Outskirts Of The Village

      Тишина разлилась липким смрадом в воздухе, словно само отсутствие звуков давало повод отжившей плоти подняться из могилы и разбередить успокоившуюся ноющую рану. Линда смотрела в окно на полную луну, гуляющую по ночному небу свободной странницей, и думала о том, что мужчина, набравшийся наглости заявиться в замок Димитреску, скорее всего, лишился рассудка. Сон, спрятавшийся под кроватью, заставлял девушку зажигать свечу, открывать книгу, читать пару абзацев и, превозмогая себя нетерпением и досадой, захлопывать фолиант на заранее отмеченной странице.       - Будьте вы оба прокляты, - вылезая из постели, сквозь зубы прошептала русалка, и, накидывая на плечи тяжелый халат, расшитый древесными узорами, сделала несколько уверенных шагов к двери со свечой в руке.       Ее мысли блуждали по далекому млечному пути и все же оставались на прочной цепи, прикованной к земной оболочке тлеющего мира. Линде было плевать. Она почти убедила себя в этом, пока Даниэла в очередной раз не запрыгнула на Карла, не стесняясь общества собственных сестер.       - Спасибо, что не раздвинула перед ним ноги прямо в зале, - проворчала себе под нос девушка, продолжая шествие к деревянной двери.       Обычно за Такалау не замечалось привычки разговаривать вслух с самой собой, но лишка выпитого кровавого вина действовала на разум весьма специфически, заставляя русалку пыжиться собственной обиде и отпускать далеко не лицеприятные комментарии в сторону ничего не слышащих любовников. Поступь ее была неровной и неуверенной, свеча без конца грозилась потухнуть у девушки в руке, и злобные взгляды серо-фиолетовых глаз, сейчас больше похожих на перемешавшиеся краски, никак не способствовали стабилизации пламени.       Дойдя до двери, Линда опустила дрожащие пальцы на ручку, ставшую вмиг холодной, почти обжигающе ледяной. Она боялась, что за дверной аркой ее поджидает смерть, пенящаяся у борта корабля. Совсем как в той сказке, автора которой девушка никак не могла сейчас вспомнить. Неразделенная любовь превратила русалку с разбитым сердцем в морскую пену, размытую волнами в бушующем море. Трагедия, написанная на бумаге, что-то да значит.       - Как тебя зовут? – послышался из темноты, откуда-то от окна голос Гейзенберга.       Линда резко обернулась и выставила вперед свечу в дрожащей руке. Глаза ее метались в кромешном царстве теней, стараясь различить очертания говорившего, но безуспешно.       - Кто здесь? – спросила она громче, чем хотела, сделав осторожный шаг к окну.       - Он прикасался к тебе? – мужской голос преобразился в нотки едва сдерживаемой агрессии, смывающей все границы ярости.       Девушка сглотнула, сделав еще несколько шагов и поняв, что у окна никого нет. Теперь знакомый голос вознесся к потолку, обрушиваясь гулких эхом, убегающим под ковер и заставляющим кровать чуть приподняться, оторваться от пола, чтобы потом рухнуть на место с незавидным треском.       - Карл? – тихо позвала русалка, сглатывая застывший в горле ком. Она старалась осветить одинокой свечой все пространство своих покоев, но значительная часть все равно оставалась в тени. По ее телу пробежали мурашки, о которых в тот, казалось, день она не подозревала, влекомая жаждой мести. Расправа над Стефоном снова вспыхнула перед глазами.       - Не будем терять времени, раз уж ты здесь, - уха Такалау коснулся горячий шепот мужчины. Она помнила это мгновение. На ее месте была Даниэла, а сама Линда в этот момент пряталась в шкафчике, впиваясь в ладони собственными ногтями и разрезая кожу до крови. Свободная, израненная в те мучительные минуты, рука потянулась к лицу. Не осталось даже шрамов.       Эта фраза была предназначена Гейзенбергом не ей. Ее воображение, одурманенное вином, играет в жестокие игры.       - Убирайся из моей головы, - надломленным голосом прошипела девушка, отступая к стене, все дальше от двери, и стараясь зажмуриться так крепко, чтобы веки заболели, а слезы не пытались прорваться наружу.       - Хватит дразнить меня! – рыкнул мужчина.       Линда была готова поклясться, что кто-то толкнул ее к кровати, оторвав от стены невидимыми пальцами.       - Я не дразнила! Ты ведь сам каждый раз выбирал ее, - резко крутанувшись и стараясь выставить руку со свечой как можно дальше перед собой, крикнула Такалау, когда поняла, что не смогла совладать с чувствами, и слезы покатились по ее щекам.       - О, русалочка, - в голосе Карла, витающем по комнате, послышалась улыбка, стирающая любые погрешности прошлого. – Ты удивительная, - нежно произнес невидимка, заставляя струны души, так желавшие этого мужчину, заиграть низкую, темную, запретную мелодию порочного альянса.       В этот момент в девушке что-то надломилось, пробежало электрическим разрядом по телу и вцепилось в незаживающую рану между лопатками обжигающей хваткой.       Перед глазами поплыл сперва неровный огонек свечи, затем в сторону скользнули кровать и тяжелый шкаф, а после и дверь начала принимать гротескные очертания, вырисовываясь в разверстую пасть с кучей острых зубов.       Потеряв равновесие, Линда начала медленно оседать на пол, пока колени окончательно не подвели ее, подогнувшись в комичном па и позволив своей хозяйке рухнуть, как кучке старой одежды, выброшенной из окна. Свеча, упавшая на ковер, чудом погасла в полете, не дав паре искр выскользнуть из-под своего крыла и начать эйфорию бушующего пламени.       - Перестань, пожалуйста, - закрыв лицо руками, сквозь слезы взмолилась русалка, чувствуя, как жжение в груди распространяется по всему телу зудящим покалыванием. – Хватит.       - Прости, - почти прошептал голос Гейзенберга прежде, чем исчезнуть в безмолвии ночи.       Тишина снова окутала русалочью спальню, укрывая сонным покрывалом одиноко сидящую на полу девушку. Она хотела сомкнуть веки и больше никогда не открывать их. Сон, до сих пор трусливо скрывавшийся во мраке под кроватью, внезапно стал медленно выбираться и на четвереньках приближаться к Линде, рассекая тишь хрустом костей.       Такалау убрала руки от лица, когда поняла, что странный треск, так похожий на крошащиеся твердые ткани, сидит вовсе не в ее голове и вылазит далеко не из опьяненного воображения. Хруст из-под кровати гнал шепот, утыкающийся в лязг зубов.       Страх помешал ей дотянуться до огарка свечи и зажечь крохотный отблеск пламени.       Страх заставил ее подняться на ноги.       Страх не дал ей обернуться назад.       Страх погнал ее к двери.       Резко нажав на ручку и дернув дверь на себя, Линда сперва не обратила внимания на то, какой ледяной она была. Девушке хотелось лишь выбраться. Ее пальцы за секунду примерзли к металлической поверхности и, выбегая в коридор, русалка рывком вернула обожженную ладонь к своему телу, всхлипнув из-за болезненно оторванной кожи.       В коридоре она налетела на уже знакомое тело и бесцеремонно сбила его с ног. Усилиями Такалау они отлетели к противоположной от комнаты стене, скатившись на пол и ударившись головами не только о кирпич, но и друг о друга. Услышав женский вскрик, смешавшийся с ее собственным, Линда открыла крепко зажмуренные от страха и боли глаза.       - Дика? – чуть слышно прошептала она, когда служанка со светлыми волосами стала на коленях отползать от русалки, стараясь не встречаться с ней взглядом. – Какого… Ты что здесь делаешь?       - Простите, я просто… - глаза Дики стали скакать из стороны в сторону, стараясь высмотреть путь к отступлению.       Такалау схватила служанку за запястье, когда та, поднявшись на ноги, попыталась как можно быстрее ретироваться из коридора, затянутого полумраком нескольких горевших настенных свечей. Линда до побелевших костяшек сжимала руку Дики, из-за чего та начала поскуливать, словно бездомная собачонка.       Треск и шепот, доносящиеся из комнаты, больше не шуршали в сознании девушки. Она ногой слегка толкнула собственную дверь и не увидела в темноте ничего, кроме неподвижной мебели. Когда русалка обнаружила отсутствие угрожающих звуков, взгляд ее наполнился холодным металлом, заточенным так остро, что резал плоть без колебаний. И взгляд этот уперся в светловолосую девушку, безуспешно старающуюся высвободиться из цепких пальцев Такалау.       - Простите меня, госпожа, умоляю, - начала в голос рыдать девушка, падая на колени и касаясь лбом босых ног русалки. – Она не оставила мне выбора. Она бы убила меня, если бы я не подчинилась. Или сделала бы что похуже.       - Да кто она? – уже громче спросила Линда, делая шаг назад, чтобы не чувствовать прикосновений потной кожи к своему телу. – О чем ты говоришь?       - Простите меня, - продолжала хныкать Дика.       - Ты либо немедленно мне объяснишь какого хрена тут происходит, либо я тебе глотку перережу прямо здесь, - уже начиная злиться, выплюнула Такалау.       Служанка замолкла.       – Встань, - приказала Линда.       Та подчинилась.       - А теперь говори, - до сих пор чувствуя страх, липко перемещающийся по коже, потребовала русалка, - что это за дерьмо было в моей комнате? И что ты, черт возьми, здесь делаешь?       Дика боязливо оглянулась, словно кто-то в столь поздний час мог подслушать сокровенные, ужасные тайны, хранимые этой девушкой. Ее взгляд уперся в пол, грудь высоко вздымалась, а пальцы рук дрожали так, что можно было отбивать чечетку на новый лад. Линда ждала, отпустив запястье служанки. Ее собственное тело понемногу тоже приходило в себя после внезапно пережитого ужаса, от которого прежде русалка бы даже не поморщилась. Это ее насторожило.       - Дика? – негромко позвала она служанку, все еще глядящую в пол.       - Леди Даниэла заставила меня, - прошептала светловолосая девушка. – Я бы ни за что не стала причинять вам зло, поверьте мне, - она так резко покачала головой, что Такалау показалось, будто позвонки не выдержат и с треском вылетят из плоти.       - Я не понимаю… - нахмурилась Линда. – Что заставила тебя сделать Даниэла?       - Вторая бутылка вина, стоящая на каминной полке, - перехватив громким выдохом всхлипы, начала объяснять Дика. – Это было единственное вино, в котором не было крови. Леди Даниэла знала, что вы предпочтете его «Девичьей крови». Она приказала добавить порошок акации в бутылку. Я не смела ослушаться. Простите меня!       Служанка снова начала плакать, пока в сознание Линды медленно закрадывалось понимание, а глаза расширялись, кидая озадаченные взгляды на приоткрытую дверь спальни.       - Галлюциноген, - прошептала самой себе русалка, вспоминая ботанику. – Но зачем ей?       - Вы выпили не всю бутылку, - кивнула Дика, - иначе кошмары не оставили бы вас до самого утра.       - Что она тебе сказала? – внезапно схватив блондинку за плечи и хорошенько встряхнув, спросила Такалау. – На кой черт ей понадобилось травить меня этой дрянью?       - Я не знаю, - снова заплакала служанка.       - Дика, - поняв, что пора менять тактику, иначе эта девчонка ничего ей не скажет, уже мягче произнесла Линда, - если леди Даниэла что-то задумала, мне нужно знать. Потому что сейчас я совершенно не понимаю, что происходит, - она впустила в голос нотки заботы, перемешанной с доброжелательностью. – Пожалуйста, помоги мне.       Поняв, что русалка успокоилась, служанка вытерла намокшие от слез глаза и внимательно посмотрела по сторонам, опасаясь того, что их снова кто-то может услышать. Очевидно, Даниэла хорошо запугала свое орудие, но обаяние Линды было сильнее страха перед ведьмой, ее прикосновения дарили странное тепло и чувство пусть и мнимой, но безопасности.       - Я только слышала про следы на снегу, ведущие от фабрики к замку, - шепотом сказала Дика. – Леди Даниэла была в ярости, когда вернулась.       Вспышка, озарившая снежный покров полетом одиноких звезд, пронзила русалку острым копьем. Так Даниэла смогла соединить все зацепки в единую сеть, узнать, чей еще запах витал вокруг желаемого ею мужчины. Ведьма видела следы на снегу, уловила аромат, подобравшийся так близко к телу Гейзенберга, заметила его взгляд. И решила вывести Такалау из игры, а может просто оставить предупреждение. Если бы Линда выпила всю бутылку, то видения, насылаемые акацией, мучили бы ее не до утра, а несколько дней.       - Никому не говори, что здесь было, - предупредила Линда. – И в особенности не говори Даниэле, что я тебя поймала, - наставляла она. Служанка лишь коротко кивала, испытывая явное облегчение от осознания того, что ее жизнь не оборвется этой ночью в коридорах замка. – Иди.       