***
Лагерь Ордена Феникса представлял собой хаотичное скопление покосившихся палаток и ржавых фургонов на поле для квиддича Хогвартса. Разрушенный силуэт школы маячил на заднем плане как жестокое напоминание обо всём, что было потеряно. Они уже давно отказались от попыток восстановить школу после череды сражений, и теперь она, казалось, отвергала любую магию, словно даже школа устала от войны. Гермиона незаметно вернулась обратно, пробормотав необходимые пароли для обхода заслонов и опустив голову, чтобы не привлекать внимания. Иногда ей казалось, что они могут догадаться. Иногда ей казалось, что они могут увидеть присутствие Драко, впечатавшееся в её кожу. Иногда ей казалось, что так оно и есть. — Гермиона! Она вздрогнула. Это был не дружеский окрик, скорее обвиняющий и взволнованный, и она неохотно повернулась, чтобы посмотреть на раскрасневшегося и суетливого Симуса, который топал к ней. — Привет, Симус. — Где, чёрт возьми, ты была? Ей хотелось закатить глаза на его грубость, но она подавила это желание. Сказать, что последние несколько лет их отношения были напряжёнными и некомфортными, было недостаточно. Вскоре после того, как Гарри, Рон и остальная армия Дамблдора были убиты, а Драко спас её, Симус попытался поцеловать её. Она, конечно же, отшатнулась от него. К несчастью для Гермионы, Симус был одним из тех хрупких мужчин, которые приравнивают отказ к унижению. Как будто он считал, что имеет право на её привязанность, как будто она была призом Ордена, на который должен был претендовать самый высокопоставленный мужчина. К чёрту это. — Я просто пошла поискать ингредиенты для зелья, — сказала она. — Я ищу тебя уже целый час, — огрызнулся он. — Я сказала Помфри, куда иду. Было бы разумно иметь под рукой дополнительные ингредиенты. Пожиратели Смерти вряд ли собираются тихо уйти. — Я знаю это. Я не тупой. Гермиона поджала губы. — Хорошо. В её памяти всплыл Драко. Весь в ярких, резких красках и с острыми чертами лица, с одобрительной ухмылкой наблюдающий за её ответом. Он бы точно похвалил её пассивно-агрессивный тон. — Мы уже провели собрание и обсудили все планы на завтра, — сказал Симус, его голос был холоден. — Вот почему я искал тебя. Чтобы ты, чёрт возьми, имела представление о том, что мы делаем. — Ну, я уверена, что ты сможешь рассказать мне об этом позже. Он фыркнул и сложил руки. — Это не моя вина, что ты всё пропустила. Ты можешь разобраться в этом сама. Гермиона почувствовала, как жар приливает к лицу, обжигая щёки. Он разозлил её. Мерлин знал, что она была терпеливой женщиной; она всю жизнь нянчилась с упрямыми мужчинами, такими как Гарри, Рон и Драко, но Симус был новой породой несносного мужского самодовольства. Иногда казалось, что она была искрой, а он дул на неё, дожидаясь, не вспыхнет ли она. — Хорошо, — просто сказала она.***
Черный плащ Драко хлестал воздух вокруг него, словно движимый яростью, когда он шёл по коридорам поместья, его шаги были тяжёлыми и целеустремлёнными, а на лице застыло безразличное выражение. Он всегда смотрел вперёд, когда бродил по этим залам, не обращая внимания на изуродованные и обезображенные вандалами портреты его семьи и предков, то здесь, то там развешанные по стенам. Он до сих пор помнил, как кричала картина его матери, когда ей отрезали голову от тела. Тогда он тоже не вздрогнул. Всё во имя выживания. Пожиратели Смерти проходили мимо него, склонив головы и сжавшись в почтительной позе, но он не обращал на них внимания. Они ничего не значили для него. Всё это больше ничего для него не значило. Его траур давно закончился, и всё, что его волновало, — это необходимость попасть на другую сторону этого ада. С ней. Если для достижения желанного мира с ней ему нужно было носить маску жестокости и насилия, то это было лишь неудобством. Он всё равно делал это с самого детства. — Драко! Он поморщился, но