Killing butterflies

      Ураюме была сегодня назойливее чем обычно. Посетители воняли пуще прежнего и менеджер кричал и метал во все стороны потому что на дворе тридцать первое декабря, их смена должна была закончится, а никто из официантов из другой ещё не подошёл. Сукуне пришлось задержаться, но это было ожидаемо в такой-то день. В качестве компенсации за моральный ущерб, он одолжил с бара вино и собирался к Мегуми, когда барменша остановила его у машины. Придумав тысячу и одну причину своему наглому и нехорошему поступку, он приготовился прослушать пятиминутную лекцию, сделать расскаяный вид и уйти восвояси с крупицей запятнанной чести, но девушка, вопреки всем ожиданиям, даже не соизволила одарить его осуждающим взглядом, когда заметила в руках одно из дорогих изделий своего бара. Вся замерзшая от долгого ожидания на улице, она лишь смущённо протянула ему завернутый подарок, проговаривая: «С наступающим». Упаковка разорвана в уголках, но в целом по подарку было видно с какой аккуратностью был выполнен весь этот декор, Сукуна не удивится, если и над его выбором девушка потратила несколько часов.       Но это никоим образом не льстило. Рёмен цокает, вытирая с лица мешающие остатки консилера — каждую смену, кроме ночной, ему приходилось скрывать татуировки на лице. Беловолосая девушка никак не расценивает услышанное и только ступает на шаг ближе, всё также протягивая в грудь свой подарок. Румянец на её лице расползается с геометрической прогрессией и виной тому легкие пощипывания вечернего мороза. Рёмен разрывает подарочную упаковку и открывает маленький подарок. Это ебучие серьги. Тонкая работа, играющие на свету камни и металл заворожили парня. Нескромный подарок от смущенной девушки и Сукуна не знает, что ей сказать. Банальным «спасибо» от такого не отделаешься, подарка в ответ даже не планировалось, а вязкое, неприятное чувство только растекалось. Точно в коробочке не миленькие сережки, а гвозди, которые втыкались в глаза, стоило поймать их блеск. Прежде с подобным он столкнулся, когда мама подарила ему хомячка, точно такого же, который когда-то погиб на его руках. Это зверское желание вцепиться ногтями в чужую шею вновь появилось. Девчонка специально выуживается и пытается выбесить парня своими бессмысленными потугами. Выдавить из парня каплю жалости к своей персоне, надеясь, что за ней последует большее. Но девушке можно надеяться только на то, что здравый рассудок парня выйдет победителем из спарринга с желанием ободрать мелкие уши девчонки. — Спасибо, крошка. — Он притягивает ту за запястье и обнимает, подпирая её макушкой свой подбородок. Девушка совсем окоченела, но носом зарылась в чужую грудь и жадно вдохнула еловый одеколон.       Она такая крошечная, продрогшая до кончиков пальцев, и до ужаса ревнивая и жадная. Её жадности нет предела, как и упорству, и этим она напоминает Фушигуро. С его бараньими привычками, что совсем не украшают его острое личико и сухой характер. У неё длинные ресницы, которые собирают все снежинки, но на ресницах Фушигуро можно рассмотреть их узор. Её глаза, прожигающие с особым холодом, собирают всё тепло для Рёмена, точно также как и глаза Фушигуро, которые загораются гораздо ярче от блеска. Только эти детали в ней останавливают Сукуну от рукоприкладства и он сжимает в тиски свой гнев и терпеливо выжидает, когда она сама рассосется как прыщик. Сукуна жалеет девушку каждый раз и не может перестать пользоваться её влюбленностью. Он сердечно верит, что делает всё правильно, преподает жизненный урок девушке, которая в будущем будет дважды думать, прежде чем отдавать своё сердце каким-то мудакам. Ураюме хватило минуты, чтобы вдоволь надышаться Сукуной. Она тихо желает ему наилучшего к предстоящему празднику и догадывается куда тот мчится со всех ног. Точнее к кому. Она кусает губу, но не смеет даже в мыслях наговаривать на Фушигуро Мегуми. Если подобные мысли обидят предмет её жалкой влюбленности, она перережет себе глотку в позоре.       Вино, упакованное в лучших традициях, встретило владельца новой машины, как и горшок ветхой камелии, стоящий с обеда на переднем сидении в ожидании своей участи. В доме Фушигуро не хватает жизни, оттого его самого воротит любое времяпровождение в тихих стенах. Рёмен эту ситуацию благополучно пытается решить живым растением. Если не поможет, то во всяком случае скрасит пустые углы каморки. Он звонит Мегуми всего лишь оповестить об успешном завершении рабочего дня, но гудки на линии длятся непозволительную вечность. Мегуми не берет трубку с третьей попытки и с пятой минуты. Не берет с десятого пропущенного от Сукуны и по-видимому не собирается. На одиннадцатом, незаконченном гудке розоволосый отбивает по рулю и набирает скорость вопреки всем своим принципам, запрещающих сие действие. Он не перестает названивать по дороге. На каждом светофоре строчит по десять СМС-ок и желает получить хотя бы одну в ответ. В крови бурлит злость: бесконтрольная эмоция подогревается обеспокоенностью, создавая бешеный микс из всего дерьма, которого не хотел испытывать Сукуна ещё очень долгое время. В салоне вдруг становится душно — это бесит. Машин на дороге слишком много — это бесит. Светофоров и пробок стало больше — последняя капля. Сукуна назло подрезает машины, желая свернуть в первый попавшийся переулок, чтобы бросить там автомобиль — в голове горит идея о том, что сейчас быстрее добежать, чем доехать. Надобность в вине, как и в других подарках, отброшена вместе с машиной в узком переулке за несколько километров от дома Фушигуро. Карта охотно сотрудничает со своим хозяином и показывает именно тот путь, что так требуется сейчас Сукуне. Ему прокладывают нужный маршрут и он полностью тому доверяет.       Даже в этом тихом местечке время от времени играет жизнь — в этом парень убедился самолично, пока пробегал, расталкивая людей с пути. В основном это были старички со своими внуками, которые навещали их раз в полгода. Они неторопливо прогуливались по улице, чем вызывали прямое недовольство у парня, совсем к такому не готовому. Но и на машине бы здесь он не проехал — сбивать людей ему пока не хочется, поэтому он благодарит свою находчивость, переводит дыхание, глотая сопли, и продолжает проскакивать между людьми ловко настолько, насколько это могло получаться с хромой ногой. Бегу не мешало, но значительно замедляло темп старое ранение, но Рёмен научился пользоваться данным положением в свою пользу и время от времени больная нога выручала хозяина. Жаль, не сейчас, но уже хорошо от того, что люди при виде хромого паренька, добродушно расступаются в стороны. Когда прилипшую к телу крутку уже было невозможно игнорировать, парень набрел на выученную дорогу. В разряженном телефоне больше не было необходимости, память юношу никогда не подводила с подобным. Народ, по ходу бега, рассасывался, и Рёмен не заметил как остался один на подъёме к последнему кварталу. Он еле пробегает знакомый магазин со знакомой кассиршей, что закрывала витрину в своей куртке. И он бы рискнул остановиться и спросить о Мегуми, но так этого не сделал. Что-то подсказывало ему на глупость данной затеи. Однако одурманенный разум парня мог выдать и идею поглупее.       Сукуна хочет его увидеть. Увидеть его гуляющего по улице в такой приятный вечер. Это бы объяснило его игнорирование, парень пообещал себе даже не злиться если так и будет. Но ни возле магазина, ни в пятистах метрах от него, ни у порога дома он не увидел растрепанной макушки и настроился на самое худшее, когда окинул взглядом холодный бетон фушигуровского дома. Он бы всё отдал, лишь бы забрать Мегуми из этих паршивых стен, от которых тошнило ни его одного. Сукуна давно заметил, с какой тяжестью тот возвращается в собственный дом, удерживаемый только одной причиной — сестрой. Сестрой, что открыла дверь с такой скоростью, будто сидела и ждала, когда в неё врежутся с ноги. На вежливость не хватило терпения. Рёмен буквально выбил пару старых петлей, сотрясся в испуге сам дом. — Йо, Фушигуро, — фирменное приветствие для сестры звучит на тяжёлом выдохе. Всплеск всего имеющегося в организме дает в голову, в глазах то темнеет, то опять нормализуется, отчего Сукуна не замечает нынешнего состояния Цумики, больше обеспокоенный тем, что готов свалиться с ног в любую минуту, — прости за ранний приход, но Мегуми трубку не берет, вот я и раз- Сукуна запинается. Его отвлекают крупинки слез Цумики, что не перестали литься после ухода брата. — Ты что, блять, плачешь? — он заглядывает в лицо под темной челкой, что пытается безнадёжно скрыться, и наблюдает за тем, как огромные капли одна за другой скатываются по припухлым щекам. — Прости. — Прозвучало очень невнятно. Всхлипы девушки съедали все слова, она жалко мяукала не в состоянии контролировать свой голос. — Где Мегуми? — Рёмену девчачьи слёзы совсем не всрались. — Эй, где Мегуми, Цумики? — он обхватывает её плечи, сжимает до тихого писка и девчушка на секунду от неожиданности перестает заикаться и поднимает ошарашено голову. — Его нет дома. — Скрипуче, в такт ступенькам, доносится с лестницы. Ужасный бас сопровождался тяжелой поступью мужчины, по каждому шагу можно понять, с какой усталостью этот человек передвигается. — Ушёл. Появление мужчины на горизонте вызвал новый поток горьких слёз и истерики у Цумики. Потревоженная воспоминаниями о недавних событиях она опускает голову, прячет распухшее лицо в ладошках, отчего становится всё хуже и хуже. Девушка отвернулась от спускающегося силуэта и затряслась в слезах. Побитый мужчина, маячил перед