Зов прошлого

POV Ева В пещерах было промозгло, сыро и холодно. Вой и крики битвы доносились до нас словно сквозь подушку, и я не осознавала в полной мере, как сейчас страшно женщинам, чьи мужья и сыновья сражаются с черной ордой. Лиля сидела в обнимку с Хуаном и безразлично смотрела куда-то вдаль. Вдруг недалеко от нее всхлипнул ребенок. Мальчонка был на грани истерики, и ее срочно нужно было как-то предотвратить. Подруга сориентировалась мгновенно. Она подошла к мальчику, протянула ему свою руку и сказала: – Привет. Меня зовут Лиля. Ты такой большой уже, а почему-то плачешь, – мальчик мгновенно надул губки. – Скажи-ка, а ты катался когда-нибудь на большой собаке? Мальчик отрицательно помотал головой. – А хочешь покататься? – Сейчас? – Конечно. Времени у нас полно. Хуан, иди сюда. Погладь его, не бойся, он очень дружелюбный, – мать мальчика, которая кормила свою дочку грудью, благодарно улыбнулась Лиле. Мальчик – на вид ему было лет пять – осторожно потрепал Хуана по холке, и пес ласково лизнул его в руку. Восторгу парня не было предела. Подруга легко подхватила его и посадила на спину волкодава. Тут же подцепились еще несколько детишек. Я обратила внимание на тех, кто сидел с другой стороны пещеры и не видел веселой экзекуции, которая отвлекала детей от шума битвы и страха за отцов. Дети сидели, скучковавшись и тесно прижавшись друг у другу. Я поманила подругу пальцем. Лиля оставила Хуана на растер… попечение детей, заверила матерей, что пес абсолютно безопасен, и подошла ко мне. – Что такое? – Эй, а хотите мы покажем вам одну занимательную пьесу?! – громко спросила я на всю пещеру. Тихий ропот мгновенно стих, и все заинтересованно посмотрели на нас. Я подмигнула опешившей Лиле, которая вскоре лукаво улыбнулась в ответ, и я предложила ей разыграть что-то вроде коротких сценок из театрального, которые мы играли как-то раз девятого мая на площади. Подруга согласилась и с энтузиазмом выступила вперед. Мы полночи выступали перед импровизированной публикой, показывая сценки, разыгрывая диалоги, читая стихи на русском и отвлекая их мысли от того, что происходило над нами. Мы даже несколько песен спели. Треть детей уснула, утомленная страхом и убаюканная шумом битвы. Их матери облегченно выдохнули. Все остальные успокоились, и теперь вслушивались во взрывы и крики с куда большим спокойствием и куда меньшим вниманием. – Ваш муж сейчас там? – спросила Лиля одну из женщин. Та только обреченно кивнула. – Ранен он у меня. Нога плохо шевелится. Но меч держать может, потому и пошел. Если он не пойдет, то вслед за ним еще кто-то, а так и все войско потерять недолго. – А мой вообще дезертир, – вдруг сказал моя соседка по камню. – Как битва на пороге замаячила, так он сразу и сбежал. Пусть даже не вздумает возвращаться – мне такой трус не нужен. А детей я и сама воспитаю! Внезапная тишина давила. Я подняла глаза и наткнулась на взгляд Лили. Прочла в них то же самое, что сейчас было в моих мыслях. Мы обе должны были быть там, снаружи. Мы обе должны были сражаться вместо больных стариков и неоперившихся еще подростков. А вместо этого сидим здесь и пытаемся глупыми сценками развлечь напуганных детей и женщин с тяжелым сердцем. Аж самой от себя тошно. EndPOV Ночь накрыла их своим куполом, но не скрыла от стрел, пороха и атак орков. Эльфы Лориэна истратили все стрелы и были вынуждены пойти в лобовую атаку, некоторые из людей уже были на грани ужаса и отчаяния. Братство пока держалось на ногах. Маглор отчаянно резал орков направо и налево, изредка запинаясь о валяющиеся под ногами еще теплые тела. Бесстрастность в его взгляде пугала всех, кто смотрел на него. Казалось, он отключил все эмоции, задушил менестреля в своей душе и остался бездушным мясником. Леголас соревновался с Гимли в количестве убитых орков. Это психологически помогало хоть как-то выдержать их натиск. Арагорн оставался недалеко от Халдира и сражался с эльфом бок о бок – Следопыт отдавал дань их помощи. Он еще не знал, что спустя пару минут уже будет прощаться с бездыханным телом эльфа. А рука Боромира тяжелела с каждым взмахом меча. Оркам удалось подорвать слабое место крепости, и вместе с крепостной стеной в сердцах многих рухнула надежда. Братство