки Эллиота в два счета откупоривают бутылку. Он берет бокал, изысканно отставив мизинец. — Ну что — за встречу?