Дика молнией исчезла в полумраке коридоров, оставив русалку в одиночестве. Только сейчас Линда позволила себе дышать полной грудью и поняла, как критически мало кислорода попадало в организм. У нее закружилась голова, из-за чего пришлось опуститься на обшитый кожей стул неподалеку.       Взгляд серо-фиолетовых глаз метнулся к двери. В спальне теперь было тихо, лишь легкие порывы ветра утыкались в закрытое окно, играя ставнями, но возвращаться в кровать девушке совсем не хотелось.       Она поежилась, словно кто-то прошел рядом с ее могилой.       Повернув голову, русалка увидела мужской силуэт. Карл стоял через несколько дверей от девушки, прислонившись к арке и засунув руку в карман штанов. Кроме них на нем было только пальто, расстегнутая рубашка, открывавшая голый торс, и шляпа с очками, которые мужчина не снимал, видимо, даже в темноте.       Оторвавшись от стены, Гейзенберг стал медленно приближаться к Такалау. Она молчала, опустив голову. Распущенный каштан волос водопадом скрыл ее лицо.       - Верни меня в тот вечер, когда мы встретились, - попросила она, посмотрев мужчине в глаза, когда он оказался достаточно близко, чтобы услышать ее приглушенный шепот. – Я сделаю так, чтобы это никогда не случилось.       Карл остановился как вкопанный, словно кто-то ударил кнутом прямо перед ним, заставив на короткий миг потерять самообладание и почувствовать сталь, скрежещущую по сердцу расплавленным ядом. Его рука машинально потянулась к очкам, осторожно берясь за дужку и открывая глаза цвета скошенной травы. Через несколько секунд он с размаху сел на пол рядом с девушкой, прислонившись спиной к стене и положив вытянутую руку на согнутую в колене ногу.       - Ты же знаешь, я не могу, - чуть устало произнес мужчина. – Да если бы и мог, все равно бы не стал.       Тишина, повисшая между ними, больше походила на немой диалог, который каждый вел с собственными внутренними демонами, словно решая, какой шаг сделать следующим, по какому пути пойти. Но напряжение, разливающееся в воздухе, никто бы не смел отрицать и в минуту молчания.       - Ты хочешь этого? – нарушил звенящее безмолвие Карл. – Никогда не встречаться со мной? Забыть о том дне на тропе?       - Я хочу, чтобы все было проще, - ответила русалка, а через несколько секунд с улыбкой глянула на мужчину. – И чтобы ты не был таким придурком.       - Для последнего придется впустить меня, - усмехнулся в ответ Гейзенберг, повернувшись к Линде, - но не гарантирую, что это тебе поможет.       - И все? – спросила русалка. – Мне нужно только впустить тебя? – Шаг, сделанный к мужчине, наполовину сократил расстояние между ними. - Так просто? – Еще шаг, закрывший полотно мрака, разделяющего этих двоих в звездную ночь. – А как же Димитреску?       - Всерьез веришь, что меня остановит какая-то психованная сука? – усмехнулся Гейзенберг, прислонившись затылком к стене, чтобы лучше видеть девушку, возвышавшуюся над ним в полутьме.       - Я не про Альсину, - уточнила Линда, сглатывая ком, вставший в горле, и поджимая губы, когда пальцы Карла коснулись ее лодыжки. Все тело обожгло током, дернувшим каждую клетку эпителия.       - Я тоже не о ней, - пожал плечами мужчина, уводя прикосновение вверх по женской ноге.       Ему понадобилось всего секунда, чтобы подняться с пола и оказаться лицом к лицу с Такалау. Она не ретировалась, не отдала ему даже сантиметра расстояния и выдохнула обжигающий пар, когда мужчина вплотную приблизился к ней.       Его рука нарочито медленно поползла с ее талии к бедрам. Их взгляды сцепились в безмолвном танце осторожного скольжения, словно боясь спугнуть тонкую завесу, отделявшую двоих от остального мира. Линда впервые за все время ничего не боялась, ее тянуло к Гейзенбергу магнитом, зарывшимся в самый потаенный угол скрытого желания.       Но терпения владыки ни за что бы не хватило на женскую сдержанность, на кричащий звоночек опасности где-то внутри. И все же оторваться от этих глаз, полных скошенной травы перед рассветом, русалка не могла, а рука, скользившая по телу Такалау, сводила с ума теплом горячей ладони. Сдержать приглушенный стон девушка не смогла, когда Гейзенберг скользнул по низу ее живота и, рывком прижав Линду к своему телу, впился в губы с такой жадностью, словно их поцелуй был последним глотком живительной жидкости умирающего в пустыне странника.       