...Меч Златой на бой спешит – значит, будет враг разбит! «Роза», «Ворон» или «Кот» Нас вовек не превзойдет. От Пентоса до Квохора – Не сдержать сынов Эйгора!...
В конце каждого куплета наемные мечи повышали голос, переходя на радостный клич. Им нипочем были топкая дорожная грязь и затянутое тучами небо над головой; несмотря на уныние природы, они все так же горланили грубые и шумные походные вирши. Когда Коннингтон записался в Золотые Мечи, одной из немало удививших его вещей были строевые песни. В Вестеросе драть глотки пристало на привале или в кабаке. «А самые прекрасные напевы и звучные голоса, конечно же, звучали в чертогах правителей». Черное Сердце тогда объяснил ему, что эта идея пришла в голову Эйгору Риверсу, когда он только создавал отряд. «Он читал о гискарских легионах и их строевом шаге. О том, как они наступали под пение флейт и хвалебные гимны своим богам. Это помогало шагать быстрее на переходе и держать строй в бою. Вот Злой Клинок и собирал певцов, чтобы сложили гимны и его армии тоже», так рассказывал Джону Тойн.«...Младший сын» и «кавалер», Меч Златой вам всем в пример. Ищешь «бравых» ты «ребят» – лучше Эйгора отряд. От Ступеней – до Степей Нет союзника верней!...
Хвастливые строки в устах солдат высмеивали все прочие наемные отряды, искавшие удачи в Спорных Землях. Старых врагов, которых теперь надлежало забыть. «Они-то могли забывать своих врагов. За сходную цену именно так поступали наемники в Эссосе. И разве не выкинули они из головы все свои прочие присяги?»Красный, черный ли дракон – Мы добудем ему трон, Хоть средь гербовых зверей Золотой «дракон» милей. И от Дорна до Стены Славьтесь, Эйгора сыны!
В глубине души Коннингтон сомневался, что Эйгор Риверс одобрил бы эти стишки. «Не больше, чем согласился бы с присягой Золотых Мечей красному дракону». Но Злой Клинок давно был мертв, и его позолоченный череп щерился с древка копья на своих наследников. Думать о почивших мятежниках было совершенно бесполезно; надо было позаботиться о том, чтобы красный дракон не разделил участь черного. ...Джон отвернулся прочь от маршировавших колонн. Прошло несколько часов. Хмурое утро сменилось полуднем, на землю легли длинные черные тени северных гор. Коннингтон не мог припомнить ничего сравнимого с ними по высоте в родном Вестеросе. Покрытые снегом острые пики взмывали в небеса непреодолимым частоколом; казалось, их было не перелететь даже птице. Впереди по дороге лежало русло пересохшей реки; взрывая землю, словно глубокий ров, прямой дорогой вело оно вверх в горы. Безводное дно было усыпано галькой и гладкими валунами. А на другом берегу начиналась дорога, мощеная ровно вырезанными бледного колера булыжниками. Это была первая хорошая дорога на памяти отряда в Белерианде; все, что попадалось им прежде, было редкими и разбитыми фрагментами мощения. Авангард пересек сухую речку и, покинув Печальную Обитель, ступил на запад Белерианда, основные силы двигались следом, высоко неся чужие червленые флаги. Все ближе и ближе приближалась армия к лесным чащам Бретиля, Березового леса, о котором их предупреждал Майрон. «Прямо в земли наших новых врагов. Впереди настоящее испытание», думал Коннингтон. Повернувшись, к Эйгону, он попросил его подъехать ближе. Сын Рейгара повиновался так же быстро, как и во времена скитаний под личиной Юного Грифа. – Скоро мы окажемся в Березовом лесу, – строго наставлял Джон, – вашей милости лучше скрыть лицо и замаскироваться, чтобы не попадаться на глаза недругам. Десница не собирался позволить тем, с кем, возможно, придется сражаться, узнать короля в лицо, особенно когда он все еще уязвим. Склонив голову, Эйгон плотнее закутался в плащ и спрятал серебристые волосы под красной бахромой капюшона. – Пусть сюда приведут и мальчишку, нам он скоро понадобится, – приказал Грифон Халдону. Его Величество решил забрать в свою свиту выжившего в долине подростка, вместо того, чтобы оставить его с прочими беженцами Медлин («его зовут Лорн», не переставал напоминать Эйгон). От Утяры Грифон узнал, что Эйгон взял мальчика себе в компаньоны, служить при нем пажом или оруженосцем, с возможной перспективой продвинуться в будущем выше. Точно так же, как посвящение Дакфилда в королевские гвардейцы, то был легкомысленный шаг, минутная прихоть, которую они не могли себе позволить. Но и Майрон хотел, чтобы Лорн остался с ними. Теперь лорд знал, что кровные узы их не связывают – ведь спаситель десницы не принадлежал к племени Медлин. Но она со своим табором беженцев бежала в тот самый Березовый Лес, что теперь стерег подходы к Минас-Тириту. «Если это позволит пройти через лес без боя, если врага не предупредят о нас – то, значит, оно и к лучшему». Скоро вернулся Халдон с подростком. Темно-русые волосы мальчика были вымыты и острижены, пушок со щек сбрили начисто. Новый спутник отряда получил и подобающую одежду: винного цвета дублет и ботинки из добротной кожи на смену изодранным обмоткам, в которых его нашли. Он являл бы собой идеальный пример королевского пажа, если бы не одна деталь: на плечи Лорн накинул на манер плаща расшитую цветочным узором синюю рубаху, ту самую вещь, которую он носил в долине. «Ему не помешало бы выучиться ездить верхом», подумал Джон. Беорингу подыскали смирную упряжную кобылку пегой масти, но в седле он держался с явной неуверенностью человека, никогда прежде не ездившего на лошади. Вскоре дорога увела их на юг прочь от Сухой Речки на настоящий речной брод. Армия Золотых Мечей остановилась, а на противоположном берегу взору Коннингтона уже открылась изготовившаяся оборонять противоположный берег чужая дружина. Знамен у них было мало, удалось разглядеть зелено-коричневые полотнища, изображающее подобие дерева, окруженное тремя распустившимися цветками. По сравнению со сверкающими шеренгами наемников воины за рекой были плохо экипированы. Большинство из них носило вареную кожу или полотняные одежды, кто-то и вовсе довольствовался из защиты одним только шлемом. Оружием у лесовиков были дротики, луки или годендаги. Лишь несколько бойцов было облачено в кольчуги или ламелляры. Плащи и щиты ополчения были такие же тусклые, как и его знамена: сколько хватало глаз, Грифон видел только зеленые или