Шутавгуст

***

После трудного, но при этом жаркого и потного концерта, группа решила поехать в бар, дабы отдохнуть. Вся. Кроме Паши. Остальные участники списали это на усталость — хотя кто из них не устал — так же они не обращали внимания и на то, что Паша в последнее время почти никогда не ходит с ними, предпочитая оставаться один в номере, в каком бы городе они бы ни были. Это касается даже Питера. Довольно странная традиция, но музыканты, придумавшие её, всегда придерживаются этого правила. Половина третьего утра. Группа, смеясь и веселясь после бурной ночи в компании алкоголя и друг друга, отправляется в отель, отсыпаться перед следующим концертом. Щиголев отпирает дверь, за которой его встречают тёмные и холодные комнаты. Подумав, что Сажинов уже спит, темноволосый тихо прокрался к комнате, по дороге снимая верхнюю одежду. Наконец-то, добравшись до спальни, он замечает, что клавишника нигде нет. Странно. Может вышел? Присев на кровать, барабанщик тихо настукивал мелодию одной из песен группы, размышляя о чем-то своём и дожидаясь друга. Спустя несколько минут Сажинов так и не появился. Решив разыскать его, Саша направился на кухню. По пути в комнату становилось все холоднее и холоднее. И как чуть позже оказалось, это было из-за того, что дверь на небольшой балкон была приоткрыта, а за ней сидел потерянный, в обоих смыслах, человек. — Паш? — старший вздрогнул от неожиданности, выплеснув немного чая на пол. — А? Вы уже вернулись? — он нахмурился, но Саша, стоящий позади него этого не увидел. — Да, — Поручик сел рядом, разглядывая профиль клавишника. — а ты почему не спишь? — Не могу заснуть, тем более рано ещё, как по мне. — спокойно отвечает Сажинов, глядя в пустоту мрачных многоэтажек, где огни окон уже давно погасли, а жильцы квартир легли спать, но среди этих окон все-таки есть одиночные светящиеся во тьме, которые уже очень скоро сольются с приходом солнца, уступая место новому светлому и яркому дню. — Не перестаю тебе удивляться. — Щиголев мотает головой, смеясь на выдохе, после доставая сигарету и закуривая. — И почему же? — загадочно улыбается Сажинов, наконец-то посмотрев на своего собеседника, в чьих темно-зеленых омутах отражалось звёздное небо. Тот поежился от внезапного порыва ветра. — Будешь? Может согреешься хоть чуть-чуть. — младший благодарно принимает чай и делает глоток. — Мкпф! Он что, разбавлен водой из-под крана? — старший кивает, немного улыбаясь. Саша поднимает на него недоуменный взгляд и сводит брови на переносице. Паша забирает у него кружку, сразу же делая глоток, но в отличие от барабанщика, данный факт его ни капельки не смущает. — Всё ещё не перестаёшь? — Щиголев отрицательно качает головой. — Почти всю жизнь знаю, но хоть убей, не перестаю. — в ответ на это старший лишь хмыкает. Февраль месяц, почти март, но в Питере преобладают холодные температуры. Ничего удивительного для этого города. «Завтра в Петербурге ожидаются дожди.» — говорила молодая женщина с экрана телевизора, ведя прогноз погоды, который кто-то из группы смотрел сегодня днем. А обещанные тучи уже мелькали на горизонте. — Ладно, пошли в комнату, а то совсем замерзнем. А там и заболеть недолго. — младший разворачивается и направляется к двери. — Стоп, а это… — Саша наклоняется, поднимая с пола какой-то тонкий предмет. — осколок твоей…твоих виниловых пластинок? — темноволосый оглядывает пол, затем поднимает вопросительный взгляд зелёных глаз на старшего. — Но почему? Это же твои любимые. Да и ты сам рассказывал как они много значат для тебя. — Я не знаю как это объяснить. — задумчиво произносит Паша, смотря куда-то за барабанщика. — А ты попробуй. — старший лишь грустно усмехается и качает головой. — Стоит ли? — Да, конечно! Что за вопрос, Паш? Я тебя что-то совсем не узнаю. — хриплым то ли от мороза, то ли от эмоций голосом произносит младший. — А ты знаешь, что после двенадцати люди становятся откровенными? — серые глаза клавишника снова смотрят