быстро скрыл своё недовольство, повернувшись на пятках, чтобы поприветствовать Беллатрису лёгким кивком головы. — Добрый день, Тёмная Леди. Беллатриса шла к нему, окутанная темнотой и безумием, всё ещё одетая в рваный шёлк и кружева, как и раньше, хотя теперь она носила и корону. Та всегда криво сидела на её голове и смотрелось бы почти комично, если бы не пустые злые глубины её глаз. Можно было даже не заметить, что она носит корону, когда её дикие, маниакальные глаза впивались в тебя своим взглядом. Если Беллатриса и раньше была невменяемой, то смерть Волдеморта превратила её в ходячую оболочку, дышащую садизмом. — Драко, — жутко улыбнулась она, — как поживает мой маленький коварный племянник? — Коварный? — Ну, где же ты был, мой милый? Её скрипучий, визгливый голос царапал нервы Драко. — Тренировался, — быстро ответил он. — Где? — В Уайтхейвене, на скалах, — он даже не моргнул. Её кошачьи глаза сузились. — Ты пошёл один. — В этом и был смысл. Мне нужно было сосредоточиться, а люди мешают это сделать. Беллатриса зашипела и двинулась вперёд, огибая его медленными, размеренными шагами, выделяя каждое слово резким щелчком каблуков. — Некоторые подумали, что ты мог нас бросить. Сбежать. Как крыса с корабля. — Ты думаешь, мне есть дело до того, что они думают? Она быстро развернулась и ударила его по лицу, её обломанные ногти скользили по его коже, как наждачная бумага. Пронзительный треск громким эхом разнесся по пустым залам поместья, и Драко с шипением втянул воздух сквозь зубы. В его голове возникла Грейнджер, вся в тёплых осенних тонах и мягкости, с руками на бёдрах, предупреждающая его подавить свой нрав. — Тебе должно быть наплевать на то, что я думаю, — прорычала Беллатриса. Он медленно вдохнул. — Да. — Хорошо. Мы оба знаем, что будет завтра, Драко, и я не допущу, чтобы твои жалкие выходки дали остальным повод бросить нас перед самым финалом. Если один из моих генералов сбежит, что это будет значить для всех? — Я не сбежал, — сказал он. — Если бы у нас было время, я бы бросила в тебя несколько ударов Круциатуса, но, к счастью для тебя, у нас есть более насущные проблемы. — Мне действительно повезло. — Хватит быть саркастичным маленьким ублюдком. Завтра будет последний бой, Драко. Кульминация. И я знаю, что эти грёбаные орденские подонки превосходят нас числом, и мы на полпути к могиле, но я намерена утащить с собой как можно больше из них. Рот Драко едва заметно дёрнулся. — Что ты имеешь в виду? — Всё, что таится в самых тёмных уголках твоего воображения, — ответила она, её тон был одновременно детским и ледяным. — И то, что постоянно находится на переднем крае моего. — Ты знаешь, что я не могу постичь твой гений, Тёмная Леди. Чего ты хочешь? — Я хочу хаоса, — произнесла она почти шепотом, словно представляла, как всё действо разворачивается перед ней, и наслаждалась этим. — Я хочу адского пламени, взрывов, разрухи повсюду. Я хочу, чтобы Тёмная магия загрязняла сам воздух, которым они дышат. Я хочу, чтобы мы оставили после себя кратер в мире. Шрам, который они никогда не сведут. К тому времени, как она закончила, челюсть Драко сжалась. — Хорошо, — сказал он. — А остальным ты сказала то же самое? — Мы расскажем им завтра, когда их кровь будет бурлить и они будут пьяны от адреналина. — Звучит разумно, Тёмная Леди. Беллатриса, казалось, вышла из своего детского транса. — За кровь, славу и смерть. Драко подавил вздох. — Кровь, слава и смерть.***
