I'm afraid

31 мая, воскресенье, 16:51, внешний двор школы       «Что я тут вообще делаю?» — фраза, которая за это время успела порядком въесться в сознание Сонхва, в очередной раз затянула все мыслительные потоки в своё русло, выбивая столь хрупкие опоры напускного самообладания.       Пятьдесят одна минута — ровно столько длится эта игра «кидай — лови», в которой мячиками стали нервы парня, а конусы достались самым неумелым детям. Один ребёнок локализовался дистанционно, и, вместе со своим отключенным телефоном, держит конус не той стороной. Другой же, за неимением напарника, принялся самостоятельно кидать шарики на разную высоту, и зачарованно ждать, когда они хряпнутся обратно на дно сосуда…       «За что они так со мной?» — это была ещё одна мысль в голове парня, которая, в отличие от предыдущей, уже занималась стягиванием на руины прорванной дамбы эмоций злости, обиды и отчаяния. Последнее, вопреки всему здравому смыслу, тащило за собой надежду, и эти двое начинали сооружать нелепое «Я в порядке». В порядке, ровно до того момента, как шарик в очередной раз гулко ударится об конус.       Чонхо всегда был настоящим чертёнком с пушистым хвостом. Ещё когда они все трое были подростками, он отличался особой внимательностью и проницательностью, а потому обмануть его, или же скрыть от него что-то было просто невозможно. Неважно, касалось ли это каких-то действий, или же личных чувств — всё ожидала одна и та же участь — быть раскрытым и обнародованным. И в способах добычи информации он не брезговал ничем, потому почти всегда обман или тайна заканчивались поимкой с поличным.       Но делал это Чонхо не из снобизма или же честолюбия — эти его качества вообще не работали во всём, что касалось парней. Как раз-таки неравнодушие и глубокая привязанность к ним не оставляла Чонхо выбора. По своей природе обман и тайна — это разрушение, и зарождаясь в виде отдельного элемента, оно соприкасается буквально со всем. Это деструктивное звено, которое, так или иначе, станет причиной поломки всей цепи.       Когда парни скрывали что-то, они ломали не только свой внутренний баланс, но и фундамент их взаимоотношений — доверие. И вот вышло так, что Чонхо остался единственным, кто мог сохранить это чувство, попранное множество раз за эти месяцы. Специфичность Уёна была привычной поправкой для него, но вот брешь, открывшаяся в Сонхва, стала его линией разлома. Много большего от того, что Сонхва был связующим звеном между Чонхо и Уёном. По сути, он был этим самым доверием, был сердцем их дружбы. И Чонхо как раз занимался тем, что, с каждым стуком шарика об конус, пытался заставить это сердце биться.       Потому все эти пятьдесят с лишним минут Сонхва клял Уёна, который сломал его последнюю надежду не остаться один на один с младшим на этой пытке. Подумать только, ещё в начале учебного года они строили планы на этот последний школьный вечер, даже готовы были принять участие в его организации. Теперь двое из них хотели только одного — избежать всего этого.       «Одному это даже удалось» — мысленно констатировал Сонхва, вкладывая телефон обратно в карман джинсов.       Продолжив своё увлекательное занятие — перемалывание льда для напитков — он стал высматривать по сторонам Чонхо, чтобы быть готовым к его очередному явлению. Хотя это не особо помогло в предыдущие несколько раз, когда, появившись буквально как чёрт с табакерки, Чонхо предлагал поехать за Уёном, связать, и притащить сюда силком. Сонхва тактично отказался, и, отмечая сегодняшнюю неуловимость Хо, поражался тому, как всю эту половину учебного года ему удавалось контактировать с ним только по собственному желанию. Он даже и забыл, каким приставучим может быть младший.       Продолжая чисто машинально вращать рычаг измельчителя льда, мыслями Сонхва растворяется в более далёких от сегодняшнего дня эмоциях. Вдыхая их глубже, он вспоминает, что, кажется, это было холодное октябрьское утро — тогда, от резкой смены ветра, ему даже пришлось надеть своё серое пальто… Это было ещё то время, когда обыкновение ходить в школу втроём никому не мешало и не казалось таким гнетущим.       « — Хё-ён! Ну Хё-ён! Ну объясни ему, что раз уж у самого ума не хватило одеться теплее, то нечего теперь лезть ко мне — это несправедливо! — злобное сетование Уёна то и дело сменялось жалобными подвываниями отчаяния, когда, не смотря на все отталкивания, младший продолжал зарываться под тёплое пальто старшего. — Когда-нибудь тебя наградят как самого чёрствого человека на земле — я мёрзну! — не менее обиженно отзывался нарушитель личного пространства, едва поспевая за своим эгоистичным обогревателем. — Ты мог хотя-бы иногда вести себя как хён — где твоя забота? — Я написал тебе одеться потеплее: «На улице холодно!» — не выдерживая, Уён останавливается, и снимает с себя пальто, чтобы накинуть его на плечи Чонхо. — Это, по-твоему, что? — Это твоё нежелание, чтобы я к тебе липнул, но никак не забота! — наступательно парирует Хо, кидая обиженный взгляд. — Так вот именно, что ты липнешь! Ты знаешь вообще, что такое личное пространство и… — внезапно Уён прерывает свою явно внушительную тираду, и, подозрительно щурясь, внимательно смотрит на младшего. — Что? — от быстрой смены эмоций Чонхо ретируется, делая предусмотрительный шаг назад. — Ты это специально да? — Что специально? — ещё один шаг. — Эй, не включай задний ход! — он в одно движение сокращает расстояние между ними, заставляя Чонхо смотреть теперь снизу вверх. — Ты специально не надел что-то тёплое, чтобы мне пришлось делиться с тобой? — Уён ещё сильнее сужает взгляд, буквально разбирая Чонхо на детали. Всё это время тихо усмехающийся Сонхва, теперь болезненно жмурился, быстро прикидывая варианты, как заблаговременно предотвратить неминуемое кровопролитие. Чонхо явно дал маху, просчитывая степень догадливости Уёна. Всё-таки, если что-то проделывать время от времени, то, так или иначе, тебя просекут. А жаль — как бы не нравилась Сонхва назойливость Чонхо, она была отличными ножницами для иголок Уёна. — Дево-о-очки, не ссорьтесь! — с самой широкой, на которую он только способен, улыбкой, Пак разворачивается в сторону друзей.       С облегчением он подмечает, что всё выглядит не так плохо, как он себе представлял, и с «полем сечи» они ещё повременят. Уён был скорее более заинтересованным, чем злым, хотя лёгкие искорки раздражения всё же метал. — У нас осталось двадцать минут, и, если не поторопимся, историк нас не впустит! — игнорируя протесты Уёна, он стал силой разворачивать парней друг от друга. — Эй! Почему ты на его стороне?! — Я ни на чьей стороне — я сзади вас! — в доказательство Сонхва подталкивает парней шлепками, тем самым заставляя продолжать движение. — И всё, чего я хочу — это не опоздать! Прервав несколько раз возмущение уже со стороны Чонхо, который всё-таки просто самоубийца, Сонхва с удивлением подмечает улыбку на лице Уёна. Обводя его взглядом и недоумевая, он только спустя минуту осознает, что Уён идёт-таки без пальто.       Сонхва чувствует, как внутри падает что-то тёплое. Это заставляет испуганно отвести взгляд в сторону, сосредотачиваясь на окружающем пространстве. Но сознание проецирует отдалённый мягкий смех, и мысли Сонхва путаются». «Какой ты сегодня? Ты сломан? Сломай себя сильнее. Нарисуй пылающий огонь и ищи в нём тени, Думай чуть медленнее».       Голос, который такой же мягкий, как и смех, вырывает Сонхва из воспоминаний. Мозг запоздало подкидывает картинки, за которым он всё же частично наблюдал, помогая парню сложить пазл происходящего: — Вот он отмечает подошедшего Чонхо, и где-то в это же время затихает музыка. — Далее следует голос Сана, который, под одобрительные возгласы, заканчивает свою работу диджея. — Потом шум, шум, невнятные разговоры, смех, и — вот оно, точно — Сан говорит что-то о том, что «… мы все этого так ждали… парни, которые успели за этот год покорить не только своей красотой и умом, но и своей музыкой!.. Действительно потрясающие мужчины… группа JOMI…». — И вот он — смех — одинаковый и тогда, и сегодня. Его обладатель тоже что-то говорит, но эти детали Сонхва пропустил, то ли намеренно, то ли просто в этот момент поглощенность воспоминанием была сильнее. В этом он себе не признается.       