Когда растает снег

      Се Лянь чувствовал запах сигарет в своём рту. Мягкие губы целовали его очень бережно и неспеша. Он поддался соблазну и своим представлениям, ответил на поцелуй, раскрывая губы. Язык проник внутрь, словно маленькое пламя. Он приобнял девушку за талию и прижал ближе. Она с лёгкостью поддалась и прильнула к нему в объятия. Её руки тут же оказались в волосах Се Ляня, слегка сжимая их. Се Лянь в порыве страсти прикусил ей губу, и девушка тихо застонала, оттягивая его волосы.       Когда этот долгий поцелуй закончился, Се Лянь открыл глаза.       Он был слегка разочарован, увидев перед собой не того, кого хотел.       Его разум был слегка в смятении, он не знал, что делать дальше. В таких ситуациях он ни разу не был, поэтому чувствовал себя неловко. Музыка гремела где-то на фоне, он даже не мог разобрать слова. А девушка всё стояла, смотря на него невинными глазками.       Он взял её за руку и повёл на улицу. Им нужно проветриться. Се Ляню уж точно. Заодно объяснит, что это вышло случайно.       На улице было прохладно, поэтому он тут же начал говорить:       — Прости, это не то, что ты думаешь. Я не хотел с тобой целоваться.       Она ничего не ответила, закурила. Повернулась к Се Ляню, потом посмотрела в сторону. Она молчала какое-то время, докуривая сигарету.       — Да ладно. Главное, обоим понравилось. Понравилось же?       — Кхм… Забудем об этом.       — Как хочешь. Забуду но… — она выдыхает дым в лицо Се Ляню и выбрасывает сигарету, потушив. Девушка берёт его за подбородок и тянет к себе. Снова нежно целует и тут же углубляет поцелуй. Се Лянь не сопротивляется, но на этот раз не чувствует того же, что и в прошлый раз. Он просто поддается ей, но не принимая в этом участия. — Теперь забуду. Да и мы даже имени друг друга не знаем, так что мне все равно.       — Мне тоже, — соглашается Се Лянь. — Но ещё раз прости.       Она смеётся. Они простояли там ещё пару минут, пока полностью не замёрзли. Они даже обменялись парой фраз, чтобы разбавить тишину.       Зайдя обратно внутрь, на Се Ляня тут же накидывается Ши Цинсюань. От него несёт алкоголем, а значит, что пора ехать домой. Он что-то кричит, но Се Лянь не слышит. Его уши вдобавок заложило, и он пытается прочесть по губам. Получается плохо.       Девушка быстро с ним прощается, целуя в щеку. Он улыбается ей. Больше за вечер они не виделись. Это всё было странным, но Се Лянь подумал, что позже поразмыслит об этом, так как сейчас Цинсюань хочет залезть на барную стойку вместе с бутылкой вина.       Он уже поднимает свою ногу, чтобы свершить великий план, но Се Лянь вовремя его останавливает. Тянет его подальше на танцпол, чтобы тот танцевал, а не бедокурил. Цинсюань ничуть не расстраивается и танцует рядом с Се Лянем. Они привлекают всеобщее внимание.       — Давай зажигай!!!       — Сниму рубашку!       — Да! Снимай же!       Се Лянь понимает, что дело совсем плохо. Он хотел снова забрать друга подальше, но его резко отталкивают и в итоге он не может протиснуться сквозь толпу обратно к центру. А в это время Ши Цинсюань снимает свою рубашку, оголяя прекрасное тело. На белоснежной коже играют разные краски от светомузыки. Он продолжает танцевать, а вокруг него собираются несколько девушек не робкого десятка. Они организовывают красивый танец, надеясь только на свою харизму и раскрепощённость.       Се Лянь чувствует прилив крови к щекам, когда девушка рядом с Цинсюанем стягивает с себя кофточку, оставаясь в одном белье. Это было уже похоже на сумасшествие, и он не хотел смотреть дальше. Однако одному Ши Цинсюаня не вытащить.       Се Лянь глазами поискал Мин И. Он заметил с ним ещё одного человека. Они сидели напротив друг друга и, кажется, просто молчали. Со стороны это выглядело странным. Когда же Се Лянь подошёл ближе, то понял, почему всё так было.       