***
Прошло уже почти что два года с момента побега Ян Чонвона в родной посёлок. Целые каникулы Вон провёл дома, не желая ни говорить, ни вспоминать, ни даже думать о времени, проведённом в городе. Но не думать, конечно же, не получалось. Каждый раз, когда он заставлял себя забыть обо всём, что холодными январскими ночами делало его подушку мокрой от слёз, он мысленно вновь возращался туда, в узкую площадку между двумя дверьми, в просторную кухню, в тёплую нагретую двумя переплетёнными телами кровать. И это снова наполняло глаза Чонвона соленой водой, и сводило на нет все его отчаянные попытки справиться с душевной болью. Мальчик закрывался. Вся его родня (под предводительством мамы) была решительно настроена, вывести "нашего солнечного мальчика Чонвонни" из какой-то дурацкой и непонятной депрессии (знали бы они, что послужило ей причиной, может так легкомысленны бы не были). Чонвон пытался улыбаться и делать вид, что все хорошо (насколько это под силу человеку с разбитым сердцем). Но, разумеется, его потуги были больше похожи на "мне, конечно, пиздец хуёво, но вы не переживайте". Родители, видя своё ненаглядное чадо в таком жутко угнетённом состоянии, даже хотели в срочном порядке забрать Чонвона из городской школы, и, наступив на горло собственным амбициям, оставить сына в сельской. И Яну сначала даже понравилась эта идея. В тот момент Вон не думал ни о чём, кроме своей всепоглощающей тоски. Он не отвечал на звонки и сообщения около недели. Какое-то глупое утверждение, что взяв в руки мобильник, он не удержится и сотворит какую-нибудь глупость, крепко засело у него в голове. А когда решился всё-таки заглянуть в телефон, последнее смс, из четырехсот пятидесяти пришедших от Ким Сону, было: "чонсон-хен уехал" Тогда Вон решил, что раз уходить из школы в это время и переводится в другую, было бы глупо. В конце концов нельзя же просто взять и бросить своих товарищей вот так запросто (пусть даже к одному из них в последнее время Ян испытывал лёгкое раздражение). Но возвращаться обратно в ту самую квартиру на пятом этаже, немолодой многоэтажки со сломанным мусоропроводом он не хотел. "Куда угодно, но не туда."— поставил твёрдое условие Чонвон своим родителям. Те долго уговаривали его, пытались объяснить, что та квартира самый доступный вариант, и что такой внезапный переезд плохо скажется на его учёбе. Яну было откровенно похуй. Ему надо было просто оставить всё, что было в прошлом. Надо было просто начать двигаться дальше. Таким образом за максимально короткий срок была найдена весьма уютненькая однокомнатная квартирка, расположившаяся в шестиэтажном доме, недалеко от школы Вона. Долго не раздумывая, Ян по приезде в город собрал все пожитки, оставшиеся на старой квартире и съехал, оставив ключи хозяйке. Обживать новое место пришлось очень быстро. Каникулы кончились, и потянулась череда обычных, серых, ничем почти друг от друга не отличавшихся будней. Чонвон привыкал жить, не надеясь на чью-то руку помощи.***
— Ну, так и где ты жить-то будешь, стесняюсь спросить? — снова заводит ту же надоевшую шарманку Ким. — Вот скажи мне, пожалуйста: какого хуя, ты подчистую копируешь мою матушку и постоянно задаешь мне один и тот же вопрос, а?! — Ян честно задолбался в край отвечать на него. Вторая неделя уже пошла, как его мучают все, кому не лень. — Я спрашиваю потому, что раз уж тебя выселили, вот так внезапно, так может стоит пожить там, где ты жил до этого? — Сону отвлекается от списывания тригонометрии и поднимает голову,— Всего-то на один год, а потом поступать в универ будешь, в общагу заселишься. Если захочешь, конечно. В чем я сильно сомневаюсь. — скептически добавляет он. Ян роняет голову на парту. Сколько можно, одно и то же? — Я в этот гадюшник ни за что больше не сунусь.— шепчет он. — Как же, гадюшник! Между прочим, я всегда завидовал твоей ванной. — возвращается к своему делу первой важности Ким. — Потому что там пауки не жили, да? — Ой, не вспоминай. У Чонвона оставалось буквально пара дней, чтобы подыскать новое место жительства и не остаться с голой жопой на морозе, который с наступлением октября стал заметнее и сильнее. Из всех возможных вариантов лишь одним приемлемым (в первую очередь по деньгам, которых было катастрофически мало) оказался тот, что находился на пятом этаже высотки двацатилетней давности. Той самой, которую он забыть хотел, как страшный сон. Он облазил все сайты с предложениями о съёме жилья, и каждый раз ему попадалась это злосчастная "халупка". "Понатыкали везде, как-будто специально!" — распалялся Вон, закрывая десятый сайт, на котором всё так же стабильно высвечивалось объявление, начало которого он запомнил уже наизусть. Сдавшись Чонвон агрессивно захлопнул ноутбук (о чём сейчас же пожалел, электроника уже не новая). — Я не вернусь туда. Ни за что.***
— Чонвонни, дорогой! Как же ты вырос! А как похудел! Ты хорошо кушаешь? Хозяйка — женщина с широкой натурой (и не только натурой) и щедрой душой — сходу заваливает вопросами Вона, тащившего тяжелые коробки на своих двоих (лифт не дождался Яна и решил двинуть кони раньше его прибытия). Он не успевает отвечать этой прелестной женщине. Спину начинает ломить от всех тех тяжестей, которых ему приходится перетаскивать целый день. "Старость настигла слишком внезапно..." — смиренно прикрывает глаза Чонвон. — Кажется, в соседнюю квартиру кто-то скоро въедет, — задумчиво протягивает хозяйка, — вроде тоже кто-то молодой, да ранний. Она упирает руки в бока и улыбается ослепительно белыми зубами (как в её возрасте такие зубы могут быть у человека, науке неизвестно). — Ну значит и подружиться можете! У Яна возникают смутные сомнения и лёгкая тревожность. Подобные приступы происходят в те моменты, когда в голове появляются размытые образы, готовые вот-вот накатить на Вона и утопить его в воспоминаниях. Но он стойко держится. Чонвон научился ставить барьер. Он уже не возвращается к этому. И не вернётся (однако, факт въезда парня в старую квартиру, довольно сильно противоречит вышесказанному, но не суть). Хозяйка квартиры уходит, оставив после себя маленькую коробочку с кимчи (небольшой презент Яну, в честь его камбэка) и шлейф от таких же духов, какими пользовалась когда-то бабуля Вона. Чонвон стоит посреди гостиной, заваленной его вещами и картоном. Он дышит пылью, бабушкиными духами и думает, что всё будет хорошо. Несмотря ни на что.***
