"Сайранг" - значит "Жгучий булат"

– ...На войну? – осторожно переспросил Эйгон, но сдвинулся с места, и Джон поймал радостный блеск его фиалковых глаз, – значит, ты отыскал дорогу в Вестерос?       Грифон замер. «Сказать ему». А каково это, сказать сыну принца Рейгара, что он потерял свой трон раз и навсегда, потерял его прежде, чем ему вообще выпал шанс увидеть Вестерос. Сжав зубы, Коннингтон смотрел прямо в глаза юному королю. Он чувствовал себя словно зажатым в тиски, не в силах заговорить – так это на него давило. Заставить себя произнести это вслух было трудно, гораздо труднее, чем просыпаться утром с осознанием того, что по сути уже мертвец. Но он не мог позволить себе, чтобы Эйгон и дальше довольствовался ложью. – Нет, – наконец, выдавил он, – и уже не найдем никогда. Мы больше не увидим ни Вестероса, ни Эссоса. Долина и Печальная обитель, все земли здесь принадлежат совершенно иному творению Семерых.       Эйгон молча смотрел на него и Джон заметил, в каком смущении находится его воспитанник. Сейчас ему вспомнился тот маленький мальчик со свежевыкрашенными синей краской волосами, которого к нему прислали из Пентоса много лет назад. Который с идеально поставленными манерами приветствовал десницу-изгнанника, а потом тем же вечером дрожал от страха перед ночными холодами. «Я больше не могу его защищать, как тогда». – Если бы это сказал кто-то другой, то я бы счел это дурной шуткой, – наконец, сказал юноша и встал на ноги (Грифон заметил, как дрожат его руки и поджилки), – а теперь объясни подробнее. – Ко мне в шатер пришел Амарфион, – продолжал Джон, – он-то и рассказал мне все. Эту часть суши он называет Белерианд. Но это было еще не все. Ваше величество, я знаю, что вы с Утярой ездили к беорингам в лагерь. Вы же знаете, что они сбежали от войны на севере. Но Амарфион не один из них…       Джон чертыхнулся про себя: на этом имени его язык словно узлом завязало. – …Его настоящее имя – Майрон, он посланник могучего короля севера. Он хочет заключить с нами союз. («На самом деле, с Золотыми Мечами»)… Я принял его предложение, – глухо добавил Коннингтон, – завтра скажем офицерам и двинемся на запад.       Поначалу Эйгон не нашел слов, он отвел взгляд, руки его сжались в кулаки. Юноша выдавил горькую усмешку. – Нет! – воскликнул он, с каждым словом распаляясь все больше, – Нет, Гриф. Это не может быть правдой. Он врет! Он явный лжец! Ты же сам сказал, что он сбрехал про свое имя!       Джон знал, что за этим кроется замешательство. «Ему будет нелегко это принять».       Он положил юноше руку на плечо, но Эйгон молниеносно сбросил ее и заглянул лорду в лицо: теперь его глаза горели гневом. На мгновение даже вспомнился Безумный Король. – И ты просто поверил ему? Когда он с ходу нам солгал? – закричал на десницу монарх, и крик его показался таким же громким, как колокольный звон. Коннингтон поник головой. – Ваша милость, как бы мне хотелось, чтобы это было ложью. Но это не так. Звезды здесь чужие, Халдон не нашел ни одного известного созвездия. Никто, кроме проводника, не говорит по-нашему. Никто даже не слыхал про Вестерос и Эссос. Здесь даже времена года протекают по-другому.       По крайней мере, так ему объяснил Амарфион, вернее – Майрон. – И что? Ты послушал его и с ходу во все это поверил? – все так же громко, уверенным тоном возразил ему юный король. Юноша сколько угодно мог отрицать очевидное, но он был неглуп и наверняка смог понять бы все и сам. Как и Джон, когда впервые посмотрел на звезды. – Посмотрите вокруг, ваша милость, – надавил Джон, – Хватит и здешнего горизонта. Это не та земля, которую мы знали. Понятия не имею, почему так произошло. Быть может, такова воля Семерых. Которой мы не можем идти наперекор, нам не оставили никакого другого выбора. Но вы добудете себе трон, даже если будет он не в Вестеросе.       «Еще одно пустое обещание». Сколько он уже давал до этого?       Повисло неловкое молчание. Грифон услышал шум снаружи шатра тяжелое дыхание, громкие шаги, скрип вареной кожи по железу. Стоило повернуться, как в поле зрения показался белый плащ. «Это всего лишь Утяра». Рыжеволосый рыцарь подобрался поближе, чтобы их подслушать, но, поймав недовольный взгляд Джона, убрался обратно, караулить снаружи. Над этим тоже следовало задуматься: как отреагируют на подобные известия их спутники, а главное – командиры наемников? Коннингтон попытался выкинуть беспокойные мысли из головы. Сейчас ему надо было поговорить с мальчиком. – Не оставили выбора? – вымолвил Юный Гриф. Тусклый оранжевый свет лампы играл на выцветшей синеве его крашеной шевелюры. Длинные полоски светло-серебристых прядей торчали в его бровях, у корней волос тоже пробивался наружу их истинный цвет. – Мой трон, моя корона, все это в Вестеросе! – вновь горько рассмеялся король, – не здесь!       «Как и Грифонье Гнездо, все, что я потерял». Джону был совершенно понятен гнев юноши. Он думал об Узурпаторе и его отродье. О том, что они и дальше будут восседать на украденном троне, в то время как он – в то время как Эйгон навсегда останется изгнанником. Что же сказать ему в ответ? Что они должны позабыть о Вестеросе, и все ради очередного обещания? В сознании вновь прозвучали слова Майрона:       «Я не уйду, потому что не все еще потеряно… Вместе с тобой Эйгон сумеет сделать то, что его далекие предки… У тебя есть сила и мудрость, чтобы вновь стать благородным лордом, повелителем людей. Вновь сделать Эйгона королем, королем на троне, королем, чей титул не будет пустым звуком».       Только это им и оставалось. Последняя надежда на то, чтобы не окончить свои дни в позоре изгнания. Эйгону нужно было понять, и понять прямо сейчас. – Все эти годы мне повторяли, что я займу Железный Трон, – сорвался в истерику король, – Ты сам твердил мне это! Этому меня учили Халдон и Лемора, к этому ты меня говорил. «У короля есть долг перед его народом», вот что все время я слышал. Что быть королем – это мой долг. Что мой долг – быть в Весетросе со своими подданными. А теперь я снова всего лишь Юный Гриф.       Теперь уже кулаки сжались у Джона, его правая рука вновь разболелась. Суровым взглядом лорд заглянул в глаза стоявшему перед ним юноше. – Такие слова пристали ребенку, но не королю.       «Это была глупость», подумал он про себя. – Ах, ребенку? – прошипел Эйгон, – это ты ко мне относишься как к ребенку с самого Волантиса! Хоть через слово свое «Ваша милость» вставляй, Гриф, это ничего не меняет. Сколько дней я был вынужден просидеть в шатре? Когда последний раз о чем-либо спрашивали моего мнения? Ты даже не позволяешь мне общаться с теми, кого зовешь командирами моей – моей армии. А теперь смеешь заявлять, что подписался вести войну, даже не спросив меня. Раз уж мы оказались в ином мире, у нас тут что, из мертвых возвращаются? Может, в тебя десница-регент Анвин Пик, не к ночи будь помянутый, вселился, а ты и не признаешься.       Джон злобно щурился, но сдерживал гнев, как мог. Эйгон вел себя совершенно по-детски. Но гнев его был оправдан, напомнил он себе: «причина – мои провалы». – Я принял это решение ради вашего блага, Ваша милость, – медленно, осторожно произнес Коннингтон вслух, – как и все прочие. Ради вашей безопасности. Чтобы обеспечить ваше воцарение на престоле. – Выбирая за меня приоритеты? Принимая решение начинать войну, вместо короля? Мои настоящие враги в Королевской Гавани. Семь преисподних ,какой вообще правитель позволяет другим принимать решения за него? Даже дитяти в Красном Замке дозволяется больше, – разочарованно сетовал Эйгон. – Нам остался только один путь, – настаивал Джон, – мы же ничего не знаем об этом мире. Думаете, раз офицеры преклонили перед вами колено и поклялись в верности, то их дружеское расположение обеспечено? Наемные мечи хранят верность только золоту. Золотые Мечи умело это прячут, но по сути своей они не лучше остальных. И, коль скоро нам нечем им платить, они обратятся против нас так же легко, как присягнули. – Мы провели годы, скрываясь, – возразил Эйгон, – большую часть этого времени я даже не знал, кто я на самом деле. Я дольше прожил твоим сыном, чем наследником своего отца. И если ты действительно боишься здесь своих старых приятелей, то почему нам тогда вновь не залечь на дно?       И вновь совершенно детская наивность... Джон сомневался, что сын Рейгара сам в них верит. Эйгону было виднее, а Джон не смог бы дать достойного ответа. – Никто не знал тогда о вашем существовании, кроме Майлса Тойна и Бездомного Гарри, – стремясь прекратить разговор, говорил Джон, – а теперь все войско знает, кто вы. Это не ройнская глушь, чтобы залечь на дно, тем более, мы ничего не знаем об этих краях. Когда я согласился вступить в эту войну на западе, Майрон пообещал земли в награду. Земли, где воцаритесь вы и поселятся Золотые Мечи. А еще его король выдаст наемникам столько золота, сколько им нужно. Это удовлетворит их командиров и сохранит их под вашими знаменами. Но только если будете вести себя как король и поведете их за собой. – Вести себя по-королевски? Вот единственное свершение за все время моего «правления», – презрительно произнес юноша, – Я скорее шут, чем король…       И печально добавил: – Теперь только им и останусь… Все кончено. – Только если вы отбросите свой долг, – прямо сказал ему Джон. Король съежился от гнева. – Сколько раз мы говорили, Гриф, о том, где мой долг. Он – быть в Вестеросе. А с этим местом ни меня, ни тебя ничего не связывает.       