Рядом сидел Сань Лан, изредка делая глотки из своего бокала. Он сразу же заметил Се Ляня. Они посмотрели друг на друга. Се Ляню стало невыносимо душно и неловко. Он вспомнил, как целовал девушку. Однако представлял он…       — Мин И! Ши Цинсюаню пора домой. Помоги забрать его оттуда.       Мин И посмотрел на танцпол, где Цинсюаня вовсю трогали девушки, и махнул рукой. Се Ляня это слегка напрягло, и он посмотрел на Сань Лана. Они даже не поздоровались, что очень сильно злило Се Ляня. Он злился, конечно же, на себя, потому что не мог нормально думать. Выпил хоть и немного, но этого хватило, чтобы делать всё спонтанно.       — Сань Лан, привет! — говорит Се Лянь, подходя ближе. — Я не ожидал тебя тут увидеть.       — Так вышло, — улыбается Сань Лан, но Се Ляню кажется, что он совсем не рад их встрече. Либо он просто очень устал. Скорее всего, второе, иначе почему он должен быть расстроен их встрече?       Се Лянь понимает, что его мысли начинают повторяться. Он глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь сосредоточиться.       На секунды музыка стихает, и в этот момент все слышат, как что-то разбивается. Се Лянь резко оборачивается на звук. Он почему-то уверен, что это Цинсюань. У него закрались подозрения. Слишком уж он весёлый сегодня…       Сань Лан понимает, что пора вмешаться и помогает Се Ляню отыскать Ши Цинсюаня. Они протискиваются в толпе, ища с разных сторон. Хуа Чэн ищет глазами Се Ляня, чтобы не потерять его. Где-то внутри он боится заговорить с ним. Почему? Возможно, потому что думал, что он тут лишний. Нет, он не говорил, что вообще не вписывается в компанию Се Ляня. Он был уверен, что именно сейчас в данное время ему не нужно было появляться. Он увидел то, чего не хотел всем сердцем. На улице Се Ляня целовала всё та же девушка, что и на фото. Конечно, Се Лянь, в конце концов, имел право заводить отношения. Это его не должно было волновать. Самое главное, он счастлив. Он так тепло ей улыбнулся, будто они знакомы уже столько лет. Это… Больно…       Хуа Чэн раздражённо отвёл взгляд от Се Ляня, полностью сосредоточившись на поиске неудавшегося пьяницы. Они находят его около стены, которая стала теперь грязного цвета и вся в мокрых подтёках. Ши Цинсюань сидел, о чем-то говоря сам с собой. Он посмеивался, будто сумасшедший. Хуа Чэну это не понравилось.       — Что случилось? — спрашивает Се Лянь, поднимая друга на ноги. Тот быстро встаёт. С него стекает вино, и это немного липко.       — В меня кинули бутылкой! — смеётся он. — Но не попали! Я просто станцевал с их девушками, а они меня убить хотели!       Се Лянь не удивлён.       Он смотрит на Цинсюаня с ног до головы. Выглядит он, мягко говоря, не очень. Из хорошей одежды это всё превратилось в какие-то тряпки.       Се Лянь и Хуа Чэн тащат его в туалет. Именно тащат, потому что Цинсюань не хочет идти никуда. Он словно маленький капризный ребенок, которому не дали вдоволь накататься на американских горках. Друг даже успевает упрекнуть его в грубости и суровости. Се Лянь пропускает мимо эти слова, потому что в его голову закрались ужасные мысли. Он не хотел, чтобы это было реальностью, поэтому спешно пытался придумать оправдание поведению Цинсюаня.       Он знал, когда тот был пьян. Видел, когда он напивался до ужаса. Но этот раз он был абсолютно другим. Жизнь била ключом, и это необычное поведение Ши Цинсюаня.       Когда они зашли в туалет, Хуа Чэн встал в проёме, скрестив руки. Он смотрел, чтобы никто не зашёл и не помешал им.       Се Лянь слегка толкнул Ши Цинсюаня к раковине и развернул к себе.       — Да аккуратнее ты… — кричит он. — Я тебе не кукла!       — Что ты употреблял? — взволнованно спрашивает Се Лянь. Зрачки Цинсюаня ненормально расширены. Поведение… Его поведение стало таким из-за наркотиков? — Отвечай!       — Да ничего я не употреблял… — он сбит с толку из-за такого напора. — Я пил только вино. Мне так хорошо, ты не представляешь. Тут хорошая выпивка, обязательно приду ещё!       — Спасибо, конечно, — говорит Хуа Чэн, — но у меня обычный алкоголь. Такого эффекта они не дают.       — Какого? — не понимает Цинсюань. — Что не так то?       — Посмотри на себя, ты не в адеквате, — выдыхает Се Лянь. Его голова начинает болеть. Он не рад такому концу вечера, однако надо признать, что всё не так плохо. Если он не понимает, что произошло, значит, он не сам это делал. Возможно, кто-то просто подсыпал ему…       — Мы едем домой, — говорит Се Лянь. — Умойся и выходи.       Они оставили его на пару минут, а сами вышли.       — Наркотики? — спрашивает Хуа Чэн. — Я строго слежу за этим… Не могу понять, откуда эта дрянь могла тут взяться. Я узнаю обо всем и позабочусь, чтобы подобного не повторилось.       — Спасибо, — тихо говорит Се Лянь. Его бьёт мелкая дрожь. Он не понаслышке знает, что такое наркотики. К сожалению, в его жизни был и такой ужасный опыт. И будь у него выбор, он бы лучше помучился от боли, чем принимал наркотики. Это невероятно затягивает, и ты не хочешь прекращать употреблять, потому что… Тебе кажется, будто ты контролируешь всё? Но, на самом деле, эта грань неощутима. Ты в жуткой эйфории, тебе так нравится это ощущение, что ты просто растворяешься в этом. Это кажется спасением от внешнего жестокого мира, но это лишь отрицание и избегание проблем.       У него были кошмарные воспоминание о том времени. И повторять их он не хочет.       — Гэгэ, ты в порядке? — спрашивает Хуа Чэн, видя, какой взгляд у Се Ляня. Он будто смотрит в пустоту, которая медленно его поглощает.       — Да. Нужно просто отойти от всего этого.       — С ним всё нормально будет. Навряд ли ему дали много.       — Вдруг он захочет ещё?       Хуа Чэн подозрительно покосился на Се Ляня. Что-то в этом всём было не так. Ему казалось, что он чего-то не знает. И это что-то очень важно.       — Почему ты так думаешь? Он не похож на того, кто бы пренебрегал своим здоровьем, ради одного удовольствия.       — Я… — Се Лянь понимает, что это так, но ему все равно страшно. — Это не так просто…       Сань Лан хоть и пытался его успокоить, но плохие мысли всё равно крутились в голове. Всплывало темное прошлое. Картинки событий потихоньку, словно пазл, собирался перед глазами. Се Лянь моргал и старался забыть, но не получалось. Он помнил, с чего все началось. Помнил, хотя желал забыть.       Когда умерли родители, ему было плохо. Настолько плохо, что мысли о смерти казались самыми лучшими в данной ситуации.       Се Лянь помнил как сейчас. Он стоял посреди своего дома. Он был полупустой. Вся дорогая мебель продана, чтобы оплатить хоть какие-то их долги. Осталось лишь самое необходимое. Красивый мамин сервиз, которым она всегда любовалась, был продан за копейки, а папина коллекция так вообще украдена. Их дом стал серым местом. Словно чёрная дыра, забирающая всё хорошее.       Он стоял и думал, можно ли ему повеситься? Вот просто взять сейчас верёвку и влезть в петлю. Было так сложно дышать, ему не хватало кислорода. Он задыхался и без верёвки. Паника и страх были всегда рядом с ним. Ему было так больно видеть, как мама пытается приготовить что-то из жалких просроченных продуктов. Сердце будто на живую вырезали. Оно обливалось кровью.       Се Лянь ощущал прикосновение отца. Тот похлопал его тогда по плечу так слабо, что он почти не ощутил этого.       После им пришлось продать и дом. Тот самый, в котором Се Лянь провёл всю свою жизнь. Тот самый, который был его убежищем. Они продали его за хорошую сумму, но все деньги ушли на долги и закрытие кредитов. Осталось буквально немного. На них они даже не могли снять комнату. Им пришлось просить помощи у мафии.       