День за днём пролетают незаметно мимо Чонвона. Единственным фактором, скрашивающим эту заунывную вереницу будней, являются его одноклассники и иногда Джеюн с Сонхуном (прошёл всего-то навсего год и десять месяцев, а эти два здоровых лба уже на второй курс перешли, по тусовкам таскаться начали, пьянствовать). Порой к ним присоединяется Хисын (ко всеобщему удивлению никак со временем не меняющийся). Отношения с Нишимурой становятся теплее. Нет уже больше того раздражения и зависти напополам с ревностью, остается только братанская дружба, не обходящаяся без подколов и приколов. К слову их младший теперь смотрит на всех сверху вниз и называет своих хёнов козявками (шпала окаянная, даже чапалах ему нормально не пропишешь, не дотягиваешься элементарно). Чонвон просто продолжает плыть по течению и ощущать лёгкую пелену грусти и усталости. Ему хочется спать и есть, не понимая, что ему нужно сильнее сейчас. Хотя, возможно, ему требуется что-то более тёплое более крепкое, душевное. "Алкашка, что ли..."***
Ян бросает ручку на стол и откидывает голову на спинку стула (чуть не получив при этом сотрясение мозга). Не получается сконцентрироваться на конспекте. Опять откуда-то незаметно подкрадывается тревожность, начинает болеть голова. Не получается у него расслабиться, вот вообще никак. Он идёт на кухню заваривать кофе, которого, как ни странно, не оказывается, и меняет бодрящую бурду, на простую бурду под названием чай. Чай невкусный (химоза с красителем и отвратительной отдушкой), но Ян уже настолько привык, к нему, что порой предпочитает его больше, чем кофеин. Вон вытаскивает пакетик из кружки и открывает мусорный бак. — Полный, значит.— констатирует он, начинает вытаскивать мешок с содержимым (благополучно порвавшимся, пока его доставали) и выходит в коридор. Вон нечаянно цепляется взглядом за настенные часы, показывающие 00:15. — Поздно уже, может...— начинает рассуждать вслух Ян, но тут же прекращает. Тревога. Снова. Нехорошее предчувствие загорается красной лампочкой в сознании Чонвона. На что это все похоже? Дежавю, да? — А куда потом мне мусор девать, тогда? Тапки с бэтменом оказываются надеты на носки с дырявой пяткой, а завязки мешка крепко сжаты в руке. Ян выходит из квартиры и пытается закрыть дверь, которая никак не хочет поддаваться. Он всё вертит ключ в замочной скважине, сетуя на хозяйку, поменявшую замки на такие дурацкие. Пока он ковыряется, до него доходит запах сигарет. "Кто там курит в подъезде? Сейчас вся площадка провоняет!" — негодует Чонвон и поворачивается в сторону небольшого окошка, расположенного чуть дальше по проходу. И прекращает пытаться закрыть эту чёртову дверь. Темный силуэт у окна едва различим при тусклом мерцании лампочки и света фонаря из окна. Очертания человека, так нагло плюющего на правила общественного порядка, как-то сильно врезаются в память. Такие знакомые до боли и в то же время чужие до неприятного холода по спине. Рука с сигаретой опускается, и едва ли Ян может разглядеть по особому изогнутые пальцы. Голова Вона уже трещит от нарастающей в бешеном темпе тревоги. Незнакомец поворачивается, демонстрируя профиль, а Яну продолжает становиться хуже с каждой секундой. Силуэт полностью поворачивается в сторону Чонвона, сигарета наспех тушится об оставленную кем-то (видимо таким же нарушителем порядка) пепельницу. Фигура медленно выходит и становится под мигающий свет лампочки. Тёмные брови, острые скулы, маленькие чуть поджатые губы — всё тоже самое, только волосы уже не светятся блондом, а чернеют и немного отливают синевой, да и от загара ничего не осталось (либо это из-за освещения так кажется). Пак Чонсон почти совсем не изменился. — Чонвон? Даже голос. Разве что чуть глубже стал. Ещё приятнее. Хотя куда уж больше. Чонвон парализован. Он не в состоянии ни сдвинуться с места, ни выдавить из себя какой-нибудь звук. Он просто смотрит на того, кого отчаянно пытался вытурить из своей головы почти два года. Два, мать его, ёбаных года отсекал от себя все, что с ним было связано, привыкал к одиночеству, надеялся на лучшее. А тут... — Привет, Чонвон. Не знал, что ты... К Чонвону на секунду возвращается самообладание, в этот же миг он распахивает свою так и не закрывшуюся дверь и хлопает ей уже изнутри. Он облокачивается спиной к стене и медленно оседает на пол. Голова сейчас взорвётся к едрене фене, и всё, что от него останется это одно только безжизненное тело. Вон частично оглушён звенящей в мозге пустотой. Мыслей — ноль. И тут снова перед глазами чётко вырисовывается фигура Пака, его лицо, звучит его голос, и Яну становится чисто физически нехорошо. Он бросает мусор в прихожей, заходит в комнату, кладёт с прибором на конспекты по обществу и заваливается спать. Просто отключается. Без желания когда-либо проснуться.***
