I'm afraid

31 мая, воскресенье, 19:40       В полупустом здании школы эхом отбивается музыка, которая постепенно становится всё более лирической и тихой. Несмотря на то, что часы показывали только без двадцати восемь, во внутреннем дворе оставалось всё меньше и меньше учеников.       «Наверное, не самая лучшая идея устраивать такие вечера в воскресенье».       Сбежав от назойливого Сана, который принялся делать памятные снимки их класса, Сонхва прятался в коридоре второго этажа школы. Сидя на широком подоконнике, он смотрел на копошение внизу, пытаясь найти Чонхо. Сквозь смех до него доносились воодушевленные обсуждения того, где можно было бы продолжить веселье, которые, впрочем, прерывались показушными нравоучениями отличников — мол, завтра же в школу, и тому подобное. Хотя всё это, конечно же, до первого караоке.       «Проходили» — лицо парня озаряет лёгкая полуулыбка, когда он вспоминает осенний квест по поиску места, куда впустят, не смотря на возраст. Они, конечно, были, и поиск стоил свеч, но вот слово «безопасность» стоило вышвырнуть из своих запросов. На следующий день они в школу пришли только к четвёртому уроку, а лучше бы вообще не приходили. Когда уже педагоги поймут, что ученикам никогда не будет достаточно школьных мероприятий. Даже слово мерзкое. — Пожалейте детей — организовывайте это всё в пятницу. Со стороны доносятся тихие шаги, которые затихают метрах в пяти от места, где сидит Сонхва. — Я думал, что ты уже ушёл. Красный фонарик, на который смотрит парень, медленно начинает покачиваться из стороны в сторону в такт сменяющемуся направлению ветра. Какая-то глупая метафора приходит в голову Пака, и он ухмыляется такой прозаичности всей этой ситуации. В принципе, всего этого дня. — Ну так ты ведь хотел поговорить. — А ты не хотел? Сонхва переводит взгляд на младшего. Эмоции того какие-то нечитаемые, и парню тяжело подбирать слова. Особенно, чувствуя вот этот, разбирающий на части, взгляд. Возможно, потому и сложно — Чонхо сразу почувствует ложь, он буквально увидит её. — Думаю, я всегда хотел. — Тогда что мешало? — Чонхо удивлённо вскидывает брови. — Ты знаешь, — Пак впервые за эти месяцы не боится смотреть прямо ему в глаза. Хотя, похоже, скрыть что-то от Чонхо вообще невозможно, и вся эта игра давно стала затянувшимся спектаклем одного актёра. Ну ладно, был ещё Уён. — Нет, хён, не знаю. Я знаю только то, с чем ты столкнулся, но причину твоего молчания, — Хо переводит дыхание, — причину, почему ты не захотел поговорить об этом с нами — хоть убей меня — я не понимаю. — А что я мог бы сказать? Как это я мог бы сказать? — Сонхва чувствует, как внутри боль ставится на жар отчаяния, и он понимает, что всё это его «Я в порядке» есть чистой воды самообман. Можно годами вариться в проблеме, привыкая к её температуре, но достаточно одного триггера, чтобы вновь оказаться в начальной стадии. А триггеров для него сегодняшнего было достаточно. — Правду, — уверенно отвечает младший, и Сонхва совсем немного бесится, — не пропадать, не обманывать, не заставлять копаться в тебе, чтобы найти ответы — а просто сказать правду! — Под конец Чонхо явно не выдерживает всех тех эмоций, которые переполняли его почти весь этот год, и его голос срывается, эхом проносясь по коридору. — Правду? — Сонхва ухмыляется тому, как легко это звучит, и какую сложность приобретает, если думать о последствиях. — И что дала бы эта правда? — Грустно спрашивает парень. — Понимание, хён! Это дало бы возможность нам понимать друг друга! Понять тебя! — Чонхо обидно, обидно до слёз, которые начинают наворачиваться на глазах. — Понять, почему тебе сложно, почему избегаешь нас... Всего бы этого можно было избежать, если бы ты просто доверился нам. Пак опускает голову вниз, ощущая, как теряет контроль, который, как он думал, прочно простроил за это время. — Я даже не знаю, как это можно сказать, какая у этого должна быть форма,— парень болезненно улыбается, издевательски прощупывая края разлома внутри.  — Я чувствую себя неправильным рядом с вами, отклонением от нормы, — Сонхва резко втягивает воздух, ощущая, что того становится катастрофически мало. Возле горла потерянность завязывается в узел. Он усмехается.  — Как мне нужно было сказать, что я не совсем такой, каким вы меня представляете, как мне было разочаровать вас? Я боялся и не хотел увидеть в ваших глазах... пустоту и отторжение... Не вспоминать не выходит. Вообще ничего не выходит. Отвращение к себе возвращается, если оно вообще уходило на самом деле. — Хён… — Чонхо подходит к немного дрожащему Сонхва, но тот отклоняется назад, выставляя руки вперёд. — Это неправильно, Чон! Всё, что я чувствую — это неправильно. Я всегда чувствовал, что со мной что-то не так, и причина в моей физиологии. Я чувствую влечение к парням, и я ничего не могу с этим сделать. Я не могу видеть в вас то же, что и вы видите во мне. Понимаешь, — Сонхва раздражённо качает головой, – это отвратительно . Врать и находиться рядом — это ещё более мерзко. Я не смог так сделать. — И ты нашёл выход в том, чтобы просто вот так взять, и вышвырнуть нас из своей жизни? По дрожащему голосу Хва понимает, что младший плачет, и от этого становится ещё больнее. Он знал, сколько вреда причиняет каждому из них. И Чонхо и Уён нуждались в нём, и только с ним они могли сохранять дружбу друг с другом. Трое абсолютно непохожих, но объединенных одним детством, одним прошлым, парней — Сонхва стал той линией, которая разделила их. И за это он себя ненавидел. — Пойми, — он смотрит на Чонхо снизу вверх, борясь с невыносимым желанием притянуть младшего к себе: успокоить, защитить, — я не могу. — Как так, хён? — Чонхо мотает головой, сбрасывая слёзы с щёк. — Ты ведь так ни к чему не придёшь. Что изменит твоё отрицание, то, что ты спрячешься? Это вообще как у тебя в голове работает? Отдаляясь от нас, ты делаешь только хуже. Делаешь хуже для себя… хуже для нас! — такая банальная обида срывает голос о стены коридора, и это нитью вторит внутренней боли. — Ты не знаешь, что я чувствую — это гораздо сложнее. — Да, не знаю, Сонхва, ведь ты даже не пытался что-то объяснить! Ты принял решение сам вариться во всём этом, отказавшись от каждого из нас. И это пиздец по-взрослому! Я уверен, что Уён даже не догадывается, что с тобой происходит! — Чонхо поджимает губы. — А ты не смотришь на то, что происходит с нами! — Чонхо… — Сонхва тянет имя младшего, всматриваясь в его глаза, — пожалуйста, — он опускает голову вниз. Падать в собственное осуждение уже привычно. Младший глубоко дышит, стараясь успокоить рваные эмоции, которые мешают думать. Из всей причинно-следственной цепи что-то выпадает, тем самым лишая парня возможности понять: «как так?». Почему тот Сонхва — слишком чувственный, слишком эмоциональный, слишком искренний и просто Сонхва, который всегда немного слишком — вот прямо сейчас настолько сломан? Лишён всех красок и чётких очертаний, глубоко загнан в непринятие самого себя, не способный даже подумать, что они никогда не отвернулись бы от него. Чонхо прокручивает в голове слова хёна, пытаясь найти то самое недостающее звено, с которым появится смысл отторжения самого себя у