Лорду вспомнились Грифонье Гнездо, продуваемые всеми ветрами берега и пенящиеся гребни волн, штурмующих скалы Залива Разбитых Кораблей. Красные скалы и горные луга, которым так гордился его отец, роскошный вид на закат с восточной башни. «Земли твоего отца прекрасны», говорил ему Рейгар. Эйгон был прав. В этом самом Белерианде у Джона Коннингтона не было ничего. Кроме одной единственной вещи: Эйгона и долга перед Серебряным Кронпринцем. – Ваша милость, – нашелся он, – у вас есть еще один долг. Перед покойным отцом и его домом.       Губы юноши сжались в нитку, он вновь посмотрел на Грифона. – Мои предки были королями Вестероса. – Когда-то Эйгон Завоеватель правил только Драконьим Камнем, – возразил королю десница, – он СДЕЛАЛ Таргариенов королями.       Но в глубине души Коннингтон не мог не задаваться вопросом: а хотел бы Рейгар увидеть своего мальчика правителем в чужой земле? Нет, он бы хотел, чтобы сын наследовал ему на троне Семи Королевств. Грифон вещал Эйгону о долге, но смог ли исполнить свой? В который раз пришлось гнать прочь сомнения. Сомнения Эйгону не помогут, только уверенность. – Майрон рассказал мне, что Белерианд это царство, разделенное в себе. Здесь нет единого короля, только множество враждующих удельных князьков. Похоже на Эссос с его Вольными Городами… – Или Вестерос, пока его не покорил Эйгон-Дракон, – закончил предложение юный король. Сказано было довольно сдержанным тоном, но сквозь него наружу прорывалась заинтересованность. Любопытство было заметно и по глазам воспитанника. – А кто король, которому служит Амарф… Майрон? – Владыка Мелькор, что правит королевством Ангбанд на крайнем севере, – ответил Джон, вспоминая, что ему рассказали, – много лет назад его изгнали с юга князья, которые ныне претендуют на власть в этих краях. Майрон назвал их нолдорами. В прошлом году владыка Майрона разбил их в решающей битве и теперь ведет свои армии на юг отвоевать утраченные владения. – Вот почему ему нужны мы, точнее – Золотые Мечи, – подметил Эйгон и, получив подтверждающий кивок от Грифона, сделал вывод: – значит, если мы поможем ему в войне, за это я получу себе королевство?       Прозвучало скорее как попытка убедить самого себя, нежели как вопрос. – Все земли, которые смогут завоевать Золотые Мечи, – уточнил Джон, – Майрон и его повелитель хотели бы видеть нас союзниками. Настолько, что пошли на подобное щедрое предложение. Вы станете королем, как и ваши предки.       Сын Рейгара рассмеялся. – Звучит легко и просто, не правда ли? Завоевать себе корону мечом. Эйгон Шестой, оправдывающий имя тезки-завоевателя. Только вот дракона не хватает… настолько легко и просто, что этот выбор ты сделал за меня, – вновь сменилось горечью оживление в его голосе.       Снова разговор вернулся к его началу. Лицо Грифона приняло мрачное выражение. – Я служу по воле короля, – второй раз в жизни произносил он нечто подобное, – и если его милость настаивает, то так тому и быть. Не будет ни союза, ни нашего участия в войне на западе. Но если вы поступите так, то знайте: вы растоптали нашу последую надежду. Больше подобных предложений не будет. Не выпадет больше такой возможности. И вы, ваше величество, проживете остаток дней своих в изгнании. И неизвестно еще, сколько этот остаток продлится, как только о случившемся узнают командиры Золотых Мечей. Подумайте на ночь над этой мыслью. Даю вам время до часа волка. И, когда вы примете решение, я хотел бы увидеть волю правителя. А не детское хныканье.       К тяжести этих слов примешивалось и чувство вины, острая жалящая боль пронзила сердце. Но Коннингтон не дрогнул. «Он должен знать. И должен сделать выбор». Десница развернулся, намереваясь покинуть королевский шатер. Но прежде, чем он успел выйти наружу к Утяре, его остановил возглас Эйгона: – Гриф, подожди!       