Перед тем как выйти из квартиры, Чонвон долго смотрит в глазок, и когда убеждается, что помехи спереди нет быстро выскакивает и бежит в сторону починенного лифта. Нажав на кнопку этажа, он уже хочет с облегчением вздохнуть, как вдруг в щёлке между двумя почти закрывшимися дверьми лифта возникает чей-то лакированный черный ботинок. А потом показывается его владелец. — О, доброе утро! "Добрым оно было бы, если бы тебя здесь не было, сука!!" — кричит про себя Ян, зажимает другую кнопку и, стараясь не смотреть на неугодный объект, вылетает из лифта, как ошпаренный. "Ничего, по лестнице пробежимся, сегодня мы за ЗОЖ" Чонвон быстро спускается вниз, останавливаясь перед выходом на площадку. Он аккуратно (высовывая бошку целиком) выглядывает из-за стены и замечает, что его личный ад караулит дверь подъезда. Ян стоит несколько минут в своем укрытии, видя, как его сосед здоровается с другими жильцами дома, и ни в какую не хочет свалить отсюда по рыхлому. Вон все гипнотизирует подъездную дверь, но тут его инкогнито идет в зад. — Чонвон, если ты правда думаешь, что я не вижу, как ты пять минут на меня из-за угла пялишься, то ты ошибаешься. "Блять!" — фортуна явно решила показать Яну свою жопу, иначе быть не может. Все сегодня пока только через неё и идёт. Вон собирается с духом и твёрдым шагом (со слегонца трясущимися ногами) чопает в сторону выхода из дома. Подходя ближе к нежелаемой персоне номер один, он ускоряться и почти бегом бежит из подъезда. — Чонвон, подожди. Да, блин, Чонвон!! — он слышит, как его быстрым шагом догоняет преследователь. Вон не выдерживает, оборачивается и почти что сталкивается со своим "тёмным прошлым". Чонвон все ещё ниже него и смотрит снизу вверх. А сверху вниз смотрят глаза, которые буквально молят о разговоре. — У меня нет времени с тобой общаться. Я опаздываю. — отрезает Чонвон, оставляя Чонсона без надежды на последующий диалог. А Пак и не идёт больше за ним. Он остаётся позади. Ян снова сбегает. Но уже в школу.***
Чонвон садится за парту и тут же утыкает голову в руки. Он хочет вырезать фрагмент сегодняшнего утра из памяти и удалить его нахер. "Надо ж было так тупо напороться! Раньше что ли выйти не судьба была? Ян Чонвон — ты тупица!!" — А Джей-хён уже приехал, да? — появляется раньше звонка Нишимура (прям что-то сверхъестественное, такого было раз ноль за всё время учёбы). — Да что ты орёшь-то?! — шипит Сону, рукой закрывая однокласснику рот. Ким украдкой глядит в сторону Яна, мигом напрягшегося. Чонвон, который до этого момента не подавал никаких признаков жизни, медленно поднимает голову. — Что ты там сказал? Ким разочарованно вздыхает и поднимает глаза на Вона. — Джеюн сказал, что Чонсон приезжает. Чонвон молчит с минуту, пристально глядя сначала на одного друга потом на другого. — Когда? — Вчер-... — Четыре дня на-... Ян смотрит на этот цирк уродов и думает, в какой момент этих ебанатов лучше прикончить: сейчас или лучше погодить до обеда. Потом он устремляет свой взор, полный оскорблённого достоинства, на Кима, который старается смотреть на что угодно, лишь бы не на Вона. — Знал. Знал и не сказал. — Я говорил, просто ты не услышал... — Пиздишь, как дышишь. — Я правда... — А дышишь часто. — Слушайте, а в чём дело-то, я не понял? — Заткнись! — в оба голоса пришибают Рики. — Чо за- Звонок не дает разосраться друзьям в конец. Чонвон демонстративно отворачивается от своего соседа по парте, делая вид, что этого дебила знать не знает. — Если тебя это успокоит, то я действительно вчера только это узнал. — пытается достучаться до друга Сону. — Всё равно, предатель.***
К усталости Яна прибавилась нервозность, и состояние его можно было оценивать как уже не средней тяжести, а пиздец какой высокой. В голове Вона двадцать пять на восемь творился такой бардак, устранение которого было для парня невозможным. Всё делалось само: само сознание генерировало образы конкретной персоны, само генерировало воспоминание, голос, само, само, само. А Ян страдал. Каждый раз, когда замечал из окна его, подруливающего на новенькой машине, когда улавливал краем уха едва слышимый звон ключей соседней квартиры, когда, направляясь в магазин, сталкивался с ним лоб в лоб в лифте. Ян делал вид, что незнаком с Пак Чонсоном, так непростительно снова вторгшимся в его жизнь. Ужасно. Ужасно, что последнее о чём думает Чонвон перед сном, это не то, как списать завтра контрольную по биологии, а долбанный Пак, мать его за ногу, Чонсон. И ведь просто "изыди" ему не скажешь. Ему пофиг. Как-будто не в соседней квартире поселился, а в чонвоновской бедной голове. "Видимо моим душевным мукам конца не видать." скулит про себя Вон, не зная в какую дырку вогнаться, чтобы лишиться любой чувствительности. Чонвон однако не учёл такую деталь: тактика избегания породит у объекта избегания похожую тактику. А в минуты неожиданных встреч, когда им приходилось находиться в одном помещении больше одной секунды, этот объект вообще молчал в тряпочку и потакал желанию младшего, быть незнакомцами. В начале Вон даже рад был такому развитию событий, но потом... Потом не рад. Язык чесался дико, так хотелось спросить о чем-нибудь, поязвить, нагрубить, ударить,***
— Хисын написал, что скоро придёт. Сону убирает телефон в карман куртки и поднимает взгляд на Вона. Тот безучастно разглядывает брошюрки с рекламами новых фильмов и таскает по одной штучке попкорн из большого ведёрка. Не понятно, зачем он согласился идти с Кимом и Ли в кино, когда мог провести время с большей пользой, например поспать (правда если учитывать нынешнее положение Чонвона, ему бы и подремать не удалось). — Ну чего ты, как унылая жопа, а? Я тебя в социум вытащил, в кино повёл, а ты как тухлый кабачок сидишь и куксишься! — начинает тираду Сону, которого искренне заебало вот это вот полу-увядшее состояние Яна. — Не особо-то я и горел желанием, знаешь ли.— посматривает на Кима Вон. Ким не может смотреть на друга без слёз: Чонвон реально выглядит паршиво. Прямо очень. Если раньше его худоба была не так ярко выражена, то сейчас стремится к отметке "ненормальная". Залегшие под глазами мешки уже таких размеров, что пытаться бороться с ними кажется невозможным. Но самым грустным во всей этой печальной картине является отсутствие жизни в глазах Чонвона. Тот огонёк, как бы Вон не уставал, всегда горел в них. А сейчас, нет. Пусто. — Что ты смотришь на меня, как на котёнка под дождём? Я что, так жалко выгляжу? — раздражается Вон. Ким просто отворачивается от Яна в сторону касс, и поднимает брови: — О, идут! — "Идут"? И в правду: идут. Двое. Впереди — весело махающий Хисын. А позади (угадайте с трёх раз, кто?)