желтовато-коричневые одеяния. Если и были в рядах лесовиков рыцари или застрельщики, должно быть, они отменно замаскировались на опушке окружавшего их леса. – Ни рыцарей, ни копейщиков. Сметем одним хорошим броском через реку, – оскалил щербатый рот до самых изуродованных ушей подъехавший к Джону Франклин Флауэрс. – Может быть, – ответил десница, – но в этих лесах нас могут поджидать засады. Ударим сейчас – значит, все наши недруги будут предупреждены и поднимут тревогу. Коннингтон сжал зубы от злости: после предательства в шатре само присутствие Червивого Яблока его раздражало. – Мои люди как раз заметили мелькавшие между деревьями тени, – неожиданно поддержав его, встрял в разговор Марк Мандрейк, – даже не будь на то приказа Десницы, я бы не торопился гнать туда своих солдат. – Угу, – нехотя согласился бастард из Сидерхолла, – но, если уловка твоего дружка Майрона не сработает, и придется драться, то мы сметем этих выродков. – Она сработает, сэры, – уверенным голосом заверил их Эйгон, – сейчас уже меня не удивит, если наш посол остановит направленные на него кинжалы убийц или стрелы в воздухе парочкой ласковых… Фраза юноши изрядно рассмешила офицеров. Вместе с Бездомным Гарри Грифон выехал вперед, присоединившись к Майрону у уреза воды; замотанный в плащ с капюшоном король ехал следом. Медовые глаза посланника пристально изучали Лорна. Мальчишке взгляд его был не по нраву, он буквально вжался в седло. – Вот все и в сборе, господа, – заметил Майрон и указал на чужие знамена среди деревьев, – жители Бретиля прознали о нашем приближении. Здесь сам вождь Халмир, я разговаривал с его посланцами. Он ожидает генерал-капитана под флагом перемирия. Мотнув дурной башкой, Бездомный Гарри приказал охране следовать за ним туда, куда вел Майрон. Было решено, что генерал-капитан будет вести переговоры от имени Золотых Мечей, а посол – переводить. Коннингтон, вместе с замаскированным королем, Халдоном и Лорном, присоединился к ним. Вне всякого сомнения, Стрикленд был очень доволен таким оборотом – этому человеку всегда нравилось выставлять напоказ свои власть и положение, задолго до того, как его избрали предводителем отряда. «Тем более, раз уж его власть недавно поставили под сомнение». С противоположного берега им навстречу выдвинулась процессия лесовиков, не больше дюжины воинов, по меркам соплеменников – тяжеловооруженных, но совершенно несравнимых со свитой Стрикленда. – Вот он, вождь Халмир, хозяин леса, – объявил Майрон, указав взглядом на мужчину в центре. Предводитель племени был невысокого роста, стройный. Его длинные волосы, некогда русые, теперь почти полностью поседели; на затылке они были стянуты золотым кольцом. Седой была и длинная ухоженная борода, усов вождь не носил. Шлем у Халмира был странной конструкции, бронзовый, но целиком покрытый сверху внахлест кабаньими клыками. Купол сверху разделял пополам высокий гребень, спереди торчала еще и пара коротких рогов. Броня повелителя Березового Леса выглядела более привычно – то была сияющая кольчуга длиной до колен с бронзовыми поножами. По сравнению с грубыми хауберками его свиты она была настолько хорошо сделана, что Джон невольно задался вопросом, не была ли она подарком. Довершал картину высокий деревянный щит, окованный посередине бронзой; вокруг нее – как и на плаще вождя – красовался непонятный вызывающе яркий узор. По грубым черты лица мужчины, по сетке морщин вокруг зеленых глаз, Джон дал бы ему около шестидесяти пяти лет. Но потом взгляд десницы привлекла к себе другая фигура, державшаяся в хвосте процессии. То был смуглый коротышка, уступавший остальным на целый фут, переваливавшийся на коротких, словно культи, ножках. Руки у него были длинные, налитые мускулами, на толстом пузе красовался зеленый спиралевидный орнамент. Недомерок был почти лишен волосяного покрова, кроме нескольких тонких и длинных черных прядей на макушке, да немногих пучков щетины на массивной нижней челюсти. Глубоко посаженные глаза казались закатившимися, лоб и подбородок отличались шириной. На миг вспомнился карлик. «Нет», понял Джон, Тирион Ланнистер и другие столь же невезучие как он уроды от рождения действительно были низкорослыми и уродливыми. Но этот тип выглядел, словно кем-то обритый иббениец. Тем не менее, глядя на него, Коннингтон не понимал, почему же так волновался Майрон. Если те, с кем предстояло сражаться, были лесовикам под стать, то победа обещала быть молниеносной. Герольд группы Халмира провозгласил что-то на очередном непонятном Джону языке. Но Майрон быстро перевел сказанное: «Назвался Халмиром, сыном Халдана, вождем племени Халет». – Ваши стяги – восточные, – сказал Халмир, жестом указав на червленые знамена над головой Стрикленда, – нашим праотцам они тоже известны. Значит, вы служите князьям с восхода? – Да, так и есть, – как и было условлено, ответил Стрикленд, – наши правители послали нас в подкрепление отважным защитникам Минас-Тирита, ибо они вынуждены искать помощи родичей. «В его устах ложь – обычное дело, и литься она должна естественно». Майрон в точности перевел вождю им же сочиненную «липу». Старик-лесовик, казалось, задумался; он повернулся к одному из своих спутников, верзиле в добротной серебристой кольчуге, поверх которой был наброшен синий плащ с черной оторочкой. Голова его была полностью покрыта капюшоном, под тканью которого угадывались контуры шлема. А в руках воин держал секиру с вытравленным гербом в виде серебряного круга, от центра которого наружу торчали крылышки, словно лепестки распустившегося цветка. – Принцы из дома Феанора ведут войну в собственных землях. Почему же они высылают войско людей, не понимающее по-нашему, помогать родичам на другом конце Белерианда? – спросил вождь. – И кто ты таков, раз говоришь от их имени? «Каков бы Халмир ни был, его не так просто провести. А если не его, так его спутника». Солдаты Золотых Мечей тут же начали подозрительно переговариваться вполголоса. Что еще хуже, некоторые теперь держали оружие наизготовку. Джон щурился глядя на Стрикленда: «хоть бы старуха не повел себя сейчас как дурак». Придуманный Майроном балаган и без того был дурно поставлен. – Только их и сумели выкроить их владыки, – властно, но без угрозы, ответил