оставалось островком чаяния в этом хаосе. Они сражались за правое дело и верили в обещание Гендальфа вернуться к ним. Нужно было лишь продержаться до рассвета. Маглор размахнулся и одним ударом сокрушил сразу двоих, намеревавшихся оборвать его неприлично долгую жизнь. Вдруг позади раздался истошный вопль, и в спину эльфа что-то ударилось. Рана подвела Боромира. Орк был сражен твердой рукой Макалаурэ, а гондорец хватался за пробитую грудь и все еще пытался подняться. – Боромир! Нет! Зачем ты подставился?! – во взгляде Маглора внезапно ожил живой огонь, вернув его к реальности. Всколыхнул в нем все чувства, которые он перед битвой с огромным трудом привел к покою. – Все-таки произошел этот… спазм… мышц… – Боромир кашлянул кровью и в агонии крепко схватился за руку эльфа. Маглор выругался и схватил руку гондорца в ответ, зажимая открытую рану на его груди. Хотя он понимал, что Боромир не жилец. У него осталось в лучшем случае минута. – Я вернул… долг… – и в ответ на недоумевающий взгляд Маглора, гондорец пояснил: – Но не тебе… А твоему… сердцу. Она бы тоже умерла… за тебя… Битва растворилась где-то на фоне, звуки сгладились и сдвинулись далеко за горизонт. Перед взором Маглора остались лишь пустые и когда-то такие яркие глаза Боромира, в стеклянном ничто которых отражалось пламя бойни неподалеку. А смысл его последних слов дойдет до эльфа намного позже. Дрожащей рукой Макалаурэ закрыл глаза Боромиру и отдал честь этому великому воину. Поднял меч и встал, шатаясь, вновь заслоняя эмоции пустотой. Только на сей раз пустота пришла к нему сама, а пламя его фэа пробудило нечто древнее, отцовское, то, что атар однажды назвал яростью. «Даже сейчас Смерть не решилась взять меня с собой. Неужели я ей настолько противен?» POV Ева В легких все еще осталась сырость подземелий. Их каменистый запах преследовал меня повсюду, стоило лишь закрыть глаза. Мне, как врачевателю, было особенно весело после битвы. Всех мертвых немедленно сожгли, и скорбь расползалась по лицам потерянных людей, не верящих своему горю. Рыдающие женщины, дети, которые толком еще ничего не понимают, подростки, которые оказались недостаточно большими, чтобы держать меч, и недостаточно маленькими, чтобы ничего не понимать… Невыносимо. Я помогала, чем могла. Советовала, лечила, раздавала хороших люлей всем, кто мешался и делал что-то неприемлемое с медицинской точки зрения. Толпы раненых и реки крови окончательно уничтожили меня. Лиля весь день помогала стаскивать в лазарет раненых и в костер убитых. Если их не сжечь, то под наступающей жарой может легко вспыхнуть эпидемия, которая запросто выкосит всех, кто остался. Приходилось работать на износ. Зато сегодня вечером все оторвались по полной программе. Смерть была близка, но нам удалось оторваться от нее, откупиться чужими жизнями. Вчера мы поминали мертвых. Сегодня был праздник живых. Однако, почему-то я чувствовала себя паршиво. Боромир погиб – его рог Маглор принес как последний трофей. Арагорн предложил передать эту вещь его отцу, если судьба столкнет нас с ним однажды. Смотреть в глаза наместнику Гондора будет тяжело. Я советовала Боромиру остаться – был бы сейчас жив. Но чувствовал бы себя отвратнее всех остальных. Пусть уж лучше будет там, где ему хорошо. Пусть путешествует по мирам, смотрит на звезды в опасной к ним близости и оберегает нас оттуда, сверху. Мы ведь только стали настоящими товарищами и добрыми друзьями. Потерять его оказалось больнее, чем я думала. Первую все выпили за упокой – и я осушила ее до дна. А потом мы наконец-то ощутили жизнь и оценили ее в полной мере. Эовин долго благодарила нас за поднятие боевого духа в пещерах, но мы с подругой лишь отмахивались. Мы могли бы сделать больше. Говорить ей об этом мы, конечно же, не стали. Я вдруг обнаружила себя сидящей за столом и искренне смеющейся над показательными соревнованиями Гимли и Леголаса в том, кто больше выпьет. Я увлеченно смотрела на то, как стол заполнялся пустыми кружками, а Эомер все наливал и наливал. Я тоже не побрезговала и пропустила парочку – в голове тут же приятно зашумело. Гимли начал опускать шутливые комментарии, которые постепенно перерастали в нечто похабное, и я поняла, что гному