Джон оглянулся и встретился взглядом с юношей. Выражение лица короля не изменилось, но Грифон знал его как облупленного и не верил тому, что видит. – Я принял решение, – почти прошептал Эйгон. И Джон приготовился его выслушать, каким бы оно ни было. Возникшая пауза казалась столетием. –…Ты прав, – признал король, отведя глаза, – завтра утром поговорим с командирами.       Наутро в парчовом шатре Гарри Стрикленда закипела перепалка. Коннингтон лично взялся рассказать обо всем собравшимся офицерам. Это оказалось труднее, чем казалось на первый взгляд.       Сначала в его словах усомнились. Подняли на смех. Но Майрон живо заставил всех замолчать, в точности, как сам Джон до этого ставил на место Эйгона. И когда правда, осенним листом, была наконец-то втоптана в грязь наемничьих рассудков, ответом немедленно стала вспышка гнева. Все накипевшие обиды, вся злоба и разочарования похода, прежде сдерживавшиеся обещаниями награды в Вестеросе, вырвались наружу – словно вырвавшийся из клетки дикий зверь. И никакая дисциплина уже не сдерживала офицеров и сержантов. Кто-то обвинял Джона в предательстве, кто-то – в том, что он навлек на отряд проклятье. Долина сама по себе была доказательством гнева богов, а теперь новое известие окончательно в этом убедило. Как и прежде, Ласвелл Пик и Каспор Хилл, недолго думая, высказались в поддержку того, чтобы Золотые Мечи изменили делу. Пика поддержали младшие братья, Лаймонд Пиз, оба Джона Мадда. Джон вспомнил, как всего несколько дней назад отец и сын потчевали Эйгона байками о своей храбрости; десница едва сдерживался, чтобы не высказать все свое презрение хору фальшивых верноподданных.       «Когда все в порядке, то они вольготно сыплют учтивой лестью, но стоит перемениться ветру – мигом предают».       Хоть некоторые и пытались жаловаться на потерянное золото, им быстро заткнули рты. На этот раз наемников занимал не звон монет, а кое-что важнее. – К херам свинячьим золото, – выкрикнул Уилл Коль, один из сержантов, – и драконов твоих туда же. Драконами, хоть золотыми, хоть коронованными, сыт не будешь. Когда мои парни узнают – разбегутся. Да все ваши сбегут!       С кислой миной Джон отвернулся от сборища посмотреть на Бездомного Гарри. Потрясенный генерал-капитан безмолвствовал, лишь жестами указывал оруженосцу подливать ему в кубок. Лицо его уже было багровым; руки заметно тряслись, когда он подносил его к губам. Коннингтон вспомнил предыдущий спор с ним: «быть может, и к лучшему, что его так сильно потрепало». Стрикленд был труслив и стал бы на сторону того, кому досталось большинство голосов. Но что было делать Джону, после того, как он прознал о страхе Гарри уступить ему место генерал-капитана? «Что если этот страх перевесит осторожность?»       И на стороне Стрикленда были другие офицеры. Те, кого Коннингтон знал не настолько хорошо. Опасные, как и все наемники, умело скрывающие свои намерения. Пока что отмалчивался казначей Эдориен. Джон плохо был с ним знаком, но полагал, что волантиец скажет свое слово, как только будет предъявлен новый план.       Еще был этот надменный лисениец, Маар. Кто знал, что на уме у этого расфуфыренного бесполого нечто? При этом, несмотря ни на что, новости не произвели на него такого шокирующего впечатления, как на остальных в шатре. Начальник разведки разве что прекратил играть с локонами и теребить серьги, теперь он был весь внимание.       Черный Балак замер, точно статуя, он тоже внимательно наблюдал за остальными офицерами. Чернокожий всегда отстаивал честь и традиции Золотых Мечей, но только пока была надежда на возвращение в Вестерос. Поколеблется ли сейчас его принципиальность? Один из родичей старого летнийца погиб в долине, Грифон сомневался, что ветеран так легко это забудет. – А ну заткнитесь все! – громыхнул Франклин Флауэрс, обменявшись кратким взглядом с Джоном, в котором не было и тени былого добродушия, – Семь преисподних, если бы вы не принимали это дерьмо так близко к сердцу, я бы подумал, что сплю.       От души отхлебнув из посеребренной кружки, Червивое Яблоко продолжил: – Знаешь, Грифоша, накормил ты нас обещаниями вдоволь, тут Пик прав. Вчера ты говорил, что мы найдем дорогу в Вестерос, и я тебя поддержал. А теперь ты и твой проводник вещаете, что мы никогда туда не вернемся.       