... А позади, пряча руки в карманы и смотря под ноги, идёт Пак Чонсон. В Чонвоне что-то щёлкает. — Так, я ухожу отсюда.— поднимается со стула Вон, забирая мобильник. — Ну уж нет, никуда ты не съебешься, дорогой мой! — хватает его за локоть Сону и мешает ему выйти из-за стола. — А ну, отцепись! — шипит Вон, пытаясь избавиться от какой-то невероятно крепкой хватки Кима (тот в помине не знал, что Сону способен на такое, его же на физре соплёй перешибить можно). — Успокойся уже! Я заплатил за билеты, прояви уважение к моим потраченным на тебя деньгам, в конце концов!!— шёпотом кричит Сону, и Чонвон перестаёт пытаться выкрутиться. Да и поздно, эта парочка уже тут. — Привееет! — встречает новоприбывших Сону. — Привет Сону. Чонвон, рад тебя видеть! — Хисын будто специально делает акцент на его имени. Стоявший до этого момента уткнутый в телефон Пак вдруг поднимает голову и упирается прямо в недовольную физиономию Яна. Выглядит удивлённым. "Как будто, я ему поверю"— хмыкает про себя Вон, и начинает детально изучать лицо Чонсона. Видно, Паку также приходилось несладко последнее время, потому что выглядит он тоже не супер: знакомая темень под глазами и впалые щёки. Непривычно тёмные пряди падают на бледный лоб. — Привет. — тихо здоровается он, немного виновато улыбаясь. Такой тусклой улыбки у Джея Чонвон не видел ни разу. Ян поджимает губы и отворачивается. — Слушайте, по-моему уже половина, да? Может в зал пойдем?— пытается разрядить напряжённую обстановку Ли и подхватывает своего подопечного под руку. — Ага, пойдемте!— берёт пример со старшего Ким и ведёт Вона в зал. Всё естество Чонвона сейчас сопротивляется с принятием данной ситуации. Его силком потащили в это дурацкое кино на наверняка какой-то очередной дурацкий фильм, да ещё и, ничего ему не сказав, приволокли сюда того, кто является в настоящий момент самым главным источником воновской головной боли. Что за беспредел, вообще?! Парни заходят в зал и начинают рассаживаться, при чём первыми свои места занимают Хисын с Сону, садясь так, что между ними оказываются два места, и оставляют двоих оставшихся в ступоре. "Сука, они всё подготовили!!"— Чонвон готов замариновать этих двух сводилок в своём праведном гневе. — Давай, я с другой стороны сяду.— учтиво предлагает Чонсон, уже поворачиваясь к следующему после Ли сиденью, но тот его останавливает. — Мы же видели на кассе, здесь место занято, помнишь? — И с этой стороны тоже!— полностью лишает надежды на нормальный сеанс Ким. — Если хочешь, я могу уйти.— чуть наклоняясь к Вону, тихо говорит Чонсон. Ян поднимает на него глаза. "Хули, ты такой внимательный-то?"— возмущается Вон. И конечно же, хочет показать этому джентльмену хренову, что ему на него реально пофиг. — Мне-то какое до тебя дело? —впечатывается попой в сиденье Ян, глядя на Чонсона с неким вызовом. "Ну чё, зассал?" Пак поднимает бровь, выражая секундную обескураженность, но быстро берет себя в руки и садится рядом. В сторону Яна отдаёт одеколоном старшего. "Тот же самый...", — подмечает Чонвон, угадывая знакомые нотки аромата смешавшиеся с тонким запахом сигарет, и тут же отдёргивает себя,— "А ну‐ка, без вот этой размазни тут!" Сеанс начинается, и Чонвон старательно делает вид, что он вот нисколечки не напряжён. Поэтому начинает с бешеной скоростью сметать попкорн и активно комментировать всякую мелочь, творящуюся на экране, обращаясь к быстро теряющему терпение Киму. — Ты когда успокоишься уже, а? Что с тобой? Фильм буквально минуту идёт, ещё титры не прошли, а ты мне уже все уши прожужжал! Ещё и попкорн весь почти схомячил! — по делу злится Сону, приобретавший лакомство за свои деньги и расчитывавший растянуть его на большую часть фильма. Попкорн конфискуется, и Ян остается с своими переживаниями один на один. И один на один с Паком (и не важно, что помимо них в зале ещё как минимум человек тридцать). — Хочешь мой? — шёпотом спрашивает Чонсон,— Он сладко-солёный, ты же любишь такой. — Обойдусь как-нибудь.— бурчит в ответ Вон, не собирающийся принимать такие подачки. Даже если это сладко-солёный попкорн, который он просто обожает. Они сидят в тишине минут пять. Ян слышит, как с двух сторон едят, и не может продолжать смотреть кино при таком раскладе. Он резко поворачивается к Паку, заставляя его врасплох: — Давай сюда свой попкорн. Старший без промедлений отдаёт своё ведёрко Вону. Ян по-хозяйски обхватывает его и снова упирается взглядом в экран, стараясь не предполагать, что подумает о нём Пак. Сам же предложил! Вот Чонвон и взял. Ничего особенного. Вон усердно пытается вникнуть в суть фильма, поедая чужое лакомство, и совершенно не замечая, как украдкой поглядывает на него Пак. Он ухмыляется и тоже переводит взор вперёд. Но кино ему совсем не интересно. Ему интересен парень, сидящий рядом и в обе щеки уплетающий его попкорн.***
Второй раз Чонсон прилетает в Корею самым ранним рейсом, и очень сильно жалеет, что не взял билет в бизнес-классе. Эти орущие дети лишили его последних нервов и шанса нормально выспаться перед тяжелым днём. Короче Пак выходит из аэропорта в состоянии нестояния. Водитель, нанятый отцом, чтобы довезти Пака до дома, по просьбе пассажира едет не к его пристанищу, а прямиком в академию искусств, где его должен встретить Хисын.***
