Outskirts Of The Village

День, сменившись тяжелыми из-за снега сумерками, угас необычайно быстро в дату ухода Гейзенберга из замка. Когда леди Димитреску, разъяренная и опустошенная, вернулась под укутывающие крылья навесных башен, даже сам запах мужчины успел раствориться в воздухе тройными стараниями Белы, Кассандры и Линды, которые наполняли коридоры и комнаты благовониями, отбрасывая ненавистный для Альсины запах в недра подземелий. Даниэла провела время от рассвета до заката в темницах, смешивая странные порошки, выпускавшие ядовито-яркую пыль при соприкосновении с еще более непонятными скрещиваниями эликсиров. Ее глаза, обычно сверкавшие янтарем, горели пламенем тысячи свечей, лизавших занавески рядом с пролитым торфом. Брошенная и отвергнутая женщина страшна в гневе, а если речь идет о ведьме Димитреску, то здесь и вовсе единственный путь к спасению – бежать на другой континент. Но про подозрительные смеси, изготовляемые Даниэлой, не знал никто в замке, а потому жизнь казалась слегка запутанной, непредсказуемой, но хотя бы безопасной в тех рамках обыденности, которые витали вокруг деревни. Пока Бела с Кассандрой пытались выведать у матери причину скверного настроения, Линда вылавливала силуэты за большим окном в зале. Снег, прорезавший тяжелые тучи острыми хлопьями, окутывал пустоту и потаенные тропки почти волшебной пеленой, заставляя девушку воображать размеренные шаги, оставлявшие прогорклые следы. По коже русалки без конца бегали мурашки, что в конечном итоге не смогло укрыться от взора Альсины, пристально наблюдавшей за возможными изменениями в собственном доме: уж очень настораживал женщину запах шалфея и можжевельника, терпко впитавшийся во все поверхности. - Линда, - окликнула она девушку, сидя во главе стола, - ты в порядке? - Да, госпожа, - откликнулась та, поворачиваясь и выпуская на губы беззаботную улыбку. – Снаружи начался такой снегопад, - покачав головой, она опустилась на стул рядом с Кассандрой, не прекращая ловить на себе полный подозрений взгляд Димитреску. Нет, эта женщина определенно не могла узнать о том, что Карл был в замке. Они слишком тщательно замели все следы, чтобы тайна выплыла наружу. Но Альсина продолжала сыпать подозрениями. - А с чего вдруг вы решили окурить весь замок? – покосившись на Белу, поинтересовалась женщина. - Хотели создать праздничное настроение, - пожала плечами блондинка, невинно улыбнувшись, - раз уж наружу выйти не сможем. - Я подумала, - вставила Линда, - несправедливо, что вся деревня будет отмечать праздник зимней поры, а мы останемся ни с чем. Решили начать с запахов, а дальше может добавим немного антуража на стены. Если вы не против, госпожа, - спохватилась в конце она. Альсина несколько долгих секунд пронзала троицу взглядом, прикидывая про себя, сколько правды в этих нелепых оправданиях. Бегающий взгляд Кассандры, вспотевшие ладони Линды, пересохшее горло Белы, что отчетливо слышалось в голосе ведьмы, и отсутствие на ужине Даниэлы, которая с огромным удовольствием поглощала свежую плоть на удивление юных особ, придавали словам девушек странный оттенок туманности. - А где Даниэла? – решила круто сменить тему Димитреску, успокаивая взгляд и откидываясь на спинку стула с бокалом в руке. – Не припомню, когда она в последний раз пропускала столь аппетитную трапезу. - Ей нездоровится, - выпалила Такалау первое, что пришло ей в голову. - Что за чушь? – показавшись на лестнице, возмутилась рыжеволосая ведьма, вздернув подбородок. – Единственная больная здесь – ты, Линда. Ее голос резью отдавался в ушах русалки, скользя ядом по расстоянию, разделявшему их. Когда их глаза столкнулись друг с другом, приковывая внимание сидящих за столом к ожесточенной схватке, колкости полетели пламенеющим градом. - А разве не ты прорыдала всю ночь, подавившись своей злостью и ревностью? – вскинула бровь Такалау. – Или это из темниц такие вопли доносились? Кто-то сильно страдал. - За твои галлюцинации я не отвечаю, рыбина, - рявкнула в ответ Даниэла. – Мне чьи-то омерзительные стоны полночи спать не давали. - Дак может это были твои собственные? – парировала русалка. - Прикрыла бы ты лучше свой рот, - ведьма злорадно усмехнулась, - а то, глядишь, чего доброго, чей-нибудь член туда и проскользнет. - Ну куда уж мне до тебя, - фыркнула девушка, прожигая медленно спускающуюся по лестнице ведьму взглядом. - Прекратили обе! – прогремела, не выдержав, Альсина. – Совсем озверели? Вас теперь