Флауэрс вновь замолчал, собираясь с мыслями. То, что изуродованный здоровяк-наемник изъясняется в такой сдержанной манере, не срываясь на крик, без шуток и хохм, было зрелищем нечастым. И это только усиливало беспокойство Джона. – Кто-то из нас хотел попасть домой. Другие жаждали замков или золота. Я бы не отказался ни от того, ни от другого, а на сдачу побольше яблок нашинковать. Мы поклялись служить своими мечами королю и проявляли терпение. Только, вот, сударик, закончилось оно. Мы не можем идти за тобой, раз нам за это ничем не заплатят.       Увидев, что и Червивое Яблоко с этим согласен, многие высказывались в том же духе.       Коннингтон был чернее тучи. Даже в Волон-Терисе он никогда не чувствовал себя настолько одиноким, как сейчас. Флауэрс вел себя достаточно дружелюбно, но все равно оставался наемником, как и остальные. «Глупо ожидать от него лучшего поведения». Но после того, как десница лично убедился, чего стоил старый товарищ, у него встал в горле ком от обиды.       Эйгон тоже сидел в шатре, рядом с Джоном, облаченный все в тот же праздничный наряд, что и на первой встрече с командирами – отменной выделки плащ и дублет, рубиновое ожерелье на шее. «На царском месте и одет по-царски, да только недолго ему осталось царствовать, если мне не удастся убедить этих головорезов».       Коннингтон поднялся с места. «С чего бы начать, чтобы притушить их гнев?» – Почтенные лорды и рыцари, – начал он, – вчера я обещал вам, что мы еще не утратили нашей истинной цели, той, которой вы поклялись служить своими мечами. Я обещал, что мы достигнем Вестероса, даже если на это уйдут годы. И намеревался сдержать свое слово…       Десница сделал паузу, чтобы отдышаться. Воздух в шатре был спертым: смердело вином, потными телами и нечистым дыханием. – Никому так не хотелось вернуться в Вестерос, как мне. Никто так долго и упорно не трудился, чтобы увидеть Эйгона на его законном троне. Но боги решили по-иному. Этот путь для нас закрыт, утрачен, как и весь прежний мир, который мы знали. Но это… не сломило моей решимости. Я увижу Эйгона царствующим, пусть даже не в Вестеросе. – Вот сам его на трон и сажай, Коннингтон, – оборвал его Ласвелл Пик, –а мои люди больше вашей драконьей авантюре не слуги!       Джон сердито посмотрел на самозваного лорда Звездного Пика, но отвечать ему не стал. – Вестерос потерян. Но у нас остался еще один план, – повернулся десница к Майрону и жестом предложил ему встать.       До этого гость слова не брал, только помогал объяснить суть принесенных Джоном дурных вестей. Улыбающийся посланец нового мира, учтиво поклонившись, встал перед командирами. Его длинные одежды развевались за ним вихрем шелка и парчи. – Амарфион был нашим проводником в долине, и без него мы бы погибли. За это мы перед ним в неоплатном долгу. Но он не просто проводник. Этот человек – посол от правителя этих земель, и он обратился ко мне с предложением, – пояснил десница и вновь сделал жест: «говори, мол». – Премного благодарен, лорд Коннингтон, – вежливо начал он и обратился к офицерам: – предводители Золотых Мечей, не буду тратить вашего времени, ибо вы знаете, до какой крайности дошло дело. В минувшие дни я указывал вам путь, но теперь предстал перед вами как посланник.       Говорил Майрон, как всегда, спокойно, уверенно, но громко; он легко держался среди наемников в шатре их командира. – Чей посланник? Бегущих куда глаза глядят простолюдинов, среди которых нет ни единого нормального солдата? – спросил сэр Торман; в тоне коренастого рыцаря четко читалось нетерпение. – О, нет, сэр, – спокойно ответил проводник, – я шел вместе с ними, но я не один из них. Мое настоящее имя – Майрон. Я служу Мелькору, королю Ангбанда, повелителю и хозяину Севера. И прибыл к вам от его имени и по его поручению. Ибо мой властитель хочет видеть вашего короля своим другом и просит заключить с ним союз в идущих здесь войнах.       Как и планировалось, теперь пришла очередь говорить Эйгону. – Мне уже известно об этом предложении, господа, – объявил он, – но я попросил Майрона, чтобы он принес вам эти вести. Дабы вы могли все услышать. И сделать ваш выбор. Из складок одежды Майрон достал большой свиток и развернул его на столе. Это была карта, на ней было множество названий и слов, написанных тремя разными алфавитами. Верхние надписи, начертанные валирийскими символами, вне всякого сомнения, предназначались для той части Золотых Мечей, которая лучше понимала язык исчезнувшей цивилизации. Под ними каллиграфическим почерком были сделаны их аналоги на всеобщем. Джон даже смог различить некоторые, например – «Дортонион», «Химлад», «Печальная Обитель». Третий вид надписей был выполнен