Если честно, во всём, что касается Хонджуна, он себе не признается. «Одна чёткая линия, что разделит тебя на части — Следуй за мной, поглощённый своим безучастием, Следуй. За мной. Скажи, каким ты будешь завтра, Когда боль изменит твое сознание. Внутри меня спрятана правда, Но мы оба медлим с признанием». Сонхва не смотрит, даже не слушает. Он давно понял, что так только больнее, а результат стабилен в своём отсутствии. Да и какой вывод он мог бы сделать? Жизнь — это не курсовая работа, которая, в своих чётких вопросах и лаконичной структуре, подразумевает столь же выверенный итог. С завидной частотой жизнь - это викторина, с пустым троеточием на месте ответа. И Сонхва уже даже не пытается врать, что он ищет что-то им на замену. Парень бросает взгляд на сцену, со стороны которой уже доносится что-то менее лирическое, и ритм чего начинает постепенно раскачивать толпу. Ненавязчивая игра бас гитары уплотняет звучание ударных, а ритм-партия задаёт нужный фон. Но всё внимание, конечно же, устремляется к солисту, когда тот небрежно и даже лениво припадает к микрофону. Неспешно растягивая нить слов, позволяя ей медленно рваться, он раскрывает свои губы шире, и из них, словно бисер, начинают рассыпаться ноты. И это так плохо-хорошо одновременно, что Сонхва ненавидит Джуна именно в этот момент. Хотя эта красота, эта харизма оправдывает его? Это делает довольно логичным объяснение, почему всё именно так? Наверное, да.        Буквально с первых недель учебного года Хонджун заинтересовал Сонхва. Он был тихим, приветливым, всегда-учтивым-парнем. Скучно до зубного скрежета. Казалось, что этот ребёнок научился вежливости раньше, чем начал говорить. Но так лишь казалось. Когда Ёсан притащил Сонхва послушать, как играет группа в новом составе, особой идейности не было. Когда Хонджун заплакал на сцене от эмоций песни — что-то пошло не так. Сонхва увидел больше, чем мог ожидать, и, как оказалось, больше, чем мог позволить себе Ким. Сначала внимание стягивалось на интересах Джуна, на его слабостях. Что-то от погулять в компании, до поговорить обо всём возможном. Только вдвоём. Докапываясь до настоящих чувств. И вот тогда Пак понял, что доигрался. Ложь, сказать, что Сонхва не замечал ту перевёрнутую разницу в его отношении к парням и девушкам. Но вот то, что он не придавал этому значение — это да, и более чем. Дело тут в воспитании, в котором не было места никаким отклонениям от нормы, или же это было собственное упрямство Пака, с которым он «всегда всё контролировал и понимал правильно» — так или иначе, итог был далёк и от первого, и от второго. И этот вывод был буквально в том самом кипящем чувстве внутри него, когда Джун вот так, с нажимом, тянет припев песни, конечно же, осознавая, как сексуально он выглядит… «Сейчас три утра, и я пытаюсь изменить твоё решение, Оставляя сотню пропущенных на твоём телефоне, А ты всё отвечаешь: Почему ты мне звонишь только тогда, когда пьян?» И как бы Пак не привык к этому, он, наверное, никогда не перестанет подвисать на этих губах, которые прямо сейчас так близко к микрофону, что мысли теряют свой чёткий курс движения; на этом взгляде, который всегда скрывает что-то немного развратное, что-то «слишком обжигающее» для Сонхва. В первый раз это чувство буквально выбило его сердце вместе с пульсирующей по венам кровью, заставив около получаса проторчать под ледяным душем. После ему пришлось игнорировать навязчивые звонки друзей, пытающихся найти его после физкультуры. Именно это открыло череду изменений в Сонхва. Но не сломало, конечно. Противно стало вместе с просачивающимися под одежду струйками холода, когда во второй раз так болезненно припечатывалось чужое безучастие. — Ха-а, как же они хороши, — одобрительно кивает Чонхо, присоединяясь к общему гулу восхищения группой. Сонхва запоздало откликается на комментарий друга, наблюдая за тем, как участники покидают сцену, и их окружают особо рьяные поклонницы. — Тем грустнее осознавать, что это, возможно, последнее их выступление в этом составе. — Может, Минги не забросит ударные. — Совмещать универ и любительскую мини группу? — скептически тянет Хва. — Думаю, это вряд ли. — Но ведь Хон и Ёсан планировали поступать в академию? — Чонхо кидает на него вопросительный взгляд, и резко становится мало того разделённого пространства. Почему он должен это знать? — Должны были, но, в любом случае, Минги то нет. Ему не нравится то направление, которое почему-то выбрали парни… — в конце Сонхва раздражительно дёргает плечами от того, что он всё же это знает. — Кстати да, тупо, что они тащатся в консерваторию, когда уже