и на сутки нельзя оставить, чтобы вы потом не перегрызли друг друге глотки? – взорвалась женщина, однако тон ее наполнился обволакивающими нотами доверия, когда Димитреску повернулась к Кассандре. – Что здесь стряслось, пока меня не было? Кассандра стрельнула взглядом в сестер, молча ища поддержки, но как только Бела открыла рот, чтобы вставить слово, Димитреску тут же осадила ее гневным взглядом. Ей нужна была правда, а не придуманные впопыхах отговорки с надеждой выгородить произошедшее. - Итак? – вкрадчиво промурлыкала Альсина, чуть подаваясь вперед и заглядывая средней дочери в глаза. Кассандра молчала. Вся четверка сомкнула губы с таким упорством, словно их рты сшивали прочными нитками на протяжении суток. Вены на шее главы дома Димитреску понемногу начали набухать и пульсировать, словно крови, текущей по ним, было негде развернуться, и она отчаянно искала путь наружу. Взгляд взбешенного коршуна метался от одного лица к другому, даже сами стены в зале наполнялись немым кошмаром, готовым разверзнуться в пасти разозленной женщины. - Вот оно как, значит, - пропела Альсина тоном кошки, которая нашла крохотное убежище группы мышек, дрожащих сейчас под ее неусыпным взором. На ее губах не было улыбки, лишь задумчивая глухая жесткость. – Встали и пошли вон, дорогие мои, - слишком буднично выдала она. – Ты можешь даже не садиться, - выпало Даниэле, чья нога повисла в воздухе над последней ступенькой. Остальных просить дважды было не нужно. Кассандра первой вскочила со своего места и роем мух кинулась прочь из залы, даже не дождавшись остальных. Кровь била ей в голову, оглушала своим неумолимым ритмом приближающейся бури. Бела направилась следом, стараясь сохранять самообладание и толику достоинства. В дверях она кинула взгляд на мать, но поняв, что сейчас та не удостоит ее даже взглядом, скрылась за тяжелым массивом. Даниэла в это время испарилась, исчезла фокусом старого иллюзиониста, не желая дразнить и без того разъяренного дракона. Она была безрассудной, но не настолько, чтобы искать смерти. Тонкий голосок закрался ей в голову и начал раздражающе гудеть, вызывая головную боль. Спустившись в подвал, ведьма взяла бутылку вина и, бросив страждущий взгляд на тоннель, ведущий на фабрику, скрылась на лестнице. - А ты останься, - оборвала подъем слишком долго размышлявшей Линды Альсина. Девушка, кинув озадаченный взгляд на Димитреску, медленно опустилась обратно, глубоко втянув воздух. Ей показалось, что кислорода безобразно мало, а в зале слишком жарко. Женщина продолжила потягивать рубиновое вино как ни в чем не бывало, казалось, ее вообще не трогала дрожащая на стуле Такалау или одна большая несуразица, происходящая в замке. Линда молилась, чтобы Альсине была нужна исключительно безмолвная компания за ужином, но чаяния ее разлетелись пеплом, когда взгляд ведьмы взметнулся вверх, упав на девушку. - Что за спектакль вы здесь устроили? – наигранно мягко спросила Димитреску, поднося бокал к губам. - Госпожа, мы… - пыталась подобрать слова Линда, но в голову приходила всякая чушь. В этом была власть Альсины: ей не нужно было даже показывать свой гнев, все итак знали, что внутри женщины бьется кровожадный демон, желающий испить крови любого нарушителя покоя. Если бы не Матерь Миранда, голова Гейзенберга давно бы торчала на пике перед воротами замка, услаждая взор Димитреску каждое утро. И сейчас этот взор устремился на Такалау. - Я понимаю, почему мои дочери тебе помогают, - махнула рукой ведьма. – Ты завоевала их доверие от и до. Они готовы врать мне в лицо, лишь бы выгородить твои грязные махинации. - Госпожа… - Не перебивай, - гаркнула Альсина, а потом ее лицо снова вернулось в безмятежную реку. – Я тебе доверяла, сделала частью семьи Димитреску, - она вскинула глаза на девушку. – Я любила тебя, Линда. А ты предпочла растоптать все это ради члена этого грязного Гейзенберга. Или ты думала, что я ни о чем не узнаю? Мысли в голове Такалау заметались с бешеной скоростью: ни одна из них не могла дать дельного совета, но весь рой пришел в жуткое буйство, чтобы после оцепенеть. Ей все известно. Но кто мог проболтаться? Служанки? Они бы не осмелились подставлять хотя бы одну из своих господ. Даниэла? Ни за что. Она бы скорее начала мучить Линду намеками в присутствии Альсины, ей нравятся изощренные пытки, а не бездумное раскрытие карт. Кто-то еще? У главы дома Димитреску есть еще уши в замке? - Вы почему-то решили, что если провонять