какими-то неопознанными закорючками. «Быть может, это и есть алфавит, которым пользуются в Белерианде? Если так, то пусть Полумейстер его выучит», подумал он. – Перед вами, господа, Белерианд, – молвил посланник, – пусть даже вы и потеряли свой Вестерос, этой части суши вполне хватит, чтобы его милость заполучил свое королевство, и чтобы вы проложили к нему дорогу своими копьями. – Седьмое пекло, – чертыхнулся Марк Мандрейк, дергая уродливым шрамом на щеке от сведенного клейма, – десница короля приносит дурные вести, а другой рукой он подсовывает нам предложение о помощи, но только нам опять присягать на мечах. Точнее, руки класть на отсечение. – Пусть так, но грифоний лорд прав, – вмешался Риверс, – без этого посланца многие из нас стали бы кормом для мизгирей в долине. Знаете, что скажу: дадим-ка Майрону шанс растолковать его предложение.       Стрикленд закивал головой и торопливо махнул рукой послу, чтобы он продолжил речь. Хоть взгляд его был опущен, Джон заметил, как у Бездомного Гарри засверкали глаза. Что же за этим крылось: надежда, жадность или нечто иное? – У моего повелителя Мелькора множество врагов, – деликатно начал начал лже-Амарфион, стараясь говорить достаточно громко, чтобы его услышал каждый, – всевозможные принцы и удельные князья, обратившие против него оружие. Но ближе всех из них к нам находится король Нарготронда, который правит из своего сокрытого города землями южного Белерианда. На севере и западе у него много вассалов.       При упоминании Сокрытого Города поползла молва о Браавосе; были и уважительные высказывания, но гораздо больше было плохо скрываемого презрения, особенно – со стороны уроженцев Эссоса.       Не обращая внимания на болтовню, Майрон указал на западную часть карты, на речную долину, с запада и востока окруженную горными хребтами. Размеры реки впечатляли даже на карте: беря начало на северо-западных склонах гор, она впадала в море далеко на юге. – Это река Сирион, крупнейшая в Белерианде. В минувшем году армии моего повелителя одержали крупную победу над врагами. Развивая этот успех, мы двинулись на юг, завоевав нагорье Дортонион, что к северу от Печальной Обители. На западе от нас лежит Тол-Сирион, последнее владение противников короля на севере. Это мощная крепость на острове посреди реки, куда набились уцелевшие после недавних поражений остатки войск.       Посланник Мелькора вновь повернулся к командирам. – Если ее захватить, то получится надежный оплот для нашего удара на юг, в сердце Нарготронда. Или для того, чтобы основать собственное королевство. – Значит, ты хочешь, чтобы мы захватили эту крепость для твоего господина? – сразу перешел к делу старый Балак, – откуда нам знать, что это не часть какой-то уловки? Да, может, ты и помог нам в долине, но обманул. Как можно доверять тому, кто уже один раз солгал? С чего бы ему снова не скрыть от нас всю правду? – Опасные нынче времена, сэр, – извиняющимся тоном начал Майрон, – в этих землях все еще бродит множество разбойников и врагов моего повелителя. Тех, у кого не дрогнет рука напасть на одного из его вассалов, даже если это парламентер. Простите, что вводил вас в заблуждение. Но я был вынужден хранить свою тайну ради собственной безопасности.       Нападение на парламентера было бесчестным поступком. «Но с тех пор, как Узурпатор сел на трон, в Вестеросе совершаются вещи и хуже», мысленно негодовал Джон – но старался гнать мысли о доме прочь.       Балак промолчал, теперь он и остальные уставились на Лисоно Маара в ожидании того, что скажет начальник разведки. – Ну и чего вы на меня смотрите? – усмехнулся щеголь, – у меня тут ни агентов, ни информаторов нет. Но, как по мне, этому типу можно доверять.       Джон был невероятно удивлен, что здешний «мастер над шептунами» не выказал подозрений, что вообще-то проистекало из его служебных обязанностей в отряде. Но это было и к лучшему: Коннингтону требовалось добиться согласия Золотых Мечей, ему нужно было решение их капитанов. Другого пути не было. – Неважно, что там себе думает лисениец, есть вопросы, требующие ответов, – как и ожидал десница, встрял в разговор казначей Эдориен, пощипывая кончик кроваво-красной бородки – вы говорите о завоеваниях, о войнах, но Золотые Мечи не нанимаются в обмен на голые обещания. Наши запасы не вечны, они уже почти на исходе. Чем теперь нам кормить отряд, когда зима на пороге? И чем платить нашим солдатам? Наше слово тверже золота, но и стоит оно не меньше.       