посланник, – по пути сюда они претерпели немало лишений. Но показали себя искренними друзьями. Мое имя Амарфион, я родом из Ладроса. Примкнул к Медлин из Соснового Починка, когда наш народ лишили родины. Когда мы попали в беду в Нан-Дунгортебе, эти воины пришли к нам на помощь. По настоянию Майрона вперед вышел Лорн. Мальчик посмотрел на посла, потом на спутников Халмира. Майрон положил ему руку на плечо и обратился к нему на их непонятном наречии. Говорил он медленно спокойно, даже успокаивающе; это было, словно отдых у очага после долгой дороги. – Лорд Халмир, это Лорн, сын Баранора. Его отец верный слуга королю Нарготронда, давнему другу племени Халет. Его семья погибла в Нан-Дунгортебе, когда они бежали, оставив свои жилища. Эти воины, вассалы доблестных сыновей Феанора, спасли его от чудовищ долины, как и многих других соплеменников храброго Барахира. И Майрон деликатно подтолкнул Лорна вперед, чтобы он тоже поговорил с Халмиром. Хоть десница и не мог понять ни единого слова, сорвавшегося с уст подростка, Джону с лихвой хватило и того, как именно тот говорит. Речь его была неуверенной и топорной, переполненной запинками и заиканиями. Так уже было, когда паренька впервые допрашивали, но тогда от него было мало толку. После того, как с ним разобрались, Майрон снова взял все в свои руки. Лорн же угрюмо вернулся в ряды наемников. Халмир повернулся к своим товарищам, вне всякого сомнения, для того, чтобы обсудить дело между собой. В тишине текли мгновение за мгновением, и Коннингтон чувствовал все нарастающее беспокойство. Ведь, если придется сражаться, Эйгон окажется близко к противнику. Прямо в гуще возможного боя. Но закончилось все тем, что Халмир вновь поворотился к наемникам лицом. Его герольд громко проревел некое заявление на их непонятном языке. – Вассалы сыновей Феанора, – любезно перевел Майрон, – Халмир, сын Халдана дает вам слово чести, что предоставит вам безопасный проход по землям племени Халет. При условии, что вы здесь долго не задержитесь, а в Минас-Тирит и к королю Менегрота будут направлены вестники. – Скажи ему, что мы тут оставаться не намерены, – велел Стрикленд, – мы избавим его от своего присутствия, как только получим проход. Некоторых солдат рассмешили слова генерал-капитана, но сердитый взгляд Мандрейка заставил их замолчать. – Достославный лорд Халмир, истинно чтишь ты свой народ и своих предков, а мудрость твою в Белерианде никто не дерзнет поставить под сомнение, – изрек Майрон, да так, чтобы могла услышать вся свита вождя, – в ответ на твою щедрость мои друзья клятвенно заверяют, что немедленно покинут твои земли и не причинят никакого вреда ни племени Халет, ни другим союзникам Бретиля, ни в походе, ни после. Так они клянутся, честью славных сыновей Феанора. Джон заметил, насколько внимательно слушает посланника старый вождь; вне всякого сомнения, он был польщен словами Майрона. Но что еще больше произвело впечатление, так это легкость, с которой лесовика обманули: ни он, ни Майрон ни разу не дрогнули и не прервали друг друга. Хотя десница видел немало людей, лгавших без зазрения совести, никому это не давалось настолько легко, как их проводнику и спасителю. «Нам повезло, что он решил связать свою судьбу с Эйгоном». Глашатай Халмира вновь дал свой ответ, и из свиты вышел молодой человек («скорее уж мальчик, не старше пятнадцати»), не больно рослый для своего возраста, но широкоплечий с медово-золотыми волосами и голубыми глазами. Носил он ярко-синие одежды с червленой и серебристой вышивкой, поверх них был накинут узорчатый оранжевый плащ, подрубленный по краю алой каймой. Бронзовые серьги в виде березовых листьев висели в ушах, серебряные украшения были вплетены в косу. Скорее всего, это был паж или тот, кто выполнял у лесовиков подобную роль при вожде – в руках он держал большой охотничий рог, по всей длине оправленный золотом и усыпанный драгоценными камнями. Его раструб был инкрустирован перламутром, переливающаяся поверхность которого напоминала переплетенные ветви леса в солнечном свете. Джон оказался искренне удивлен тому, что у обитателей леса нашлись мастера, способные изготовить подобное; быть может, его просто подарили их вождю? Впрочем, происхождение вещи было совершенно неважно: при виде драгоценности у наемников уже разгорелись глаза от жадности. Майрон вывел юношу к Бездомному Гарри, и тот с почтительным поклоном вручил рог генерал-капитану. У Стрикленда глаза на лоб полезли от изумления, но он, не мешкая, пожалуй, даже слишком торопливо, ухватился за диковинку и с улыбкой на круглощеком лице повернулся к послу. – Есть такой обычай, обмениваться подарками между друзьями, – многозначительно намекнул посланник Моргота, – лорд Халмир тоже ожидает от вас дар. Стрикленд немедленно скорчил кислую мину – и это несмотря на все драгоценности, которые он таскал на себе, и ту сокровищницу, которой был его шатер.Однако же возразить смущенный генерал-капитан не посмел: теперь он принялся осматривать свое облачение. «Бездомный Гарри мертвой хваткой будет цепляться за каждую полушку, точь в точь как оборванец-попрошайка из Блошиного Конца». – Если позволите, лорд Стрикленд, то ваш меч стал бы отменным подарком, – деликатно посоветовал Майрон. Гарри с неохотой посмотрел на ножны, висевшие на поясе. То была богато украшенная вещь, изготовленная из черной вареной кожи, отполированной и лакированной до блеска. Поверхность ее украшали чередующиеся металлические пластины. Серебряные украшали позолоченные черепа со вставленными в глазницах черными агатами, символизирующие Золотых мечей. На золотых же была вырезана посеребренная семиконечная звезда Веры. Стрикленд неуклюже вытащил меч, подал клинок и ножны Майрону. – Помогай нам боги. Надеюсь, ему это придется по душе, – захныкал он. – Скоро себе новый добудешь, – рассмеялся над приунывшим командиром Флауэрс, – держу пари, у врага полно отменных мечей, которые ждут не дождутся оказаться в ладони Гарри Стрикленда. Тут уж без сомнения. – Давайте надеяться, что они будут облачены богаче этих лесовиков, – чисто по-женски улыбнувшись уголком рта, добавил Лисоно Маар, – если не принимать в расчет тот рог, что вручили нашему генерал-капитану, халадины явно роскошью не