весь замок шалфеем, то вонь этой псины исчезнет, - размышляла вслух ведьма. – Они неопытны, - улыбнулась она, - моим девочкам еще не приходилось заметать за собой следы. Я надеялась, что ты окажешься не столь глупа, - вскинула бровь женщина, сцепившись взглядом с Линдой. – Мало того, что этот мерзавец был в замке, так он еще и порезвился с вами обеими. Омерзительно, - она скривилась, выплевывая каждое слово. – Неужели я ошиблась, и тебе захотелось мужчину, Линда? Я не почувствовала на тебе даже отголоска мужского запаха, когда ты приехала в деревню. Именно поэтому ты сейчас здесь, - ведьма откинулась на спинку стула и затянулась сигаретой. – Ступай к себе, - выдохнув дым, с горечью произнесла Альсина, опустив глаза. – Сегодня мне больше нечего тебе сказать. Проглотив комок слез, застрявший в горле тугим камнем, русалка встала со стула и направилась к двери, ведущей в комнаты. Ноги были ватными и, едва касаясь пола, грозились подкоситься и, подогнувшись в коленях, рухнуть бесформенной кучей. Ее рука легла на дверную ручку, но нажать на замок так и не сумела. - Я не хотела вас разочаровывать, - резко обернувшись, произнесла Линда чуть громче, чем хотела. В глазах ее по-прежнему стояли слезы, а тело сотрясала крупная дрожь. – Но вы правы, я просто дура, раз позволила Гейзенбергу получить желаемое, раз допустила все это. Я могла просто прогнать его, не обращать внимания, рассказать вам, в конце концов! Но ничего из этого я не сделала, - она вытерла лицо ладонью. – Сначала я смотрела на их с Даниэлой похождения, а после и сама оказалась в той же трясине. Альсина слушала ее внимательно. Полумрак от полов шляпы, падавший на глаза, делал ее зрачки мерцающими огоньками, которые неотрывно глядели на русалку. Женщина все так же вальяжно сидела на стуле, только теперь поза ее стала более утонченной и напряженной. - Я не хотела обманывать ваше доверие, не планировала ничего такого. И мне очень жаль, что все так получилось, - закончила свою тираду девушка. – Я знаю, что вы сердитесь, и хочу все исправить, - она взмахнула руками, которые тут же безвольно опустились, - но не знаю как. Она развернулась, чтобы уйти. - Линда, - в последний момент окликнула ее Димитреску, томным взглядом разоблачения глянув на спину девушки, - не строй из себя плаксивую девку. Тебе это совсем не идет. Глаза русалки потемнели, мягкие чешуйки на теле встали дыбом, зловещий оскал окрасил чуть алые губы. Не сработало фальшивое раскаяние. Да, Такалау была благодарна своей создательнице, но отказываться от Гейзенберга ради их личных распрей и неприязни она не собиралась, не видела в этом смысла. И теперь Линда знала, что Альсина наверняка обо всем знает. Оставался один вопрос: почему ведьма ничего не делает, чего ждет? Расправив плечи, девушка вышла из залы и направилась к себе в покои. Прошлое казалось горячечным бредом сумасшедшего, язвенной болезнью, покрывающей каждый сантиметр жизни русалки. Она не могла вспомнить даже собственное имя, не говоря уже о том, что случилось всего неделю назад. В ее мозгу отчаянно билось какое-то имя, словно лампочка с перебоями пыталась пролить свет на беспроглядный сумрак, но все тщетно. Желание жизни понемногу уступало место смирению. Разбрасывая руки и мечась из стороны в сторону на горячих простынях, Такалау обливалась потом, силясь приказать памяти не оставлять бренное тело, мутационные чешуи на котором вставали дыбом, словно силились освободиться от оков плоти, разрывая в кровь эпителий. Тяжелые ладони с заостренными ногтями цвета кровавой луны покоились на висках спящей девушки, подавая невесомые сигналы разрушительной силы прямо в сознание Линды. - Все хорошо, моя дорогая, - приговаривала Альсина голосом, который хотелось стряхнуть с себя как ночной кошмар, - скоро все закончится. Димитреску полусидела в изголовье кровати, творя старую магию ковена кровавых ведьм, частью которого была до встречи с Матерью Мирандой. Ее тонкая выпиливающая игла, невесомая в предметном мире, точечно уничтожала воспоминания, блуждавшие по задворкам сознания Линды, целенаправленно стирая Гейзенберга, прошлую жизнь и все, что могло пошатнуть уверенность русалки в ее бесконечно долгом и счастливом пребывании в семье Димитреску. Забвение прервал громогласный стук в дверь, заставивший женщину скривить губы от ярости. Осторожно поднявшись с кровати и накрыв одеялом вмиг успокоившуюся Линду, Альсина подошла к двери, отделявшей спальню русалки от