***
Чанёль лежал на пожелтевшей траве, держа руки за головой. Волосы неприятно прилипли ко лбу, а глаза сильно зажмурились из-за ярких лучей солнца. Капли пота неспешно стекались по напряжённым вискам, в то время как он, закрыв глаза, думал о своей девушке. Солнечный свет приятно грел кожу, позволяя Чанёлю сполна насладиться моментом. Рядом с ним сидел Чонин, внимательно рассматривая серые облака, будто пытался сквозь них разглядеть вселенную. Он ещё несколько мгновений беспрерывно лицезрел небо, а затем упал на траву, обречённо вздыхая. — Слушай, ты ведь мой лучший друг и я могу рассказывать тебе обо всём, так? — его голос настораживал Чанеля; сглотнув ком нервов, он растерянно кивнул. — По твоему мнению у всех людей одинаковые права или нет? — почти неслышно спросил Чонин, разглядывая облака. — Конечно же одинаковые, — не нашёл более подходящего ответа Чанёль. — Мх… Помнишь, нам пять лет было, когда мы кровью поклялись никогда не предавать друг друга, — он повернул голову в сторону Чанёля, мягко улыбаясь. — Неделю назад меня чуть не избили до смерти. Если бы не... — С чего ты вдруг заговорил об этом? — хмуря брови, прервал его Чанёль. — С тобой что-то не так? Ты болен? — Чонин отвёл взгляд. — Смертельно болен что-ли? — Чанёль, я гей, — дрожащим голосом заявил он. Чанёль застыл как вкопанный, почти не дыша. Хотелось принять за истину лишь мысль о том, что кто-то балаболил за Чонина, но его выражение лица говорило об обратном. Озадаченно хмуря брови, Чанёль еле выдавил тихое: «Что?» — Я гей, гомосексуалист, пидор, называй как хочешь, — махнул рукой Чонин, с трудом выдохнув. — Ты уверен? — так и не закрыв рот от удивления, спросил Чанёль. — Может это ошибка? — Так и знал, что не стоило тебе об этом говорить, — Чонин резко поднялся на ноги. — Да, уверен, ещё как уверен. В свои двенадцать понял, когда упал всем телом на одну девушку на игровой площадке, — Чанёль заметно напрягся, не отводя взгляда от Чонина. — И знаешь, что произошло? В том то и дело, что ничего, блядь, не произошло. Никакой реакции! Тогда я и понял, что мой хер встанет только на парней! — он закрыл лицо руками. — Ты ничего не видишь дальше своего носа, Чанёль. Это так печально, — ответа не последовало. — Ладно. Давай просто мирно разойдемся, если я тебе противен. Чонин не дождался ответа, тут же ринувшись в сторону выхода из парка. У Чанёля был лишь один выбор: сейчас или никогда. — Стой! — крикнул ему вслед Чанёль. — Ты мне не противен! — он сорвался с места, тут-же остановив Чонина. — Мы почти братья, так что плевать я хотел, какой ты ориентации.***
С того дня прошло ровно полгода. Признать и простить не требовало особых усилий, а вот жить в одной квартире с геем для Чанёля оказалось самым настоящим испытанием. Он считал, что четырёх комнат слишком мало, чтобы хоть в одной из них не воспринимать Чонина в диковинку. На уровне инстинктов и убеждений, Чанёль чувствовал себя хреново, а неловкость в перемешку с отвращением ощущалась почти в каждом его действии. Ему было трудно даже нормально обнять Чонина, не говоря уже о банях и других, некогда привычных занятий. Всё это было выше сил Чанёля. Одно его смирение многого стоило. Целых четыре месяца понадобилось Чанёлю, чтобы хоть как-то привыкнуть к «особенностям» Чонина и его заинтересованным взглядам в сторону мужчин. Ещё месяц был потрачен на то, чтобы привыкнуть к До Кёнсу — первому парню Чонина, которого он впервые встретил на ужине в честь их знакомства. Для Чанёля вечер прошёл не гладко — определённые убеждения несколько раз давали о себе знать. Но несмотря на заметные терзания угрызениями совести, ему простили все оплошности и неловкие вопросы. Рядом с Кёнсу Чонин светился как маяк погрузившийся в глубокую ночь, а тот в свою очередь был более сдержанным и зачастую вздрагивал от навязчивых взглядов окружающих. Скрывая свои отношения, они прожили вместе и успешно отметили каждый месяц своих отношений вплоть до пятого. Мало времени, не слишком много воспоминаний, но такие крепкие чувства и не менее сильное желание сбежать в более толерантную страну и пожениться.***
Всё пошло наперекосяк в тот злосчастный день, когда Чонин не сдержался и поцеловал Кёнсу ранним утром в парке. Они и ахнуть не успели, как по всему университету пошёл слух о том, что двое, казалось бы, университетских приятелей преподчитали греть друг друга по вечерам. Это событие больно отозвалось в сердце Чанёля, чьё сострадание виднелось в каждом действии и слове. Даже не будучи конфликтным человеком, он угрожал каждому моральному уроду, даже учителям, но ни разу не переходил на физическую расправу. Лишь в день когда Чонин заявился на парах в окровавленной майки и с бордовым синяком под левым глазом, Чанёль выпустил на волю внутреннего зверя. Он варварски избил студента, который похвастался своим поступком, таща за