хватит. «Сатурну больше не наливать», – всплыл в моей голове старый анекдот, и я рассмеялась в голос. После окончания пьянки, в результате которой гном оказался раздавлен в пух и прах непробиваемой трезвостью эльфа, я поймала на себе печально-задумчивый взгляд Леголаса. Он одарил меня им, и взгляд его затуманился. Впрочем, может быть, мне это просто показалось. Я двинулась к заманчивой пузатой бочке свежего эля в надежде выпить еще немного, но кто-то мягко остановил меня, прихватив под локоть. – Ева, позволь пригласить тебя на танец. Шок в моих глазах сменился мягкой улыбкой, и я взяла Леголаса второй рукой, предупредив, что танцевать не умею и вполне возможно отдавлю ему обе ноги. Выпивка подождет. – Вдруг ходить потом не сможешь – что мы с тобой делать будем? – Я верю, что ты способна вылечить этот неприятный недуг. – То есть в оттаптывании ног ты тоже уверен? – я лукаво улыбнулась, и эльф закружил меня в быстром танце на какой-то веселый мотив. Мысли мгновенно расползлись по дощатому полу. Я просто кружилась, чувствуя музыку и руки Леголаса в своих руках – танца я совершенно не знала, но верила, что он ведет меня так, как надо. Давно я никому так не доверяла. Когда музыка внезапно стихла и поменяла мотив, мы стояли рядом еще с минуту, глядя в затуманенные глаза друг друга и пытаясь угадать случайные и немного (а у кого-то и не немного) пьяные мысли. Поймав себя на том, что невыносимо хочу поцеловать эльфа, я быстро вывернулась из его легких объятий и выскочила вон из зала. EndPOV POV Лиля Не сказать, что вечер был веселый. Да, вкус победы чувствовался на губах вместе со вкусом настоянного горьковатого эля, руки саднили от соленой рыбы и полученных царапин, но я не чувствовала себя особенно счастливой. Я не внесла никакого вклада в эту победу. Все, что я делала – хранила кольцо и пыталась поднять боевой дух женщин. Рассказывала сказки детям. Декламировала стихи на все подземелье, только чтобы не было слышно взрывов. Наверное, это было чем-то необходимым, но я не ощущала себя победителем. Наоборот. Казалось, я что-то безвозвратно потеряла. Может быть, этим чем-то был вечно угрюмый взгляд Боромира. Ева осталась наблюдать за спорной пьянкой Гимли и Леголаса, а я больше не могла выносить скорбного лица несчастной Эовин с разбитым сердцем и веселых роханцев, которые пили словно в последний раз. Было душно и жарко, поэтому я споро собрала свои немногочисленные вещички и вышла вон из залы. Крепостная стена встретила меня прохладой ранней весны и темным провалом неба с удивительно тусклыми звездами. Видения Зеркала сбываются один за одним. Может, не по порядку, но каждое из них просто ждет своего часа. – Каждому свое время, – тихо выдохнула я в темноту, вспоминая картины, мелькавшие разъяренным калейдоскопом. Постояла еще немного, размышляя о том и сем. В памяти всплыло видение, которое взбудоражило меня похлеще холода: мой полный истомы вздох и чьи-то ласковые руки, скользящие вверх по моей спине. Хотелось верить в то, что это руки Келегорма, но я слишком хорошо помнила их ласку, чтобы с точностью опровергнуть это предположение. Как бы мне ни было больно это признать, это не он. И это не может быть он. Хватит тешить себя ложными надеждами, Лиля. Он мертв. – Забудь… – сдавленно прошептала я сама себе и согнулась пополам от душащих меня слез. Отпусти. Отпусти его, пусть он навеки останется всего лишь воспоминанием, самым теплым и манящим, самым далеким и недоступным. Самой яркой внутренней звездой, которая наконец-то может со спокойной душой угаснуть. Это последние слезы по тебе, любимый. … Выделенная мне комната не выглядела королевским чертогом. Тем лучше. Небольшое пространство с кроватью у окна и сундуком у двери. По центру – стол. Небольшой запас дров для обогрева и связка свечей на первое время. А больше мне ничего и не нужно. Я зашла и тут же поставила греться чайник. Если сейчас не выпью горячего чая, то просто задубею тут насмерть от холода и выходящего хмеля. Меня трясло. То ли все еще от слез, то ли от промозглости, которая в этой комнате была постоянно. Надеюсь, сейчас меня никто не потревожит. Самое время тихо опуститься на кровать с кружкой чая, укутаться в грубый плед из овчины и смотреть