остального замка, и, поправив черные локоны, показалась перед нахалкой, осмелившейся потревожить столь трепетный процесс изъятия памяти. Глаза ведьмы налились кровью и вперились в служанку на пороге, раскланявшуюся и извиняющуюся. - Да говори ты наконец, зачем явилась, или я сегодня же прикажу подать тебя к завтраку, - устав от подобострастия девушки, прогремела Альсина. – С каждым разом вы становитесь все безнадежно тупее, - добавила она в полголоса, потирая ноющие виски. - Лорд Моро просит вас одолжить ему леди Линду на пару дней, - тихим голосом произнесла служанка. - Что ты там мямлишь? – закрыв дверь в комнату, взорвалась Димитреску, которая обычно не вслушивалась в шепот перепуганных зайцев, снующих по замку. - Госпожа, - нашла в себе силы говорить чуть громче девушка, - на пороге лорд Моро. Он просит у вас позволения забрать леди Линду на пару дней для какого-то очень важного дела, о котором не хочет распространяться при посторонних. - Это болотное недоразумение явилось сюда? – злобно зашипела Альсина, от приглушенного голоса которой содрогнулись сами стены. – И ты его впустила? - Он у самой двери, - тут же начала оправдываться прислуга, уронив взгляд от страха, - даже в залу не прошел. Прошу, госпожа, - чуть приподняла опущенные ресницы девушка, - он говорит, что это дело жизни и смерти. - Если речь о нем, - фыркнула ведьма, - пусть подыхает. Только не на моем пороге. - Он сказал, что это касается владыки Гейзенберга, - пояснила та. При упоминании этого имени в глазах Димитреску зажглось пламя, которое в прежней жизни не могло вызвать ничто. Смерив служанку с зачесанными назад светлыми волосами пристальным взглядом, Альсина закатила глаза и кивнула девушке. - Пусть подождет еще пару минут, я сейчас подойду. - Да, госпожа, - отвесив поклон до самых колен, прислуга поспешила по коридору, а после ее крохотные шажки рассыпались в пространстве замка. Димитреску дождалась, пока ночной мир снова погрузится в тишину и приоткрыла дверь спальни Линды: та спала спокойным сном, словно ничего и не вторгалось в ее сознание, не пыталось избавить русалку от бремени памяти. Поразившись тому, на что она готова пойти, чтобы навсегда оставить девушку подле себя, Альсина притворила дверь и медленно пошла по коридору на встречу с Моро. Чего этому грязному, мерзкому оборванцу понадобилось от ее произведения искусства? Сальваторе, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, распространял по безупречному убранству замка запах тухлой рыбы. Его глаза в мягком свете настенных свечей сочились слизью и грозили заразить воспалением любого, кто приблизится к болотной твари хотя бы на метр. Одежда, сплошь урытая водорослями, больше напоминала тину, обтягивающую и без того уродливое тело Моро. Шествуя по лестнице вниз и невзначай задумываясь о роскоши ковра под ногами, Альсина прикидывала в уме сколько придется проветривать первый этаж замка, чтобы вытравить из стен эту вонь. Ее крайне беспокоило состояние трех дочерей, не терпящих холода. Да и русалка, кажется, тоже не в состоянии выдерживать низкие температуры. - Я не люблю, когда в мой дом наведываются без приглашения, - почти плывя над землей, произнесла ведьма, с неслыханным удовольствием затягиваясь сладкой сигаретой. – У тебя должно быть что-то крайне срочное для визита в стены замка Димитреску. Моро заметно передернуло при упоминании фамильного имени женщины. Она так любила выставлять напоказ собственное тщеславие, купаться в гордыне и считать всех прочих ничтожными тварями, недостойными даже того, чтобы на них тратили хоть секунду «драгоценного» времени, что каждое движение гостя вызывало у ведьмы волну накатывавшего отвращения. Сделав глубокий вдох и постаравшись принять внушительную позу, а значит не двигаться и просто шевелить губами, Сальваторе решил выложить цель своего визита как оно есть. - Дело действительно срочное, Альсина, - ответил Моро. – Гейзенберга отравили. И к моему огромному сожалению, я понятия не имею чем именно, - он неуклюже развел руками. – У него жар и жуткий бред. - Ближе к делу, - оказавшись у подножия лестницы, рыкнула Димитреску. Весть о болезни Карла ликовала в ее пропахшей тьмой душе. - Я знаю, что они с русал… - он осекся, увидев набирающий гнев взгляд ведьмы. – Что они с леди Линдой сблизились в последнее время, - Моро сглотнул. – Если бы она смогла отправиться со мной на фабрику, думаю, ее присутствие бы смягчило действие яда, пока бы я не