избалованы. – Ну, так скачи к ним в лес, лисениец, спроси у дикарей, не наставят ли они рога и тебе, – фыркнул Тристан Риверс. Коннингтон сморщил нос от отвращения. – Довольно, господа, – заявил он, – нам открыли путь, но впереди ждет тяжелый переход. Все, что было дальше, протекало как во сне. Войско без отдыха и передышки шагало по равнинам, взбиралось на холмы и пересекало реки. Неважно, сколько миль удавалось преодолеть: этот марш никак уж не был настолько изматывающим, как бегство из долины. Послушать рядовых наемников, так это и вовсе был самый легкий поход в их жизни. Войско действительно двигалость в быстром темпе – настолько, что расстояние, которое потребовало бы трех дней пути, преодолели в два раза быстрее. Золотые Мечи разбили лагерь у дороги к северу от каменного моста через приток Сириона. То была короткая остановка, только для того, чтобы дать солдатам отдых перед предстоявшей битвой. С рассветом по сигналу горнов выступили вновь. «В этих краях так много рек», думал Джон, пока они ехали вперед. Крупнейшую среди них Майрон называл Сирионом. Хотя её и нельзя было сравнивать с Ройной, тем не менее, она явно была достаточно широкой для того, чтобы отбросить все мысли о легкой переправе. И достаточно глубокой, чтобы быть судоходной на этом участке. По мере того, как войско двигалось на север, река становилась все шире и глубже, точь в точь как протоки-зубцы Трезубца. В лучах утреннего солнца её поросшая пышной травой и высокими хвойными деревьями долина играла всеми оттенками зелени. Угадывались границы садов, нив и пастбищ – по крайней мере, того, что, должно быть, некогда ими было. Все жилища размещались на возвышенностях, господствовавших над долиной и рекой. Эти холмы были слишком крутыми и торчали в отрыве друг от друга самым неестественным образом. Должно быть, их насыпали те же, кто строил эти поселения. У подножья каждого кургана, вдоль полей и пастбищ попадались широкие каменные фундаменты – когда-то давно эти деревни защищали стены. А повсюду по равнине высились остовы сторожевых башен, никем не занятые. «Это мало похоже на поселение простолюдинов, тут скорее был военный лагерь». Но, что бы тут ни было, теперь здесь было тихо, как в могиле. Никто не ухаживал за нивами и садами, никакие животные не паслись на выгонах. Среди полей виднелись и дома, возведенные из камня, ярких цветных кирпичей или мореной беленой древесины. Самые крупные из них претендовали на звание усадеб, если не поместий. «А ведь не так давно здесь, должно быть, было красиво». Но и там царило запустение: над крышами не курились дымки очагов, расписные двери были заколочены или вовсе выбиты с петель. То было зрелище, хорошо знакомое Коннингтону по Вестеросу, и различия между мирами только усугубляли сходство. – Кажется, до нас тут побывали чьи-то ребята, – фыркнул Флауэрс. – Как по мне, неважно, что за мир, война везде одинакова. Всех людей под одну гребенку стрижет. – Будьте начеку, – приказал наемникам Мандрейк, – если наш сидерхолльский бастард прав, то войско, разорившее крестьян, может все еще быть где-то рядом, поджидая нас в засаде. За время, проведенное в долине, наемникам, и без того подозрительным по своей природе, засады начали чудиться за каждым холмом и под каждым кустом. Коннингтон ничего не сказал им в ответ, он любовался Эйгоном. Сын Рейгара тоже обозревал эти поля. – Я все хотел тебя спросить, Джон... О Вестеросе, я ведь его никогда не видел. Неужели он похож… на это? – спросил его Эйгон. Голос короля звучал чуть громче шепота. Будь фраза сказана еще чуть тише, она бы просто потерялась за шумом ветра. Этот вопрос застал десницу врасплох; повисла пауза. Джон окинул взглядом окружавшие их зеленые поля, курганы и хвойные рощи. Можно ли было перепутать эти места с каким-нибудь уголком Речных Земель, пострадавшим от войны? В который раз вспомнились Штормовые земли, Грифонье Гнездо, родимый дом, о котором он старался не думать, борясь с самим собой все долгие годы изгнания. Его земли, владения его отца и предков – как долго Джон питал надежду, что сын Рейгара тоже увидит их, когда придет время. Но этому уже не бывать никогда. «Это место с ними нельзя и сравнивать», думал Коннингтон, прислушиваясь к ветру, шипящему в длинных стеблях трав. Белерианд столь же сильно отличался от родных краев, как и Эсcос, разве что был он еще более незнакомым и чуждым. – Нет, – ответил он юноше, – на Вестерос это непохоже совершенно. Поймав взгляд лорда, Эйгон дал торопливый и резкий ответ: – Понятно. Благодарю, лорд Коннингтон. Голос короля прозвучал с тем же мрачным пафосом, с которым некогда говорил и его отец. «Быть может, мальчику и не по душе такой ответ, но с этим придется смириться, как бы трудно это ни было», решил Джон, «у него, в отличие от меня, гораздо больше времени, чтобы этому научиться». – Ваше величество, когда начнется сражение, – начал Коннингтон, стремясь отвлечь внимание Эйгона, – оставайтесь со мной, будете наблюдать за полем боя. «Он явно разозлится». – Этого и следовало ожидать, – стал сюрпризом для Грифона ответ воспитанника, – но раньше ты командовал авангардом, почему же теперь будешь сидеть в тылу? – Это не Вестерос, – твердо ответил Джон – все, что мы знаем здесь о наших врагах, так это только их самоназвание («но, кажется, даже в этом ничего не смыслим»). Так что будем стоять и смотреть. Коннингтон знал все дома, стоившие поминания, от Солнечного Копья и до Стены. А до изгнания был лично знаком с каждым лордом или известным рыцарем в Штормовых землях, знал их родителей, родословные, которыми они хвастались за кубком-другим. Здесь же десница всецело зависел от милости Майрона, застряв в ожидании очередного незнакомого имени, срывающегося с губ посланника. И из-за этого чувствовал себя слабым. Хуже, чем слабым – невеждой, бесполезным для Эйгона. Пережившим самого себя. «Как может десница наставлять короля, когда он не в силах пошевелить собственными пальцами?» С каждым новым именем очередного князя или принца, с каждым названием очередного удела, произнесенным Майроном, напоминание о собственной ничтожности вновь поглощало его сознание. В Вестеросе его навсегда запомнят как изгнанника без чести и совести, как неудачника. Будут