глазами, потому неприятное напоминание резало по сердцу ножом. Рёмена такая встреча не радует. Прошлая встреча показала всю благосклонность мужчины по отношению к Сукуне. Ему повезло — с ним он видится лишь второй раз, Мегуми повезло чуть меньше. А если не врать — пиздец как не повезло. Рёмен произносит все молитвы, которые знает и надеется, что отсутствие Мегуми и синяки на лице Тоджи — несчастное совпадение. — Понятно. — И всё же улыбку от жалкого вида старика сдержать не удаётся. — Классный грим, правда с праздником ошиблись, папаша. — И она становится всё шире по мере продолжения монолога. Как бы не выглядели гематомы и как бы Сукуну не воротило от одного вида на них, он признает, что на лице Тоджи они смотрятся уместно и даже прекрасно. — И это говоришь мне ты? — мужчина крутит пальцем вокруг скул и носа, явно намекая на боевой грим самого Сукуны. С этого момента настроение завернуло совершенно в другое русло и произошло это под хищный взгляд Фушигуро. До Сукуны медленно дошёл тот факт, что Мегуми подрался с отцом. Нет, ситуация стала ясна, как только он увидел Фушигуро-старшего, но поверить во всю её сложность смог только сейчас. Цумики в слезах, маленький беспорядок и отсутствие Мегуми в ближайшем периметре — дело пахло нечистым и Сукуна готов кусаться, ведь на стариков руку поднимать нельзя. — Итак, что за хуйня здесь произошла? — вопрос чисто риторический, всё понятно и без душных объяснений. — Следи за своим языком. — Наличие в лексиконе у парня подобных слов раздражало. Сейчас, наслушавшись всего хорошего о себе от Мегуми, любое неправильное слово Тоджи воспринимал в штыки. — Извините, на обезьяньем не разговариваю, выражаюсь как могу. — Сукуна замечает на полу, возле холодильника, телефон Мегуми и цокает. Один ответ на вопрос уже имеется, остался ещё вагон с тележкой. — Вот откуда он наглости понабрался. — Мой мальчик. Смартфон брюнета жив и относительно цел — потрескавшийся экран Сукуна в счет брать не будет. Батарея смартфона ещё держится, розоволосый на дисплее прочитал свои сообщения и ужаснулся собственному пылу, который бы вывалился на Мегуми будь при нём его телефон. — Во-о-о-общем не буду мешать, — после такого переполоха дел по дому будет предостаточно и все их он решает оставить на плечах старичка. Самое то на канун праздника, — поеду искать Мегуми. Имя брюнета парень нарочито громко выдыхает, обращает к себе внимание плачущей в стороне особы. Имя брата на чужих устах заставляют трепетать девчачье сердце от тоски. А мужское сердце от имени сына даже не шелохнётся. Рёмен оглядывает еду на полу, пока в голове пробегает чертов крик в пустоту. Сегодня, он бы сидел за этим столом. Рядом с ним бы устроился Мегуми, Цумики не смогла бы сдержаться от подобной милой картины и точно напилась. Сгоревший пирог в раковине стоял бы на столе. Ох, старик понятия не имеет какой же момент он испортил своим существованием. Сукуна теперь познал всю злость, что испытывает Мегуми при взгляде на отца. В глаза бросается усеянный по полу виноград, удивительно, что ни одна виноградина не попала под чужую ногу. Он не удерживается от того, чтобы не испортить этот идеальный бардак — поднимает в охапку с пола горстку винограда и угощает Цумики. Впихивает в дрожащие руки виноградины, бурчит что-то про ужин. Просит девушку приготовить к столу такой же пирог, когда они найдут этого засранца.       Она совсем не понимает. Шатенка сбита с толку обыденным тоном Сукуны, он так спокойно разглаживает её ожоги на пальцах. Просит о каком-то пироге и надеется найти Мегуми, чтобы после посидеть как и планировалось. Его дыхание идет ровным ходом, но заусенцы почему-то ободраны. И губы он кусает между словами, точно сам себя корит за подобную игру. Руки в его хвате дрожат не унимаясь, ноготками она сдирает с плодов кожицу и не может оторваться в раздумьях от опущенных к ногам кровавых глаз. Сукуна закрывает своим телом обзор на мужчину, что усаживается на ступеньки. Цумики смотрит только на него. И решительность в его глазах не должна дать ей шанса отказаться. — Он твой единственный родной человек, он не может быть роднее его. — Но решимости парня не хватает на них двоих: девушка с прежним испугом жмурится, тихо вырывая свои руки из чужих. Рёмен всегда был далек от женских мыслей. Что творилось в данный момент в голове этой шатенки — объяснить сейчас она сама не в силах. Она боялась. Всю свою жизнь она боялась. С появлением Мегуми страхов стало меньше, но проблем от них прибавилось. Такого нелюдимого мальчишку она видела впервые в своей короткой жизни. Его холодный взгляд и колючие волосы кричали, что к этому мальчику нужен особый подход. Восьмилетняя девочка этого понять не могла. Она не могла понять, как ей нужно вести себя рядом с ним. Ей никто не объяснял, что мальчики могут быть до жути недружелюбными и агрессивными. Ей никто не объяснял, что в этом мире существуют много плохих людей и никто не мог сказать, что даже такие дети как Мегуми могли пересечь эту тонкую грань между приемлемым и нет. Для неё Мегуми был странным ребенком. Он дрался, был груб и лгал, даже когда понимал, что о его лжи знают. Он высмеивал доброту Цумики и делал всё наоборот, чтобы не быть похожим на девчонку, чью фамилию на него так бесцеремонно примерили. Но кормил возле дома бездомных животных, отчего они собирались и жутко злили Тоджи. Он всегда приносил Цумики в школу зонтик, когда та в очередной раз забывала его дома. И если приходилось делить лакомый кусок, то распробовав сладость на губах, отнекивался и отдавал Цумики весь кусок. В понимании Цумики, её брат стоял на этой грани между плохим и хорошим. И совсем не торопился поддаться одной из сторон. Детская обида на мир со временем прошла, а Мегуми также ставил под огромным вопросом доброту Цумики и вытекающие из этого убеждения. Они всё также были далеки для него, всё также немыслимы, но теперь у него хватало ума и уважения молчать об этом, а не бранить сестру за подобные мысли. Из них двоих большим ребёнком оставался только Мегуми. Вскоре Цумики осознала, что являлась никудышной сестрой. В попытке подступиться к стене между ней и Мегуми, её бросало из крайности в крайность и эти крайности никогда не устраивали брата. Девушка практически выбилась из сил, когда брюнет наконец сдался. Он в смирении принял фамилию, принял Годжо и старшую навязанную сестру, которая теперь не казалась такой уж плохой, только другой и немного воздушной. Для сестры он был опорой. Был храбрецом, что загораживал её от злобной дворняги или уводил девчонку из толпы странных мужчин возле школы. Приняв на себя временную роль главы семейства, брат остался в этом образе на все оставшееся время, став для сестры человеком, невозможного сломать. Но Мегуми разбили. Он впервые просил у сестры руку, сам тянулся за поддержкой. И Цумики не смогла протянуть ему руку. Это было неожиданно и так нетипично для стойкого духа её брата, что полностью сбило девушку с толку.       И это было самым большим предательством, которое она только могла совершить. — Стой! — совсем несчастный вскрик ударил в спину на улице. Девушка наспех накинула свою куртку и бежала через продрогший асфальт в пушистых тапочках вслед за сутулым силуэтом Сукуны. — Подожди! — тратить время не хотелось на бессмысленные крики. Но это Цумики. Её нельзя игнорировать как ноющую болячку или надоедливую Ураюме. — Ты прав, мне стоило пойти вместе с ним с самого начала. — Она опять глотала слёзы, стараясь говорить четче и даже увереннее, лишь бы убедить Сукуну в своих словах. Взгляд его источал недоверие к девушке, что минуту назад смиренно стояла, не шелохнувшись в решимости. — Но я так боюсь! — разговор о страхе заинтересовал Рёмена. Парень придержал чужие локти, когда те упали в бессилии и крепко сжал в тисках, без шансов на отступление. — Он никогда не хотел быть слабым. — Младший брат был крепкой стеной, за которой не страшно стоять. Был сильнее, надежнее и куда бесстрашнее Цумики, что побоялась даже взглянуть на Тоджи в тот момент. — В мыслях было только: что будет, если начну за свое? — в голове крутилось много чего и всё было одним — как поступить, что нужно сделать. Выслушав столько братских замечаний и нелестных высказываний, сложно было даже слово вымолвить без страха того, что они вновь не заденут парня. Как жаль, что их отсутствие ситуацию только усугубило. — Думала, что он точно себя возненавидит. Он ведь так не хочет казаться слабым. — Неожиданно, но сегодня брат оказался далеким ровно как и шестнадцать лет назад. Злым, недоверчивым и до отчаяния одиноким. — Помоги мне найти его! — Цумики вцепилась ногтями в куртку, точно хотела достать и до кожи. Впрочем, у неё получилось — Сукуна в ответ сжал хватку на локтях. Она не видит понимания в кровавых глазах и только сильнее стискивает чужую руку. Ей как никогда нужна помощь. И если раньше Мегуми был её спасителем, то сейчас единственная надежда падала на этого розоволосого парня, так смешно влюбившегося в брата. — Я так хочу его увидеть… Девушка не выпускает мужской куртки из хватки. Утыкается в широкую грудь поникшей макушкой и точно давит на парня, выжимает из него всё и не дает лишней возможности отделаться от неё. Если он откажет, она поплетется за ним тяжелой ношей. Побежит за машиной в этих глупых тапочках, подаренных Мегуми на день семьи. Эта глупая девчонка не оставляет ни шанса для Сукуны, и всё из-за этих тапочек, которые напоминают о любви Мегуми к своей сердечной сестре, что даже понятия не имеет, какое значимое место имеет в сердце Фушигуро, несмотря ни на что. — Пошли.