В ту ночь, когда в одиноких комнатах Малфой-мэнора воцарилась кромешная тьма, Драко никак не мог заснуть. Зловещие желания Беллатриссы о пожаре и разрушении непрерывно звучали в его ушах, а его нутро отяжелело от предчувствия. Было почти два часа ночи, когда наступил момент, которого он так ждал. Левое предплечье покалывало знакомой успокаивающей магией, и он опустил взгляд, чтобы увидеть, как маленькая выдра Грейнджер материализуется прямо под его Тёмной меткой. Она сияла нежным голубым и белым светом, переливаясь, как её Патронус, и излучая мягкое тепло, которое разливалось по всему телу и успокаивало нервы. Она создала эти чары два года назад в качестве странного подарка на день рождения, но они стал одной из его любимых вещей в мире, уступая лишь ей самой. Если она касалась запястья и произносила заклинание Кретура Солатум, маленькая выдра просто плавала вокруг него, словно его кожа была водой, и даже танцевала по его Тёмной метке, и он прекрасно знал, что Грейнджер специально поместила её туда. Немного света, чтобы разбавить тьму. У Грейнджер, в свою очередь, на лодыжке был его Патронус — гладкая змея. Если он прикасался палочкой к ноге и произносил то же самое заклинание, маленькая змейка успокаивающе обвивалась вокруг её ноги. Это были безобидные, бессмысленные чары, и всё же их использование накануне битвы стало для них обычным делом. Маленький, казалось бы, ничего не значащий жест, но какой-то интимный и священный. Возможно, это было связано с тем, что Грейнджер была единственной, кто когда-либо его видел. Она, конечно же, была его движущей силой. Он постучал палочкой по лодыжке и прошептал: — Кретура Солатум. Ещё несколько минут её выдра танцевала на его коже, а затем медленно рассеялась, но её тепло осталось, и, наконец, он заснул.***
Грудь Гермионы вздымалась от рваных, с трудом сдерживаемых вдохов, а глаза покраснели от пота, постоянно стекавшего по ним. После почти двенадцати часов непрерывной борьбы её мышцы перенапряглись и пульсировали, но в основном она была невредима. Укрывшись за полуразрушенной стеной, чтобы успокоить дыхание, Гермиона осмотрела поле боя и оценила ситуацию. Они находились в месте, где некогда была Годрикова Впадина. Живописная раньше деревня теперь представляла собой не более чем шрам на ландшафте, и сегодня будет уничтожено последнее, что ещё осталось. Орден, конечно, предсказал, что безумие Беллатрисы вырвется в мир в её последней, безжалостной попытке убить как можно больше людей, но они не могли предугадать её методы. Адское пламя проносилось по полю боя подобно урагану, иногда до двадцати всполохов одновременно. К тому времени, как кому-то удавалось погасить пламя, оно успевало поглотить несколько солдат Ордена. А между этими красными и оранжевыми вспышками постоянно мелькали зелёные вспышки Убийственного проклятия. Да, Орден давно смирился с неоспоримой реальностью использования Убивающих проклятий, но Пожиратели Смерти были гораздо более привычны к тьме и использовали её так же непринуждённо, как Люмос. Трупы и части тел были разбросаны по округе, как жуткое конфетти; жертв среди Орденцев было гораздо больше, чем предполагал самонадеянный и наивный Симус, но Пожирателей Смерти осталось совсем немного. Неизбежность поражения Пожирателей было зловещим предзнаменованием восхода солнца, и теперь до него оставались считанные минуты. Сейчас было самое время подать Драко сигнал к побегу. Она видела его пару часов назад, уверенного и непоколебимого, спокойного среди хаоса. Она жаждала его объятий и сильных рук. Сейчас было самое подходящее время. Она направила палочку на запястье и произнесла: — Кретура Солатум. Но тут её бросило вперёд, и в ушах зазвенело от грохота взрыва.***