куда-нибудь в темноту или на огарок свечи, навсегда теряющий свои очертания под неумолимым жаром огненного язычка. Так я и сделала. Не сказать, что сидеть было мягко, но все же лучше, чем на голых камнях. Когда я совсем было улетела к своим воспоминаниям, перебирая их в голове и мысленно прощаясь с каждой эмоцией, которую подарил мне Тьелькормо, в дверь постучали. Меня нагло выдернули из моей меланхолии и заставили подойти к двери. – Я знал, что ты не спишь. – Надо же как проницательно, – ядовито ответила я Маглору, зябко кутаясь в шерстяную шаль, которую откопала в сундуке. Я все еще была обижена на него за то, что отослал нас в пещеры. – Лицо у тебя сегодня было бессонное, – упустил мою шпильку эльф и вопросительным взглядом скользнул по комнате. Я подвинулась, пропуская его внутрь, и устремилась на покинутое теплое местечко. – Что тебя привело ко мне? – Хотел поговорить. Я чувствую смятение, которое прежде от тебя не исходило. И ощущаю нечто похожее сам. Думаю, пришло время рассказать тебе о том, что тебя так сильно интересовало. Я вопросительно подняла бровь, скептически оглядывая перебинтованную руку Маглора, которой он размахивал, словно булавой. Битва не прошла даром и для него. – Боишься, что можешь не успеть высказать мне все? – ядовито процедила я, но эльф пропустил это мимо ушей. – Я расскажу тебе о Второй эпохе, – мое лицо вытянулось настолько, что носом должно было пробить противоположную стену. Вот уж не думала, что Маглор вдруг расскажет мне о значительной части своей жизни. Я резко встала и нервно налила чаю, сначала ему, потом еще немного себе. Села и приготовилась к рассказу. Знала, что он будет тяжелым. – Я встретил женщину. Вернее, она нашла меня полумертвого на берегу моря, еле живого от холода, тоски и ожогов. Она вылечила меня, выходила и подарила надежду на то, что еще не все потеряно. Я полюбил вопреки всему. Она была эльфийкой лишь наполовину, но я прекрасно помнил вас и вашу искреннюю любовь к моим братьям, поэтому наконец-то с радостью оставил свои скитания и остался с ней. Не навсегда, как я надеялся. Но обо всем по порядку… Как я не вслушивалась, я не услышала, чтобы Маглор называл ее имя. – Она родила сына. Прекрасного и талантливого, умного и умелого. Я с гордостью мог бы сказать, что он действительно унаследовал кровь моего отца. Я любил его больше, чем кого-либо. Рука эльфа, держащая кружку, мелко задрожала. Я накрыла ее своей, горячей от кипятка в стакане, и несильно сжала. Не бойся. Я рядом. И сейчас мне хотелось быть рядом с тобой чуточку больше, чем обычно… – Орки выследили нас. Майрон – тогда его уже звали несколько иначе – выследил меня и понял, что последний из оставшихся сынов Феанора не отправился в Чертоги, как все то предрекали. Он остался жить, выкарабкался из лап Мандоса на последнем издыхании благодаря той, кому не суждено было остаться в живых еще немного. Она выбрала судьбу смертной. И ушла спокойно и тихо, провожая меня взглядом в долгий остаток жизни. Взяв с меня обещание любить сына и беречь его сильнее, чем я берег Сильмарил. Знаешь, Лиля, он действительно был мне дороже, чем Сильмарили. Я не стала произносить свои мысли вслух, потому что понимала: Маглора это сильно заденет. Но в глубине души я знала, что он стал лучшей версией своего отца. – К нашему дому пришли нежданные гости. Я в то время отлучился, а когда вернулся – было уже слишком поздно, – взгляд Маглора потемнел. Боль, сквозящая в его голосе, целиком и полностью передалась мне вместе со словами врачей в приемном отделении Ирландии. Вместе с надрывно-тихим голосом подруги. – Его тело было… изуродовано до неузнаваемости. Однако, он еще дышал. Помню все словно в тумане. Я упал на колени, я молил Мандоса о том, чтобы он забрал меня, но не трогал моего сына, я громко и надрывно просил прощения. И пел. И впервые в жизни песня подвела. Он умер на моих руках, подарив лишь слабую улыбку и два рваных вздоха искалеченными легкими. А потом… потом эта песня дважды спасла тебе жизнь… Мой растерянный взгляд обратился к Маглору. Я даже не думала, что эта песня могла когда-то подвести, причинить такую боль, что лучше было просто не существовать, чем ее испытывать. – Все, кто связывался со мной