ли вспоминать о нем здесь, пусть даже как о живом ископаемом, памяти исчезнувшего мира? Или же он настолько подведет Эйгона, что о нем забудут вовек? – А если мы понадобимся там, то что, тоже будем стоять столбом? – спросил Эйгон. – Если битва обернется не в нашу пользу, то мы, конечно же, вмешаемся, чтобы предотвратить поражение, – не таясь, ответил Грифон, – но сомневаюсь, что это понадобится. Ведь мы застанем врага врасплох. Ваша милость, вы же никогда не руководили боем. В будущем… Джон на миг осекся; эти слова дались труднее, чем он ожидал. Десница и король все так же ехали вперед. – …когда вы обретете свое королевство, вы должны уметь его защищать. Должно быть, Халдон много рассказывал вам о битвах, но одно дело – отвечать Полумейстеру, как Аргилак Надменный или король Дейрон вели своих воинов, а совсем другое – командовать собственной армией. Многие молодые люди слишком любят звук своих рогов и блеск копий, а потому думают, что способны вести за собой. А многие старики считают, что раз уж они побеждали сорок лет назад, им уже не светит поражение, покуда их не поберет Неведомый. – Надеюсь, это не про нас с тобой, – рассмеялся Эйгон, но взгляд его выдавал беспокойство. – Нет, не про нас, – поклялся Джон отпрыску своего Серебряного Кронпринца, – не про вас уж точно. Чем ближе они двигались к берегу реки, тем больше темнело вокруг. Густой туман поднялся над рекой, не только окутав её берега, но и закрыв обзор впереди. Небо над головами становилось все тусклее, золотые лучи солнца теперь были скрыты за темными громадами облаков. Хотя Майрон предупреждал, что мгла над рекой должна замаскировать приближение Золотых Мечей, многие наемники впали в ужас, когда её серый полог начал обволакивать их фальшивые знамена – слишком свежи были воспоминания о Нан-Дунгортебе. – Вперед, вперед смотреть, тупые вы сукины дети, – ревел Мандрейк. Вдалеке из-за тумана уже показались очертания башни, хотя войско от нее отделяло еще несколько миль. Немедленно ряды наемников охватило невероятное воодушевление: головорезы предвкушали то, что должно последовать дальше. Но Коннингтон не обращал на это внимания. Вместо этого его взгляд был прикован к медленно обретавшим детали контурам острова. Словно он смотрел на скалы над Заливом Разбитых Кораблей с бака пенящей волны галеи. На мысу высилась цитадель, вершина ее мерцала в облаках. С неё можно было легко обозревать все, что окружало крепость. По мере приближения стали видны и другие сооружения замка, по словам Майрона называвшегося Минас-Тиритом. Узкий перешеек вел к дамбе, мощные укрепления предмостья стояли на вершине холма. Грифон помрачнел, но взял себя в руки: предстоял бой, не было времени размышлять над очередной издевкой судьбы. Исход одних сражений требовал нескольких дней, люди и армии стравливались между собой, истекая кровью ради победы. А в других все решали считанные мгновения. Бой на подходах к замку на острове относился именно к последним. Когда развеялся туман, когда огонь пожрал фальшивые знамена, которые тут же сменились золотыми штандартами наследников Злого Клинка, основные вражеские силы преследовали некоего отступавшего в беспорядке противника и штурмовали его отдаленный лагерь. Только несколько рассеянных рот охраняло тылы. Вдалеке слышались крики, и пусть никто не знал языка, каждый знал, что они означают. «Глупцы думают, что их друзья пришли к ним на подмогу». Золотые Мечи молниеносно воспользовались этой ошибкой. Пехота наемников, поддержанная быстрейшими из конников, с ходу пошла на штурм укрепленных лагерей, быстро опрокинув немногих их защитников, пребывавших в слишком сильном замешательстве, чтобы оказать сопротивление. Черный Балак расположил своих лучников на вершине холма, отряды пехоты же поспешили на захват разводного моста, чтобы перекрыть врагу путь к отступлению и отрезать их от помощи из замка. Тем временем, основные силы армии двигались к реке: более пяти тысяч пехоты, тысяча конных и все слоны. Жалкие несколько сотен защитников, копейщики и лучники, оказавшиеся на их пути, пытались удержать золотую лавину, опираясь на укрепления – уже заваленные трупами. Но это их не спасло. Когда живой лес копий двинулся вперед, когда на флангах грянул гром копыт рыцарской конницы Золотых Мечей, а следом затрубили слоны, то врагам было уже не устоять. Те, кого не смяло атакой, обратились в бегство – только для того, чтобы стать добычей преследующих их всадников. Не давая врагу передышки, двинулись на противоположный берег, туда, где были главные силы этих нолдоров. Джон все это время стоял с Эйгоном на вершине холма, наблюдая за сражением, словно за игрой. «Сомнительная позиция», думал он: король и десница находились в безопасности, но ценой тому была возможность участвовать. И если бы понадобилось подать приказ, то сделать это можно было только сигналами или через посыльного. Приходилось вверить всю тяжесть командования капитанам отрядов. Но, кажется, Коннингтон был прав, что доверился им, по крайней мере, в их ремесле. То были наследники Злого Клинка, их военные навыки были отточены суровой дисциплиной, годами войн и сражений. При всех прочих недостатках эти люди были отменными бойцами, и немногие могли с ними тягаться. «А кто же способен их превзойти в этом мире?» – И это-то пугало Майрона до икоты?! – спросил ликующий Эйгон, – да мы их просто снесли, словно их и не было! Ох уж этот восторг… То было не первое сражение, свидетелем которому был юный король. Но первая битва против людей, как бы дико это ни звучало для Грифона всего-то месяц назад. – Мы просто застали их врасплох, – ответил Джон, – и еще не столкнулись с их основными силами. Вряд ли бы они теперь потерпели поражение, но не было причин позволять Эйгону беспечно праздновать победу. Майрон звонко и от души рассмеялся, привлекая к себе их внимание. – Ваше величество, считать, что все армии столь же доблестны и хорошо обучены, как ваша, – это заблуждение. И лев и волк – хищники, но лев явно сильнее. – И никому из них не устоять перед драконом, – усмехнулся Эйгон. – Воистину, Ваша милость, – согласился посланник Севера и вновь искренне рассмеялся: – перед драконом никто не устоит. А Джон внимательно разглядывал убитых