На другой стороне поля боя, стоя на месте, которое когда-то было кладбищем Годриковой Впадины, Драко осмотрел окрестности. Вокруг него из земли, словно черви, торчали разбитые останки надгробий, а дым от недавно потушенного адского пламени клубился вокруг, застилая глаза. В двадцати футах от него лежало скопление обгоревших чёрных тел, и от смешения запахов тёмной магии и горящей плоти у него начался рвотный рефлекс. Он уже давно отстранился от битвы, при первой же возможности переметнувшись на сторону Беллатрисы и держась в стороне, затаившись в дымных тенях и ожидая зова Грейнджер. Он заметил её два часа назад, решительную и ловкую, красоту в хаосе, как искру во тьме. Его грудь сдавливали подавляемое предвкушение и — осмелился бы он даже подумать об этом — надежда. Обещание их побега, казалось, окружало его, трещало в воздухе, как волшебство. Он жаждал этого. Он не знал, как обстоят дела у Пожирателей Смерти, но, судя по уменьшающемуся количеству заклятий Адского пламени и тревожной тишине, окутавшей окрестности, он понимал, что битва близится к концу. Как раз в тот момент, когда он раздумывал о том, чтобы подойти ближе к центру сражения и посмотреть, сможет ли он заметить Грейнджер, он почувствовал, как ожила её выдра. Впервые с тех пор, как… с тех самых пор, которые он не мог вспомнить, он улыбнулся. Настоящая, искренняя улыбка, и она казалась такой чужой на его искажённых войной чертах. Быстро оглядевшись вокруг, чтобы убедиться, что его не заметили, он аппарировал к месту их тайной встречи: развалинам старого фермерского дома, расположенного в полумиле от Годриковой Впадины, на вершине холма, с которого открывался вид на деревню. Они часто встречались там после битв, чтобы убедиться, что оба в порядке и здоровы, а иногда и в разгар сражения, чтобы обнять друг друга, когда пролилось слишком много крови. Внизу, в долине, под густой пеленой дыма изредка освещаемый зелёными вспышками лежал волдырь той земли, которая когда-то была прекрасной деревней. Людей вообще не было видно. Где была Грейнджер? Нахмурившись, он присел на старую стену и стал ждать. Солнце только начинало садиться, отчего дым приобретал яростный, зловещий оранжевый оттенок. А потом начался дождь.***
Гермиона метнула в Беллатрису ещё один удар, попав ей в плечо и выбив её из равновесия. Дождь превратил ковёр из пепла и сажи в чёрный ил, и он размазался по всему телу Беллатрисы, делая её похожей на кровоточащую тень. Сказать, что Гермиона выигрывала их схватку, было преуменьшением: она била её наотмашь. Гермиона не знала, пострадала ли Беллатриса в предыдущей стычке или просто потеряла концентрацию и оттого стала неуклюжей от жажды крови, но это было похоже на борьбу с разъярённым подростком. Тем не менее, Гермиона знала, что нужно быть осторожной. Испорченный фейерверк гораздо опаснее обычного. — Сколько раз мы уже сражались, грязнокровка? — язвила Беллатриса, поднимаясь с земли. — Одиннадцать? Двенадцать? — Я сбилась со счёта, — сказала Гермиона, когда они начали кружить друг вокруг друга. — И тебе никогда не удавалось убить меня. — Тебе тоже никогда не удавалось убить меня. Глаз Беллатрисы дёрнулся. — Ты стала сильнее. — Нет, ты стала слабее. Беллатриса зарычала от негодования и выпустила проклятие, но Гермиона с лёгкостью увернулась от него и парировала ещё одним заклинанием, которое с силой толкнуло её на землю. — Ты не сможешь победить, — сказала Гермиона, делая шаг вперёд. — Ты не обязана умирать в битве, которую уже проиграла. Просто сдайся. — Думаешь, я когда-нибудь позволю затащить себя обратно в Азкабан? Беллатриса выпустила ещё одно проклятие, но промазала настолько, что Гермионе даже не пришлось уклоняться. — Прекрати, Беллатриса, — спокойно приказала она. — Всё кончено. Мы с тобой достаточно сталкивались со смертью, чтобы знать, что нет ничего хуже. На лице Беллатрисы промелькнуло странное выражение неохотного согласия и покорности. Её глаза стали круглыми и печальными, а плечи опустились от поражения. Это был глупый момент наивности, но Гермиона на мгновение забыла об истинной природе стоящей перед ней маниакальной женщины и опустила палочку. Через долю секунды Беллатриса снова превратилась в неприкрытое воплощение зла и выпустила в сторону Гермионы проклятие. Это проклятие попало в цель: в палочку Гермионы. Насколько она знала, она была единственной, кому удалось сохранить свою детскую палочку