Он хотел ее. Черт, если бы она только знала, как сильно он ее хотел. Усталость после Даниэлы вышибло ночной прохладой наступившей зимы. Линда откликалась на каждое его прикосновение, куда бы не заходила его ладонь в своем намеренном блуждании. Девушка призывно выгибалась, подстраиваясь под мужские ласки, прижималась вплотную к телу Карла, распаляя его желание.       Когда кончик ее языка скользнул по его шее, Гейзенберг рывком прижал Такалау к стене, напор его был настолько сильным, что лопатки, ударившиеся о твердую поверхность, заныли от растекающейся по спине боли. На пару секунд русалка почти задохнулась, не сознавая, что прижимает мужчину все теснее к своему телу. Она не очнулась даже тогда, когда его горячее дыхание вперемешку с требовательными поцелуями стало касаться женской шеи, когда его руки бесцеремонно разорвали всю непрочную ткань халата, еще остававшегося на теле Такалау.       Гейзенберг был в бешенстве, страсть разъедала его изнутри, туманила разум, уводя контроль в свои владения. Он продолжал осыпать поцелуями шею девушки, рвано переключаясь на грудь, заставляя Линду зажимать рот рукой, чтобы стоны наслаждения не переполошили весь замок.       Ее разум слегка пришел в себя, когда Карл опустился перед ней на колени, закинув одну ногу русалки себе на плечо. Его горячее дыхание заставляло девушку саму приближаться к мужским губам, тянуться к охватывающей тело эйфории, отдаваться без раздумий желаниями Гейзенберга.       Линда вцепилась пальцами в плечи Карла, когда его обжигающий язык начал скользить по внутренней стороне женского бедра, оставляя мокрую дорожку, подобную той, что теперь показывала желание Такалау без каких-либо слов. Она была готова почти умолять Гейзенберга сделать то, что он так издевательски оттягивал.       Мужчина усмехнулся, подняв взгляд на откинутую голову русалки, на ее прикрытые глаза и слегка приоткрытые губы. Она вымученно застонала в ответ, готовая схватить Карла за волосы и прижать к себе. Он знал это. Ему нравилась эта игра в женское безмолвие, снедаемое изнутри горящим вожделением. Только проблема стала заключаться в том, что его собственное желание уже изнывало, почти прорывая ткань брюк.       Гейзенбергу надоело тянуть время без видимой пользы. Когда мужской язык коснулся Такалау между ног, все, что русалка смогла сделать в ответ – выгнуться и выдохнуть что-то неразборчивое, впившись ногтями в итак истерзанное шрамами тело владыки. Но даже сейчас его собственные игрища не прекратились. Линда ждала, что ее изнывающую плоть он не оставит в покое просто так, но вместо этого мужчина увел кончик языка наверх, вырисовывая непонятные узоры на животе новообретенной любовницы.       Выказывая недовольство, она сильнее сжала пальцами плечо Карла, получив в ответ грубость, проскользнувшую без боли лишь за счет того, что влага поглотила весь дискомфорт. Владыка медленно поднялся с колен, проложив языком новую дорожку от живота до женских губ, в которые тут же впился с жестокостью хищника. Ее стоны заглушил его гортанный смех, когда мужские пальцы внутри Линды начали двигаться так резко и отрывисто, что девушка стала вздрагивать.       - Давай… - еле дыша прохрипела Такалау. – Давай зайдем в спальню.       - Не боишься оставаться со мной наедине? – усмехнулся мужчина и, словно в подтверждение своих слов, укусил русалку в шею, оставив кровавый отпечаток зубов и заставив ее вскрикнуть.       - Ты же просил впустить тебя, - приоткрыв глаза, напомнила Линда. В следующее мгновение взгляд ее сделался хищным, звериным, словно внутренний монстр только и ждал своего часа, чтобы показаться в свете масляных софитов. – На твоем месте, я бы боялась сильнее.       