Титаник

Томас попрощался с матерью и аккуратно, чтобы никто из достопочтенных особ не заметил и не пустил слух, пошёл к часам. Сердце трепетало, будто ожидало чего-то удивительного и радостного, а душа впервые сжималась в судороге приятного волнения. Предвкушение дарило почти восторг, какой давно не могли вызвать изыски богатой жизни. Дилан сильно выделялся на фоне часов. Его чёрный, словно осетринная икра, костюм выглядел ярче и прекраснее других нарядов, впрочем, возможно в том прелесть именно этого молодого мужчины. О'Брайен повернулся к приближающемуся Томасу и лукаво улыбнулся. - Хочешь увидеть настоящий праздник? И что-то в облике Дилана не дало Сангстеру отказаться. Он смело кивнул и направился к выходу из ресторана. Швейцар улыбался также приветливо и блистал своей начищенностью: он был ужасно похож на кусочек золота, настолько отшлифованный, что, кажется, можно разглядеть цвет собственных глаз. Свобода показалась обоим живительной, и на губах растянулись радостные улыбки. О'Брайен шёл уверенно, будто знал дорогу. Они дошли до лифта, в котором всё с той же улыбкой их встретил лифтёр. За проведённые в узком и маленьком помещении минуты смазливое лицо молодого паренька успело напугать, а его выглаженный костюм с крахмальным воротником почти расстроил, но дорога, к счастью, занимала не вечность. Просторный коридор около обеденного зала для первого класса резко сужался и спускался к столовой. Из полутёмного помещения лилась весёлая музыка. Радостные люди, одетые в простую одежду, громко смеялись и танцевали. Томас впечатлился ими и искренними улыбками, которые они даже не пытались скрыть. В воздухе витало едва ли не счастье, а запах дешёвого пива приятно щекотал нос. Дилан указал ему на сборище стульев и ускакал танцевать с маленьким мальчиком. Слегка полноватый малыш весело прыгал и смеялся, двигаясь в непонятном всем вокруг танце. Он смотрел на О'Брайена во все глаза и, кажется, уже считал его лучшим другом. Где-то в толпе отплясывал Ки Хонг, его Сангстер видел лишь однажды, когда в расстроенных чувствах сбежал с обеда на балкон. Ли явно очаровал какую-то даму и льстиво поглядывал на её мягкий, нежный лик, хотя местные женщины не блистали лаской и покладистостью, они были сильными, характерными и очень многим отличались от первоклассных красавиц. Томас поддавался всеобщему веселью, его глаза сияли, а на губах прижилась улыбка. Он с удовольствием пил то самое, дешёвое пиво и вслушивался в слишком непонятную речь сидящего рядом мужчины. - Извините, я ничего не могу понять, – кажется, он говорит на ирландском и пытается донести что-то смешное, но увы. Тёмная жидкость была в руках почти у каждого, а несколько человек даже не удержались на стуле под её властью. Они валились на грязный пол и снова тянулись за пивом, когда оказывались в более вертикальном положении. Но именно в этих людях плескалась настоящая свобода и ценность жизни. Томас готов был стать пьянчугой, если так он сможет добиться того же. Дилан остановился около Сангстера и принялся их с мальчиком знакомить. Блэйк отдавал нового друга неохотно, но в открытую не протестовал. Томас не ожидал такой скорой встряски, поэтому с удивлением обнаружил себя уже среди потной, счастливой толпы. - Я не умею танцевать это, – собственное смущение сквозило в голосе. - Я тоже, всё просто – не надо думать, – О'Брайен положил руку на бок парня, чуть выше талии, и беспорядочно закружил их в разные стороны. Удивительно, но все танцевали также и нисколько не смущались своей неловкости. Блэйк заметно погрустнел, но улыбнулся Дилану в ответ и помчался ближе к инструментам: такое разнообразие привлекло бы любого. Тайлер эту парочку тоже приметил и слегка присвистнул, закуривая сигарету – а этот парень легко его удивил. Ки Хонг с прекрасной пассией выскочил на сцену, а О'Брайен, разумеется, последовал за ним. Сумасшедшая толпа цепляла, растворяла в себе, пленила. Томас танцевал среди людей, но ощущал себя в правильном месте и с необходимым человеком. Они кружились и отплясывали чечётку, а народ безудержно аплодировал и веселел. Кажется, Томас нашёл своё счастье – танцы и громкие крики от неизмеримого количества чувств.