придумал способ с ним справиться. Ее кампания, как мне кажется, благотворно скажется на самочувствии брата. При слове «брата» женщина скривилась и с отвращением выдохнула сигаретный дым. Вся эта ситуация бесила Димитреску. Мало того, что мерзавец Гейзенберг забрался под юбку ее младшей дочери, так еще и окрутил ее крайне успешный проект. Она бы предпочла, чтобы этот грязный ублюдок подох в агонии, но Матери Миранде такой расклад пришелся бы не по душе. - С чего ты взял, что Линда согласится? Что она вообще станет помогать? – С пугающей серьезностью и спокойствием спросила женщина. - В бреду он шептал ее имя, - покачал головой Сальваторе. – Такие вещи редко бывают односторонними, если уж на то пошло. Магия со спящей девушки почти спала, медленно вырвав пленницу из объятий ночного ужаса. Альсина бы предпочла довершить начатое, расправиться с неугодными воспоминаниями Линды, но такой поворот был бы через чур подозрителен. Особенно сейчас. Матерь Миранда не любит, когда Димитреску окунается в магию крови, а эта болотная жертва экспериментов тут же распустила бы язык, чтобы получить мамочкино одобрение и похвалу. Тяжело выдохнув, Альсина подозвала к себе одну из служанок и, что-то шепнув ей на ухо, вперилась взглядом в пол, на котором стоял Моро, обливаясь прогорклой водой. Какая досада. Вонь, расползавшаяся липкими жгутами от мужчины, грозилась удушить ее в ближайшие пару минут. - Вы меня звали, госпожа? – показалась на лестнице Линда, осторожно, словно не до конца выбравшись из объятий порочных сновидений, преодолевая нисходящие ступеньки. - Да, дорогая, - осознав, что ее магия сработала, и выпустив на губы мартовскую улыбку, Альсина протянула к девушке руки и, как только та оказалась достаточно близко, сомкнула хватку, укрыв русалку воображаемыми крыльями. – Моро нужна помощь с одним буйным пациентом, - не преминула съязвить ведьма, - отчего-то он решил, что ты можешь оказать благотворное влияние на безумца. - Па-ци-ен-том? – по слогам переспросила Такалау, заставив сердце Димитреску напугано екнуть. Ее колдовство не должно было навредить мыслительным процессам и речи в целом, такое членораздельное произнесение слов может стать тревожным сигналом. Взгляд Сальваторе встретился с на мгновение потерявшей самообладание Альсиной. Будь у существа, похожего на огромный раздутый пузырь, отчетливые дуги бровей, одна бы из них подозрительно взлетела вверх. Димитреску, вернув себе самообладание, пожала плечами. - Линда с моими дочерями солидно опустошили запасы вина минувшей ночью, - она усмехнулась, глянув на новую ночь за окном. – Кажется, наша русалочка еще не до конца пришла в себя. - Лорду Гейзенбергу требуется помощь, - объявил Моро, ожидая какой-то конкретной реакции, осведомленный через подручных ликанов о связи Линды и Карла. – Он бредит, а ты, вполне возможно, сможешь привести его в чувство, раз уж мои настойки здесь бессильны. - Бредит? – не понимала девушка. – Лорд Гейзенберг… - она слегка замешкалась, стрельнув глазами в Димитреску, которая в таком же непонимании уставилась на Моро. - А при чем тут я? - Он без конца повторяет твое имя, - объяснил Сальваторе. – Если ты не сможешь хоть немного прояснить его разум, боюсь, я не смогу помочь. - Ступай, моя дорогая, - накинув на плечи Линды пальто, покровительственно произнесла Альсина, очевидно, опасаясь дальнейших расспросов. Опрометчиво было отправлять девушку с тем, кто может прознать про некоторые коррективы в памяти русалки, но то можно будет с легкостью списать на действие вина, а если ведьма будет слишком оберегать девушку от контактов, это непременно вызовет еще большие расспросы и подозрения. – Идите через тоннели под замком. Прямо к фабрике. Так низкие температуры не нанесут тебе ущерба, дорогая. Чуть только Моро и Линда спустились в тоннели и остались наедине, Сальваторе огляделся в поисках лишних ушей, которые могли бы их подслушать. Через пару минут пути, убедившись, что разговор останется на безопасной волне, мужчина схватил Такалау за запястье и, резко остановившись, крутанул девушку, шедшую впереди, к себе. - Что она с тобой сделала? – прошипел он, сдерживая рвотные позывы, которые непременно подступали к горлу от волнения. - Рылась в мозгах, - спокойно ответила девушка. – Пыталась стереть из памяти все, что не связано с Димитреску и Матерью Мирандой, - ее голос был настолько простым, а взгляд в свете самодельного факела казался таким отчетливо разумным, что у