сейчас могут собирать толпы. Сонхва бросает быстрый взгляд на младшего, и, переводя дыхание, отводит его в сторону. Становится неловко. Ему не интересно, привык ли уже Хонджун наступать себе на горло. Мысли стягивают всё его внимание, и он не замечает пристальный взгляд собеседника. — А ты что думаешь? Пак удивленно возвращает взгляд на друга, и неожиданно сталкивается с его глазами. Они смотрят куда-то слишком глубоко в него, и точно видят всё, что происходит за плотным занавесом эмоций. Оттого вопрос отдаляется от контекста их диалога, и ставится уже перед всем тем, о чём молчит Сонхва. — А? — глупо тянет парень, отчаянно борясь с назойливыми мыслями. Но повторить вопрос Хо не успевает, так как к ним подходят двое из участников упомянутой группы. — Вас двое? — пораженно спрашивает Ёсан, обводя их взглядом, — Уён не пришёл? Замечая, как Чонхо поджимает губы, Сонхва неожиданно для самого себя перехватывает инициативу. — Ему нездоровится, потому он посчитал лучшим остаться дома. Чонхо скептически хмурит брови, понимая, что это даже звучит неправдоподобно. — Я заметил, что он почти всегда пропускает подобные мероприятия, — неуверенно начинает Хонджун, и Сонхва почти привык к своему желанию прибить его прямо на месте, — не думал, что он пропустит и последний вечер. — Да-а, вряд ли нам ещё когда-нибудь удастся вот так собраться, — кивает Ёсан, обводя взглядом весь внутренний двор школы, который уже освещался гирляндами разноцветных ламп. — Ну, а как же встречи выпускников? — наконец реабилитируется Чонхо, цепляясь за возможность перевести тему. — Встретимся лет через десять. — добавляет он с усмешкой, и Ёсан как-то иронично окидывает его взглядом. — Тридцатилетними мужчинами, уставшими от жизни и преисполненными сожалениями, — с грустной улыбкой отвечает Хонджун, за что получает укорительный пинок в бок от Ёсана. — Мне нравится твой «оптимизм», Джун! Как мне быть дальше, если у тебя такой настрой? — Всё в порядке! — Джун улыбается шире. — Конечно, всё будет не так плохо, но и так, как сегодня, тоже уже не будет. — Какими мы будем завтра? — Сонхва почти всё-равно. И раздражение почти не с ним. Синеволосый как-то неловко отводит взгляд в сторону, закусывая нижнюю губу. Нечитаемые мысли быстро меняют его эмоции, и, озаряясь неуверенной, но оттого не менее привлекательной, улыбкой, он смотрит на Сонхва. — Надеюсь, мы будем менее сломаны, чем сегодня. Пак ответно вглядывается в глаза Ходжуна, стараясь окунуться глубже, увидеть всё, что он может скрывать. Но будто ощущая это вторжение, Джун разрывает зрительный контакт, и говорит уже более отстранённо, как бы со всеми сразу. — Ещё эти экзамены, поступление — уф-ф, почему на 19 лет приходится так много событий? — Чтобы было интереснее переходить в 20, — вскидывает бровями Ёсан, и ухмыляется — своеобразный квест. — Скорее, чтобы не каждый дожил до них. — глумливо тянет Чонхо, подмигивая старшему. — Даты прослушивания как и были, на конец июня? — Да, нужно будет уезжать сразу после экзаменов. — по лицу светловолосого скользит смущение, и он опускает глаза к гравию у носков кроссовок. — Подготовка отнимает так много времени, что будут завалены либо экзамены, либо вступительные, — он усмехается. — Ты справишься! — одёргивает Ёсана Джун. — Мой учитель замолвил о тебе словечко, рассказав о твоей усердной работе и о наших успехах. — Всё-равно, я начал слишком поздно… Ты, Джун, проучился пять лет в музыкальной школе       Синеволосый иронично вскидывает брови в верх. — А также со мной в группе там проторчало ещё десять человек, и только двое, включая меня, решили идти дальше. Ёсан, ты за шесть лет самостоятельного обучения отточил навыки не хуже меня. Именно на это и будут смотреть, — парень ухмыляется, — ну и на твою симпотную мордашку. — Не важно, как поздно ты начал, важен твой результат, — Сонхва берёт ладонь парня, и приободряюще сжимает её. — Не стоит так переживать.       Хонджун смотрит на такое простое соприкосновение рук Сонхва и Ёсана, и неожиданно резко вдыхает воздух глубже, будто пытаясь остудить им непонятное жжение внутри. Мельком цепляясь за взгляд Чонхо, он испуганно поднимает голову вверх, но, сфокусировавшись на младшем, видит, что тот активно говорит с Ёсаном.       Просмотреть на Сонхва он не решается.