***

Курительный салон бесспорно создавался красивым. Стены украшали витражи и большие картины, а с потолка свисали аккуратные позолоченные люстры с тремя плафонами в каждой. Подтянутые и быстрые мужчины подносили желающим спички к сигарам и удалялись, не мешая обсуждать серьёзные дела. Уилл подозвал лакея и приказал ему разыскать Томаса. Сближение будущего мужа с не подходящим по уровню знаний и достатка простачком никого не радовало.

***

Пиво лилось реками. Дилан взял два больших стеклянных стакана и протянул один Томасу. Прохлада напитка освежала, но оставляла прежний запал и адреналин. Несмотря на скудное убранство столовой и простую одежду людей, можно было ощутить себя по-настоящему счастливым, а это дорогого стоило. Сангстер осушил стакан залпом и довольно сощурился. Его спутник был крайне потрясён и забавно пытался это скрыть. - Думаешь, люди из высшего общества не умеют пить? – жар распространился по всему телу, он вырывался через улыбку и горящие глаза, сладким послевкусием сидел на языке. Мужчина смотрит на них лукаво, пьяный взгляд и отрешённое выражение лица – он едва на ногах стоит. Эта пара конечностей его и подводит. Незнакомец спотыкается и разливает большую часть пива на Томаса. Это удивляет, но не расстраивает и не сердит, сегодня только радость и буйство – никаких печалей. Чудесное запоздалое желание быть ребёнком покоряет. Сангстер подскакивает к азартно и громко спорящей компании и чувствует, что должен их победить и показать, наконец, Дилану свой дух, умения, талант, добытый упорным трудом и бесконечными падениями. - Думаете, вы крутые ребята. А вот так сможете? – он берёт сигарету из губ одного из компании и отходит на небольшое расстояние. Томас вспоминает годы занятий танцами и поднимается на носочки. Равновесие быстро теряется, но этого хватает, чтобы произвести впечатление. Толпа аплодирует, а музыка играет будто только для него. – Давненько я этого не делал. Небольшой освещённый участок лестницы находится на приличной высоте. С него можно разглядеть каждого, кто проводит свой вечер здесь. Дарден хмуро рассматривает всех с этого выступа, и взгляд его цепляется за пшеничную шевелюру и никчёмного мальчишку рядом с ней. Он знает, что Уилл будет зол, будет рвать и метать, а Таша прочитает сотню нотаций отпрыску, но даже толика жалости не затрагивает его чёрствое сердце и почерневшую душу. Музыка меняется, приобретает ирландские мотивы. Молодые люди со смехом вцепляются в хоровод и кружатся. Томас где-то читал, что круг – символ рождение нового, и чувствовал: сейчас появляется лучшая версия его жизни, о которой он и мечтать не смел, но всегда загадывал, глядя на звёзды. Хоровод бежал, а Сангстер во все глаза смотрел на Дилана – настоящего символа нового, он восхищался им и белой завистью ему завидовал. В компании О'Брайена он смог бы прожить все жизни, даже свою, богатую и одинокую. Молодой мужчина дышал свободой, творил произведения искусства и горел самой сутью. Никто не мог любить жизнь сильнее его – человека, который обо всём говорил с горящими глазами, полными подлинных чувств.