С этого момента они зажили более-менее нормально, однако жизнь прежней не стала. От отца требовали много, он работал не покладая рук. Появлялся только ночевать. Со времени он стал худеть. В итоге, его вес стал меньше веса Се Ляня. Это выглядело ужасно. Се Лянь не мог смириться с этим и начал работать сам. Ещё одной причиной было то, что мама заболела, а отец просто не мог уже вставать на ноги.       — Сяньлэ, твоё положение удручает, — говорил Цзюнь У, внимательно изучая бледное лицо Се Ляня. — Не ожидал, что ты придёшь ко мне.       — Мне не хватает того, что вы нам даёте, — тихо говорил Се Лянь, проглатывая гордость и стыд. — Я готов выполнять любые ваши поручения, но дайте больше денег… Прошу…       Цзюнь У сострадал этому юнцу, но ответ был таков:       — Я не могу давать всю работу тебе. Сам пойми, что будут делать другие?       Се Лянь опешил. Он определённо не ожидал отказа.       — Но… Я… Я готов на всё…       — Я вижу. Но, Сяньлэ, войди в мое положение. Это не просто, — он погладил его по голове. — Однако я обещаю, что что-нибудь придумаю.       Обещания было достаточно, чтобы дать призрачную надежду. Эта надежда появились только потому, что Се Лянь знал: Цзюнь У можно доверять. Этот человек стал единственным, кто остался с ним до конца. Он никогда не отказывался от него и относился как прежде, несмотря на статус. Се Лянь видел в нём того, кто спасёт его. Это было наивно. Се Лянь не хотел понимать, что кроме него есть и другие люди. Он был эгоистичен, думая, что его проблемы должны решать другие люди, у которых есть возможность.       А однажды он увидел два тела, висевших посреди комнаты.       Он долго смотрел на них, вглядываясь в мёртвые лица. Они никак не подавали признаков жизни, а он всё ждал и ждал. Он просидел так несколько часов. Трясясь то ли от холода, то ли от шока, он всё сидел в углу.       Се Лянь до мельчайших деталей изучил лица этих двух людей. Так что спустя годы он мог вспомнить их. Они снились ему в кошмарах, напоминая, что ничего не вечно. Напоминая, что они сдались.       Мама и папа были мертвы.       Когда он понял это… Ничего не сделал. Не было истерики или слёз. Возможно, до этого он уже выплакал их. Он просто понял, что это конец. Его жизнь, как и жизни двух взрослых людей, ничего не стоила. Се Лянь знал, что уже ничего не будет хорошо. У него кружилась голова от осознания: он был счастлив, что скоро умрёт и, возможно, встретит где-то там родителей. И он больше не будет чувствовать боль и пустоту внутри.       Он поставил крест на себе.       Когда Се Лянь натягивал на себя петлю, то руки дрожали. На нём застыла лёгкая улыбка, он был в предвкушении.       Но вдруг стул, на котором он стоял качнулся и упал. Се Лянь, повисев немного так, резко упал следом. Он не успел нормально завязать верёвку. В итоге, на его шее даже и следа не осталось.       Се Лянь лежал на полу и истерично смеялся. Он был не в состоянии сделать даже это! На что он вообще надеялся?! Он полное ничтожество.       Смех потихоньку прекращался. Слёзы потекли по щекам, обжигая ранки. Он смотрел на родителей. Они висели над ним. Может, он сошел с ума, но он так сильно разозлился на них, что начал ругать. Он упрекал их во всем, в чем только мог. А самое главное, почему они не забрали его с собой? Почему они освободились так легко, а его оставили тут подыхать в мучениях?       — Гэгэ, пошли?       — А? — Се Ляня резко выдернули из воспоминаний. Он рассеянно посмотрел на Сань Лана. Тот держал Цинсюаня за плечо, потому что тому, кажется, было совсем плохо. Се Лянь спросил, как он себя чувствует. Он лишь показал большой палец вверх.       Они отыскали Мин И и поехали домой к Ши Цинсюаню.       — Если он узнает… То убьёт меня… — шепчет он. Его уже начинает подташнивать. Он отходит от наркотика, но это значит, что самое неприятное впереди. Раз эффект такой краткосрочный, то ему подсыпали немного. Это успокаивало.       — Кто? — спрашивает Се Лянь.       — Брат, — отвечает Мин И. — У него будут проблемы.       — Лишь бы его дома не было, — молится Ши Цинсюань. — Ребят… Мне что-то так плохо стало… Вы же… Верите мне? Я не…       — Верим-верим, — перебивает его Се Лянь. — Всё будет нормально. Дозировка навряд ли была большой.       Мин И хмуро уставился на Се Ляня, мысленно убивая его. Хуа Чэн заметил это и недобро прищурил глаза, смотря на Хэ Сюаня через зеркало. Тот смело встретил его угрожающий вид и даже не моргнул. Оба понимали, что Хуа Чэн и Се Лянь не должны были вмешиваться. Они испортили все планы Хэ Сюаню. Хуа Чэн уже чувствовал сложный разговор насчёт нарушения их договора. Но он не мог оставить Се Ляня, как и рассказать ему правду.       Когда они приехали на территорию дома семьи Ши, то их встретила девушка. Она смотрела слегка удивлённо на пьяного Ши Цинсюная. Никто не стал говорить ей правду. Лишь поинтересовались, есть ли дома старший Ши. К их великому счастью, никого не было.       Хэ Сюань раздражённо выдохнул. Его должны были предупредить, что Ши Уду не будет. Почему все пошло по…       Он что, зря потратил время на Цинсюаня?       Они с Хуа Чэном остались на улице. Се Лянь сказал, что сможет справиться, поэтому Сань Лан не волновался.       — Что это было? — спрашивает Хуа Чэн. — Какого чёрта в моём клубе наркота?       — Ты не ограничивал меня насчёт этого. И учитывая, что ты испортил мне всё, то, думаю, мы квиты.       — Полегче способа не мог найти? — раздражённо говорит Хуа Чэн. — Наркотики — это слишком.       — Мне плевать.       Доза правда была ничтожно маленькой. Хэ Сюань бы никогда не стал травить его так сразу. У него были другие планы на него.       — Ши Цинсюань попросил меня остаться, — Се Лянь подходит к ним и чувствует напряжённость. Он понимает, что оставлять их наедине — не самая лучшая идея. Но сейчас было не до этого.       — Я могу остаться, — говорит Хэ Сюань, смотря на Хуа Чэна. Он ожидает, что Хуа Чэн сейчас заберёт Се Ляня и наконец даст шанс хоть что-то исправить и не упустить. Но он молчит. Смотрит на него, будто не знает. Это раздражает Мин И.       — Думаю, он не будет против. Но я всё равно побуду с ним, — неловко говорит Се Лянь. — Прости, я знаю, что вы лучшие друзья, но я… Мне просто так спокойнее будет.       Мин И внимательно смотрит на Се Ляня. От такого взгляда у Се Ляня мурашки по коже идут.       — Что-то не так?       — Нет. Всё нормально.       Он уходит внутрь.       Единственный раз, когда он наконец решил действовать радикально. И его сразу остановили. Паршиво, как же паршиво выходит.       В итоге они все втроём остаются у Ши Цинсюаня. Тот ещё не хотел спать, точнее, не мог. У него всё ещё было много сил, но настроение было уже не тем. Он хмуро смотрел на то, как гости располагаются по комнатам. Его голова ужасно болела, и каждый шорох становился гулом. Глаза болели, а горло сушило. Он не мог напиться воды. Ему хотелось чего-то, но он не мог понять, чего именно. Он попробовал выпить шампанское, вино, ром и другой алкоголь, который имелся у него дома. Однако это не помогло. Ему становилось хуже.       Он лёг на кровать. Грязная одежда лежала где-то на полу, и он пытался найти её. Он постепенно терял осознание реальности. Ему хотелось уснуть, но не мог. Тело то горело, то мёрзло. Ши Цинсюань чувствовал себя, будто у него лихорадка. Мышцы ломило, и он не мог нормально лежать.       Ему было страшно.       Се Лянь же сказал, что доза, скорее всего, маленькая. Тогда почему ему так плохо?       — Как ты? — Ши Цинсюань вздрагивает. В дверях стоит Мин И. В его руке — бутылка воды. — Выпей. Надо пить больше воды, чтобы всё вышло.       — Плохо… Не понимаю, как я мог так оплошать.       Мин И молчит. Он следит за тем, чтобы Цинсюань выпил воду. Когда тот делает пару глотков и останавливается, он заставляет пить ещё. Ему приходится сотню раз подумать, прежде чем дать ему эту воду. Хэ Сюань не будет жалеть об этом. Это нужно сделать. И все равно, какие последствия могут быть. Он потерял больше.       Он повторяет эти мысли, словно мантру. Смотрит, как дёргается кадык Цинсюаня, и с каждым его глотком желание вырвать бутылку росло. Он ведь не заслуживает?..       Но Хэ Сюань хочет возмездия.       В нем противоречат два совершенно разных мнения, и он просто разрывается между ними.       — Хватит, — вырывается у Мин И и он быстро забирает воду. Она была выпита на одну четверть — не так много, значит, не так страшно.       — Спасибо.       — За что?       — За то, что ты рядом. Се Лянь и Сань Лан — тоже… Я всем благодарен.       Хэ Сюань морщится. Он не хочет слышать такие слова. Из-за этого только больше растет чувство вины. Оно скапливается где-то в груди тяжёлым камнем и тянет вниз. Оно даже пересиливает злость, желание отомстить, обиду. Эти глаза, которые смотрят с такой благодарностью выворачивают душу наизнанку.       Ши Цинсюань — самое дорогое, что есть у Ши Уду.       И он опять возвращается к этому.       Уничтожить жизнь Ши Цинсюаня — не выход. Но что он ещё может сделать?       — Останешься со мной? — тихо спрашивает Цинсюань. — Пожалуйста.       — Ты не маленький уже, — холодно отвечает Мин И. — Ложись и спи. Пока ещё хуже не стало.       Хэ Сюань уходит поскорее. Он выходит на улицу, потому что ему нечем дышать. Жалость давит его, а ком в горле растёт. У него перед глазами всегда стоит семья, которой уже нет. Не будь Ши Уду таким, то всё было бы иначе. Он был бы счастлив и успешен. Всё было бы хорошо. У Ши Цинсюаня есть всё, о чём Хэ Сюань когда-либо мечтал. Нет, он не завидовал… Он просто… Хотел справедливости?       — Прости.       Мин И оборачивается. Он что, его преследовать собирается?       Ши Цинсюань был в одной пижаме, засунув руки в карманы. Он смотрел на небо так долго, что Мин И на несколько секунд забыл о его присутствии. Они стояли так, молча и не смотря друг на друга.       Хэ Сюань перевёл наконец свой взгляд.       — За что извиняешься?       — Я надоел тебе, — пожимает плечами Ши Цинсюань. — По тебе видно, что нашу дружбу пора заканчивать.       — Я… — он осекается. — Я просто не остался с тобой, а ты уже говоришь это?       — Ну… — Цинсюань грустно усмехается. — Было бы дело только в этом. Ты думаешь, что я такой мелочный?       — Нет.       — Думаю, что я не хочу заставлять тебя общаться со мной.       Хэ Сюань молчит, думая, стоит ли говорить правду.       — Тебе не приходило на ум, что я не оставался с тобой, если бы не хотел общаться? — выбирает самый безобидный вариант из всех.       — Тогда почему ты так относишься ко мне? — это звучит будто он и правда маленький ребенок, не получивший достаточно внимания. Ему самому противно от себя, но этот вопрос слишком долго крутится в голове.       — Я отношусь так ко всем, — отвечает Мин И, чувствуя, что ходит буквально на краю пропасти.       — Но я, вроде как, твой единственный друг…       Это было правдой, хоть и немного обидной. Хэ Сюань никогда особо не заботился о том, что у него нет друзей, а Ши Цинсюань… Он не считал его таковым.       Однако сейчас это важно. Важно сказать ему, что они друзья. Хэ Сюань чувствует, что Ши Цинсюань настроен серьёзно. Если он ответит неправильно, то они прекратят общаться. Это не было выгодно Хэ Сюаню, вообще нет.       — Да, — выходит слишком тихо, и Хэ Сюань даже немного радуется, что вышло так. Его актёрское мастерство всегда было плохим, но сейчас он постарается на все сто. — Я правда плохо выражаю свои эмоции, но ты… Дорог мне.       