куда-то за мужчину. Поручик хотел снова сказать, что-то наподобие «пошли спать», «хватит разглагольствовать», «тут холодно», но он осознал, что хотел понять Пашу, узнать что творится в голове у друга, выслушать. Поэтому единственное, что он сказал, было: — Я сейчас вернусь. — произнёс и удалился, вернувшись только через пару минут и держа в руках что-то большое и мягкое. — Надеюсь, ты не против, я нашёл его у тебя в открытом чемодане. — сидящий на балконе лишь почти невесомо кивнул. Этим большим и мягким оказался старый плед, который старший всегда, как далеко бы он не уезжал, носил с собой в багаже. Это было довольно странно, но у кого в наше время нет странностей. — Теперь в нем можно ждать апрель — хохотнул Поручик, заворачивая Сажинова в тот самый плед. — Спасибо. — коротко кивнул старший — Это тебе. — он протягивает что-то бумажное. Саша берет вещь в руки и ей оказывается бумажный конверт с чем-то внутри. Он недоуменно смотрит сначала на вещь, затем переводит вопросительный взгляд на собеседника. — Я там решил посмотреть фильм, но потом поставил на паузу и так и не досмотрел. — произносит старший, снова смотря вдаль на панельки. — Ну, наверное, для этого нужна подходящая компания. — Паш, что с тобой происходит? — спрашивает младший, кладя руку ему на плечо. — К чему все эти слова и поступки? — Если я скажу, ты посчитаешь меня психом. — грустно усмехнулся Сажинов. — Я тебя столько знаю и ты меня столько знаешь, когда было такое, чтобы я сомневался в твоём здравомыслии? — в ответ лишь тишина, шмыг носом и звук допивания чая, который, наверное, совсем замёрз, как и тот, кто его допивает. — Давай так. — произносит Поручик, упираясь руками на колени — я буду предполагать что с тобой случилось, а ты кивать или мотать головой? А если у меня ничего не получится, то я расскажу тебе свой секрет, — а ты мне, что с тобой происходит. Идёт? — в ответ на это барабанщик получает кивок. Балкон был припорошен снегом, залетевшим сюда через все то же открытое окно. На полу, покрытом тонким снежным ковриком, виднелись хаотичные следы, будто бы здесь кто-то танцевал. Прокрутив эту догадку в голове, Поручик недоуменно посмотрел на Сажинова, не поворачивая головы и решив на счёт этого ничего не говорить. — Ну давай начнем что-ли? — собравшись с мыслями и откинув лишние раздумья, спросил Саша. — Кивок. — Ты устал от всего этого? — Отрицание — Ты впал в депрессию? — Отрицание Поручик снова помолчал, глубоко погрузившись в мысли, ведь барабанщик не горел желанием рассказывать секрет, а потому нужно было взвесить все «за» и «против». Пришлось, конечно, изрядно потрудиться и напрячь мозговые извилины. Стоило подумать о том, каким был Паша и о том, как он изменился. Проанализировать его поступки за последнее время. Когда ответ неожиданно пришёл в голову Саша решил высказать догадку: — Ты сторонишься людей, не звонишь никому и не берешь трубку, потому что ты… Стал интровертом? — Кивок. — Но интровертами не становятся. Просто так или вообще. Этому что-то поспособствовало. — Кивок. Всё то же открытое окно впускало в помещение холодный воздух, заставляя невольно покрываться мурашками. Бегущие облака открывали обзор на ещё не потухшие звезды. Время с каждой минутой приближалось к рассвету. Но обоим музыкантам никак не хотелось спать. Поручик хотел узнать душевное состояние друга, а тот самый друг не хотел ничего. — Ты разочаровался в людях? — никак не унимался младший. На что Сажинов поднял голову для кивка, но передумал и мотнул ей. — Отрицание. — Разочаровался в себе. — в это раз все было наоборот. Паша собирался мотнуть головой, но передумал и кивнул. — Кивок. — Я Угадал, но использовал слишком много попыток, поэтому… как бы я этого не хотел, но придется рассказать свой секрет. — Кивок. — Только перед этим. — Саша замолчал и аккуратно открыл конверт, в котором обнаружил ключ. И снова вопросительный взгляд зелёных глаз устремляется на старшего. — А что это значит? — барабанщик