* * *

      Наглая старуха не хотела их пускать. Даже Цумики, которую знала со школьных времён, она одаривала осуждающим взглядом и наотрез отказывалась пускать «бугая» с лицом бандита, который, по её очень важному мнению, отсидел не менее пяти лет за решеткой. Такие высказывания не льстили слух Сукуны, и на каждое слово старухи отвечал потоком своего говна, что усугубило положение до вызова полиции. Удача посетила их сторону, когда в подъезд зашла Утахиме, которая на половине пути вспомнила об авокадо в холодильнике, но все же решила посетить магазин, дабы не выставить себя большей идиоткой. Только она смогла спасти эту ситуацию и остановить приезд полиции. Вид новоиспеченного знакомого смутил женщину до глубины души, но относительно спокойная Цумики, что держала парня под локоть и не желала отпускать, как единственную опору в данный момент, внушала доверие больше чем собственный муж. При встрече она пропустила молодых вперед и сама тихо взошла на порог, оставшись практически незамеченной — Сатору всё же заметил жену, но комментировать её приход не стал, переключив полностью свое внимание на ребят, не отлипавших от Мегуми. Девчонка с порога напрыгнула на покалеченного братца. Тому крепкие объятия сестры оказались по душе, он ластится в ответ, зарывается в шелковистые локоны сестры и сердце, отбивавшее неплохой ритм от волнения, успокоилось, стоило вдохнуть родной запах. — Долго думали, где тебя искать, но рискнули предположить, что окажешься ты именно здесь. — Сукуна стоял у плеча и пока не спешил также валиться на Фушигуро. Сукуне было достаточно легкого похлопывания по выпирающим лопаткам, чтобы сердце наконец успокоилось. Казалось, в данный момент это было первой необходимостью для его организма. — Прости меня! — Цумики и до этого шептала извинения в лохматую макушку, но будто ей этого было недостаточно и она закричала, срывая последние силы в этот крик в самое ухо, — я должна была пойти с тобой, пожалуйста, прости! Глаза её до сих пор не открылись — толку от них было мало, за пеленой слез она вряд ли что-то увидит сейчас. — Я и не злился, — нагло врёт, но в глаза бросаются нелепые тапочки сестры. Даже тени обиды не удается сохранить, — не плачь больше, умоляю. Но девушка проплакала в объятьях ещё пятнадцать минут, пока Сатору не налил ей успокоительного алкоголя и отправил в ванную вместе с Утахиме. Мегуми же потребовалось пару мгновений со своим опекуном, чтобы во всем и целом разъяснить — почему их квартира превратилась в жилой двор. Благодаря тому, что Годжо максимально легкая персона, долго рожать из себя объяснений не пришлось. Наличие на лице у Мегуми отбойных красок противных цветов отшвыривала надобность в очередных разборках. Поэтому после двухминутного монолога, Мегуми выпроводили в гостиную, в которой его ждал Рёмен. Терпеливо, несмотря на возбужденность, тихо, однако хотелось кричать и метать. Как бывает по итогу это возымело хороший эффект — Фушигуро наконец свободен, и его можно мучить самолично.       Имея в своем распоряжении диван, Сукуна вопреки этому устроился на полу. Пересчет ковровых ворсинок оказалось занятным делом, когда пальцы дрожат от нервов и хочется хоть как-то замедлить собственное сердцебиение. Он бы, в таком случае, сел вязать, жаль только не умеет и нужного под рукой не оказывается. Фушигуро без слов подсаживается рядом, перебивает счет на тридцатой и облокачивается на острое плечо юноши. Совсем неудобно, местами больно, но так спокойно, когда Мегуми чувствует чужое дыхание и тихое прикосновение к своим горящим щекам. — Видок конечно зачетный, — с момента прибытия сюда, Сукуна практически шептал, боясь своим присутствием потревожить новое место, — но буду солидарен со здравым смыслом и скажу, что целого видеть тебя куда приятнее. — Розоволосый не успел согреться, от него исходил лютый декабрь, но это было, пожалуй, единственное, чего так жаждал Мегуми. — Несколько недель назад ты выглядел похуже. — Брюнет не ленится и дотягивается к чужому бедру, легонько тычет в хромую ногу и заглядывает на скулу, с которой пока не сошла запекшаяся корочка. — Мне можно, потому что хуже это лицо сделать просто невозможно. — Сукуна убирает с себя колючий взгляд и целует в самый кончик горячего носа. Такой жар только манит к тесным объятиям. — Это ты себя так принижаешь? — под нежные губы Мегуми подставляет лоб и получает очередную дозу маленькой ласки. — Что? Конечно нет, такого красавчика сложно испортить. — Мегуми трётся избитой щекой о чужой нос и ощущает тихую усмешку на коже. — Вот же придурок, — он обессилено, даже слишком, бьет по чужой ноге и всё равно просит очередной поцелуй, — будь более солидарен, меня избили. Рёмен уже не отлипает губами от чужого лица и продолжает мычать в скулу на попытки иронии: — Поверь, вся солидарность, на которую я ещё способен сейчас направлена полностью на тебя. Сукуна попросту не оставил места: каждый участок лица был бесстыдно расцелован, его губы смогли поймать весь жар и теперь ничем не отличались от кожи Мегуми. Но сладкое всегда нужно оставлять на конец. Сухие губы брюнета, при каждом прикосновении тянутся в еле заметную трубочку, а их владелец, ощутив полный контроль над розоволосым, капризничает, впадая в привычное русло. — Как мило, — комментирует и убегает, когда Рёмен в попытке задевает уголок губ, — а теперь отлипни. — А как же обезболивающие поцелуи? — Я бы предпочел лекарства. — Но полностью отлипать Сукуне никто не позволял. Мегуми закидывает свои ноги на чужие, разваливается на Рёмена и как чертова лиса вертит хвостом и хитро ластится к шее. — Грубо! — на самом же деле к таким капризам и сменам полярностей они привыкли и умело могут провернуть необходимое в нужном направлении. Розоволосый не может даже выглядеть обиженным. Побитый вид возлюбленного играет в нечестную игру. Сукуна заслужил хотя бы маленького поцелуя за все потраченные нервы и понимает всё несправедливое отношение к себе. Но Мегуми видит, как в волчьих глазах таится детская обида, и тянется, тяжело вздыхая, к чужим губам. Не то, что хотел получить, но даже такое легкое прикосновение оплатило все страдания парня за весь этот вечер. Привкус алкоголя на губах только раззадоривает, Мегуми не может отделаться маленьким поцелуем — Сукуна решает настоять на продолжении банкета и вдоволь насладиться вкусом вина. Эту сладость на губах перебивает только легкое сопротивление жертвы, но хищнику это только в радость. Он углубляет поцелуй, терпит, когда его настойчиво бьют по лопаткам и только когда Мегуми становится на вкус как он сам, успокаивается. Сработало славно, Мегуми от такого напора успел пересчитать звездочки на потолке и каждым нервом прочувствовать то, как губы безжалостно лобызают. Рёмен высосал из него всю энергию, иначе не объяснить этот резкий приток слабости от этих губ. — Поцелуй сработал? — розоволосый ловит в глазах напротив яркие звездочки и принимает это за хороший знак. — М-м-м-м, нет, просто штаны резко давить начали. — Это даже лучше! — восторженный вскрик сопровождается звонкой пощечиной. Силы остались при хозяине. — Ай, можно было и без рукоприкладства. Мегуми кривит лицо в немом ответе, что значит — нет, нельзя было.       Цумики из ванны не торопится выходить, по-видимому, она взглянула на собственное отражение и приводит себя в порядок. Утахиме с мужем на кухне разбирают пакет с продуктами, пока перешептываются явно о чем-то важном. Женщина не может перестать сверлить два новых затылка за их диваном в гостиной, только маленькая шалость этих двоих заставляет её в смущении оторвать свой взор и переключить его на мужа. Сатору активность этих двоих не смущает, наоборот, заинтересовывает больше положенного. Лицезреть Мегуми целующегося с каким-то парнем картина не то чтобы редкая — слов не подобрать как дико это выглядит для опекуна. Парней вовсе не смущало чужое присутствие. Если Сукуне в целом было плевать на посторонний взор, то Мегуми только подрастерял бдительность во всей этой сумасшедшей обстановке. От лицезрения юных любовников Утахиме оттащила Сатору практически за шиворот. Больше никаких попыток активности не предпринимается, Сукуна спокойно продолжает бессмысленный пересчет в таком же бессмысленном ожидании чуда, а Мегуми увлекается вслед за ним и наблюдает за мелкой игрой пальцев. Кто бы мог подумать, но у Рёмена есть дурная привычка грызть заусенцы. Кровавые корочки на кончиках пальцев не сходят ни на день. Удивительнее и то, что Мегуми никогда не замечал подобной херни у парня. Более того сегодня — кровь даже не успела засохнуть и была грубо размазана по ногтю. Фушигуро не терпит и во второй раз перебивает счет Сукуны. На этот раз на восьмидесяти шестой. Одним движением вытирает алую каплю, что намеревалась скатиться в светлые ворсинки и заключает руку в свой плен. Чего пытается добиться этим действием — непонятно. Он проходится мазком по каждому ногтю, цепляется за острые заусенцы и только когда убедился в целости остальных пальцев, отпускает руку. Рёмен следом глядит на собственную кисть — дрожь унялась бесследно, а пальцы на деле выглядят не так плохо. Драматизм Фушигуро как-никак излишний, поводов для волнения нет. Что на самом деле должно волновать мозг брюнета так это его лицо, а точнее гематома на скуле. Уродливое пятно охотно играет блевотными красками и будто всё ближе тянется под глаз. Ни один консилер не скроет это уродство. Недели две понадобится, чтобы полностью избавиться от следа отцовского насилия, а пока это будет служить напоминанием Фушигуро о том, как же у него всё хуево. Друзья будут расспрашивать о неприятном, это даже не обсуждается. Но так не хочется. Не хочется нагонять мрака, заставляя друзей лишний раз беспокоиться о состоянии друга. Это самое ужасное — всю сознательность уверять всех вокруг, что всё отлично, а позже показать действительность, что вообще-то — нет, всё далеко не круто и вы просто послушно были водимы за нос. Друзья для него — часть спокойной и нормальной жизни, что полностью отрезана от всего того, что происходит сейчас. Единственной связью с этим является Цумики, что находится в одной лодке с Мегуми. Фушигуро не желает втягивать в эту черноту часть своей обыденности, поэтому для него эти увечья — грязное напоминание о том, что Фушигуро до конца не честен с теми, кем дорожит по ту сторону. Они не должны их увидеть. Им нельзя беспокоиться о нём. Всё уже решено и лишней нервотрепки ему не нужно. Рёмен в темных глазах наблюдает за тревогой. Фушигуро понемногу приходит в себя и вместе с этим приходят «славные» мысли. Ох, как бы было всё проще, будь он там в нужный момент! — Мне следовало приехать пораньше. — Шепот звучит как личный приговор для Мегуми. Не хватало того, чтобы Рёмен втянулся в его грязь с головой. Всё же розоволосый должен стоять подальше от всего этого. — Нет, не следовало. — Бесполезно размышлять над тем, чего не было и над тем, что не случилось бы. — Чтобы ты смог сделать? — Убить его. Мегуми только смеётся. Уверенный тон в шепоте звучит по-детски. — Многие пытались. — Я смогу. — Тон не сменился, но Сукуна смешным больше не кажется. — В следующий раз я приду, обещаю. Что бы изменилось тогда? Мегуми надумывает быстрый сценарий и считает — хуже уже точно не могло быть. Да, возможно тому следовало прийти пораньше. Может, старый пердун бы и правда откинул копыта, осчастливив на этом свете кучу людей. — Тогда не опаздывай.