нолдоров. В отличие от ополченцев Березового леса, скорее дикарей, чем солдат, или истощенных беженцев Медлин, их воины были отменно оснащены и вооружены, все до единого. И, хотя вживую и вблизи он ни с кем из них еще не сталкивался, было в их внешности, в движениях перемещавшихся на поле боя солдат что-то такое, что сбивало Коннингтона с толку. Вот только он не мог понять, что именно. «Но это пока подождет». На противоположном берегу реки товарищи этих убитых и раненых готовились отомстить за них. Холмы за рекой были изрезаны рвами, валами и частоколами, их вершины венчали развевающиеся знамена, белые с золотым, лазурные, золотая арфа на зеленом поле. Но солдаты под сенью этих штандартов все еще пребывали в беспорядке; Джон смог насчитать всего около тысячи строившихся для боя, остальные растянулись в тылу и отстали. Громко зазвучали горны и барабаны, забегали вдоль линии вражеской обороны гонцы, выкрикивая приказы собирающимся ротам. К пехоте присоединилась и небольшая конная дружина. То были в основном легкие кавалеристы с копьями и топорами, но в их рядах нашлось место и тяжеловооруженным рыцарям, с ног до головы закованным в доспехи, с длинными копьями. Их мощных боевых коней защищала великолепная чешуйчатая броня. Но этих было совсем мало, немногим больше тридцати, но явно меньше пятидесяти. «Песчинка, по сравнению с мощью конницы Золотых Мечей». Вскоре выяснилась и причина сумятицы во вражеских рядах. Вдалеке поднимался дым, Коннингтон разглядел там угольно-черные знамена. «Майрон говорил, что знамена его короля – черное поле без фигур и герба». Так что нолдорам приходилось торопиться обратно, прервав преследование. – Нужно атаковать немедленно! – настаивал Эйгон, – они же еще не готовы. Лучшего момента и быть не может, приказывай переправляться! То было отнюдь не глупо, хоть юноша наверняка основывал свое предложение на опыте некоей битвы, о которой ему приходилось читать в книгах. Хорошая атака действительно могла быстро рассеять вражеских солдат, как это уже произошло с их товарищами на этой стороне реки, но это было чревато потерями. – Нет, ваше величество, это ни к чему, – отмахнулся десница, – мы отрезали их от замка. Пусть враги попытаются пробить себе коридор через реку, пока наши союзники собираются с силами. «Наши союзники». Они, конечно, слышали про них, но Майрон разгласил им безбожно мало сведений. Пока что не доводилось и видеть их, не считая знамен. «И трупов на земле». Без сомнения, на поле сражения полегло немало воинов, служивших повелителю Майрона, но Грифон их тела не разглядывал. На это попросту не было времени. Громкий возглас раздался за рекой, ему вторила дюжина рогов. Противник перешел в контратаку. В ответ на это со стороны наемников пропели трубы, бойцы выдвинулись вперед, но остановились за пару шагов до уреза воды. Опустили пики, бросая вызов противнику: придите, мол, добро пожаловать насадиться на ощетинившиеся острия. Нолдорский авангард наступал в идеальном порядке. Фаланга их копейщиков имела двенадцать рядов в глубину, среди их сомкнутого строя были укрыты и лучники. Неустрашимо двинулись они прямо в бурный речной поток. Но как только их ноги вспенили первые брызги, течение замедлилось. Все медленнее и слабее становилось оно, пока, наконец, река, тягавшаяся с Трезубцем, не превратилась в тихий ручеек, который с легкостью пересекли нолдоры. Копейщики Золотых Мечей в ужасе дрогнули и начали отступать. Коннингтон тут же вспомнил болтовню Яндри и Исиллы, их истории о водяных магах ройнаров, бросавших вызов драконьим владыкам древней Валирии. – Что это? – сердито глядя на Майрона, потребовал ответа десница. А на поле боя командиры выкрикивали приказы подчиненным, пытаясь восстановить порядок в рядах наемников. «Назад в строй!», «Держались в долине – не побежите и сейчас!», «Трусы!», «Сукины дети!» – слышалась брань сержантов. К счастью, угрозы и уговоры подействовали – бойцам удалось восстановить самообладание к тому моменту, как противник оказался на середине брода. Золотые Мечи снова двинулись вперед с развернутыми штандартами. До рукопашной еще не дошло, но стороны уже вовсю обменивались стрелами из луков и арбалетов по всему фронту. – Все, как я и опасался, – тяжело вздохнув, обратился к Коннингтону Майрон, – нолдоры владеют подобным колдовским искусством и применяют его против врагов, оттягивая свое поражение. Но я не ожидал, что они пускают его в ход с такой легкостью. Джон помрачнел. Так ли трудно было поверить в колдовство, после того, что армия уже повидала. «После того, что сам Майрон сделал с больной рукой, называя это всего лишь «искусством». – Предупреждать надо в следующий раз, – жестко ответил он посланнику Севера, – его милость и я должны заранее знать о том, на что способен этот народ. – Да будет так, лорд-десница, – смиренно принял собеседник указание. Коннингтон вновь перевел взгляд на поле боя, пытаясь подавить смущение из-за легкости манер Майрона и его спешной готовности повиноваться. Лорд пытался сосредоточиться на ходе сражения. Шеренги противников сошлись посреди реки. Пикинеры Золотых Мечей встали в оборону. Основные силы вражеской пехоты построились клином, закрывшись щитами и ощетинившись копьями, и ударили в стальную стену наемников, оборонявшую берег. Конница противника пока бездействовала. В отличие от плотного клина в центре, на флангах защитники Минас-Тирита стояли в разомкнутом строю; их воины, прикрывшись большими щитами, метали дротики в наемников, в надежде проредить их ряды. Это был напрасный труд. Да, сгибались пополам раненые, падали убитые, но золотой строй стоял нерушимо. Большая часть дротиков летела мимо или бесполезно стучала по пикам и щитам, торчащим в передних рядах – как и стрелы вражеских лучников. Как ни старалась вражеская пехота, прорвать заслон она не смогла. Меж тем, резервы армии Эйгона получили новый приказ. Пропели рога, на сей раз – наемничьи. Конечно же, пехота отряда перешла в наступление, из захваченных лагерей начали поступать подкрепления. Знаменуя победу, нараспев грянул ликующий боевой клич Золотых Мечей: – Под позолотой – жгучий булат! Джон заметил личный знак Черного Балака: к месту боя приближалось ротное знамя, украшенное короной из