покрутил предмет из конверта, осмотрев со всех сторон, но ответа не последовало. Тогда, смирившись, ему пришлось продолжить: — Ну… — Поручик вздохнул, покачав головой, и усмехнулся, но…грустно? — Мы оба с тобой странные и тараканы в голове, сколько бы я не любил это сравнение, тоже в общем, странные. — Паша молчал, он лишь слушал хрипловатый голос барабанщика, остальные звуки в этом мире, да и пожалуй сам мир исчезал для старшего, когда появлялся Саша. Клавишник смотрел на него серыми и немного уставшими глазами. Смотрел на то, как темноволосый каждый раз взволнованно выдыхал, чему-то усмехаясь. Видно было, что Щиголев хотел сказать что-то важное и одновременно с этим что-то смущающее его. А потому пытался преподать это как шутку, но, откровенно говоря, у него это плохо получалось. — Ты же знаешь, что я сам не сторонник этой демагогии, и уже не подросток, поэтому… Паш, я… — «Меньше слов, больше дела» — пронеслось в голове, и Поручик сделал рискованный шаг, резко подаваясь вперёд и робко утыкаясь в чужие губы, кладя ладонь на скулу. Холодные, сухие, потресканные со вкусом пресного чая. Старший ответил взаимностью, но после в голове что-то будто бы щёлкнуло и он пораженно отстранился, немного испуганно глядя на младшего. Заметив это, Саша резко отскочил на небольшое расстояние, начиная бегать глазами. Барабанщик ругал себя за то, что вообще все это начал. И если старший решит прекратить с ним общение, то он это прекрасно поймёт. Сколько раз, сколько лет он себя одергивал? Почему сейчас? Зачем? Мысли путались в огромный снежный ком, хотя и это сравнение, Щиголев тоже считал глупым. Он мог бы сейчас убежать в комнату, а затем и вовсе выбежать из отеля, больше никогда сюда не возвращаться даже несмотря на то, что на улице холодная зима и такой-же пробирающий до костяшек ветер. Но барабанщик остался. Может быть из-за того, что не знал, что делать. А может из-за внутреннего упрямства. — И что ты молчишь? — немного дрожащим голосом спросил Саша. «Да, давай, дурак, испорть все до конца, чтобы он уж точно никогда с тобой не заговорил!» — мысленно винил себя барабанщик, но механизм уже запущен. Пожалуй, это единственное за весь вечер сравнение, которое ему понравилось. Паша все также оставался в ступоре. И только сейчас старший наконец-то проморгался и поднял серые глаза, посмотрев в темно-зеленые. Те выражали своего рода ярость, но непонятно на что или на кого именно; крылья носа раздувались, слышалось тяжелое дыхание. Клавишник снова отрешенно на него посмотрел и спокойно проговорил: — Тебе надо было посмотреть все содержимое конверта. — он получил на себе недоуменный взгляд, после чего его обладатель снова заглянул в конверт, порывшись там более детально. Затем барабанщик выудил оттуда записку. И в бледном свете приходящего дня прочёл ее. Дочитав до конца и акцентировав свое внимание на последней строке: »…Люблю…», Саша снова подумал о том, что можно было бы сейчас сбежать и больше никогда уж точно не возвращаться. Теперь он винил себя ещё и в своей невнимательности и в том, что наехал на клавишника за просто так. Барабанщик начал кусать щеку изнутри, а взгляд беспокойно метался по полу, когда он почувствовал прохладное прикосновение со спины. Полностью погрузившись в свои мысли, Поручик не заметил, как старший встал и обошёл его со спины, а тонкие руки обвили ею Сашу за талию. Последний робко оглянулся на Пашу, но после снова отвернулся. Сажинов прошептал, успокаивающим тоном: — Всё нормально. — но тот лишь отрицательно покачал головой. — П-прости, пожалуйста. Я даже н-не знаю что думать. Я в общем… — барабанщик замялся. — Повёл себя глупо? — закончил за него Паша. — Да, именно так. — оба грустно усмехнулись. После чего старший сильнее обнял темноволосого и уткнулся в чужую макушку, ласково прошептав: — Дурачок. И фильмы на паузу… И сутки на тормозах… И метео так не точны… Я знаю, кому спасать Меня я умею ждать Я сам утону в часах песочных