* * *

      Столпотворение в квартире навело духоты и Рёмен четко её прочувствовал, когда вышел отдышаться на балкон. Сукуна не помнит, когда в последний раз ему так нравился ветер под кофтой, будто всегда он проклинал прохладную погоду и предпочитал укутывать в теплоте каждый миллиметр тела. Покалывающие порывы даже отрезвляли опьяневшую голову, так что розоволосый был не против остаться в компании такого собеседника, нашептывающего ему различные проказы людишек снизу. Ветер сам тот ещё проказник. Первый день в году был встречен в новой обстановке. Такой незнакомой и до жути правильной, что смущало. Смущал Годжо, приобнимающий во время тоста парней, Цумики с опухшими глазами и улыбкой до ушей, кривой из-за вина, но не менее искренней, Утахиме, что совсем не пила и только следила за тем, чтобы сильно не напивались гости, между прочим, плохо следила, Мегуми наклюкался быстро и выворачивал себя наизнанку под успокаивающие слова Иори в туалете. Он весь вечер выдавливал улыбку, не замечал в отражении огромного синяка на скуле и был до привычного остр на язык и суховат в тостах. Скользкий шепот прервался скрипом балконной двери. Годжо. Неудивительно встретить его на балконе собственной квартиры, но на душевные разговоры, которые обычно здесь и происходят, Сукуна не настроен. Хотелось, чтобы Сатору придерживался такого же мнения. Он весьма элегантно прикрыл дрожащую дверцу, хотя орудовать одной ногой довольно сложно. Руки его были заняты полными бокалами. Мужчина совсем не придерживался винного этикета и даже не пытался выглядеть приличнее в глазах названного парня своего сына. Это звучало паршиво даже в голове.       Он молча притягивает один из бокалов, резво, да так, что ни одна капля не проливается за края. Весьма искусная подача для такого обращения. К счастью Сукуны, Сатору не раскрывает рта после первого глотка и так же как он наслаждается свежестью за пределами белых стен. Молчание собеседника его ни капли не смущаеь. Косой взгляд к себе он умело игнорирует. Рот болел от натянутой улыбки и только в этой пятиминутной тишине Сатору позволил уголкам губ опуститься. Нет, он определенно рад такому вечеру, такой компании, даже несмотря на сложившиеся обстоятельства. Но давить улыбку всю жизнь — утомительное дело. Сукуне одаривать окружающих улыбкой не пришлось. Изредка он ухмылялся особенно глупым пожеланиям и вдоволь наслаждался смятением Мегуми, когда того заставляли говорить. Всё празднование Рёмен не скрывал своего напряжения, толики смущения в новой обстановке, и благодарил за каждый предложенный стакан и блюдо. Поодаль от него всегда сидел Мегуми, вечно заглядывающий в его тарелку, чтобы гость не оставался голодным — Рёмен вкусно поесть любит и от такой возможности не откажется никогда. Когда на пороге их квартиры появился Итадори старший, Сатору не поверил своим глазам. В голову не пришли мысли о крутых татуировках, что успел набить Юджи, или о грубом голосе, который сумел измениться за несколько недель с их последней встречи, нет. Годжо удивился тому, насколько похожего парня ему довелось встретить в этот вечер. — Так ты брат Юджи-куна? — Годжо был единственным, кто не усомнился в своём зрении и отличил Сукуну от Итадори. Стоило конечно задуматься о ненормальной схожести, только вот всё происходило так быстро, что времени попросту не хватило на размышления. — Да. Приятно познакомиться. — За этот вечер им впервые выпадает шанс нормально поприветствовать друг друга. Протянутую руку Годжо встряхивает вяло, но на хватку сил не жалеет, чтобы тот понимал — тому в радость новое знакомство. — Не знал, что у Юджи-куна есть брат. — Знакомая и проезженная по ушам шарманка вновь играет. Сукуна уже не сдерживает раздраженного смешка. — Мегуми тоже не знал. — Стоит вспомнить их первую встречу и мурашки по спине у обоих. Не самое лучшее, не самое романтичное или хотя бы приличное, но положенное начало дало свои плоды и Сукуна ещё ни разу не пожалел об этом. — Можно одолжение? С момента, когда в его жизни появился Мегуми, ему приходится всё чаще просить окружающих его людей, о том, что не хочется. — Не говорить Юджи-куну? Мегуми уже попросил. — Тут же отвечает, заприметив на лице немой вопрос. — Конечно, нет проблем. Чужие семьи — не мое дело. Сукуна хочет смешно, по его мнению, пошутить о чужих семьях и длинном носе Сатору, но благоразумие дергает за уши и парень слишком задорно выпаливает благодарность. Сатору под стать поднимает бокал, чокается с воздухом. Рёмен игнорирует странный жест и сам отпивает следом.       Мегуми из ванной практически вылетает, но благо Иори всегда на подхвате и не позволяет случиться роковой встрече фушигуровского лба и пола. Парень тяжелый, поэтому на подмогу с балкона бежит Сукуна, ловит качающееся тело как раз вовремя. Ноги юношу редко подводят, но появившийся порог решает исправить это. Бутылка вина была лишней для утомленного организма юноши. После встречи с унитазом и мир вокруг стал четче и отголоски разума начали пробиваться в корочку. Пол из-под ног окончательно перестал плыть, хоть дымка и проскальзывала. — У меня было для тебя кое-что, в кармане, если не выпали. — Фушигуро намекает на куртку, показывая в холл квартиры. Сукуна послушно идет по указанному пути за Мегуми, выставив вперед руки — кто знает, когда ему захочется встретиться с полом. Но Фушигуро проходит путь стойко, запнувшись лишь о косяк, с курткой проблем возникает и то больше. Пальцы не слушаются, ткань в руках путается, сливается и Мегуми долго не может сосредоточиться и найти злостный карман. Удаётся это сделать лишь из-за припрятанного предмета, который и должен найтись. — Подарочек? В маленькой коробочке серебристого цвета, наспех перевязанной сверкающей лентой, были серьги. Гвоздики. Сукуна совсем тюфяк в ювелирных делах, да и вообще всего что касается подарков, поэтому не понимает, что они сделаны из платины. Они меньше подарка Ураюме. Аккуратнее. И играют на свету куда приятнее. На них выгравированы его инициалы, еле заметные на таком подарке, но у Сукуны глаз наметан на мелкие детали и он замечает с глупой ухмылкой свое имя. «SR» — Уши проколоты, но ты ничего не носишь — почему? — Мегуми пальцами переминает мочку и только замечает один нюанс — в ушах розоволосого уже красуется украшение. — А это чьи? — будто не верит и ощупывает вещицу. Помнит, что Сукуна ничего не носит, но сейчас себе не верит и уже беспокоится. — Подарила одна девушка с работы. — Дорогие, — белое золото с камнями. Совсем недурно и даже со вкусом, оттого под ложечкой сосет сильнее, — подруга? — Просто сохнет по мне. — Мегуми начинает припоминать рассказ Рёмена о девице на работе, что не может оторвать от него взгляда без веской причины. — И ты принял его? — в голосе холодок, но Сукуна не тупой и улавливает нотки ревности. — А не должен был? — розоволосый играет саму беспечность и невинность, искренне не понимает тучности парня. — Не должен был. — Почему это? — Моё существование для тебя недостаточная причина? — как в слащавых дорамах, Сукуна не может поверить своим ушам, он приподнимает голову, навострив уши. — Ревнуешь?! — парень не сдерживается и дразнит, не держит улыбки и показывает свои клыки в блаженстве перед маленькими проказами. — Сними их. — Мегуми цепляется за подставленное Сукуной ухо, умудряется подцепить ногтями само украшение и отдернуть его, в попытке с силой выдрать. Рёмен охает от тягучей боли, отцепляет проворные пальцы и снимает мелкие вещицы с мочек. Мегуми с ненормальным прищуром рассматривает украшение и втягивает щеки со странным чувством тревоги. — Нравятся? — Мегуми они нравятся. Камни придают ненужной вульгарности, но в целом вещица носибельна. Мегуми совсем не хочет верить в то, что чувствует. В эту злобу на девчонку с кофейни, что не думает об отступлении. Настойчиво гнёт свою линию и не перестает беспокоить Сукуну. Она знает — розоволосый занят. Рёмен влюблен по самые уши, он видит только Мегуми и только ему готов отдать всего себя. Но она упирается. Пытается, прикрываясь тупыми отговорками. Фушигуро бесит эта белобрысая провора. — Выглядят неплохо, но совсем не в моем вкусе. — Он бы оставил их пылиться в коробке, но дороговизна подарка подкупила сознание. Сейчас, Рёмен может пожалеть об этом решении. — Твои нравятся больше. Мегуми смотрит пристально на ухмыляющуюся физиономию и точно не может понять лжет тот или нет. Сукуна шлет ему поцелуи и сжимает серебряную коробочку в тисках — не отдаст вспыльчивому Мегуми ни в коем случае. Подкупленный воздушными поцелуями он не достает парня с расспросами, молча направляется в зал, к Сатору и Цумики, весело распивавших десятикратный по счету бокал. Запасы алкоголя в этом доме поражают воображение розоволосого. Он вместе с Мегуми обходит веселую парочку и проходит на балкон. Сукуна прикрывает дверцу, вновь встретившись со старым приятелем ветром. Встреча никакого удовольствия не приносит, трудно поверить, что несколько мгновений назад он мог проторчать на этом балконе больше десяти минут — порыв воздуха был уже не столько играющим, сколько бушующим. Мегуми поднявшийся ветер не смущает. Он рассматривает мелкие вещицы в руках, играет ими на городском свету и в раздумьях не может перестать прикусывать щеку. Маленькая шалость сорвалась с цепи, привела парня сюда и теперь нашептывала нехорошие идеи, которые явно не понравятся Мегуми, когда алкоголь попробует отступить. Как жаль, что сейчас это мало его волнует. — Если не нравятся, значит не жалко. Камни перед глазами сверкают в последний раз. Капельки одна за другой летят с двадцать пятого этажа вниз и дня не пробыв у Сукуны. — Вот просто взял и выбросил?! — парень