в то время, умирали долго и мучительно. А затем мне удалось скрыться. – А тут мы… – убито прошелестела я, понимая, в какую авантюру мы его втянули. – А тут вы… – так же прошептал Маглор и пытливо посмотрел на меня. «И Боромир…» – повисло недосказанностью в воздухе. Он научился не ощущать боль. Научился закрываться от нее непробиваемым щитом, возводить стены из пустоты и прятать за ними свою нежную натуру менестреля. Я помнила какой он. И я знала его как никто. – Что ж… Здесь мы с тобой похожи. Я принесла жертву этому миру. Жертву за возвращение туда, откуда мне суждено было вновь быть выдернутой в разгар очередной войны. Никому не нужную и бесполезную жертву. Я бесновалась так, что врачи привязали меня ремнями для буйных. Я апатично смотрела в стену и ненавидела эту жизнь, этих людей и ваш чертов мир. Но я сумела притупить эту боль, как и ты. Оставить ее в прошлом. – И как давно? – скептически приподнял бровь Маглор. – Сегодня ночью. Эльф кивнул и поднялся, отставив чашку на стол. Я поднялась следом и проводила его до двери. – Спасибо, что впустила. – Спасибо, что поделился со мной, – ответила я и потянулась было к ручке двери, но подняла глаза на эльфа. Фатальная ошибка. Маглор рванулся вперед, заключая мое лицо в капкан своих теплых ладоней и прильнул к моим губам так горячо и растерянно, что на долю секунды я испугалась. Не ответила. Эльф отстранился и с болью во взгляде осмотрел меня. А я стояла, словно громом пораженная, и все крутила в голове какие-то отходящие на второй план мысли. Я не могу вечно быть заложницей своих воспоминаний. Пленницей своего прошлого. Узницей своих слез и чувств. Я должна отпустить Тьелько и ступить на новую тропу своей жизни. Я схватила Маглора за руку, прильнула к нему так близко, как только позволяли наши тела. И, наконец, отпустила. EndPOV Маглор боялся, что Лиля не оценит его порыв. Однако ее теплое податливое тело, льнувшее к нему и жадно срывающее рваные вздохи с его губ, говорило об обратном. Он совершенно потерял голову. Разумеется, пытался держать все под контролем, не позволял взгляду затуманиться, а потом как-то отправил это все к балрогу. Сорвал с Лили сначала шаль, потом утепленный жилет. Следом на пол полетела его рубашка. Ненужная одежда соскальзывала с них слоями, словно листья с осенних деревьев, и опадала куда-то на пол, где тут же была затоптана неуклюжими шажками. К Морготу все. И братьев, и войну, и прошлое. И кольцо, которое черт пойми что вообще из себя представляет. Сейчас была только Лиля. Он подхватил ее и усадил на стол. Чашка с недопитым чаем пробрякала куда-то на пол, а ее руки, все такие же нежные, несмотря на утомительное путешествие и оружие в руках, ласково обвили его шею. Горячие губы искали спасения, шептали его имя и прикасались осторожными точечными мазками к щекам, губам, шее… Маглор схватил ее под ягодицы и повалил на кровать, пытаясь вернуть себе хотя бы толику контроля, но что такое контроль для двух изголодавшихся по любви душ? Утром они все свалят на алкоголь, не в силах признать тот факт, что все это время их неумолимо тянуло друг к другу. Две потерянные фэа обрели что-то, что, казалось, обрести уже было невозможно. Лиля обвила его своими ногами и тихим стоном вызвала волну мурашек по спине. Он вошел в нее нежно, обращался с ней так, словно она была хрупкой, звеняще настроенной серебряной лирой. Ее волосы, разметавшиеся по подушке, казались островком света, в то время как его коса, уже наполовину расплетенная ее ловкими пальцами, казалась плащом, сотканным из теней, что скрывал их во мраке комнаты. Маглор срывал стоны с ее губ, все яростнее и яростнее двигался, ощущая, как она подается вперед в ответ на его ласки. Лили катастрофически не хватало. Он жадно обхватывал ее руками, скользя все ниже и ниже, рисуя замысловатые узоры на ее груди. Стоило ей хищно сжать бедра и резво прильнуть вперед, как он не сдержал полного истомы стона и позволил ей быть сверху. Короткие волосы не скрывали ее лица, раскрасневшегося от жара страсти и толики стыда. Лиля наклонилась к нему, рванулась и задрожала всем телом, позволяя ему целиком и полностью завладеть ей. Наконец-то они оба чувствуют себя живыми. Чувствуют живыми друг друга.