золотых перьев. Это лучники занимали позиции. Пехота противника еще отчаяннее нажимала в попытке прорваться, но под их ногами начали громоздиться тела их погибших товарищей. Фаланга Золотых Мечей поперла вперед, принуждая центр вражеского строя отступать: обороняющиеся бросали своих убитых и раненых. В рядах противника вновь прокричали череду кличей, засверкали обнаженные клинки. Метатели дротиков теперь бросились вперед, вступая в бой с наступающими наемниками в попытке охватить их сбоку. Но было слишком поздно. Закаленные множеством битв наследники Злого Клинка о своих флангах не забывали, так что любая попытка найти брешь среди наступавших колонн была напрасной. Но и эти нолдорские мечники не собирались так просто сдавать позиции. Стремительным броском они пересекли ничейное пространство между сражающимися армиями в надежде пробить собственными силами коридор в толще наемничьих рядов, презрев всякий страх и опасность даже тогда, когда их товарищи подались назад. Вел их на прорыв дородный мужчина с секирой в одной руке и знаменем в другой. Он всегда лез в самую гущу боя, рубил и кромсал направо и налево, словно ему в одиночку было по силам решить исход боя. И его закованные в кольчуги бойцы разделяли эту уверенность, хоть их ряды таяли под ударами копий, арбалетными болтами и стрелами. Их отбросили назад – но нолдоры, перегруппировавшись вокруг воеводы со знаменем, атаковали снова. Но и во второй раз пришлось им отступать обратно: окруженцев оттеснили к берегу реки, на те самые позиции, которые они занимали в начале сражения. – Отважные воины, – заметил Эйгон. Джон не мог с ним не согласиться. Он думал о тех достойных и храбрых рыцарях, которые до самой смерти противились Узурпатору. Таких как Ливен Мартелл, Белый Бык и Артур Дейн. «О простолюдинах и вельможах, сражавшихся при Каменной Септе и умиравших под звон колоколов». Сохранивших преданность драконьей династии до конца, вместо того, чтобы бить поклоны и расшаркиваться перед Баратеонами. – Отважны, и правда, да только долго не протянут, – поделился наблюдением Майрон. Предмет их разговора все теснили к берегу реки, кровавые вихри кружились в водах Сириона. Копейщики пытались вновь сформировать линию обороны, их дородный предводитель не покидал своих храбрецов. Теперь нолдоры уже защищались, а Золотые Мечи наступали. Вражеский воевода метнул знамя своего отряда, как копье, прямо в их приближающиеся ряды, призывая своих воинов отбить обратно окровавленный штандарт. «Дортонион!» – грянул громкий боевой клич, и нолдоры вновь бросились в атаку вдоль берега реки, невзирая на стрелы и копья. Их окровавленные клинки и сверкающие шлемы отбрасывали на солнце множество бликов. Те из противников, у кого еще были дротики, метнули их в ряды наемников. Увидев это зрелище, Грифон подумал, что любые другие солдаты, даже отрази они прошлые атаки, были бы разбиты и бежали. Но Золотые Мечи были не просто какими-то там солдатами. Крякнуло множество глоток: переведя дух и собравшись с силами, вышколенная живая стена устояла перед напором вражеской ярости и в третий раз отбила попытку прорыва. Обратила в бегство всех, кроме предводителя – этот продолжал сражаться как дикий зверь, рубя топором наконечники копий и каким-то чудом выдерживая наносимые ему удар за ударом. Его плащ превратился в лохмотья – он сам рвал его в приступе злобы и отчаяния. Даже когда его товарищи отступили, вражеский воевода все равно рвался в сечу, удваивая натиск. Ему рассекли руку, скользящий удар пришелся по шлему, но он все рубил и рубил, не обращая внимания. Вот первый наемник пал от его топора с раскроенным пополам шлемом, за ним – второй, третий. На глазах десницы нолдорский витязь убил пятерых, прежде чем исчез в гуще своих противников. Чтобы больше не появиться вновь. Но и напор Золотых Мечей начал ослабевать. Перегруппировав пехоту под прикрытием стрелявших с флангов лучников, нолдоры создали устойчивый плацдарм для обороны за рекой. Под градом стрел авангард наемников повернул назад, готовясь для нового приступа. Грифон испытывал сильное искушение оставить противника в покое и отступить, позволить обороняющимся сломать себе шею в попытке прорваться в родную цитадель. Но командиры отряда считали иначе. Они уже почувствовали вкус победы и не собирались останавливаться на достигнутом, пока враг не будет полностью уничтожен. Бросив взгляд на Эйгона, десница понял, что у короля на уме нечто подобное. Ведь крепость все еще оставалась в руках обороняющихся. «Если они увидят разгром своего воинства, то падут духом». Неплохо было бы разжиться и заложниками – это дало бы рычаги воздействия на вражеского командующего, если только он сам не находился на поле боя. Ряды наемников привычным маневром расступились, пропуская вперед слонов и тяжелую конницу. Серые гиганты, полностью покрытые броней, со стрелковыми башнями на спинах, должны были растоптать вражеские ряды. Закованные в доспехи рыцари опустили копья, рога возвестили начало их атаки. Им ответили вражеские горны. Наконец-то нолдоры решили пустить в бой своих кавалеристов: с противоположного берега реки те взяли разгон, чтобы встретить рыцарей таранным ударом, пиками в пики. Глупцы клюнули на удочку, не задумавшись, что за рыцарями идут слоны. И столь любимые Стриклендом боевые звери наконец-то показали, чего стоят. Увидев их серые туши, вражеские кони замешкались или испугались, сорвав атаку. В отличие от них, скакуны Золотых Мечей давно привыкли к присутствию толстокожих и встречались с их сородичами в боях. Рыцари врезались в колеблющийся вражеский отряд, выбивая всадников из седел; их натиск быстро заставил нолдорскую кавалерию убираться прочь на их берег реки. Под барабанный бой пехота, слоны и конница двинулись вверх по холму прямо на вражескую линию обороны, туда, где пытались перегруппироваться конники обороняющихся. Они сбивали ряды вокруг высокого всадника в лазурном плаще, отороченном мехом и расшитом золотом. Джон уже видел его на поле боя: сражаясь в одиночку, этот воин убил семь рыцарей и выбил из седла еще четверых. Теперь же он разъезжал взад и вперед, громко ободряя своих солдат и отбивая удары изо всех сил. Вокруг гремела битва, в воздухе носился звон стали, стоны