Майрон улыбался, вопросы Эдориена его не поколебали. – Разумные вопросы, сударь. – Так отвечайте на них, и побыстрее, – потребовал казначей безотлагательным тоном. «Испытывает посланника», подумал Джон. Да, волантиец готов был и дальше давить на посла, чтобы узнать, насколько обоснованы его слова. Не стоило удивляться и гневу. Ни один человек в мире не принял бы с легкостью того, что им пришлось услышать, и Горис Эдориен не был исключением. – Вас ждет та же награда, что и в Вестеросе. Земли, которые вы захватите – правда, распоряжаться ими, конечно же, будет его величество, король Эйгон. Со снабжением проблем не будет. Запасов у моего повелителя предостаточно для того, чтобы взять на себя снабжение армии Золотых Мечей. Если, конечно, командиры и король согласятся на союз с Севером.       Закончив речь, Майрон посмотрел на Эдориена и Бездомного Гарри и добавил: – Золото можно всегда добыть у врага в бою или найти на поле боя после победы.       «Мародерство». Знакомая вещь для любого воина и наемника, но мысль о том, что этим будет заниматься армия Эйгона, была Коннингтону отвратительна. В Вестеросе он бы запретил им уподобляться бандитам Тайвина Ланнистера. «Но это не Вестерос». Здесь не было земель Таргариена, и врагами были не его бывшие подданные.       Теперь несколько офицеров одобрительно зашумели, бормоча согласие. Десница сдерживал улыбку: хорошо, что слова Майрона уже смогли поколебать чье-то мнение. – Итак, господин казначей, – спросил посол, – достаточно ли вам такого ответа? – Пока что да, – с трудом, словно у него была кость в горле, ответил волантиец. – На вашем месте я бы принял предложение и продолжил бы службу нашему юному королю, – предложил Маар, сперва посмотрев на офицеров, а потом на Стрикленда, – сам Владыка Света подарил нам шанс. Это лучшее, что у нас есть. – Точно так, – едва ухмыльнувшись, согласился с ним и Брендель Бирн, – Маар имеет право так говорить. И, раз уж он принялся поминать Владыку Света, то, сами знаете, к нему лучше прислушаться. Что до меня, я вчера говорил: если есть войны, где мы нужны, и золото, которым нам заплатят, то мы и будем драться.       Правда, прозвучало не настолько уверенно, как хотелось бы наемнику, подчеркнуто-обеспокоенно. – Но не нарушая слова и не разрывая контракт, – добавил лисениец, – мы все еще воины его величества, даже если не сражаемся за Железный Трон. – Значит, лучшее, что у нас есть? – громко спросил Каспор Хилл, – Коннингтон тут убеждал нас, что лучшим вариантом и самой богатой наградой нам был Вестерос. Черного кобеля не отмоешь добела. – А другие у тебя есть? – возразил Бирн, – насколько я знаю, не ты был нашим проводником. – Нет, не был. Да только теперь наш проводник намерен втравить нас в свою собственную войну, – пожаловался западноземелец и оказался поднят на смех и Бирном, и Риверсом. – Ради Рглора, Хилл, – хохотал старый наемник, – ты мужик или превратился в плаксивую девчонку? Война это ремесло Золотых Мечей. Или ты хочешь, чтобы мы тут гнили, пока ты себе платьишки вышиваешь? – Довольно! – раздался новой голос человека, не привыкшего кричать. Замотав головой, заговорил Гарри Стрикленд. И слова его были недостойны мужчины; звучали они как стенания упрямящегося мула. – Я знал, что все это ошибка. Еще в Волон-Терисе знал. И, поскольку я генерал-капитан, это все отчасти и моя вина. Мне стоило разглядеть, чего на самом деле стоят слова его милости – слова юнца, который мало что знал о войне и жаждал славы в битвах. Но теперь-то мне виднее. Все мы увидели им цену. И настрадались достаточно, чтобы верить новым посулам.       «Проклятая старуха!»       Теперь трусость Бездомного Гарри пересилила его жадность. Джон крепко схватился за полы плаща; по привычке закрытые перчатками руки сжались в кулаки от гнева (за прошедшее время он уже и забыл это ощущение тела). – Не по вине Его Величества нас забросило сюда, – пытаясь сохранять спокойствие, обратился к командирам он, – и никто из нас за это не в ответе. Поиск виновных горю не поможет.       На самом деле все, что ему сейчас хотелось, – назвать Стрикленда трусом. – Легко говорить о том, что не стоит искать виновных, когда не ваши люди умирают, да, лорд-десница? Это ваше собственное безрассудство завело нас сюда, а не мои поступки, – вновь перешел на крик побагровевший Бездомный Гарри, – нам надо соблюдать осторожность, чего нам так недоставало в Волантисе. Неважно, насколько соблазнительным выглядит предложение, не стоит делать выбор сгоряча. Из-за этого мы уже потеряли слишком многих.       