***
Зал был наполнен людьми. Маленькие столы и побольше занимались медленно, но полностью. Господы с толком выбирали своих соседей на ужин, от этого зависит тяжесть или лёгкость беседы. С неприятным человеком и еда в рот лезть не будет. Дилан направился вслед за всеми к большому круглому столу, масштабы заставили поволноваться, но выбора нет, а значит и испугу нет места. Молодой человек вёл себя учтиво настолько, насколько вообще умел: приветственно целовал руки дам, мило беседовал с каждым, кто подходил к их с Томасом странной паре. Он чувствовал себя неуместно, но потом смотрел на блондина, и всё начинало вставать на нужные полочки. Место за столом О'Брайену досталось не самое лучшее – через пару людей от Таши. Сангстер улыбалась ему с кислинкой всё время и теперь выглядела страшно довольной. - Какие удобства в каютах третьего класса, мистер О'Брайен? Говорят, они не так уж плохи, – улыбка её не красила, зато делала благороднее, как она и хотела. И, может быть, это был бы лучший для неё комплимент. - Терпимо, мэм, мышей и крыс почти нет, – его обаяние сыграло свою роль, и люди за столом звонко рассмеялсь, таким разным, но ужасно похожим смехом. - Мистер О'Брайен поднялся к нам из третьего класса. Вчера он оказал немалую услугу моему жениху, – Поултер вёл себя так же, как будущая тёща. Может, просто желал ей понравится – хотя миллионы его отца уже сделали это, – а может, действительно был таким. - Оказалось, что мистер О'Брайен – превосходный художник. Я видел некоторые его работы, сильно впечатляет, – трепетность и нежность этого упоминания были замечены лишь тремя людьми, и глаза Таши Сангстер блеснули недобро. - Наши с Томасом взгляды на искусство сильно не совпадают, – Уилл слегка пожал плечами, словно решил согнать муху, но улыбка говорила сама за себя – он хотел пренебречь им, хотел показать, насколько ему неважно творчество подобного человека. Официанты с блестящими подносами плавно перемещались между гостями, конечно, они делали это быстро и чётко, но смотрелись лучше балерунов, для которых сцена – второй дом. Когда один из мужчин "без лица" приблизился к О'Брайену, Томас осторожно позвал его, чтобы подсказать правильны действия. Всё-таки человека без должных манер нельзя оставлять здесь, эти акулы съедят несчастного вместе с десертом. - Начинай с края и двигайся к тарелке, – подсказала Дилану Патриша, когда увидела удивлённый и непонимающий взгляд. Шесть приборов разного размера и предназначения напугали бы любого, а на брюнета направлено столько взглядов, и все они ожидают промаха. - Должно быть, он знает здесь каждый винтик, верно, Томас? – мистер Исмей с бокалом дорогого шампанского в руке едва ли не начинал указывать всем и каждому на конструктора судна. - Ваш корабль – просто чудо, мистер Эндрюс, – Сангстер улыбнулся, он хотел бы продолжить этот разговор, но не выйдет. - Благодарю вас. На тарелки из нового сервиза выложили икру, и произошло это настолько синхронно, что привиделись часы тренировок этих людей. Сколько же труда вложено, чтобы просто разносить еду гостям из высшего общества. - И всё-таки, где вы живёте? – Таша надкусила брускетту с икрой так, как полагается это делать истинным леди. Она удивительным образом сочетала в этом движении заинтересованность и холодность, которой был пропитан её образ всегда. - Сейчас мой адрес – этот корабль, а после отправлюсь ещё куда-нибудь, – Томас не мог насмотреться на такого простого и искреннего человека, у него ведь была та свобода, о которой многие мечтают. Свобода от обязательств, от людей, от места. Невольно Сангстер задумался о том, сможет ли он стать таким же однажды и получится ли у него сойти с корабля и сбежать вместе с Диланом. - И где же вы берёте деньги? - Подрабатываю. Пару раз я нанимался матросом на разные суда, но билет на Титаник я выиграл в покер. Чудесное везение, – брюнет улыбнулся Томасу, и глаза обоих сверкали ранней и трепетной любовью, ради неё и сворачивают горы, ей же поются сонеты под луной. - Да, вся жизнь – игра, к тому же, азартна. - И вы находите такой бродячий образ жизни привлекательным? – Таша Сангстер не поддерживала всеобщего веселья на этом ужине, впрочем, как и на всех остальных. Она пыталась попасть, найти ахиллесову пяту и обезвредить противника, чтобы потом убрать, словно мёртвую муху со стола. - О да, мэм, нахожу. Всё, что мне нужно, у меня есть – воздух, чтобы дышать, и папка с листами бумаги. Я люблю просыпаться утром, не зная, что меня ждёт, с кем я встречусь и где я окажусь потом, – Дилан схватился за булочку, чтобы занять руки, и отпил шампанского из бокала. И важно не то, как это выглядело, потому что это производило несравнимое впечатление уверенного в себе и происходящем вокруг человека. – Ещё вчера я спал под мостом, а сегодня плыву на великолепном судне и пью шампанское в высоком обществе. Налейте мне ещё, – официант выполнил просьбу, а Томас, кажется, забылся: брюнет выглядел, как очень известная личность, и так гармонично смотрелся, без волнения наслаждался вечером. – Мне кажется, что жизнь – это дар, и это надо ценить. Невозможно угадать, что будет с тобой завтра. Жизнь нужно принимать такой, какая она есть. Важен каждый прожитый день. - За сегодняшний день! – Томас вскинул свой бокал над столом и, когда все вторили его тосту, он с почти восхищённой улыбкой смотрел на О'Брайена. Этот человек так просто производил впечатление, так просто удивлял, а ведь он обычный художник. Да и это ведь неправда, далеко не каждый художник переносит на бумагу жизнь, вместо стеклянной статуи.***
Ужин уже завершался. Люди допивали шампанское, дослушивали шутки и уходили. Мужчины почти одновременно вставали из-за столов и шли в одинаковом направлении, а женщины покидали зал, чтобы уйти в каюту и спокойно провести остаток вечера. - Сейчас идут пить бренди в курительную комнату. Там они скроются в клубах дыма и будут поздравлять друг друга с тем, что правят миром, – Томас со смешинкой во взгляде повернулся к Дилану, ему точно была приятнее эта компания. – Мама, я пойду в каюту. Таша кивнула сыну и вернулась к очередной бессмысленной беседе. О'Брайену нужно было уходить раньше или чуть позже, если он не желал нарваться на нелестный взгляд этой дамы. Брюнет встал, пожал руку Томасу, улыбнулся Патрише и ушёл. Сангстер затих и посерьёзнел, больше некому было освещать его день, это удручало. Во всё ещё вытянутой руке он заметил бумажку. "Живи сегодняшним днём. Встретимся у часов". Бумажка была смята в руке, а губы осветила несмелая улыбка.