глазам не верит, протирает горящие от усталости глазницы, но от подарка и след простыл: на руках Мегуми собираются лишь снежинки, а сам он халатно провожает в долгое падение чужой подарок, как мусор. Бесполезно пытаться высмотреть их блеск через балконную перилу, но Рёмен бросает взгляд вниз и лишь остается убежденным в этой мысли. Сукуне остаётся только опустить руки в бессилии и сдержать собственный оскал. — А ты реально зол. — Приходится прикрывать лицо рукой, правда, не помогает — прищур глаз выдает ехидство. — Надевай мои. — Мегуми дышит декабрьским морозом, оттого приказной тон звучит сухо. — Слушаюсь. — Парень с прирожденной ловкостью справляется с коробкой, подцепляет одну сережку за другой и с аккуратностью продевает их в уши, под мутный взгляд Фушигуро. — Что-нибудь ещё? — Да. Подойди. — Подманивает ближе к себе, готовый вот-вот что-нибудь откусить. Если бы Сукуна успел заметить эту лисью улыбку, обомлел тут же. — Во внутреннем кармане куртки у меня завалялось пару презервативов. Мегуми шепчет слишком тихо даже для шепота, жаль только, что у Сукуны всё в порядке со слухом и эти слова он расслышал вполне отчетливо. Наглость в тоне Фушигуро также не проскочила мимо. — Повтори-ка? — Я говорю, в моей комнате ахуенная шумоизоляция и можно шуметь сколько душе угодно. — На этот раз говорит полушепотом и нарочито игриво подцепляет пальцами подаренную сережку. Сукуна впервые слышит эту хрипотцу, скользящую через хитрую улыбку. — Но здесь твоя сестра и вроде как отец. — Он ставит в воздухе кавычки, его глаза полны удивления и эта точно та картина, которую хотел лицезреть Фушигуро. — Ладно, пойду в свою комнату. — Мегуми прекрасный актер, а ещё умеет держать лицо, поэтому состроить свое привычное выражение ему не составляет труда даже после бутылки вина и нервного вечера. — У меня есть отдельный душ. Пятнадцать минут и я готов. Голос держать он способен также прекрасно, как и лицо. Сукуне это не помеха. Он на интуитивном уровне замечает чужое издевательство и пребывает в самом большом смятении за последние пару лет. — Да ты, блять, издеваешься. — Незамеченная Рёменом короткая улыбка вырывается на пару секунд. — Ты сейчас мне намекаешь, да? — Нет, я говорю что пойду в душ… У него мастерски получается строить такое лицо. Привычное хмурое лицо от услышанной ерунды, когда не понимаешь человек идиот или просто притворяется. — Ладно, иди. — Да, розоволосый идиот. Мегуми улыбается точно умоляет себя этого не делать. Поджимает губы и напрягает скулы — израненная о себе дает знать тягучим жжением. Сукуна чувствует себя облапошенным, пытается рассмотреть за балконом любой намёк на украшение, чтобы как-то отвлечь себя от ненужных смущающих мыслей. Рёмен переминает гвоздики в мочках, представляет у себя их на ушах, так как не удосужился даже полюбоваться ими вдоволь. Одно знает на все сто — этот подарок самый ценный из всех, что были в его жизни. Ценнее всех хомячков и приставок, о которых тот даже не вспоминает. Тихое любование прерывает Мегуми, который, вроде как, должен уже выйти с балкона, позвать Сукуну или подать хоть какие-то признаки своего присутствия. И он подаёт. Не так, как ожидалось, но подаёт жарким шепотом в ухо: — Пойду в душ и подрочу себе, ведь дурачок Рёмен совсем не хочет мне помогать. И да, он исчезает. Отпрыгивает от Рёмена рысцой, захлопывая за собой балкон. Он не спешит, спокойно проходит мимо воркующей парочки и сворачивает к себе в комнату. Чёрт. — Я блять так и знал! Настолько неприлично громко, что Цумики с Сатору оборачиваются к балкону.

* * *

      Фушигуро завернут в одеяло, так как его хандрит после душа. Он встречает в дверях комнаты Сукуну своей гадской ухмылкой. Тот нервничает, смотрит исподлобья, до конца не веря играм на балконе. Мегуми примерный мальчик, пока в голову не ударит пару капель спиртного. Мегуми примерный мальчик, но иногда его чертики не поддаются контролю, и он творит лютые гадости. Сейчас перед ним на кровати сидит истинный чертёнок. И этот чертёнок чистенький, потому что проторчал в душе не меньше получаса. Он готовенький, сидит на расправленной кровати под одеялом, как минимум, без верхней одежды. И, боже его дери, он пахнет маслом, вся ебучая комната провоняла приторным запахом камелии. Сукуна жалеет, что когда-то заикнулся об этом цветке. — Ты же понимаешь, что тебе может стать хуже? Мегуми хорош во многих делах, и синяк на лице игнорирует он профессионально. Здравым смыслом Фушигуро обладает, сейчас только к нему он почему-то не прислушивается. В глазах читается сознание и полное понимание ситуации, но Сукуна все равно не может понять Мегуми. — Меня головой о бетон не прикладывали. — Мегуми стреляет взглядом наверх, чтобы точно припомнить, а не было ли такого на самом деле. — Заточками не дырявили. — Рёмен ядовито прыскает. — Это обычный синяк, на обычном лице. Он не сделает хуже. — Сделает, я знаю. Мегуми и не слышит вовсе. Закатывает к потолку глаза, покрасневшие белки видно с расстояния вытянутой руки. Ненормально. Какой раз Сукуна понимает, что такое состояние нормальным не назовёшь, но Мегуми отпирается. Сумасшедший день, не иначе. — Но я уже помылся. — Опять эта лисья улыбка. Сукуна повторяет себе: он готовенький. Игривый и до конца не осознающий свое состояние из-за алкоголя. Но до скрежета зубов самоуверенный, что хочется ненароком стереть эту уверенность с лица, доказать брюнету обратное. Поступить так, означает пойти на поводу капризам этой бледной задницы. Сукуна ничего зазорного в этом в упор не видит. — Надеюсь ты в этой херне не купался, потому что на вкус это не самая приятная вещь. В комнате к тому же душно. Эта камелия пробивается сквозь плотную ткань толстовки, Сукуна чувствует как она собирается на коже неприятной испариной. — Купался. — Мегуми высвобождает из тёплого плена руку, вертит кистью перед хмурый лицом. Рука невероятно блестит в тусклой комнате. — Что будешь делать? — Недовольно слизывать. Мегуми на этот ответ может только пригласить к столу. На который охотно накидываются. У Фушигуро в груди стреляет, когда его роняют на горизонтальную поверхность. Он шумно выдыхает, сталкивается носом с чужим и следом его губы — с чужими. Рёмен языком чувствует на губах брюнета этот горький вкус масла. В контрасте с запахом просто отвратно, но сквозь него пробивается вкус самого Мегуми, до одури сладкий и без этих непонятных хуевинок. Чтобы избавиться от вкуса цветка тому понадобилось пару мазков и немного грубости. Рёмен чересчур напорист. Его мало что может остановить во время процесса, если только Мегуми не даст понять, что пора сбавить обороты и вообще он слишком уж разошелся ведь энергией Рёмен таким образом не делится, а Мегуми в нужном количестве её не вырабатывает. Мегуми не хватает сил на весь чертов процесс, а Сукуна, оснащенный знаменитой выносливостью семьи Итадори, выжимает все соки. Целует так, чтобы кислорода просто не осталось, кусается до багровых отметин, вылизывает, пока полностью не слижет с тела Фушигуро отвратный вкус растения. Рёмен не груб в процессе и нетерпеливостью это не назовешь, но то как он любит дразнить и наслаждаться каждой секундой — невыносимо для жадного Мегуми, которому нужно всё здесь и сейчас. Мегуми нравятся короткие поцелуи, он не любит этих острых клыков, которые при любом удобном случае вгрызаются в его шею. И черт возьми, он теперь ненавидит эти томные прелюдии. Сукуна оставляет следы буквально везде, где только способен, куда дотягивается и куда ему не мешают залезть длиннющие ручонки брюнета. Мегуми всю эту липкую суматоху сопровождает тяжелыми вздохами и редкими стонами. Закрывает себе рот рукой особенно плотно, стоит острому языку нарисовать мокрую дорожку от пупка до ключиц. Длинный мазок сбивает дыхание, а Сукуна продолжает пробиваться сквозь руки, прикрывающих грудь. Перехватывает кисти, прижимает к простыне возле мокрых волос и вдыхает стянутую на груди кожу. Запах цветов сильный, раздражает ноздри и жирным следом остается на кончике носа. Он определенно играет с рецепторами в свою игру, но это не то. Рёмен цепляет зубами кожу на ключицах, оттягивает с особым желанием выдрать этот кусок человеческой ткани. Неприятно. Кожа жжётся под чужими зубами и даже язык, зализывающий укус не помогает. До ненормального кусачий, спускается по своей дорожке и оставляет после себя больше следов, отдаленно напоминающих уродливую гематому на скуле брюнета. И если тот след был оставлен с ненавистью, то эти — с вожделением. Мегуми холодный после душа. Рёмен не должен гореть как печь. Но он горит, Мегуми дрожит от холодных мурашек вдоль позвонков и это действует сигналом для очередных действий. Чёрная толстовка летит под кровать. Мегуми в след за ней помогает парню избавиться от майки. Сукуна укутался в вещи как некстати, избыток одежды сейчас им обоим не нужен. Губы у Сукуны тонкие. Обкусанные острыми клыками и очень сухие. Сукуна дурачок и не следит за ними, даже лишний раз не пройдется языком, чтобы смочить потрескавшуюся кожу, и это в парне вымораживает. Ободранные губы, обкусанные пальцы, порванное ухо, свежая дыра в бедре и полное отсутствие жалости к себе. Ходячая катастрофа, которая умудряется упрекать Фушигуро за синяки и включает опеку ни к месту. Эти губы, что недовольно бурчат что-то под нос, что проходятся легким касанием по синяку на лице, сейчас немного припухли. Налились сочным соком, так и блестят на глазах, манят распробовать их на вкус. Мегуми тянет Рёмена за шею. Тот льнет и хмурится — Фушигуро долго гладит его по скуле и не может оторвать взгляда от приоткрытых губ. Мегуми давит на нижнюю губу. Подушечками собирает влагу, цепляется за ободранную