"Абонент недоступен, перезвоните позже." "Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети" Входящих сообщений нет. Чонсон был в таком отчаянии, что готов был ехать обратно сразу после того, как убедился, что отцу лучше. Просто мама не пустила. Он написывал всем из их компании, плюя на нешуточную разницу во времени. Ему жизненно необходимо было знать, что случилось с его мальчиком, в порядке ли он, как он себя чувствует и почему не отвечает ему ни коим образом. Впервые такая сильная паника охватила Пака, он не мог нормально есть, делать что-либо, а о сне вообще говорить не стоит. Чонвон никак не выходил на связь. Только через два дня ему ответил Сону, сказал, что Чонвон уехал, вероятно к своим родителям, в посёлок, на сообщения и звонки он, так же как и Паку, не отвечал. Чонвон отрезал себя от социума. Чонвон отрезал себя от Чонсона. Отрезал, и так и не дал понять почему. Почему не дал ему даже объясниться и извиниться за столь внезапный отъезд без должного предупреждения. Почему так и не дал сказать ему те слова, которые Пак обещал самому себе сказать Вону при первой же возможности. Чонсон не знал. Он ничего не знал. Не понимал. Но чувствовал. Чувствовал тоску из-за невозможности услышать голос Чонвона. Отчаяние от того, что не мог примчаться к нему на всех парах, обнять и поддержать. Страх за любимого человека. Через неделю Чонсон в очередной раз открывает диалог с Воном, и... И находит его абсолютно пустым. "Отправка сообщений ограничена" Джей снова пытается связаться с Яном. И снова провал. В тот вечер, на ужине из глаз Чонсона просто сами собой потекли слёзы. Он понял это не сразу, только после того как ощутил влагу на щеках и пальцах. Мама засуетилась рядом, спрашивая все ли хорошо с её Джей Джеем? А Джей Джею было хреново.***
В академии Пак встречается с Хисыном, разбирается с документами в деканате и знакомится поближе с атмосферой заведения. — Ты кому-нибудь говорил, что возвращаешься сегодня? — спрашивает Хисын, когда они выходят на морозный октябрьский воздух. — Тебе и Джеюну, а тот наверняка всем уже разболтал. — начинает рыться в карманах куртки Пак: опять забыл, куда засунул пачку. — Собираешься праздновать со всеми свой камбэк? — Хисын разглядывает бледное лицо друга, и мысленно обещает себе сводить его хотя бы в сауну. — Да какой там камбэк? Поеду домой отсыпаться. — Чонсон зажимает сигарету между зубов и опять шарится по карманам: зажигалка. — Эй, на территории академии курить нельзя! — возмущается Ли, бывший полностью уверенным в благоразумности Пака, которому, в прочем, на это благоразумие уже честно и глубоко насрать. — Учту. — Джей всё же вытаскивает сигарету из-зо рта и кладёт обратно в пачку. — И вообще, бросай давай!— ёжится от холода Ли. — Обязательно.***
Чонсон стоит у подъезда с дорожной сумкой в руке и минут семь просто смотрит на дверь. Ему безумно хочется подняться сейчас на пятый этаж, отворить дверь, влететь в наверняка пыльную и грязную спальню, камнем упасть на кровать и тут же заснуть долгим сном. Но он не может, просто взять и зайти. Джеюн написал как-то, что Ян переехал, при чём сразу же после окончания тех новогодних каникул. Куда, Пак, разумеется, понятия не имеет, и от этого ему ещё тяжелее: жить в этом доме, зная, что никто к тебе не постучится ранним утром и не попросит покормить, не будет смотреть с тобой романтические комедии каждую субботу, не будет ждать тебя у двери перед прогулкой по вечернему городу. Не будет больше ничего этого. — Ты мужик или кто, в конце концов?! Чего ты эти сопли размазываешь, а?! — вслух прикрикивает на себя Джей, чуть не доводя до микроинфаркта прохожую старушенцию. Он уверенно подхватывает сумку, твёрдым шагом подходит к крыльцу, и уже собирается вводить пароль от входной двери, но рука останавливается в воздухе. Он упирается ей в холодный металл и опускает голову. Слишком сложно. Чонсон оживает, снова подхватывает дорожную сумку и направляется к машине, оставляет в ней свою поклажу и уходит со двора. Раньше полуночи он сюда точно не вернётся.***
Пак целый день катается на автобусах (это имея-то шикарную машину на ходу), бродит по небольшим улочкам, аллеям и скверикам, добирается до парка развлечений и видит как весёлые влюблённые парочки выходят оттуда с разными идиотскими ободками на головах и счастливым улыбками на румяных лицах. Пак, безусловно, рад за них, но не от чистого сердца. Он обходит все места, которые сохранились в памяти Чонсона. Осталось последнее. Его квартира. Смысла избегать его больше нет: время уже близится к полуночи. И вот он, Джей снова здесь в исходной точке. Он набирает-таки код от двери подъезда, поднимается на пятый этаж и смотрит в проход между квартирами. Он прислоняется к холодной поверхности спиной и глядит на тёмно-коричневую панель напротив. Пак неосознанно начинает думать, что эта панель сейчас откроется, и перед ним начнет копошиться мальчик лет семнадцати в смешных тапочках и майке, с тёмной макушкой и милыми глазками. Проходит минута, потом другая. Никто не выходит. Чонсон разочарованно вздыхает, подходит к окошку площадки, и открывает его. Ночной воздух ударяет в лицо и заставляет получше закутаться. Пак борется немного с навязчивым желанием закурить, не справляется с ним, и достаёт пачку с зажигалкой. Он пододвигает к себе любезно оставленную кем-то пепельницу. Чонсон довольно так глубоко уходит в себя, что не слышит, как совсем близко открывается дверь, и как в ней кто-то безуспешно ковыряется ключом. Когда этот кто-то почти неслышно выругивается, Чонсон отмирает. А потом понимает, что в коридоре наступает полнейшая тишина. Он медленно поворачивает сначала голову в сторону бывшего источника шума, а потом и вовсе весь корпус. И чуть не роняет сигарету из рук. Он быстро тушит её об керамическую пепельницу и подходит к замершему перед ним человеку, дабы убедится, что то, что он видит сейчас, это не иллюзия, не мираж и не обман зрения. — Чонвон? Сомнений быть не может: парень стоявший прямо перед ним в эту секунду — человек, увидеть которого он так хотел все эти долгие месяцы. Поверить в такое чудо сразу невозможно. У Пака почти отказывает дар речи, но в последний момент возвращает себе контроль: — Привет, Чонвон. Не знал, что ты... В мгновение ока дверь оказывается закрыта, а её владелец прячется в своей квартире. Джей стоит как вкопанный и думает "Может всё-таки показалось?" Как-то слишком быстро всё произошло. Но ведь Чонсон разглядел эти глаза, правда сияющих звёзд, которые Джей увидел в них первый раз, не было. Шок — да. Страх — как ни прискорбно это осознавать — тоже да. И всё.***