Моро не осталось сомнений. - Ты спектакль разыгрывала в зале? – улыбнулся он, надеясь на благополучие мыслей русалки. - Она бы по-другому и не поверила, - заговорщически улыбнулась Линда. – Хотела, чтобы я стала тупой марионеткой, которая лишь ей угождает и не задает лишних вопросов. Как бы не так, - на широкую улыбку Моро она ответила встревоженным взглядом. – Что с Карлом? - Не знаю, - резко крутанувшись и продолжив путь, уже серьезно отозвался Сальваторе. – Отравлен, но чем именно в толк не возьму. Никогда прежде не видел ничего подобного. У него жар, он бредит, а если приходит в себя, то как безумный начинает искать тебя. Половину цеха уже в клочья разнес. На груди огромная рана от когтей и из нее сочиться эта… дрянь. - Рана не затягивается? – удивилась Линда. - В том-то и дело, - мрачно кивнул Моро и приоткрыл вырубленную досками дверь, отделявшую их от фабрики Гейзенберга, откуда снова доносились неразборчивые вопли и грохот бьющегося о стены железа. Личные «апартаменты» Гейзенберга на фабрике в обычное время больше походили на скопище механизмов для пыток и бесконечные заготовки инженерного разума, одна лишь грубая кровать с пружинами у стены в полумраке напоминала о том, что в помещении кто-то изредка отдыхает. Несмотря на кучу металла и отсутствие каких-либо элементов роскоши и уюта, комната выглядела удобной и по-армейски практичной, ничего лишнего, никакого беспорядка. Полумрак сменился мерцающим светом флуоресцентных ламп, с неимоверной жестокостью бьющих по глазам после мрачности подземного тоннеля. На мгновение, когда глаза привыкли к полыхающим электричеством фонарям, Линде показалось, что она почти час пробиралась через потаенные лазы, чтобы в итоге выйти в совершенно другое, ненужное ей место. В комнате царил хаос, не было и намека на солдатский порядок, лишь бесконечные шестеренки как попало воткнутые в стены, разбросанные груды металлолома, а в самом центре, как издевка, та самая кровать с привязанным к ней веревочными путами Карлом. - Да что здесь, черт возьми, случилось? – воскликнула Линда, оглядываясь. Моро быстро прошел мимо нее и, приблизившись к Гейзенбергу, коснулся влажной рукой сухого горячего лба мужчины, сокрушенно покачав при этом головой. - Сорок два градуса и продолжает расти, - произнес он скорее для самого себя, тут же вытащив из-за пазухи странную склянку и влив ее содержимое в глотку Гейзенбергу, лежавшему в бессознательном состоянии на кровати. - Ты скажешь мне, что происходит? – не унималась Такалау, страшась подойти к Карлу и нервно наблюдая за мельтешащим по комнате Сальваторе. Тот не обращал на нее ни малейшего внимания, разбираясь с горами склянок под мантией и стараясь выудить нужный пузырек. – Моро! – не выдержав, воскликнула русалка, из-за чего Карл начал шевелиться на своем вынужденном ложе. Сальваторе гневно воззрился на девушку и, подойдя к мужчине, стал медленно снимать прилипшую к коже ткань с груди Гейзенберга. Перед Линдой открылось зрелище, которое казалось воплощением ужаса по сравнению со зверствами, которые она все это время наблюдала в замке Димитреску. Отчасти потому, что колоссальный ущерб был нанесен мужчине, которого, как казалось русалке, она хоть немного да любила. Второй причиной оказался запах гниющей плоти, рывком вырвавшийся из-под тряпки, и желто-черная слизь, сочащаяся из незаживающих повреждений. - Что это? – сглотнув ком с привкусом желчи, спросила Линда. - Я не знаю, - просто ответил Моро и, приготовив теплую воду с каким-то фиолетовым порошком, стал медленно обрабатывать сочащуюся рану. – Не могу понять, что это за яд, не позволяющий регенерировать. Я думал, что такого вообще не существует. До сих пор. Такалау подошла поближе, стараясь в мерцающем свете разглядеть степень нанесенного мужчине ущерба. Его грудь была исполосована от самой шеи тремя рельефными когтями какой-то огромной твари. Слишком большими для ликанов. И слишком маленькими для Альсины. Кто же в деревне способен на нечто подобное? Нападающий явно не хотел убивать Карла, иначе с таким орудием угроза жизни была бы с легкостью воплощена в завершенное убийство. Кто-то хотел заставить владыку мучиться. И здесь яд, очевидно, ведь в противном случае рана бы затянулась сама собой за считанные минуты после ее получения. Шестеренки работали в голове русалки как заправочные механизмы, наполняющие галлоны с бензином чем-то совершенно уникальным для жестяных сосудов. Пока Сальваторе беспомощно