кожицу и приоткрывает рот шире. Проходится по кромке зубов, невероятно острые, точно не человеческие, и рот ненормально горяч. Фушигуро не держит себя в руках, большим пальцем проходится по верхнему ряду, цепляет мощные клыки и дивится такому виду, будто заглядывает в пасть дикого зверя. Но этот зверь ловит буйную руку, расцеловывает тыльную сторону ладони смиренным, домашним питомцем. Он ластится, выцеловывает каждый палец своего хозяина и шепчет, не отлипая губами от руки: — Далеко не зайдем, даже не думай об этом, это во-первых. Опять об этом синяке. Фушигуро уже сам забыл об его существовании, а Рёмен никак из головы его выкинуть не может и это понятно — в отличие от Мегуми, тот его лицо вполне видит. — А во-вторых ты дашь знать, если станет хуже, ясно? Сукуна приподнимается, смотрит тому теперь ровно в глаза и сжимает руку в собственной, точно сейчас они клянутся друг другу, пусть и зачинщик этой клятвы является розоволосый. — А давай ты- — Ты, блять, уяснил? — Мегуми с таким тоном уже встречался. Ужасный приказной тон, от которого хочется делать все наоборот. — Или контуженному разъяснить все во второй раз? — контуженный в повторном замечании вовсе не нуждается. Фушигуро цокает на приобретенную головную боль, до непозволительного ласковую и избалованную. — Лучше заткнись, ненавижу это в тебе. Рёмена тянут обратно к губам, он шепчет что-то о мгновенном повелении, наседает над бледным телом. Ох, как же Фушигуро завидует. С чистым восторгом тянется к чужому оголенному телу, ощупывает татуировки на торсе. Будь он чуточку трезвее, постеснялся бы задержать на этом теле взгляд. Алкоголь знает как действовать на организм брюнета. Сукуна посмеивается от щекочущих поглаживаний, зарывается носом в мокрую шевелюру, а руки брюнета насовсем потеряли контроль — проходятся по телу с особым желанием, оцарапывают татуировки, хотят поддеть кожу и снять с тела эти рисунки. Мегуми так слаб перед ними, что Рёмен согласен ходить полуголым, если это единственный способ задержать на себе его взгляд.       О том, чтобы довольствоваться собственным телом и речи не шло. Любоваться нагим отражением даже и в мыслях не было. Взгляд на зеркало во время душа парень расценивал как величайший грех всей своей жизни, после которого не отмыться ни одной святой водой и не очиститься ни в одном храме. С переходом черты под названием пубертат, на отражение глядеть стало легче, но тело перед глазами не вызывало восхищения. Сухое телосложение, ни грамма лишнего жира в натянутых мышцах, широкие, острые плечи в контрасте с узкой талией и бедрами. Странную картину дополняла бледная кожа, не обладающая аристократичностью как у Сатору или мертвенно-бледным шармом как у Камо-сэнпая. Обычное тело обычного парня. Но Сукуна. Он никогда не затыкается во время секса и были бы разговоры о том, как ему хорошо, но нет. Уши вянут от количества лестных слов, от преклонений Мегуми, и он порой рад заткнуть болтуна лишним поцелуем. У Мегуми обычные ключицы, но Рёмен словно впервые видит эту деталь у человека и не может оставить её без внимания каждый раз. У Мегуми узкие бедра, по внутренней части которой пробегают растяжки, и Сукуна просто оторваться от них не может. Так пристально изучает, поглаживает, ведь у самого тело идеально и даже новенький шрам на бедре не испортит эту картину. Мегуми совсем не худощав, но стоит прогнуться и Сукуна способен одними губами сосчитать его ребра. Каждое очертание этого тела сводит его с ума, каждый изгиб доводит до исступления и каждый изъян, как любит выражаться Мегуми, приносит взору Сукуны эстетическое удовольствие от которого уже можно кончать, если быть честным. Но Рёмен держит в тисках самообладание и стоически выдерживает. Фушигуро тоже терпит. Он оцарапывает смуглую кожу, проскальзывает взглядом по каждой красной дорожке и чуть ли не охает от удовольствия. Его следы протягиваются вдоль татуировок, разве что не уходят под кромку трусов и не красуются на лице. — Почему бы тебе не набить татуировки? — Сукуна липнет все плотнее, устраивает чужие руки у себя на плечах, занимая их очередными татуировками. — Так страстно их изучаешь. — Есть разница между тем, чтобы изучать рисунки на чужом теле и своем. — Мегуми плывет по линии челюсти, щелкая по острому подбородку. — И какова же разница? — Сукуна ловит шаловливый палец зубами. Движение не резкое, слабое, но острые зубы нежности не знают, поэтому смыкаются вокруг фаланги больно. — На своем не так обворожительно. — Фушигуро шипит и вырывает палец с чужой пасти. Он думает, что никогда бы не привык к чернильной грязи под своей кожей точно также как и привычку Рёмена кусаться. — Я бы даже сказал скучно. Мегуми скользит по плечам. Он не видит линий, но чувствует их кончиками пальцев. На ощупь спускается к пояснице и замирает, когда пальцы встречают преграду в виде краев ткани. — Сними их, там ничего не кусается. — Не кусается, но издевка только прибавляет неуверенности. — Ты всегда так говоришь и знаешь что? Ты нагло врешь. — В этот раз не вру, — розоволосый дует губки, оскорбленный чужим упреком, — проверь. Фушигуро не будет самим собой, если не пойдет на наглую провокацию. Это же Сукуна. Стоит отдать должное, розоволосый резво помог парню избавить его от ненужной детали в постели. У Рёмена со снятием штанов всё обходится куда легче, чем у Мегуми, который свои снимает, запутавшись в одной пуговице.       Рёмену не в первой раздеваться перед Мегуми. Он не из тех робких людей, что стесняются открытой наготы, но стыдный румянец Фушигуро его умиляет. Брюнет оставляет свои попытки разглядеть нижнюю часть тела, уводит взгляд с торса на лицо и так крепко держит на нем глаза, что Рёмен поддаётся тяжести взгляда, вжимается всем телом. Мегуми прожигает взглядом, напряженно пытается свести ноги и дрожит от поглаживаний по оголенному тазу. Он жует свои чертовы губы и дышит через раз полной грудью, пока жилистые руки не могут оторваться от бедер брюнета, а губы расцеловывать грудь. Фушигуро не двигается лишний раз, перебирает между пальцами помявшуюся простынь, а Рёмен спускается всё ниже по животу колючими поцелуями, оставляет после себя ужасную сухость. Его губы в трещинах от мороза, шероховатая кожица царапает возле пупка, Мегуми убегает от подобного, втягивает живот, выгибается — Сукуне только в радость. Он ловит бедра, приподнимает и полностью утыкается в пах, брюнету видна только розовая макушка отчего становится только хуже. Чувствовать поцелуи на внутренней стороне бедра — смущающе. Вздыхать от чужой хватки на своих ягодицах — смущающе. И ещё ужаснее скрывать стоны от чужого рта на члене. Рёмен облизывает головку через ткань трусов — Мегуми сгибается пополам. Его руки уже вцепились в розовую шевелюру, ноги сомкнулись на висках и Рёмен хохочет и просит отпустить его из соблазнительного плена. Он расцеловывает внутреннюю сторону бедра, бегает по растяжкам и пытается расслабить брюнета. Нельзя же каждый раз брать на удушающий, когда Сукуна пытается отсосать. Но успокоить совсем не получается — Мегуми только ослабляет хват на волосах, не расцепляя ног. Рёмен с таким сталкивается не в первый раз. В первый раз удар коленом был больнее. Первый минет и не считался вовсе первым, ибо после удара у Сукуны разболелась голова и на продолжение банкета не хватило ни сил, ни смелости. Зато последующие попытки увенчались большим успехом и очередное сопротивление теперь встречается ехидством и с накопленным опытом. — У меня скоро сотрясение будет. — Даже головы от паха не поднимает, сжимает бедра и раздвигает ноги от своей макушки. — Ты слишком неожиданно это делаешь. — Мегуми заглядывает вниз, чтобы убедиться — трусы ещё на нём или же парень успел их сожрать. Пока на нём. Поддеты длинными пальцами, но на нём. — Мне сосать медленнее? Сукуна облизывается. Острый кончик показывается всего на несколько мгновений, но Мегуми жует губы и косит взгляд в сторону. Язык Сукуны вообще на многое способен. Вот сейчас он изощрённо лезет под кромку трусов. Его клыки цепляют ткань боксеров и тянут вниз. Туго стягиваются из-за возбужденного члена, но Сукуна в этом деле спец и признаваться в этом не стыдится. Пару резвых движений — трусы спущены до бедер, подключаются руки — белье уже висит на щиколотке, а Сукуна глотает слюни при виде полной обнаженной картины, как ебучая собака Павлова. Скалится пунцовому виду Мегуми. Его брови изогнуты в смущенном недовольстве, кажется алкоголь выветрился из этой тучной башки. Смелость подрастерялась окончательно, Мегуми зарывается в собственные локти, пока Рёмен спускается. Слишком медленно. Медленномедленномедленно. Мегуми чувствует дежавю. Нельзя каждый раз так выгибаться от ожидаемого минета. Он ведет себя слишком невинно. Только Сукуна совсем не против, наоборот — будто этого и жаждет. Этих горящих ушей за волосами, эту юношескую скованность, ноги что вечно сходятся у него на затылке и бьют по вискам коленами, и руки, что отдергивают за волосы, когда брюнету становится слишком хорошо. Больно и порой достает, но у Мегуми краснеет шея и подрагивают пальцы, что однозначно стоит пару розовых клочков. Он вжимается в кровать в попытке отделаться от ласки и делает хуже — дразнит Рёмена. Ободранные губы резко становятся влажными. Острый язык проходится по всей длине, слизывает всё, что вытекает. Эта горечь не сравнится со сладкой кожей Мегуми, но желание перестать это делать не пропадает, хотя бы потому что Мегуми охает от каждого мазка и чуть ли не подпрыгивает с кровати. Он дует на головку, чем заслуживает очередной удар коленом в висок. Слабовато. Послушно берет в рот, когда Мегуми просит не томить с этим облизыванием. Заглатывает