Ян не хочет с ним общаться. То, что происходит в лифте и подъезде на следующий день очень ярко это показывает. Не хочет и всё. Чонвон его избегает. Почему? Хороший вопрос. Имеется ли у Пака на него ответ? Очевидно, что нет. Единственное, что он способен сделать в этой ситуации — это не провоцировать Вона и идти у него на поводу. Раз младшему неприятно его общество, значит не стоит тому и навязываться. Даже если очень хочется просто взять прижать того к стенке и спросить прямым текстом: в чём проблема? А потом обнять. Или наоборот. Неважно. Важно то, что сам Пак на рожон не лезет. Всё, что ему остается в данном случае, это приглядывать за младшим. Да, исподтишка, да, как последний сталкер, да, доставая Сону и Ники своими постоянными атаками в личных сообщениях, но что поделать. Видя не самое хорошее состояние Яна, Чонсон просто не может взять и начхать на своего любимого человечка. Он бы в любом случае не смог. А в этом так тем более. Если бы кто знал, как Паку тяжело ехать с Яном в одном лифте и не иметь возможности даже поздороваться с ним, чтоб не дай Бог, смутить или разозлить младшего. Как же Чонсон хочет вернуться в прошлое на двадцать два месяца назад и снова быть вместе с Чонвоном. Но пока он может об этом только мечтать. Пак начинает ходить в академию, осваиваться в коллективе, знакомится с новыми людьми, пытается рассеять сгусток негативных чувств и эмоций поселившихся у него в голове. Попытки так себе, конечно, но хоть что-то. Он общается с Хисыном, Джеюном и Сонхуном, которые сразу после первой недели учёбы тащат Чонсона в клуб, отметить его возвращение. Привыкнуть к жизни в другом формате ему пока не удаётся: ускоренный темп, большая нагрузка, постоянное нахождение в каком-то круговороте событий. И никуда не уходящие мысли о тонсэне, ставшие его вечными спутниками. Как у него получается фокусироваться на других делах и не терпеть в них неудачу, остается загадкой. Так или иначе, Пак не может пока отпустить Чонвона из своей головы и сердца. Не готов ещё. Хисын в попытке развеять своего приятеля зовёт его в кино вместе с Сону. Чонсон объективной причины отказываться от такого предложения не видит, так что в свой выходной он решает не отсыпаться и потом заниматься самокопанием несколько часов подряд, а попробовать развлечься. Тем более, что он Кима давно не видел, будет приятно пообщаться. Он же не знает, к чему в итоге этот поход в кино приведёт. *** Фильм оказался хорошим, даже слишком. "Вот его я точно субботним вечером пересмотрел бы"— думает Чонвон, выходя из зала и выбрасывая в огромный мусорный бак пустое ведёрко из-под попкорна, который был кстати самым вкусным на данный момент из всех, что Ян пробовал. Он становится в сторонке в ожидании Сону. Ким не появляется долго, в отличие от другого участника их сегодняшней компании. Чонвон продолжает играть великого слепого и дожидаться своего неторопливого товарища. Чонсон отходит от Яна на приличное расстояние, чтобы не вызывать у того никаких негативных эмоций, и просто тихонько поглядывает на тонсэна. Ни Сону, ни Хисын из зала так и не выходят. Их компаньоны начинают настрачивать внезапно исчезнувшим, на что получают одинаковые ответы: прости, тут такое дело, надо срочно бежать. Куда бежать? Зачем бежать? Когда успели? Не ясно. Факт в том, что они кидаловы, вот они кто. — Кажется они выбежали из зала раньше.— сообщает уже не новость Чонсон, решившийся наконец подойти к смятенному Чонвону. — Да что ты говоришь. А-то я не догадался! — быстро приходит в себя Чонвон и, надев куртку, направляется к выходу из кинотеатра. — Чонвон! — Чего тебе?! — Выход в другой стороне. Ян останавливается. Стоит секунду. А потом с невозмутимым видом поворачивает в другую сторону. "Сука."— очень лаконично реагирует Чонвон на едва заметную ухмылку Пака. Он первым выходит из помещения, за ним, сохраняя социальную дистанцию следует Чонсон. Выйдя на свежий воздух, Ян приостанавливается, хлюпает носом, и, не оборачиваясь к старшему лицом, бросает: — Я на автобус. Гудбай. И уходит, не дожидаясь какой-то ответной реакции. Чонвон стоит на остановке и ковыряет носком старого кроссовка асфальт. Плохая была затея идти в кино с Кимом. Больше он на такие уловки не поведётся. Пускай другого дурака ищет в следующий раз. Ещё и кинул его! Друг называется. Погружённый в размышления о том, какие потом он будет делать подлянки Сону, Вон не замечает, как на остановке появляется еще один потенциальный пассажир. Только потом он замечает знакомые черные ботинки, поднимает голову и видит вглядывающегося в дорогу Джея. Даже будучи измотанным и уставшим он выглядит слишком презентабельно и чуточку пафосно: чёрная водолазка и брюки, такого же цвета пальто (всё выдержано в одной цветовой гамме, так сказать). Вот что значит иметь хороший вкус, гены и деньги. — Ты же на машине, вроде.— с язвительной ноткой подает голос Чонвон, сразу обращая на себя внимание Чонсона. — А, машина... Она на техосмотре.