Ши Цинсюань замолчал. Он нерешительно кивает, раздумывая о своём. Хэ Сюань внимательно следит за каждой эмоцией на его лице.       Решающий штрих.       Он неловко расставляет руки в стороны, показывая, что хочет обнять Цинсюаня.       — Друзья?       Ши Цинсюань улыбается. Его глаза блестят, и он обнимает его.       — Друзья.       Се Лянь смотрел на них из окна. Ему почему-то стало так грустно, что невыносимо. Они постучали друг друга по спине и снова уставились на небо, о чём-то говоря. Се Лянь отошёл от окна, натыкаясь на Сань Лана.       — Сань Лан? Тебе не спится?       — Нет, я просто пришёл, — говорит он. — Если ты не против, то, может, поболтаем? Я столько уже не выходил в люди, что чувствую себя каким-то зверем.       Он тихо усмехается своим словам и смотрит на Се Ляня.       — Да, конечно. Я и сам был бы рад посидеть с тобой. У тебя всё хорошо с работой?       — Да, но просто много дел, — Хуа Чэн садится на стул. — Как у тебя дела там? Вэнь Жохань, вроде, пока сидит тихо.       — Да, — кивает Се Лянь, продолжает слегка задумчиво, — я бы даже сказал, что слишком тихо. Но думаю, что мы справимся.       Он садится на кровать и поджимает ноги к груди. Ему всё ещё немного не по себе от того, что кто-то подсыпал Ши Цинсюаню наркотики. Он мельком посмотрел на свои руки, там где когда-то были следы от уколов. Се Лянь поморщился.       — Сань Лан, а можно вопрос?       — Конечно.       — Ты когда-нибудь пробовал… Ну… Наркотики?       Хуа Чэн мотнул головой.       — Это дрянь может убить меня, почему я должен был…       Он вдруг затыкается.       Се Лянь так обеспокоенно отреагировал на Цинсюаня и был слишком странным, а сейчас интересуется, употреблял ли он. Это невольно приводит к одному.       — Гэгэ, почему ты вдруг спрашиваешь об этом?       — На самом деле, я пробовал, — отвечает он, особо не скрывая этого факта. — Мне нравилось.       Хуа Чэн не знает, как реагировать. Он злится, что не может понять, что сказать.       «Так нельзя, зачем ты это делал?»       «Неважно, главное, теперь ты этого не делаешь. Или делаешь?»       «Ты молодец, что сказал мне!»       Что за чушь?       — Видимо, на это были причины. — спокойно говорит Хуа Чэн. — Я не сужу тебя.       — Спасибо, — выдыхает Се Лянь. — Но я прекратил. И это было… Очень сложно. Я не хочу того же Ши Цинсюаню.       — Всё будет нормально, — который раз за вечер говорит Хуа Чэн. Он уже выучил её, как мантру. Хотя он, на самом деле, не знал, как далеко может зайти Хэ Сюань. Ему правда будет жаль Ши Цинсюаня.       Се Лянь кивнул.       — Гэгэ, можно ли мне узнать? — он замешкался. Хуа Чэн понимал, что это может быть слишком личным для Се Ляня и они ещё недостаточно близки для такого, но хотелось попробовать. — Из-за чего ты стал употреблять наркотики?       — Ну, у меня умерли родители, — пожимает плечами Се Лянь, — я остался один и мне было тяжело. Мне…       Он запинается, вдруг вспомнив одного человека. Мурашки проходятся по спине, и становится холодно.       — Ты, возможно, слышал о Бай Усяне?       Хуа Чэн напрягается. Конечно, как он мог о нём не слышать?       — Он… Это он первый раз предложил мне попробовать. Сказал, что мне станет лучше и я… Поверил… — Се Лянь нахмурился. — Неужели можно быть таким наивным?       — Любой бы на твоём месте не выдержал, — произносит Сань Лан. — Бай Усяна, как я знаю, посадили пожизненно в тюрьму?       — Разные слухи ходят, — говорит Се Лянь. Ему неприятно говорить об этом. Но он не может отрицать этот факт. — Говорят, посадили или умер, а ещё, говорят, он до сих пор…       Страшно. Ему страшно даже думать об этом.       — … на свободе. Он был всё-таки влиятельным человеком, у него наверняка были какие-то связи.       