***

Просторная веранда располагалась на стыке двух кают и предназначалась, в основном, для уединённого завтрака. Небольшие окна в большом количестве освещали помещение, небольшие пальмы придавали свежести и уюта. На стеклянных столиках стояли вазы с разноцветными цветами с чудесными запахами. Вся мебель была сплетена из ротанга на заказ, интерьер напоминал отдых на дорогом курорте Монте-Карло. Молодые официантки неторопливо расставляли лёгкий завтрак, подходящий для тёплой погоды. Томас размешивал кофейную гущу серебряной ложечкой, он не хотел поднимать глаз на Уилла. Мужчина всё утро был сердит и не пытался завести непринуждённую беседу, предпочитал каменное молчание. - Я думал, ты ко мне заглянешь вечером, – Сангстер едва не простонал от собственной глупости: он слишком увлёкся Диланом и совсем забыл об осторожности и привычных вечерних делах. Совесть, как ни странно, за это не мучила, а спокойно грелась в мыслях хозяина. - Я утомился, – Томас не был глупым, наоборот он отличался умом среди сверстников, поэтому понимал, что попытки скрыть что-либо от Уилла бессмысленны – у этого человека в подчинении слишком опытный человек, от которого сложно утаить даже доллар, спрятанный в подвороте штанины. - Неужели гулянка на нижней палубе отняла у тебя столько сил? – в глазах Поултера плескалась злость, он едва держал себя в руках. - Твой лакей следил за мной, – не вопрос, Томас уверен, потому что больше некому. - Ты не должен так себя вести, Томми, договорились? – подлец пытается его подмять под себя, заковать в свои рамки и правила, этим они с Ташей похожи. - Я просил не называть меня так, и помни, что я не рабочий твоего завода, ты не можешь мной командовать. Я твой жених, – Уилл кипит внутри, словно печи кормящие Титаник. Он вскакивает, а огонь в его глазах насильно заставляет молчать. - Да, ты мой жених. Жених! – он толкает стол на пол и приближается к Томасу. – И муж. Муж по сути, если не по закону. Твой долг – чтить меня, даже если ты этого не хочешь. Всё будет так, как я сказал. И я не позволю тебе неподобающе вести себя, Томас, вопросы? Сангстер не может ответить – горло будто сжалось, а язык безвольной тряпкой повис. Он отрицательно качает головой и следит за уходящим прочь Уиллом. Теперь Поултер видится другим человеком – почти дьяволом во плоти. Окутывает страх за своё будущее и настоящее, которое придётся провести с ним бок о бок. О чём только думала мама?

***

Томас выбирал подходящий костюм. Он ценил свою коллекцию, хотя мог носить всего пару и не чувствовать в себе потребности приобрести новый наряд. Мать научила его тщательно подходит к выбору одежды и всегда относиться к вещам бережно, пока они надеты, потому что Томас, как член высшего общества, не может позволить себе неподобающий вид. Таша появилась внезапно и этим насторожила. Она мягко улыбнулась и принялась вытаскивать один пиджак за другим. Происходящее выглядело чрезмерно наигранно и глупо, но Томас выжидал продолжения. - Ты должен навсегда прекратить с ним встречи, понятно? Я запрещаю, Томас, – так вот к чему это всё. Захотелось рассмеяться ей в лицо, бедный Уилл, кажется, пошёл жаловаться. - Уймись, пожалуйста. - Это не шутки, – Таша развернула сына к себе и серьёзно посмотрела в глаза, – мы в отчаянном положении: денег совсем нет. - Я знаю, ты ведь каждый день говоришь мне об этом. - Твой отец не оставил ничего, кроме кучи долгов и громкого имени. Имя – единственная наша надежда. Я тебя не понимаю. Брак с Уиллом Поултером – это удача, без него все пути для нас закрыты. - Почему именно я должен чем-то жертвовать? – бессмысленно, этот вопрос он задавал сотню раз и постоянно слышал один и тот же ответ. - Не будь эгоистом, Томас. - А разве я эгоист, мам? - Ты хочешь, чтобы я работала швейкой? Ты этого хочешь? Наши вещи распродадут с аукциона, а воспоминания развеются в прах, – она отвернулась, прикрывая рот, наигранность слёз удивляла и ставила в ступор. - Это бесчестно. - Да, конечно, бесчестно, – лицо Таши не было хоть немного заплаканным, оно даже не покраснело – всё такой же идеальный тон кожи. – Мы слабы и бедны, наш удел – терпеть, подчиняться и не перечить. Она поцеловала его в лоб, протянула канареечного цвета костюм и вышла из комнаты, оставив после себя только кислоту и безнадёжность.

***

Зал представлял собой большое полностью белое помещение с несколькими столами и крошечными светильниками под потолком. Члены главного штаба по управлению кораблём стоят спиной к резной стене. Они задают песню, остальные подпевают им – дань чести и благодарность за нелёгкий труд. Томас даже не смотрит в небольшую тетрадку с текстом, – он знает его наизусть с самого детства – в голове лишь важное решение. Ему не стоит больше видеться с Диланом, игнорировать собственное сердце, которое молит о присутствии молодого мужчины поблизости. Нельзя быть эгоистом, как сказала Таша, – нужно почитать волю матери.