корпел над ранами, Линда задалась одним правильным вопросом. Кто мог оказаться настолько безумным, чтобы подвергнуть долгой и мучительной смерти одного из четырех владык деревни? И сколько бы раз она не отвергала эту мысль, ее разум всегда возвращался к одному имени, к одному цвету волос, к одной-единственной ведьме, способной на безрассудную месть. Такалау не была возлюбленной женщиной, а потому не кинулась на грудь Гейзенберга, моля любые сверхъестественные силы прекратить его мучения и вернуть в объятия русалки. Возможно, все дело было в том, что на задворках своей уже проклятой души девушка понимала, что не любит этого мужчину, корчащегося от нестерпимой боли в бреду. - Линда! – окликнул ее Моро, выведя девушку из глубоких раздумий. – Я тебя уже раз десять позвал. - Прости, - отозвалась русалка и приблизилась к Гейзенбергу. – Он приходит в себя? - Я поддерживаю в нем сонное состояние. Так он хотя бы не сможет убить кого-то… или себя, - ответил Сальваторе, оглянувшись на разгромленную комнату. - А меня ты позвал смотреть на его страдания? – поинтересовалась девушка. - Свежий взгляд, - усмехнулся владыка. - Моро, - предупредительно зашипела русалка. - Ладно, не злись, - отозвался человек-рыба. – Гейзенберг до этого побывал в замке. У Альсины я не могу спросить, что случилось, но надеялся, что ты мне поможешь. Так сказать, прольешь свет на ситуацию. - Но я ничего не видела, - покачала головой девушка. – Когда мы расстались, он выглядел вполне здоровым. Если только… - тут она внезапно задумалась. Мысли в ее голове зароились с догадками роем пчел, охраняющих свой улей. Она вспомнила комнату Даниэлы и кучу склянок с сомнительным содержанием, подвешенных к потолку. Моро выжидал. – Останься с ним, - приказала Такалау и, развернувшись, направилась к двери. – Я, кажется, знаю, как можно узнать чем отравили Карла. Перед тем, как скрыться в тоннеле, девушка услышала истошный мужской вопль, разнесший ее имя по утрамбованным стенам. Стук ее каблуков бешеным скрипом разносился по замку, внезапно потревоженному столь поздним неспящим визитером. С холодной решимостью Линда направлялась прямиком в покои младшей Димитреску, рассчитывая, если не выбить из той всю дрянную натуру, то хотя бы получить вразумительное объяснение. Она не стала стучать, с ноги открыв дверь и почувствовав, как странный разряд тока пробежал от пятки до бедра. Ее пронзило сотнями обездвиживающих игл, впившихся в кожу настолько глубоко и определенно четко, что нервы взорвались чудовищной болью, обездвижив тело. Такалау застыла на пороге не в состоянии даже пошевелить пальцем, лишь обезумевшие белки глаз бегали из стороны в сторону, стараясь разобрать источник опасности. - Ты стала предсказуемой, - язвительно заметил женский голос из темноты дальней стены комнаты. – Прибежала спасать своего любовника? А я думала, ты против мнения, что этим миром правят мужчины. Линда в ответ лишь стрельнула глазами в окно. Иглы, удачно вошедшие в нервы и обездвижившие тело, были наполнены не только парализующим ядом, но и маленькой смертью, крупицами расползающуюся по конечностям. - Но вот ты здесь, - Даниэла усмехнулась. – Предаешь тех, кто стал тебе семьей, ради мужчины, стремящегося разрушить все, что нам дорого. Забавно, - ее смех был настолько горьким и фальшивым, что даже стены затрещали. – Стоило ему трахнуть кого-то еще и я сразу поняла, что к чему. Нет, правда. У меня словно в голове прояснилось. Мычание русалки позабавило ведьму еще сильнее. - Ах, ты, наверное, хочешь что-то мне сказать? Обвинить меня в жестокости и изречь свое коронное «ты не права», да? – ведьма фыркнула. – Мне совершенно не хочется слышать твой голос. Но я могу предложить тебе сделку. Внутри Такалау все клокотало от гнева и боли, ей хотелось разодрать Даниэлу на части. Суть была уже не только в том, что ведьма попыталась убить Гейзенберга, она напала на Линду. И яд, введенный в нужные места, медленно отнимал у нее жизненные силы. Строить из себя оскорбленную и сильную женщину времени не было, поэтому Такалау лишь безвольно посмотрела на Димитреску, принимая ее предложение, что бы за ним не крылось. - Твоя жизнь в обмен на его, - изрекла Даниэла и тут же легким движением руки отпустила русалку, потаенной магией вырвав все до последней иголки из тела жертвы. – Твой любовник очухается, но ты больше не увидишь ни одного рассвета. - Ты так решила от меня избавиться? – держась за горло, до сих пор сдавливаемое