Карл толкнулся бедрами вперед, заставив Такалау почувствовать его выпирающее желание через ткань штанов. Ее рука, прежде обвивавшая мужскую шею, лихорадочно опустилась вниз, едва заметно пробежавшись кончиками пальцев по мужскому торсу, и дернула ремень брюк. Он смотрел на нее как на богиню, прокравшуюся в лунную ночь из-под толщи воды, и с каждой секундой ожидания ощущал нестерпимую теперь уже боль в паху, в мыслях представляя, как их тела упиваются друг другом, в унисон разнося звуки наслаждения по замку.       - Проклятье, Линда, - прорычал мужчина, несколькими небрежными движениями расстегнув ремень и ширинку.       Его взгляд снова нашел ее омуты. Она не отвела глаза, затуманенные пеленой предвкушения, давая свое бесповоротное согласие кончиком языка, скользнувшего по мужским губам. Его сильные руки подхватили девушку под ягодицы, приподняв над полом так, чтобы иметь абсолютный и беспрепятственный доступ к телу.       - Что-то еще сможешь после развлечений с Даниэлой? – сама не зная зачем, спросила русалка, напрягаясь всем существом при одном только упоминании имени Димитреску.       Он обдал горячим дыханием ее губы, заставив девушку инстинктивно потянуться вперед, ища источник тепла, и коснуться грудью оголенного мужского тела.       - Ты будешь умолять меня остановиться, - усмехнулся Гейзенберг, наслаждаясь видом растрепанной, подрагивающей от желания женщины, - когда не сможешь больше кончать.       От его слов у нее по коже пробежали мурашки. Когда Линда почувствовала, что одна его ладонь перестала ее поддерживать, дыхание сорвалось на короткий выдох, не оставшийся без внимания Карла. Одновременно с поцелуем, резко прервавшим ее сладкое ожидание, Гейзенберг медленно вошел в девушку, погасив ее тонкий вскрик своим утробным стоном.       Линде казалось, что прошло несколько минут прежде, чем его член оказался полностью внутри, заставив русалку застонать и прикусить собственную губу, резко отвернув голову от мужчины. Она вцепилась в его плечи, протаранив кожу острыми ногтями, разрезавшими плоть словно масло, но стоило лишь немного ослабить хватку, как раны тут же затягивались, не оставляя даже намеков на шрамы.       Гейзенберг подождал, пока она перестанет стонать и отгораживаться от него прерванным зрительным контактом, а потому лишь через несколько секунд начал медленно, размеренно двигаться. Ее громкие выдохи, разносящиеся по коридору, наполняли наслаждением безмолвные стены. Такалау чувствовала, как входя до самого конца, Карл прижимал ее к стене своим телом, словно хотел поглотить, не оставить даже крошечного зазора между ними.       Постепенно его ритм стал учащаться. Характерные шлепки, разносящиеся по замку приглушенным эхом, сливались с отрывистыми стонами русалки и утробным рычанием Гейзенберга, врезавшегося в девушку с такой силой, что ей приходилось опускать голову и впиваться зубами в мужское плечо, чтобы хоть немного приглушить стоны собственного голоса. Она упиралась руками в его грудь, когда напор владыки становился настолько нестерпимым, что внутри все распалялось болью от резких движений.       Карл не занимался с Такалау любовью. Не занимался с ней сексом. Он трахал ее, прижав к стене, в замке сучки, которая готова была порвать Гейзенберга от одного его взгляда на ее драгоценных созданий.       - Посмотри на меня, - потребовал мужчина, когда от влаги ее наслаждения звуки из глухих превратились в мокрые. – Смотри на меня, - уже жестче добавил Карл, чувствуя, что его самого в таком темпе хватит ненадолго – не все крутящиеся на фабрике шестеренки смогли бы соперничать с ритмом владыки.       Линда сумела заставить себя открыть глаза и взглянуть на мужчину, хотя перед серо-фиолетовыми омутами все расплывалось и уходило в безумную сюрреалистическую резь. Гейзенберг двигался так быстро, врезался в нее так грубо, что девушке едва хватало мыслей, чтобы продолжать дышать. Она хотела кричать от разрывающего ее нутро члена, даже в самых смелых снах русалка не могла вообразить на что способен этот мужчина в порыве страсти. Но она продолжала смотреть, хотя лица почти не видела. И умолять девушка уже не могла, не хватало дыхания на то, чтобы сорвать хотя бы одно слово со своих губ.       