Хуа Чэн чуть не сказал «всё будет хорошо», но вовремя себя остановил. Он смутно помнил, как выглядел этот человек. Обычно он носил маску на своём лице, потому что оно было уродливо — всем известный факт из биографии самого жесткого человека в Китае. Его лицо было сожжено, и шрамы на нём ужасные. Он никогда не выходил в свет без белой маски. Сначала к этому относились с подозрениями и насмешками, но в итоге привыкли.       Бай Усян также был известен как наркодилер, и некоторые называли его «Белым Бедствием». Он ни щадил никого: давал наркотики и детям, и старикам, женщинам, да абсолютно всем. Хуа Чэн был ещё подростком, когда впервые услышал о нём. Ему было тогда четырнадцать или пятнадцать лет. По новостям целыми днями проматывали одно и то же: конгломерат Сяньлэ потерял все свои акции, он стал банкротом. В то время как Бай Усян набирал популярность, по нему уже заводилось два уголовных дела. Он был противоречивой фигурой, но, определённо, очень сильной. Настолько, что долгое время его никто не мог посадить за преступления. Доходило до того, что он в открытую торговал наркотиками. Это было страшное время. Хуа Чэн совершенно не удивлён, что Се Лянь попал под его влияние, учитывая обстоятельства.       Сань Лан в глубине души даже гордился тем, что Се Лянь поборол это.       — Лечение ужасное, — говорит Се Лянь, вспоминая время проведенное в больнице. — Ши Цинсюань не заслужил такого…       Хуа Чэн не мог сказать ему, что он уж преувеличивает, потому что Се Лянь просто волнуется за друга, и это нормально.       — До этого не дойдёт.       — Надеюсь.       — Сколько времени ты лечился? — интересуется Хуа Чэн, пытаясь предугадать ответ.       — Чуть больше года.       Это, определённо, не то, что он думал услышать. Однако не самое худшее.       — Точнее, один год и один месяц, — поправляет Се Лянь, пытаясь вспомнить что-то. — Сначала меня обследовали и назначали этапы лечения. Мне пришлось походить к психиатру. Он промыл мне мозги до основания.       Он тихо смеётся, будто это смешно. Хуа Чэну больно смотреть на это. Он знал, что за каждой такой историей скрывалась невыносимая боль и уныние. Сейчас больше ничего не оставалось, кроме как просто улыбаться.       — У меня выявили депрессию и расстройство чего-то там, не помню сейчас уже. Пришлось прорабатывать и это, чтобы я был психологически готов, — он выдыхает, думая о тех временах. Ему было невыносимо терпеть лечение, но оно нужно было. — И так продолжался год. Если честно, то я очень благодарен, что меня туда отправили.       — Кто? — Хуа Чэн хочет увидеть этого человека в лицо и поблагодарить.       — Шэньу, — улыбается Се Лянь, а Хуа Чэн с отвращением пытается не забрать свои слова обратно. — Он нашёл меня, когда у меня была ломка. Если бы не он, я, скорее всего, умер. Правда спустя год я так и не вернулся в мафию, скрывшись. Он не стал меня искать. А я не хотел возвращаться и совершать те же ошибки. Правда сейчас что-то пошло не так…       Он снова неловко улыбается.       — Это, наверное, звучит очень грустно, но всё, на самом деле, нормально. Я давно пережил это.       Сань Лан не отвечает ничего. Он не готов что-либо сказать. Ему просто жаль, что его не было рядом тогда. Зато был Шэньу… И он помог ему. Может, стоит поменять о нём мнение?       Они проговорили остаток ночи о всякой ерунде, не задевая серьёзные темы. Хуа Чэн успел рассказать, где он путешествовал и какие достопримечательности видел. Се Лянь по-настоящему интересовался этим и внимательно слушал. Ему нравилось слушать Сань Лана, и порой взгляд невольно опускался на губы.       Се Лянь не знал, отрезвел ли он полностью или всё ещё был пьяным, но… Тот поцелуй с девушкой не выходил из головы. Он определённо представлял на её месте другого человека.