судорогами, усмехнулась Линда. – Из-за одного мужчины? - Ты сама провела эту черту между нами! – закричала Даниэла. – Это мое единственное предложение: ты в обмен на него. Я перелью твою жизнь в его тело, - она взмахнула руками. – В результате ты умираешь, он – воскресает. - Он ведь еще не мертв, - покачала головой русалка, поднимаясь на ноги. - Одной ногой в могиле. Простые формальности. - Не боишься гнева Альсины? - Она будет страдать, - театрально вздохнула ведьма. – Ты была уникальна, но у мамы останется еще три дочери, которых она любит больше всего на свете. - Ловко ты все придумала, - криво усмехнулась Такалау. – А если я не соглашусь? И ты будешь повинна в смерти владыки. - Ты слишком правильная, Линда, - засмеялась ведьма ей в лицо, приблизившись настолько, что горячее пламя дыхания обожгло русалку. – Ты не позволишь Карлу умереть. Точно так же, как не позволила насильнику кузины спокойно разгуливать по деревне. - Откуда ты? – изумилась девушка. - Не так уж и важно, - она взглянула на настенные часы. – Итак, твой выбор. Твоя жизнь за его или он в могиле. Последний раз Такалау терзали такие жестокие сомнения много лет назад, но даже они не шли ни в какое сравнение с предстоящим будущим. Бесконечные дни, сменявшие недели, месяцы и годы теперь не казались русалке таким уж беспросветным грядущим. В этот момент ей хотелось узнать, что же ожидает ее в долгие зимние вечера, когда за окном снежное покрывало скрывает ветви деревьев, как меняются на вкус дождевые капли с каждым новым сезоном гроз, чувствовать нежную траву под голыми ногами, смотреть на новую жизнь, зарождающуюся вокруг после стужи. Как жаль. Линда подняла глаза на Даниэлу, заставив ледяной решимостью ведьму отшатнуться. Даже после бесконечной вереницы убийств Димитреску не думала, что когда-нибудь в жизни увидит во взгляде готовность отдать себя когтям ведьмы, готовность положить свой мир на плаху смерти. - Ты так сильно его любишь? – почти шепотом произнесла Даниэла. - Дело не в любви, - проскрежетала русалка. – Просто с ним я захотела жить дальше. И, черт возьми, - она усмехнулась, зная, что слова эти взбесят ведьму до алой пелены перед глазами. – он трахается лучше всех. Даниэла замахнулась серпом, который сиял подобно утреннему солнцу, и, вопя как сумасшедшая, опустила острое лезвие на оголенную шею девушки. Кровь брызнула на ковер и стены, пока безжизненное уже тело падало на пол, извергая струей горячей жидкости утекающую жизнь. - Жизнь за жизнь, - закрыв глаза, прошептала Линда прежде, чем острие коснулось кожи. – Тебе не обмануть смерть. Даниэла сотрясалась мелкой дрожью, когда Кассандра ворвалась в комнату и с громким воплем упала на колени перед безжизненным туловищем с отсеченной головой, закрывая рот рукой. Фабрика озарилась еще более громким криком, чем горячечный бред Гейзенберга. Резко сев на плохо стеганной кровати, разорвав при этом все удерживающие его рев ступор Моро, вскинул бровь. Раны на его груди мгновенно начали затягиваться, оставляя лишь тонкие шрамы. У него в мозгу и на языке вертелось какое-то имя. Женское имя. Но вспомнить его он не мог, как ни старался. Внезапно появившуюся пустоту внутри мужчина решил заполнить новым изобретением и, щелкнув пальцами перед лицом Сальваторе, который по-прежнему ничего не понимал, усмехнулся, натягивая рубашку. - Моро, мне нужен новый подопытный. Желательно мужчина лет тридцати. - Но я не понимаю, - наконец произнес Моро. – Ничего не помогало, а тут вдруг ты взял и исцелился… Если только не… - тут его массивные руки упали на голову. – Ох, нет, Линда, - заплакало рыбоподобное существо. - Какая еще Линда? – выплюнул Гейзенберг так, словно имя прожигало ему язык. – Шевели ластами, приятель, мне работать надо, - огрызнулся Карл и быстрым шагом, прихватив по дороге пальто, скрылся за металлической дверью цеха. Даниэла достигла желаемого. Яд заставил удивительным образом стереть из памяти мужчины русалку. Однако ущерб оказался более существенным для Гейзенберга, чем она предполагала изначально: ее Карл тоже не помнил. Маленькая смерть, поразившая и Такалау, уничтожила любые воспоминания Гейзенберга о двух женщинах, которыми он наслаждался последние несколько месяцев, а дальнейшего смысла в постельных утехах с Даниэлой владыка больше не видел. Ему на ум пришла гениальная мысль: зачем мыслить так мелко, опускаться до Димитреску, если стереть в порошок, при правильной подготовке, можно саму Миранду?