так глубоко, насколько удается, насколько позволяет ему непроработанный до идеала рвотный рефлекс. Плавно двигает головой, следует собственному тягучему ритму и набирает побольше воздуха через нос, ведь скоро Мегуми перестанет терпеть и сам начнёт нетерпеливо толкаться в горячий рот, что, конечно же, только приветствуется. Фушигуро не перестаёт метаться по кровати. Норовится отодвинуться от тягучего ощущения внизу живота, там где царапает кожу Сукуна, где он поднимается ласками к торсу, оглаживает, щекочет нервишки, а сам не перестаёт активно отсасывать, так жадно, что Мегуми страшно — страшно за этот странный голод Сукуны, страшно, будто тот может просто полакомиться его кусочком. Рёмен не держит в себе абсолютно ничего: изо рта умудряются пробиваться до ужаса вульгарные причмокивания, вздохи и стоны, будто сам процесс больше кайфа приносит именно ему. Слюна, а может и не она, протягивается от уголка по подбородку, тянется к белоснежной чистой простыне. Он пачкает свое лицо, руки, кровать. Во рту, должно быть, собран весь страшный сон четырнадцатилетнего Мегуми, и сам он вытворяет этим ртом настолько ужасные вещи, что двадцатичетырёхлетний Мегуми уже поджимает пальцы и выгибается, чувствуя приход скорого оргазма. Он натягивает головку на щеку — ещё один удар, на этот раз пяткой по лопатке, что-то новое. Играется языком с уздечкой и ощущает напряженное бедро под ладонью. Стоит поднять глаза и он встречается с Мегуми. У того на голове полный беспорядок, лицо покрыто пунцовыми пятнами и если бы не уродливая гематома, этот вид принес бы куда больше наслаждения. А вот вид Сукуны с членом во рту весьма удовлетворяет взор брюнета. Его тупой оскал, его язык во рту, чертовски мягкий, его рот, о господи, пиздецки душный. Мегуми перебирает маты в голове, пока Рёмен продолжает сосать. Он молится богу, Рёмен заглатывает глубже, расслабляясь. Мегуми уже забывает, что делал пару мгновений назад, он толкается в тугую глотку инстинктивно. Сукуна польщен желанием Фушигуро, но руки на затылке давят чересчур напористо, насаживаться уже некуда и что важнее — больно. Розоволосого чуть ли не выворачивает, благо Мегуми держит себя в руках, старается держать себя в руках. Горло болит, внутри всё чешется и Мегуми шепчет извинения, но раскаяние даже не проскальзывает в уплывшем голосе.       Сукуна жалкие попытки извинений принимает и ищет спрятавшиеся руки. Те вернулись к груди и теперь нащупывали бешенное сердцебиение. Рёмену руки на своих волосах нравятся, он тянет их на законное место и Мегуми на сей раз не сопротивляется. Пальцы цепляются за розовые пряди моментально, сие действие как спусковой крючок. Сукуна вновь опускается к члену, обжигает пах своим дыханием и не медлит. Тут же заглатывает, всасывая щеки. Опять эта какофония звуков из пошлых причмокиваний и вздохов. Сукуна ногтями цепляется за бедра, помогает им подстроиться под тихий ритм, пока Мегуми над головой жуёт губы и не может сдержать стоны. Не хватало добавлять в эту сумасшедшую смесь новых звуков, от которых у брюнета уже голова кругом. Рёмен вместе с горькой смазкой вылизывает все силы. Мегуми уже не чувствует конечностей на смуглых плечах, только иногда по телу проходится волна, от которой ноги подкашиваются. Розоволосый страстен и неаккуратен. Проходится по уздечке зубами, отчего сразу понятно, что не такой уж и умелый он в оральных делах, но у Мегуми подобное впервые и для него все действия Сукуны, как чёртов аттракцион. В его глазах тот искусный любовник со своеобразным характером и идеальным языком, компенсирующим его поганость.       Но стоит подметить, что его нежность сводит с ума получше языка. Ничего так не возбуждает, как само желание Сукуны владеть телом брюнета полностью. Это желание плещется в кровавых глазах и выливается в мокрых поцелуях. Внизу живота тянется только от его поцелуев. Внизу живота натянуто колет, когда Рёмен причмокивает, насаживается на член все глубже, стонет так, что вибрация от глотки приходится по всей длине. В такое исступление может вводить только он. Тот, кто с озабоченным усердием пытается довести до изнеможения и заводит разум Фушигуро получше любого порно. Одни только забитые кисти возле его кожи играют с фантазией плохие шутки. И это блядское лицо. Это ебаное лицо полное наслаждения, стоит Мегуми как-то недовольно пискнуть. Этот животный оскал вызывает дрожь в ногах. Эти руки на бёдрах, между бёдрами, на члене вызывают диссонанс эмоций. Мегуми перебирает волосы между пальцами. Ногтями царапает кожу головы, сжимает коленями макушку между ног и готовится вот-вот кончить от языка, играющегося с головкой и душного рта с острыми зубами, поддевающие край плоти, бьющие получше любого разряда тока. У Мегуми трещит копчик, когда он выгибается, толкается в жар Сукуны. Розовая макушка плохо пытается отстраниться — скрещенные ноги на плечах не дают и двинуться. Приходится быть чуточку грубее, чтобы избежать оргазма. Он грубо переворачивает того на живот, так резко, что брюнет выпадает на добротные десять секунд из реальности и обратно в процесс его возвращает болючий укус и скорый засос между лопатками. Расклад не нравится тут же — момент оргазма бесцеремонно прерван и ни одно оправдание здесь не сработает. Сукуна обкусывает напряжённые лопатки и лезет руками под бедра. У него в трусах мокро, он трется членом о тощее бедро чем заслуживает неожиданный вздох. Не поощрение за свои старания, но Мегуми по-глупому застыл, плотнее прижавшись задом, мол вот, я готов. А Сукуна совсем не готов. Он бездумно трётся о промежность и ругается на трусы, хотя снимать их не торопится от слова совсем. Его руки легко гуляют по бедрам, плывут к тазу и поднимаются по талии к животу. Парень целует в самый загривок, жмется грудью к лопаткам, у Мегуми те маняще выпирают, между ними хочется оставить больше своих следов. Руки проходят совсем рядом с членом и брюнет прогибается, уходит от них, не готовый к новым ласкам. Но Сукуне плевать. Попытки отделаться от него не увенчались успехом ни разу. Он жмется только теснее, не терпит и проходится членом по ягодице, действие вызывает табун ебучих мурашек и распаляет жар под животом. Он гладит у самого основания и Мегуми прикусывает губы. Ладонью проходится по всей длине, размазывает смазку по головке и Фушигуро бьётся затылком об его плечо. Брюнет до прелестного чувствителен и честен. Он способен солгать, отмолчавшись или сказав, что все отлично. Но его тело не способно соврать и прекрасно реагирует на любое непонравившееся действие. И наоборот. Коленки бегут и не хотят держать брюнета. Ещё один сигнал от честного тела Фушигуро. Они отказываются поддерживать тело, подкашиваются так, что парень падает к кровати и выбивается из чувств. Ровно в этот момент руки Сукуны перестают быть нежными. Они сильно сжимаются на талии и грубо водят по всей длине. Мегуми успокаивает голову мыслями, что это необходимая мера. Проводимая мера, совершаемая во благо оргазма брюнета, точнее, для его скорого прихода. Сукуна трется о него, хочет кончить сам, хочет чертовой ответной ласки, но Фушигуро так хорошо, что он не может и руки протянуть. Бездарный эгоист. Рёмен не придерживается ритма, сжимает член у основания, ловит чужие стоны и тут же вызывает новые, когда проходится ногтями по плоти. Вызывает мелкую дрожь в уставших коленках, надавливая на сочащуюся головку. Пиздецки мокро, скоро Мегуми кончит, он прогибается в пояснице, трется промежностью о пах Рёмена. Имитирует слабые толчки и цепляется за руку — просит ещё быстрее. Ещё грубее. Он точно будет выжат как лимон, а переутомление не входило в ничьи планы на сегодняшнее утро.       Мегуми неудобно льнет грудью к кровати, голова словно наливается железом и тянет на горизонтальную поверхность, пока внизу живота всё скручивается в ебаные узлы, да такие, что развязать возможно если только ножом пройтись и все там разодрать. К этому всё и ведет. Рёмен поднимает уплывшее тело за грудки, прижимает сухое тело к стенке кровати, а тот цепляется ногтями в обои, как недавно цеплялся за смуглую кожу — с намерением содрать. — Не бегай от меня. — В шепоте проскальзывает угроза. Мегуми вертится от колючих поцелуев и надрачивающей руки. — Заткнись. Перед глазами всё кругом, собственная голова тяжелеет с каждым движением руки на его члене, Мегуми слегка бьется лбом об стену, пытается растрясти загустевшее серое вещество, что так давит на черепную коробку, будто под давлением хочет выплеснуться из всех дыр. Мозг вот-вот вытечет из ушей и носа. Рёмен шепчет в висок: — Поцелуй меня. Только не этот волчий скулеж. В самый висок, опаляет жарким дыханием и целует, выпрашивает. — З-заткнись, твою мать, заткнись. — Слова путаются на языке. Сложно вымолвить слово, когда через раз вырываются только стоны. — Поцелуй меня, пожалуйста. Уши горят от шепота. От нежности в хрипотце и толики мольбы. Мегуми поддаётся, целует, ногтями вцепившись в загривок. Страстно. Совсем не нежно, не по фушигуровски. Это раззадоривает розоволосую персону.       