В последний момент Карл впился в ее губы, рывком прижав Такалау к стене до хруста костей, до разорванных мышц. Поцелуй русалки был таким же диким, как его желание. Ее зубы оставили кровь на искусанных мужских губах. Это лишь больше распалило Гейзенберга, заставило подойти к самому пику разрядки.       Его бедра начали двигаться с такой скоростью, что Линде пришлось запрокинуть голову назад и зажать рот рукой, дабы не перебудить весь замок. Она чувствовала внутри себя его немалый размер, разрывающий ее пополам и приносивший головокружительное удовольствие одновременно. Их тела, мокрые от пота, влажными шлепками разносили звуки приближающейся эйфории по коридору.       Одними губами она выдохнула его имя, когда толчки стали отрывистыми и жесткими, а после протяжного полустона-полурыка Карла и вовсе прекратились. Ее разорвало изнутри бушующим потоком пламени, смешавшимся с его семенем в чаше удовольствия. Когда мужчина начал останавливаться, она сама несколько раз толкнулась вперед, словно бы желая запомнить его, чем вызвала удивленную, но довольную улыбку владыки.              Рассвет бесцеремонно брезжил на горизонте, не желая оттягивать момент наступления нового дня. Линда задумчиво глядела на восход холодного солнца, обнимая себя за плечи и кутаясь в теплую шаль из собачьей шерсти – предмет гардероба, ненавистный Альсиной, но позволительный в ее отсутствие. Силуэт девушки, прислонившейся к приоткрытому окну, казался в легкой снежной дымке совсем невесомым, призрачным.       Когда мужские ладони опустились на талию русалки, она едва слышно выдохнула удовлетворенный стон, пронзенный негой теплого прикосновения. Ощущать рядом с собой Гейзенберга было самым опьяняющим и разрушающим чувством одновременно, проникающим в сознание и застревающим там тем самым тревожным звоночком.       Его губы опустились на ее чуть оголенное им самим плечо. Такалау слегка откинула голову назад, прислонившись к Карлу вплотную. В этот момент блестящий призрачным прикосновением луч коснулся их тел, золотя оттенки человеческой плоти, живых людей. Мужские поцелуи безмолвно уходили все выше, оставляя горячие следы на ключице, шее, пока дыхание не коснулось нежной кожи за ухом. Линда не сдержала стон, наполнивший воздух желанием ласки и продирающей страстью одновременно.       - Не дразни меня, - произнес Гейзенберг с небольшой хрипотцой, закравшейся в сознание девушки маленькой смертью, - иначе я снова на тебя накинусь.       Русалка осторожно повернулась в объятиях мужчины, оказавшись с ним лицом к лицу. Ее взгляд переливался потаенным призывом и терпким вином, от которого Карл вновь мечтал опьянеть. Их губы машинально соединились, заставляя уставшие за ночь тела с вновь разгорающимся пламенем касаться друг друга.       - Ты должен уйти, - оторвавшись от губ владыки всего на миллиметр, прошептала Такалау. Он не отреагировал, лишь опустил ладони на женские ягодицы, рывком прижимая девушку к себе. – Карл, пожалуйста, - нехотя она вытянула полусогнутую в локте руку, создав различимый зазор между собой и мужчиной. – Димитреску не должны знать о том, что здесь было ночью.       - А я и не знал, что ты такая трусиха, - с неприкрытой похотью оглядел он русалку с головы до ног, ухмыльнувшись при воспоминании о том, как она дрожала под его прикосновениями, как скакала на нем верхом, словно наездница на скачках, как просила не останавливаться, когда его язык почти трахал ее внизу. Этим же ртом сейчас она просила его уйти.       - Альсина взбесится, если хоть кто-то проговорится, - укутавшись обратно в шаль, сказала Линда, - а Даниэле и без того нужен психиатр.       - Линда… - засмеялся Гейзенберг, явно не воспринимая слова девушки всерьез.       - Я не хочу однажды проснуться посреди ночи с ее чертовым серпом у горла, - серьезно отозвалась русалка, когда мужчина провел пальцами по бороде, стараясь скрыть расползающуюся улыбку. Русалочка сама себя перепугала страшилками у костра. – Тебе это кажется смешным, но я знаю, на что она способна.       - С ней покончено. Тебя Даниэла не тронет, - развел руками Карл. – Она не нужна мне. И никогда не нужна была. Вспорет пару служанок, развлечется и успокоится. Все дело было в сексе, я уже не раз говорил тебе.       - А у нас разве по-другому? – сложив руки на груди, дерзко спросила Такалау.       