Сонхва. — Ну конечно, — взгляд на старшего, — он тебе, конечно же, ничего не сказал. Сонхва поднимает голову, непонимающе смотря на младшего. — Хонджун тебе ничего не сказал…Как эгоистично. — О чём ты? — Да вы, чёрт возьми, друг друга стоите! — Чонхо вспрыскивает и отводит взгляд в сторону. — Только вот если ты просто идиот, то он ещё и грёбанный эгоист — он поломал тебя только сильнее, сделав вид, что только ты такой, что он ничего не испытывает к тебе! Сонхва с болью смотрит на Чонхо, и тот чувствует, как внутри зарождается неприятное чувство неловкости. Линии построения такие чёткие, что об острые углы можно резать кожу. И как тут быть? — Он явно не видит в тебе друга, хён, он влюблён в тебя! Это было очевидно ещё с твоего дня рождения, с того самого… — Хватит, — Сонхва обрывает слова друга, и отводит взгляд на потухший красный фонарик, — я не хочу, чтобы ты в этом копался. Истинные чувства Хонджуна не изменяют того, что он чётко дал понять ещё осенью. Ему противно то, что он чувствует ко мне — это я увидел чётко.       Он встаёт с подоконника, без удивления ощущая тремор по телу. Он смотрит на не сводящего с него глаз Чонхо, и кидает лишь одно короткое «прости». Закономерности раздражают.       Чонхо поджимает губы, ощущая, как внутри закипает злоба. Смотреть на такого Сонхва, и понимать, что он ничего не может сделать — жестоко. Последние два месяца он надеялся, что именно их дружба — дружба сроком в жизнь — не позволит Сонхва так сильно запутаться в себе. В итоге, она стала ещё одним витком его лабиринта. Возможно, оттого Чонхо не находит другого выхода, кроме как оставить друга одного. В конце концов, он показал самое главное — готовность принять его таким, какой он есть. Но пока Сонхва не будет готов принять самого себя, они ничего не смогут исправить. Выйдя из коридора, уже на первом пролёте лестницы Чонхо обнаруживает сидящего на ступенях Сана, который крутит в руках ключи от мотоцикла, и бесцельно смотрит вниз.       Вдох — выдох: «Всё-равно он должен был узнать». — Хо ненадолго прикрывает глаза, уравновешивая эмоции, и делает несколько шагов вниз, останавливаясь рядом с парнем. По лицу того младший понимает, что к разговорам тут никто не расположен — что и отлично – и облегчённо продолжает спускаться к выходу. — Ты уверен, что его можно оставлять сейчас одного? — тихо и неуверенно припечатывается таки в спину спускающегося, вынуждая сделать ещё одну остановку. Чонхо смотрит куда-то внутрь себя, пытаясь понять: «А действительно можно ли?», но не найдя ни тени сомнения, даёт уверенный ответ. — Он не маленький мальчик, Сан. — Даже немаленькие мальчики делают глупости. — Низкий голос звучит взволнованно, и это так необычно на контрасте с неизменно громким и заводным Саном, что заставляет Чонхо повернуться к нему лицом. — Ему необходимо побыть одному, понимаешь? — По-моему, он уже достаточно побыл в одиночестве, разве нет? — парень даже не пытается скрыть осуждение. — Не по моей вине! — младший раздосадовано вперяется взглядом в Сана. — Это его выбор, и это его проблема. Он решил разбираться в ней сам. — И ты решил это так и оставить? Чонхо всматривается в тёмные глаза парня напротив, и улавливает там то же самое, что испытывал сам, когда всё понял. Это желание помочь, желание быть рядом, и желание, во что бы то ни стало, избавить друга от всех болезненных эмоций. Вот только не сложилось. Помочь можно лишь тому, кто хочет эту помощь получить — никак иначе. И поэтому сейчас вся плавленая смесь этих стремлений застывает внутри Чонхо в одно уверенное: — Да. Так будет лучше.