умирающих людей и животных. Но, заглушая все остальное, над полем боя эхом разнесся грохот тулумбаса. –Бум-Бум-Бум, – мерно рокотал он снова и снова. – Кажется, наши друзья собрались с силами, – объявил улыбающийся Майрон. Войско под черными знаменами вступало в бой, но при виде его в жилах Коннингтона похолодела кровь. Чем бы ни были существа, великое множество которых сейчас ломилось вперед, то были явно не люди. Они были другими. Иными. Цвет их кожи разнился от мертвенно-бледного до темно-серого. Провалы носов на отвратительных лицах напоминали Джону об искромсанном лице карлика «Хилла». Сверкали глубоко посаженные раскосые глазенки. Большинство существ было низкорослыми, меньше взрослого человека. Встречались и сопоставимых размеров, или даже больше, но в точности сказать было почти невозможно – создания сутулились. Когда они двигались вперед, их руки свисали до колен. Но было очевидно, что неизвестные физически сильны, хорошо вооружены и облачены в стальные доспехи. Ничего подобного Джон еще не видывал. Нет, он был наслышан о человекообразных существах Соториса, за пределами ойкумены, но никогда их не видел. А чудовища в долине видом походили на пауков. Вспоминать же о Каменных Людях, от пополнения рядов которых его спас Майрон, и вовсе не хотелось. Подъехав ближе к Эйгону, десница увидел, что король белее полотна. Руки его судорожно вцепились в поводья, губы были страдальчески сжаты. – И это наши союзники? – дрожащим голосом спросил юноша. Лорд не знал, что ему сказать. «Это действительно союзники Майрона. Это солдаты его короля…» – Да, в самом деле, – прозвучал в ответ мелодичный голос посланника, – разве они вам не нравятся, ваша милость? Прозвучало, как будто это была самая естественная реакция. Джон сурово посмотрел на посла, но прежде, чем он или Эйгон нашлись с ответом, Майрон продолжил. – Быть может, вы находите их вид устрашающим. Многие так считают. Но они умелые бойцы и преданные слуги моего повелителя. На своем наречии они называют себя уруками. – В Весетеросе, – не без сожаления произнес Эйгон, – они бы назвали ваших «уруков» чудовищами. Увидев их, сражающимися за меня, меня бы ославили так же. – Ваше величество, драконы ваших предков были столь же устрашающими существами, – сдержанно возразил Майрон, – Быть может, их тоже называли чудовищами, но они объединили семь королевств в одно. Да и что такое мои уруки по сравнению с Драконом. Ваш мейстер Халдон рассказывал мне об иббенийцах и о Каменных Людях, с которыми вы столкнулись. Неужели эти солдаты и впрямь настолько хуже их? Настолько страшнее? – Какими бы ни были иббенийцы, они – люди. Как и эти нолдоры, против которых мы согласились объединиться с вами, – поддержал короля десница, – а вот насчет существ вашего повелителя я что-то не уверен. На губах Майрона вновь заиграла улыбка. – Люди? Нет, они не люди. Но, друг мой Коннингтон, если это успокоит твою совесть, то нолдоры, с которыми бьются наши дружины, – тоже. И, поверь мне, войска моего владыки не причинят вашим людям никакого вреда. Джон, было, хотел ответить, но замешкался. – Не люди? Что ты имеешь в виду? – воскликнул король. – Расскажу после боя, – ответил ангбандский дипломат, – друзья мои, это потребует всего вашего внимания. «Я заставлю его рассказать», подумал Джон, но его мысли занимала другая тревожная мысль: допустимо ли, чтобы Эйгону помогали подобные существа? Но, если их мечи помогут Эйгону обрести корону, вправе ли отказаться от них Грифон? Сопровождали нелюдей огромные волки, заменяя некоторым из них лошадей. И, пока нолдоры были связаны наемниками по фронту, звери ударили врага во фланг. Но, кажется, солдаты Золотых Мечей впали при виде войск Майрона в такое же замешательство, что и сам десница. Хотя им объясняли, что под черными знаменами идут союзники, многие в передних рядах при виде идущих им на подмогу существ подались назад, ослабляя натиск. Но теперь исход битвы был уже решен. Вскоре нолдорам пришлось отступить еще дальше, к самому берегу реки. Многие их воины пали в бою, других принудили к сдаче или захватили в плен. Уцелевшие нарготрондские роты, изрядно потрепанные, вновь сомкнули стену щитов в надежде избежать окончательного поражения. Но напротив них слоны и конница Золотых Мечей уже готовились к новой атаке, ожидая сигнала. За ними сбились в каре копейщики, а лучники и арбалетчики осыпали стрелами остатки оборонявшихся. Войску нолдоров грозило полное истребление, если только их предводитель не запросил бы о сдаче. Но не было ни парламентеров, ни белых флагов: пощады враги не просили. Проревели рога, призывая на последний штурм. Но в этот миг на водной глади показались корабли, точнее – несколько речных гребных судов. Должно быть, их отправили из замка. Молотя веслами по воде, они уткнулись в берег в тылу обороняющихся. Отчаянный, усталый боевой клич грянул в их рядах, и сражение началось вновь. До захода солнца все было кончено. В воздухе пахло дымом и заливавшей землю кровью. Пленных загнали за частокол, подсчитали убитых. Собственные потери были невелики. Не так хорошо дела обстояли у нолдоров, большая часть войска которых осталась лежать на поле боя (кроме тех немногих, кому удалось бежать). Но триумфом это не было: Цитадель Минас-Тирита все еще держалась. Теперь войско ждал упорный и тяжкий труд: требовалось начинать осадные работы, да еще перед лицом грядущей зимы. Командиры и бойцы, собравшись у костров, праздновали свою заслуженную победу. Гарри Стрикленд показывал всем полученный в дар меч, красивую, искусно сделанную вещь, принадлежавшую прежде пленному нолдорскому рыцарю. Эйгон сидел во главе стола, обмениваясь шутками и байками с капитанами наемников за кубком-другим вина. – Слава нашему королю! – ликовали наемники. – Эйгон-Дракон! Эйгон-Завоеватель! – скандировали опьяненные вином и победой. Звучали здравицы в честь Бездомного Гарри, в честь десницы, и даже в честь Майрона, который заявился к союзникам в шатер в сопровождении двух своих «уруков». Посла действительно были рады приветствовать – в отличие от его спутников. Это была победа. Но Джон Коннингтон постоянно напоминал себе, что впереди оставалось еще много работы. «И куда больше вопросов посланнику Моргота».