И тут же пожалела о своем нахальном тоне. В глазах Гейзенберга взорвалась осколочная граната с кислотой, воплотившись такой злостью, что Линде стало страшно от мысли призывного самоубийства проклятым длинным русалочьим языком.       - Прости, - постаралась исправить собственную ошибку Такалау, - я сказала, не подумав.       Но вместо хоть какого-то ответа, Карл отвернулся, взял со спинки стула рубашку и, надев ее на себя, стал быстро застегивать пуговицы. Линда сглотнула и, превозмогая все опасения, сделала несколько шагов к мужчине, осторожно опустив руку на плечо Гейзенберга.       - Карл, - виновато начала она, - я…       - Хочешь, чтобы я еще раз тебя трахнул? – ледяным голосом, не выражающим ровным счетом ничего, спросил мужчина.       - Что? – ошарашенно убрав руку с плеча владыки, переспросила девушка.       - Я надеялся, что ты будешь поумнее, - закончив с пуговицами, кинул Карл, - но видимо ошибся. Мозгов у тебя не больше, чем…       - Тебе никто не давал права оскорблять меня, - рявкнула русалка, делая шаг назад.       Она не распознала боль, которую так бесцеремонно причинили мужчине ее слова. Посчитав их непростые взаимоотношения обычным сексом, она задела Гейзенберга сильнее, чем любой провалившийся эксперимент на фабрике.       - Ты, видимо, забыла с кем говоришь, - резко развернувшись, вспылил Карл. Линду прошиб холодный пот. Во взгляде мужчины не было и намека на того, с кем она провела минувшую ночь. Перед Такалау стоял зверь в человечьем обличии, готовый разорвать на куски кого угодно. – Я общаюсь с женщинами только в двух случаях: еда и секс. И если ты не собираешься приготовить завтрак, то лучше закрой свой рот. В противном случае я засуну в него свой член.       Брови девушки мгновенно сошлись к переносице, чтобы потом взлететь вверх. Ей хотелось ответить, очень хотелось объяснить Гейзенбергу, что все происходящее сейчас - просто недоразумение, глупые слова, вылетевшие без здравой мысли. Или же взорваться и начать кричать. Вместо этого русалка сжала губы и, давясь слезами, отвернула голову. Он причинил ей боль ничуть не меньшую, чем она ему.       Даже не взглянув на Линду, мужчина взял со спинки стула пальто и, оказавшись при полном параде повседневности, нервно выдохнул.       - Линда, - вдруг мягко произнес он, повернувшись к русалке.       - Пошел вон, - прошипела девушка дикой тварью, в гордом одиночестве рыскающей по пустынным лесам. Она медленно подняла на него серо-фиолетовые глаза со стоящими в них слезами. – Больше не приходите сюда, лорд Гейзенберг.       Внезапно его движения стали настолько плавными и молниеносными, что девушка не успела заметить тот момент, когда Карл оказался прямо перед ней, беря женское лицо в свои руки.       - Скажи, - потребовал он, глядя своими глубокими океанами скошенной травы в ее омуты, сковывающие реальность. – Еще раз скажи это, глядя мне в глаза.       «Я люблю тебя, - вертелось у нее на языке. – Убирайся из моей жизни, пока не погубил нас обоих».       На его губы выплыла самодовольная улыбка. Карл смотрел в глаза Такалау и видел там ровно то, что ему хотелось. Она была его. Полностью.       - Вставай на колени, русалочка, - почти приказал мужчина.       И она не посмела ослушаться. Не хотела на самом деле, чтобы он ушел.       Его пальцы расстегнули ремень на брюках, а следом и ширинку. Как оказалось, Гейзенберг хотел Такалау с самого утра. Его затвердевший член тут же оказался на уровне ее глаз.       - Приступай, - кивнул Карл.       Она осторожно подвела пальцы к мужчине, как внезапно дверь спальни распахнулась. На пороге стояла Даниэла. Вне себя от ярости.       - Грязная шлюха! – вскричала ведьма, вся сотрясаясь от жажды крови.       Послышался недовольный мужской стон.       - Следи за языком, - гаркнул Гейзенберг, застегивая штаны и, по пути захватив с кровати очки и шляпу, направляясь к двери. Он прожег взглядом Даниэлу, заставив ее покорно замолчать и отойти с дороги. – Русалочка, - с улыбкой обернулся он, встретившись взглядом с Линдой, - за тобой должок.       Она села на подогнутые под себя ноги и со смешком выдохнула.