В ответ прозвучал новый голос, и его дерзкие слова немедленно приковали к нему всеобщее внимание. – Острожность, значит? – гневно воскликнул Утер Осгрей, – Ну, да, генерал-капитан, ты нам её показал достаточно. Когда спрятался в своем шатре, пока снаружи умирали наши товарищи. Если бы я не знал, то подумал бы что твой шатер стал золотым от твоей ссанины. Ты смеешь говорить, что десница был безрассуден? Так вот, он хотя бы действовал!       «Вот и еще один благодарный за свое спасение проводнику Амарфиону теперь готов примкнуть к посланнику Майрону. Но лучше бы он промолчал».       Джону пришлось пожалеть о словах рыцаря: глаза Стрикленда превратились в щелки от гнева, и в шатре снова воцарился хаос. Собравшиеся бичевали Осгрея за неуважение к генерал-капитану, но многие соглашались с тем, что у Стрикленда нет плана, что ему нечего им предложить. Исполненным ненависти взглядом Бездомный Гарри таращился на Грифона: без сомнения, он видел в происходящем воплощение всех своих прошлых страхов. Его собственные люди высказывались в поддержку Коннингтона, не Стрикленда.       «Только вот воплощаются не только его страхи».       Чем дольше длилось препирательство, тем меньше колеблющихся пожелало бы встать на позиции союза с Майроном. И десница не мог позволить этому последнему шансу ускользнуть. Эти глупости нужно было прекращать и немедленно. И стоило этой мысли прийти в голову, как внимание Джона непроизвольно устремилось в центр шатра к Эйгону. – Прекратите! – грянул громкий и звонкий голос, перекричав остальных, – такое поведение достойному мужчине не подобает!       Теперь все смотрели на Майрона, который под шумок спора пробрался к Эйгону и теперь стоял рядом с королем. – Господа, ваш монарх хочет, чтобы его выслушали, – объявил посол.       Теперь Эйгон встал из-за стола во весь рост, стройный и статный, царственный до кончиков ногтей. В утренних лучах рубины на его шее сияли кроваво-красным светом. – Почтенные лорды и рыцари, командиры Золотых Мечей, мне столь же больно слышать известия, как и вам. Ведь это я навеки потерял трон и королевство своего отца. Теперь же вы хотите нарушить ваши клятвы и оставить свое служение мне…       Говорил юноша совершенно беззлобно. Если он и чувствовал обиду, то умело ее скрывал. – ...Что ж, ступайте. – небрежно, с легкой улыбкой уверенности сверкал он фиалковыми глазами, – разбегайтесь, куда глаза глядят, посмотрим, куда вас занесут чужие ветра. Я ничуть об этом не пожалею. И ваши товарищи простят вам вашу слабость. Но что будет потом? Когда Мейлис Блэкфайр пал, Золотые Мечи вернулись в Эссос, сражаться за Вольные Города. Которые дрожали от одного вашего имени, а вы превосходили их мощью. Но в Белерианде нет Вольных Городов, готовых осыпать вас золотым дождем. Здесь никто не знает ни о Злом Клинке, ни о Золотых Мечах. И кто же будет платить неизвестным наемникам? С вами будут разговаривать не больше, чем мы со встреченными нами беженцами. Вы рассеетесь и медленно умрете. Не падете от меча, как надлежит мужчине, а сдохнете с голоду, точно звери, разделенные и отравленные сомнениями...       Все взгляды были прикованы к произносящему речь королю. Даже Коннингтон с трепетом следил за воспитанником – ...Не имеет значения, что выберете вы, я последую за Майроном. Или стану королем, подобно моим предкам, или сложу свою голову ради этой цели, как и подобает мужчине. Я воздам по заслугам всякому, достаточно верному и отважному, чтобы присоединиться ко мне и моему деснице. А если Золотые Мечи подтвердят свою присягу мне, то их имя прославится в Белерианде еще больше, чем в Эссосе. – Уж лучше я умру как мужчина, сражаясь за дракона, а не побитой собакой, – заявил один из Стронгов. – Что ж, ищи доблести в смерти, Стронг, – ответил Марк Мандрейк, – а я вот собираюсь дожить до титула лорда. – Наш отряд заключил договор, – объявил Черный Балак, – и я намерен ему следовать.       Снаружи ярко светило солнце, подсвечивая золотом расшитую парчу шатра. Да и сердца наемников, судя по их взглядам, тоже. Бирн и Риверс, Мандрейк и Балак обнажили мечи и стали на колени. Их пример оказался заразителен, и вскоре каждый под этим сводом, даже самые строптивые, преклонил колено, как и в тот далекий, словно скрытый за пеленой день в Волон-Терисе. Так было нужно. Так и должно было быть.