— морозит фигню Пак. Ни на каком она ни осмотре. Стоит неподалёку от кинотеатра на парковке. Джей мысленно молится, чтоб ему потом не пришлось платить за неё штраф. Он слышит, как Вон тихо хмыкает и снова начинает насиловать асфальт. Спустя минуту подъезжает автобус битком набитый людьми, и Пак жалеет, что не воспользовался личным транспортом, но всё равно уверено заходит вслед за Чонвоном в самую гущу толпы. Ему удаётся вцепиться за свободную поручень сверху прежде, чем автобус начинает двигаться. В этом плане Чонвону везёт меньше, и младший искренне уповает на свою вестибюлярку и координацию движений. Транспорт трогается, вместе с ним накреняется всё его наполнение, а некоторых кренит ещё сильнее (Яна, например) и едва не впечатывает в рядом стоящих. Но в первый раз Вону везёт: на ногах ему устоять получается. Правда, везение его длится сравнительно недолго. В этой страшной духоте и давке на Чонвона нападает такая дикая сонливость и тяжесть в каждой клеточке тела (видимо, также сказывается на нём его нынешний образ жизни напополам с разболтанной менталкой), что стоять на ногах и балансировать в таком потоке людей без возможности зацепиться за что-то становится непосильной для парня задачей. И конечно же именно в этот момент происходит вполне предсказуемый поворот событий: какой-то чудак на букву "м" показывает своё мастерство вождения на дороге, заставляя автобус резко затормозить. Понятное дело, что бедному Чонвону устоять в такой ситуации просто напросто невозможно. И он летит вперёд. Прямо в объятия Пак Чонсона, который на протяжении всей их недолгой поездки следит за резко ухудшившимся самочувствием тонсэна. Вон упирается старшему в область шеи, прямиком в самое заветное местечко, в которое он любил тыкаться холодным носом, после долгих прогулок. Тело обмякает становится ватным, и Вон, даже применив неимоверные усилия, не может отлипнуть от Пака. Со всех сторон всё давит, душно и один лишь запах, исходящий от Чонсона дарит хоть какое-то спокойствие. — Всё в порядке, Чонвон? Ты как? — слышит обеспокоенный голос сверху Ян. — Я..сейчас...дай мне пару минут..,— невнятно бормочет куда-то в шею старшему Вон. — Всё хорошо, отдохни немного.— успокаивающий голос Пака слишком сильно влияет на Чонвона. Прошло столько времени, а Вон до сих пор реагирует на него так. Что же происходит в голове у Чонвона? Он правда не понимает. Вот честно, не понимает, почему Чонсон, бросивший его одного, поменявший на другого человека, уехавший далеко и надолго, все ещё остаётся для младшего единственным безопасным местом? Почему только его голос и запах дают ему такое умиротворение? Он хочет его ненавидеть, нет, даже не так — он хочет быть к нему полностью равнодушным. Но не может. Не может и всё. Не получается. — Чонвон, следующая остановка наша. — тихо будит младшего Чонсон. За всё время дороги он ни разу не притронулся к Вону, стараясь не злоупотреблять своим положением, и не нарушать своеобразное личное пространство Чонвона. Ян открывает глаза и понимает, что они вдвоём стоят посреди уже полупустого салона автобуса. Редкие пассажиры посматривают на их парочку с неким удивлением и даже осуждением. Чонсону облачно поебать на чужие взгляды, всё, что его сейчас интересует, это состояние младшего. А так он готов стоять вот в такой позе хоть несколько часов, лишь бы Вону было удобно и комфортно. Однако если старшему и, мягко говоря, наплевать, то Яну внимание со стороны точно не нужно. Поэтому он спешно отлипает от Чонсона и встаёт у выхода из транспорта. Не вовремя его сморило. Пак смотрит в спину Чонвона, и чувствует как надрывается его сердце. Яну плохо. Физически и ментально. И что-то подсказывает Чонсону, что виноват в этом частично или целиком он сам. И от этого сердце начинает болеть с утроенной силой. Они выходят из транспорта и направляются домой. Чонсон идет уже не позади Вона а наравне с ним, а тот, кажется, не против. Всё то время пока они идут в полной тишине, между ними как будто происходит непонятное им обоим нагнетание. Словно что-то должно скоро произойти, может быть один из них проронит слово, они поговорят как взрослые и наконец не будут очень неумело и глупо играть чужих друг другу людей. Может быть. А может быть наоборот поссорятся так, что обратной дороги к их прежним отношениям уже не окажется. Никто из них не знает теперь, чем закончится этот долгий утомительный день. Никто не знает, и каждый переживает за свой предполагаемый конец. Когда они подходят к крыльцу дома, у обоих в душе сумятица. Но у старшего среди всей этой неразберихи проблескивает уверенность. А у младшего — страх, природа которого Яну непонятна. Они всё в том же гробовом молчании поднимаются на лифте до пятого этажа и доходят до своих квартир. Поворачиваясь лицом к своей, Вон чувствует, что должен сказать что-то очень-очень срочно иначе другого шанса у него уже не будет никогда. — Слушай,— звук открывания двери прекращается, слышаться шорох ботинок и пальто,— извини, что я, ...ну, тогда в автобусе. Просто, меня вырубило, кажется...немного... . "Браво, Ян Чонвон! Это всё, что ты хотел сказать? Да ты гигант мысли просто!" — Эй, всё в порядке.— Чонвон слышит пару шагов в его сторону,— Постарайся выспаться сегодня. Если бессонница мешает, могу сделать тебе что-нибудь, типа молока с мёдом. Возможно, у меня снотворное ещё есть. В общем, если нужна помощь, обращайся в любое время, хорошо? Пак говорит так, словно они не расставались на два года, словно он никогда не предавал Вона, словно ничего за всё это время не изменилось. И в глазах та же забота, о которой Чонвон почти забыл и вспоминал только в редких снах, после которых просыпался со слезами. Ян оборачивается к Чонсону полностью и смотрит на него с такой грустью и отчаянием. Чонсон мысленно раз сто прокручивает у себя в голове всё, что сказал до этого, и пытается понять, что из сказанного им могло вызвать у младшего такую реакцию. — Почему?— негромко спрашивает Чонвон. — Что? — Почему? Почему ты так говоришь, будто тебе не всё равно? Пак не понимает. Он не понимает, как может Ян Чонвон, человек самый важный для Чонсона, спрашивать у него такое? — Потому что мне действительно не всё равно?— Пак подходит ещё ближе, — И никогда не было. — Да? То есть тебе, правда, было не наплевать на меня, когда ты свалил к чёрту на куличики, ничего мне не сказав? — Чонвон, моему отцу было плохо.