Kiedy wrócisz do domu

Аппаратура издает мерное попискивание, нос режет характерный запах дезинфекторов, голова будто раскалывается пополам, а грудь кажется слишком тесной, чтобы дышать. Вот так вот он еще и глаз открыть не успевает, но уже знает, куда его занесло. Опять больница. Наша песня хороша, начинай сначала. Он определенно в этом году идет на рекорд, потому как это уже третий – а третий ли? – раз, а еще только апрель на исходе. Он с трудом продирает глаза, щурясь от слишком яркого освещения. Итак, на правой ноге гипс, на груди повязка… Если сейчас окажется, что он еще и руки покалечил, то держите его семеро. – Тони, – тихо зовут его. – Тони, проснись, пожалуйста. Конечно, это Пеппер. Ее теплая рука касается его ладони, затем проверяет лоб. Тони ободряюще улыбается ей, но беспокойство все равно не сходит с ее лица. – Эй, все не так уж плохо, – оптимистично заверяет он. – Какой это был этаж? Восьмой? Пеп, да я понижаю планку – не так давно я навернулся с четырнадцатого. Возможно, звучало не слишком утешающе – она только рассердится и наорет на него за безрассудство и наплевательское отношение к себе, но Тони все равно – все лучше, чем это сломанное выражение боли на ее лице. – Пеппер, – старается он изо всех сил. – Я в порядке. Честно. Но Пеппер будто и не слышит. Она ходит по палате, ставит в вазу принесенные с собой цветы, приглушает слишком яркий свет, от чего его заполняет нежность к этой маленькой, худенькой женщине, знающей его лучше всех остальных в мире разом взятых. Она снова берет его за руку, садясь у кровати. – Я не должна была позволять тебе подвергать себя такой опасности, – тихо говорит она. – Я не хотела ограничивать тебя, но ты мог погибнуть – абсолютно в любой момент, Тони. Я так боялась, что ты возненавидишь меня, если я брошусь умолять тебя остановиться, но, черт возьми, лучше бы ты ненавидел меня, чем лежал сейчас при смерти. Пожалуйста, проснись, Тони, я умоляю тебя, просто очнись. Тони замирает в недоумении – о чем она, он ведь уже давно пришел в себя. И вдруг Пеппер начинает плакать – сдержанно, как ей и свойственно: тихо и без размазавшегося макияжа, только слезы текут по ее потерявшим всякую краску щекам. Тони протягивает руку, желая дотронуться к ней, утешить, поцеловать… …и его рука проходит сквозь ее тело, как через воздух. У Тони не получается ее коснуться. Тони совсем ничего не понимает. – Какого рожна происходит вообще? – громко ругается он, садясь в кровати. Он чувствует странный рывок, когда поднимает голову с подушки и вытягивает руки перед собой – о, неплохо, они целы и невредимы. Но Пеппер все так же неподвижно сидит возле его кровати, сжимая его пальцы. Только вот он этого не чувствует, и рука, безвольно белеющая на больничном одеяле, явно принадлежит кому-то другому. Тони ощущает, как волна паники захлестывает его с головой, он вскакивает на ноги – и внезапно оказывается перед кроватью, где неподвижно лежит его собственное тело, рядом его любимая женщина, а он вдруг просто смотрит на них сверху вниз. У него зубы начинают стучать от пробежавшего по спине холодка, и он беспомощно обнимает себя руками. Что за чертовщина?