волосы по всему футбольному полю, пока тот не потерял сознание. Чанёля не ожидало просто отчисление из университета, ему светил реальный срок за избиение и тяжкие повреждения. В надежде оправдать единственного сына и наследника бизнеса, Чанёля увезли за границу на неопределенное время. В день отъезда горечь во рту и странное предчувствие не покидали его вплоть до аэропорта. Крепко обняв Чонина и Кёнсу, Чанёль обещал вернуться при первой возможности. Он звонил им каждый день и расспрашивал обо всём, что приходило в голову, а по ночам никак не мог уснуть, из-за того что ему каждый раз нагло врали. Во время любого видеозвонка Чанёль замечал на руках Чонина и Кёнсу больше ссадин и отметин, чем раньше. Во что бы то ни стало, он был обязан выбраться из Гонконга.***
Чонин и Кёнсу провели вечер в ресторане за бокалом вина. Сегодня они отмечали год, с тех пор как начали встречаться. Растерянность и стыдливость овладели Чонином ещё у входа в ресторан, а глаза предавали все его намерения. Отложив бокал и встав на одно колено, он широко улыбнулся. Кёнсу прикусил нижнюю губу, давая волю слёзам, что катились по алым щекам. «До Кёнсу, я не вижу будущего без тебя, — сглотнул Чонин, пытаясь сдержать слёзы. — Готов ли ты стать моим мужем?» Кёнсу даже не задумался. Он упал на колени рядом с Чонином, и качая головой, шепнул «Да», а затем поцеловал. Выйдя из ресторана глубокой ночью, они даже не дождались такси, решив сократить через переулок. Чонин всю дорогу шутил, а Кёнсу, смешно или нет, всегда улыбался и поддакивал ему. Уже ближе к дому, неизвестный голос послышался сзади: — Эй, Чонин, а кто кого ебёт в зад? — спросил парень в маске, светя железной битой под глухим светом фонаря. — Наверняка ты трахаешь эту шлюху, но смею предположить, что место актива вы делите по графику, — приближаясь, ухмыльнулся он. Чонин судорожно сглотнул, тут же пряча дрожащего Кёнсу за собой. Но когда ещё трое в масках и с битами как грибы после дождя вышли из ниоткуда, он осознал, что сегодня всё может закончиться плачевно. На глазах Чонина наступили слёзы, а спина покрылась холодным потом. Не теряя ни минуты, он резко отвернулся и посмотрел в заплаканные глаза Кёнсу, почти беззвучно сказав: «Прошу тебя, только не бойся. Как только они меня ударят, беги со всех ног и не смей отворачиваться, чтобы ты не слышал. Хор-» Он не успел договорить, как железная бита глухо ударила прямо в голову. Чонин упал на землю не в силах удержаться на ногах. Струйка алой крови текла по асфальту. С трудом дотронувшись до места ушиба, Чонин с ужасом глазел на окровавленную руку. Он перевёл своё внимание на Кёнсу, что стоял в оцепенении с полуоткрытым ртом. Чонин надрывал горло, но ни один звук не сорвался с его губ. В попытках дотронуться до Кёнсу, он начал тащиться по асфальту в его сторону. Парень с битой лишь покачал головой, ухмыляясь, ещё раз ударил Чонина по голове со всей силы. Последнее, что увидели его глаза прежде чем окончательно потухнуть — окровавленную обувь. На ногах остался только Кёнсу, но и он протянул недолго, когда тяжелый удар битой сломал ему ребро. Держась за место ушиба, он упал на коленях недалеко от Чонина, чей последний вздох унёс холодный ветер. — Очнись, Чонин, пожалуйста, очнись, — сквозь слёзы и кашель неистово молился он. — Не покидай меня, умоляю, Чонин. — Очни-и-и-ись. Не покида-а-а-ай. Люблю, — с ухмылкой на лице передразнил Кёнсу один из парней. — Думаешь от твоих слов он воскреснет из мёртвых, блядь? — крикнул он, а потом ударил битой по рукам. В мёртвой тишине послышалось ещё два удара, а на третьем треск костей. Кёнсу не чувствовал ничего, кроме холодных капель пота, что скатывались по его телу. У Кёнсу не было ни сил, ни желания кричать на помощь, ведь без Чонина жизнь утеряла всякий смысл. Он с трудом дотронулся до холодной руки и, в последний раз взглянув в потухшие глаза Чонина, испустил последний вздох.***
Чанёль тихо хныкал у входа в похоронный дом. У него попросту не было ни сил, ни смелости, ни тем более желания шагнуть за порог здания. Когда новость об убийстве Чонина и Кёнсу дошла до него, земля окончательно ушла из-под ног. Чанёль проплакал все слёзы за одну ночь, ударяя в стену, пока не выступила кровь. Он отказывался верить в произошедшее, а на опознание трупов вовсе потерял сознание. Днями напролёт его мучило угрызение совести и чувство собственной беспомощности. Уже стоя в прощальном залу перед фотографиями Чонина и Кёнсу, он дал волю эмоциям. Слёзы хлынули потоком, а голова раскалывалась от боли. Чанёль не смог долго удержаться на ногах. Он упал перед алтарём, роняя цветы на полу. Зашедший после него Бэкхён поднял букет с пола и, опустив руку на плечо Чанёля, сказал: — Мне жаль, —он поставил букет и их совместную с Кёнсу фотографию на алтарь, а затем повернулся к Чанёлю. — Он был моим лучшим другом детства.