— на лице Вона появляется полнейшая растерянность,— Я искренне сожалею, что не ты первый узнал об этом, но у меня... честно в мыслях такой бардак тогда был. Это меня не оправдывает, и я..— Пак делает паузу,— я хочу попросить у тебя прощения за это. За то, что уехал и не предупредил. Чонвон на миг представляет себя на месте старшего. Если бы кому-то из его семьи стало нехорошо, он бы тоже, не раздумывая, поехал в свой посёлок, лишь бы быть рядом с родными. Сказать, что Чонвон в замешательстве, ничего не сказать. Возможно, он и предполагал раньше, что Пак уехал в Америку по семейным обстоятельствам, но обида на старшего так ослепила его, что любая причина воспринималась им как нечто незначительное, несущественное. Однако ещё один повод злиться на хёна всё же остаётся. — Девушку свою ты хотя бы в известность поставил? — вопрос звучит очень глухо, видимо голос скоро даст слабину. Лишь бы не расплакаться на этой публике. — Девушку? — теперь в замешательстве Пак,— Какую девушку? — Ну как же? Ким Сонхи, вроде. — непонятно, почему Чонвон запомнил имя этой барышни, которую даже в лицо ни разу не видел. — Неужели не помнишь? Пак смотрит на младшего так, будто слышит это имя впервые. Потом к нему приходит осознание. — Ким Сонхи, она-.. Это та девочка из параллельного.— Ян уже готовится уходить восвояси. Ничего он об этой девушке слышать не хочет.— Она мне в начале декабря призналась. И я ей ещё тогда отказал. Чонвон останавливается на полуобороте. — То есть как, отказал? — Вот так. Сказал, что не могу принять ее чувства, и что у меня уже был человек, который мне нравился. До сих пор нравится. Глаза Вона расширяются. Что-то проблескивает в них, что-то, что Пак видел еще тогда в холодную октябрьскую ночь, стоя в этом проходе и смотря в эти же самые глаза. — Это..правда?— Яну трудно поверить в то, что все эти месяцы он пытался забыть о человеке, которого любил безумно, из-за глупых и неверных слухов. — Стой, хочешь сказать, ты из-за этого мне не отвечал на звонки и сообщения?— голос Чонсона будто наливается свинцом.— Кто тебе всю эту чушь наплёл? — Сонхун с Джеюном... — Я убью этих дебилов. — Погоди, ты ведь так быстро уехал, ничего никому не сказав, я правда был так напуган, я думал с тобой что-то случилось, так страшно было, а когда они сказали про то, что ты с девушкой, это было единственным объяснением, я-... меня-... мне-... — Чонвон начинает задыхаться от волнения и слёз, которые вот-вот хлынут из его глаз. — Чонвон-а.— Пак берёт его лицо в ладони и мягко заставляет посмотреть на него. — А? — Что ты чувствуешь сейчас? — Я-я не знаю.. я всё это время думал, что ничего для тебя не значил, что просто был для тебя приятелем, а ты мне так нравился, всегда нравился, и даже сейчас, и вообще эти два года- — Чонвон-а, я люблю тебя. — У меня в голове такой кош-...что? — Два года это сказать мечтал. Глазёны Чонвона становятся влажными. Где-то в их глубине рождаются маленькие звёздочки. Перед ним, тот кого он так долго ждал, а в голове всего три заветных слова. Больше ничего не нужно. Пак наклоняется к Чонвону и целует его. Всего лишь лёгкое прикосновение губ. Мгновение буквально. Но волна тепла, разлившаяся по телу Вона, унесла все его тревоги, спутанные мысли, дурацкие переживания куда-то в небытие. Чонсон видит как подрагивают мокрые ресницы младшего, как он поджимает губы. Они снова встречаются взглядами. Они оба ждали этот момент и подсознательно отсчитывали до него секунды. Они оба ждали когда смогут стоять рядом, видеть друг друга и понимать, что они наконец вместе. Чонвон берётся своими маленькими ладошками за пальто Пака и, приподнимаясь на носочках, немного неловко пытается дотянуться до губ старшего, но тот быстро перехватывает инициативу. Он мягко проводит рукой по горячей щеке младшего, закрывшего глаза и просто доверившегося хёну. Неуклюжие движения Вона не идут ни в какое сравнение с аккуратностью и чуткостью Чонсона, так что Ян без сомнений даёт Паку вести. Чонсон целует сначала нижнюю губу младшего, потом верхнюю, чуть оттягивает, делает это так нежно и трепетно, что у Чонвона начинает перехватывать дыхание. Внутри у Чонвона бабочки уже давно танцуют мазурку, а кровь приливает к ушам. Он с трудом отрывается от губ старшего, руки которого перемещаются Яну на талию. Голова кружится, как после американских горок. Чонвон пытается угомонить разбушевавшееся сердце и снова утыкается хёну в шею. Они оба отходят от переизбытка чувств в тишине, уже не давящей на виски, как раньше, а в той, в которой любили валяться поздним вечером на диване после тяжёлого дня. — Я тоже тебя люблю. — шепчет Вон, обхватывая шею Чонсона. Джей мысленно клянётся, что будет благодарить Хисына и Сону всю свою оставшуюся жизнь, а этот день отмечать, как второй Новый Год. — Но пока не бросишь курить, встречаться с тобой не буду. — бубнит Чонвон. Пак снимает с себя руки удивлённого тонсэна, вытаскивает из внутреннего кармана пачку, подходит к окну и, приоткрыв его, выкидывает почти полную упаковку на улицу. — Я уже. Чонвон смеётся, и как же Чонсон скучал по этому смеху. По этим вновь засиявшим глазкам, по этим ничуть не потерявшим очарования ямочкам, по этой улыбке. Он так скучал по Чонвону. А Чонвон по нему. Парни ещё долго стоят, обнимаясь, под светом одинокой мерцающей лампочки, ставшей свидетельницей такой банальной, но милой истории любви двух соседей.***
Трель дверного звонка раздается по всей квартире, заставляя её владельца немедленно проснуться и пойти встречать утренних гостей. Всё, что Чонсон успевает сделать, это зевнуть и протереть ничего не видящие пока глаза. Он подходит к двери, открывает её и, складывая руки на груди, прислоняется к косяку. — Доброе утро! — губы Пака расплываются в широкой улыбке. — Джей-хён? Покормишь меня?the end.