Рёмен царапает внутреннюю сторону бедра, проходится поперек растяжек, точно хочет оставить там свою собственную дорожку. Движение рук должно приносить удовольствие. Приносит только сладкую боль. Рука дрочит просто невыносимо, Мегуми быть таким резким боится, а Рёмен точно знал об этом и показывает тому, как щепотка грубости может скрасить обыденную дрочку. Руки теперь полностью заняты его членом. Сукуна давит ладонью на головку, ведет по члену туго и грубо, создаёт этими руками такую узость, что даже стенка не помогает от подкосившихся ног. Рёмен присасывается к шее, лижет за ухом и шепчет что-то страстное. Сжимает член, играется. Мегуми готов кончить, но Сукуна будто чувствует и сбавляет обороты, отгоняет оргазм и слушает недовольное мычание брюнета. Тот пространствует. Летает где-то между реальностью и блаженством и считает бензиновые разводы под веками. Если сосредоточить на них внимание боль в яйцах не такая тягучая. Руки Рёмена не так сильно бесят своими играми и сам парень над ухом даже приносит удовольствие. Недолго. Весь жар с низа живота перетекает в член. Сукуна издевается над ним, несмотря на то, что мгновение назад обещал себе быть с ним благосклоннее. Любые издевательства брюнет урезает на корню. Убегает, хоть дозволения на это он не получал. Ласкает себя сам под ошарашенный взгляд Сукуны. Мегуми не терпеливый и ждать снисхождения он не намерен. Встревает между рукой розоволосого и пытается также резко двигаться по члену. Фушигуро терпеть не может эту негу. Это ебучую сладкую боль в яйцах от бурного оргазма. Он поскорее хочет от неё избавиться. И Сукуна как всегда вовремя ускоряет процесс. Протягивает руку помощи, показывает парню как правильно нужно себя ублажать. Играется с нервишками, кусается непозволительно резко и кайфует от вида. Наслаждается и проворно трется о худую задницу, чтобы как-то утолить свою жажду. Парня хочется только сильнее искусать, подразнить и продлить этот момент до вечности. Но оргазм рано или поздно наступает. Брюнет скручивается в три погибели и шумно стонет. Мегуми за последние дни не ощущал себя так ахуенно. Он чувствует — вытекает много. Поджимает пальцы и прикусывает губы, теперь они не отличаются от губ Сукуны. Он сгибается к кровати и ловит спазмы внизу живота. Дыхание напрочь сбивается так, будто ему дали под дых. Мегуми продолжает следить за разноцветными разводами под веками и переваривает кашу в собственной голове. Толком отдышаться никак не получается — Рёмен прижимает собственным весом. Лобызает всю спину, находит пару родинок, еле заметных и теперь эту деталь на теле брюнета не сможет упустить. Кончил парень обильно. Несколько недель выдержки как результат растекаются по ладони Сукуны. Жаль, его сейчас некому удовлетворять, но Рёмен не отчаивается, свое он заберёт в следующий раз. — Когда мы уже полноценно потрахаемся? — Мегуми до сих пор тяжело дышит. Он выпаливает это, прочищая сухое горло. — Не знаю, давай назначим дату или расписание сделаем. — Ответ последовал в темный загривок. Ляпнул без задней мысли, буквально, что пришло в голову, и попал точно так, чтоб испортить Мегуми весь настрой. — Ладно, а придурком перестанешь быть? — Вторник не занимать, у меня смена. — Сукуна еле дотягивается до собственной майки под кроватью и не щадит её — вытирает ладонь и укрывает одеждой пах брюнета. Бессмысленный диалог Мегуми спустил на нет. Он принимает одежду и стирает с живота белесые капли. Вторник, так вторник.

* * *

      В половину седьмого утра здесь точно никто не ожидал гостей. Мужчины заботливо взяли на себя домашнюю работу, пока девушки отдыхали в гостевой спальне. В шестом часу их заботливо разбудил Сатору, если под заботой понимать вторжение в комнату без стука и гадкое хихиканье. На проказы Годжо у Мегуми выработался инстинкт, поэтому именно его пробуждение остановило голубоглазого от совершения какой-то детской шалости. Рёмен не соизволил и шелохнуться. Он проспал на полчаса дольше и проснулся только от чужого нытья за дверью. Это был опекун. Самым муторным во всем это деле было избавиться от мусора и спрятанных по дому пробок от шампанского. За пробки Фушигуро отдельно благодарил опекуна, который не поленился и в пьяном угаре решил их запрятать. Половина уборки прошла в молчании и тихом, похмельном скулеже Годжо, тому ничего не помогало и казалось что ещё немного и скоро его можно будет выметать вместе с мелким мусором. Даже полностью вычищенный холодильник семьи Годжо не мешал животу погано урчать. На остатки вчерашней еды было невыносимо смотреть, но сущность просила утолить её голод, чем угодно лишь бы не этими праздничными помоями. Хотелось перебить сухость во рту свежим завтраком или едой, похожей на человеческую.       По делам завтраков Сукуне равных не было. Стоило на кухне появиться нужным продуктам и процесс был запущен. Мегуми любил в этот процесс не лезть, сидеть в стороне и наблюдать за готовящим парнем — вся его обязанность по кухне, когда на ней орудовал Рёмен. За занятым любимым делом человеком приятно наблюдать. Его погруженность в процесс, отточенные движения на чужой кухне, как на собственной, завораживали любопытство Мегуми, который готовит с целью набить желудок и не помереть. И Сукуна, который готовит чтобы обрадовать два голодных рта. В таком случае Рёмен постарается на все сто двадцать и превратит этот завтрак в лучший в их жизни. Розоволосый за готовкой — отдельный вид чего-то, на что хочется смотреть вечно. Фушигуро не один так считает, потому что Годжо стоит подле него, опирается на измученный цветами подоконник, и не отрывает взгляд от кистей бегающих над разделочной доской. Сукуна первую половину ночи участвовал в пьяных семейных посиделках, набивал рот кучей разнообразной еды, а во второй половине активно им работал, так что вид у него был заебанным. Такой вид не мешал ему с закрытыми глазами нарезать зелень. Любой в этой кухне не оспорит один единственный факт — розоволосый был в своей стихии. И узнал бы владелец кухни об этом пораньше, то точно без зазрения совести пригласил к себе готовить.       Цумики проснулась в самом разгаре готовки и теперь наблюдала за этим точно ребенок и все время лезла под самый нож, но даже такая проказница под ногами не мешалась. Рёмен отлично игнорировал подъедающую особу, которая умудрялась помогать и не получать ни единого выговора. Попытка Годжо посотрудничать на своей территории обернулась маленьким крахом. «Не хотите присесть и подождать?» сквозь зубы стоило расценивать как «Иди нахуй отсюда». Таким тоном с ним разговаривала только жена. Обычно не церемонилась и просто посылала на три, а то и несколько, веселых букв, смотря по настроению. Притворный вежливый тон только ударил по эго. Ну и пусть. Пока ему готовят, он возражать не станет. Шатенка за все пятнадцать минут своего пребывания смогла получить ложкой по лбу и пару лакомых кусочка прямо из-под ножа. Как бы Сукуна не старался попасть по наглой ручонке, девушка была проворней.       Но в дверь тревожным звоночком дали знать о чужом прибытии. И если Фушигуро на пару с Сатору ожидали пришествие худшего, то Сукуна больно активно бросил ложку и подбежал к двери, позабыв, что не в этом доме он числился хозяином. Без излишних приветствий, он приоткрыл дверцу — за дверью задорно поздоровались. Юношеский голос за дверью представился Сукуне курьером. Рёмену только это услышать и надо было. Он распахнул дверь и Мегуми теперь увидел в руках курьера коробку. Заметный вес имела, худощавый паренек сгорбился от тяжести посылки и неуклюже переминал коробку с ноги на ногу, пока доставал бланки. Сукуна не выдержал подобного обращения и поспешил отобрать коробку от парня. На секунду Мегуми почудилось движение в ней. Видимо, не ему одному — Сатору присмотрелся к посылке с удивительным прищуром. Нетерпение курьера можно было пощупать. Понять его можно. Не каждое утро после праздника тебе приходится тащиться доставлять посылки. Поэтому Сукуна не смел больше задерживать паренька и отпустил его на волю. Дверь захлопывается и Сукуна, с особой осторожностью переминает коробку. Движение в ней теперь не кажется игрой сознания. — Думал оставлю твою задницу без подарка? — розоволосый протягивает коробку тому в руки. Мегуми и не думал об этом. Его голову посещали мысли о чем угодно, только не об этом. Сукуна понимает это по потерявшемуся взгляду. Он простак в подарках, не понимает намёков и даже особо не задумывается над тем, что дарить. Но первое, что пришло в голову было именно это. — Открывай, а то им плохо будет. Несмотря на то, что он был именно тем, кто открывал огромную коробку, Цумики, прибежавшая с кухни, первой успела разглядеть её содержимое. Свой восторг она выплеснула в умилительное пищание, чем сильно напугала двоих в коробке. «Щенята» Два совсем маленьких, пугливых щенят. Сжались к друг другу своими крохотными тельцами и убегали от проникающего с комнаты света, как от бугая с палкой. Слишком зашуганные для того, чтобы быть любимыми в прежней семье, а то и понятно — обычные дворняжки, единственное что выделяло их среди кучи других — благородный окрас и мягкая на вид шерстка. Совсем не игривые на взгляд, но на ручки лезли с особым желанием, Мегуми еле удерживал их двоих в руках, прижимал к телу дерганных особ. Маленькие тельца оказались весьма увесистыми, активными и мягкими, как и предполагалось. Они ластились к брюнету, упрашивая на что-то своим жалобным скулежом. — И почему сразу два? — Мегуми не хватает рук, чтобы уследить за ними. Он отпустил их на пол, и те как по свистку, вырвались из рук и начали убегать по скользкому полу, огибая чужие ноги. — Было бы плохо их разделять. — Сатору на фоне не изменяет своему характеру и берется за щенков, будто подарены были они именно его особе. Цумики с особой, женской лаской гладит белоснежного щенка, самого спокойного из них двоих. — Если есть какие-то сложности одного можешь дать мне. — Опыта в обращении с животными ему хоть отбавляй, он уверен, что справится лучше Фушигуро, который с чрезмерной осторожностью расчесывает шерстку прибежавшего угольного малыша. Мегуми кивает, помощь ему точно понадобится. — Обещаю заботиться о нем, как о родном брате. — На это Фушигуро скептически вздернул головой. Сукуна тут же исправляется, скалясь. — Ой, то есть лучше.