неповрежденной и целой на протяжении всей войны, но заклинание Беллатрисы разнесло её в щепки. Однако Гермиона была идеальным солдатом, обладала всеми инстинктами и опытом и давно изучала беспалочковую и невербальную магию, ещё в Хогвартсе. Без палочки её магия не была такой сфокусированной и точной, но она была способна на многое. К несчастью для Беллатрисы, которой следовало бы знать лучше, что сила и отсутствие контроля могут стать роковой формулой. Гермиона направила руку с вытянутыми пальцами, и Беллатриса оторвалась от земли, стремительно взмыв в воздух, пока не столкнулась с каменной стеной заброшенного дома. Даже с расстояния в двадцать футов Гермиона услышала, как хрустнула шея Беллатрисы, после чего она неуклюже сползла по стене и упала на землю. Глубоко вздохнув, Гермиона пальцами откинула мокрые волосы с лица. Дождь усиливался, но дым начал рассеиваться. Неподалеку от неё из серой мглы вынырнула пара неясных силуэтов, направляясь в её сторону. Она не знала, были ли это члены Ордена или Пожиратели Смерти, но это было неважно. Она была готова оставить всё это позади. Пришло время. Время быть с Драко. Она не совсем доверяла своим магическим навыкам, чтобы аппарировать без палочки, поэтому начала бежать. Бежать к Драко. Он уже должен быть на их месте и ждать её. Она практически задыхалась от желания быть с ним, чтобы они могли наконец сбежать. Наконец-то. Судьба осмелилась взволновать её. Судьба осмелилась улыбнуться. И она позволила себе вернуть той улыбку. С небольшим запасом энергии, которая осталась после многочасового сражения, она начала бежать к месту их встречи. К Драко. Несмотря на то, что она почти не чувствовала конечностей, а ноги распухли и онемели, мысль о том, что он ждёт её там, бодрила. Её сердце забилось быстрее. Кончики пальцев покалывало от предвкушения. О, потребность увидеть его была грозной, жгучей болью. Дождь шумел вокруг неё, бил по спине и намочил волосы так, что они хлестали по лицу, когда она бежала. Остывающие капли дождя и обещание, что Драко ждёт её, были как бальзам на раны и ноющие мышцы. Десять минут бега показались ей десятью часами, но она парила всё это время под воздействием адреналина и надежды и легко могла бы пробежать ещё шесть миль до него. Ради него. Руины фермерского дома показались над гребнем холма, когда солнце достигло горизонта и небо окрасилось в красно-оранжевый цвет. Она заметила силуэт Драко, сидящего на хрупкой стене менее чем в пятидесяти футах от неё, и закат заливал его тёплым золотистым светом. Она сделала паузу и вздохнула. А потом улыбнулась. Она могла бы заплакать от облегчения и радости. Он ещё не заметил её, и она украла драгоценный момент, чтобы просто посмотреть на него. Она была так сосредоточена на своём Драко, что не заметила другой силуэт, скрывающийся в тени фермерского дома. Симус уже начал читать заклинание, когда она заметила его, и к тому времени, как её мозг уловил момент, зелёное проклятие устремилось к Драко. — НЕТ! Крик разорвал её голосовые связки и вырвался наружу диким пронзительным воплем, который, казалось, заставил дождь затихнуть в воздухе. Она пришла в движение как раз в тот момент, когда зелёный свет ударил Драко в живот, и он вскрикнул от боли. Она бросилась к нему, движимая инстинктами и паникой. К этому времени Симус заметил её. Даже не взглянув на него, она вскинула руку и ударила его магией, отчего он с размаху врезался спиной в стену фермы, потеряв сознание. Её ноги гулко ударились о землю, а испуганное сердце громко стучало в барабанных перепонках. Она видела, как Драко начал терять сознание и падать, и слёзы уже жгли ей глаза. Но она успела вовремя. Она успела поймать его голову на колени, прежде чем та ударилась о грязную землю. Он был ещё жив. Его лицо исказилось в агонии, но он был жив, и она даже рассмеялась от облегчения. Это было не убийственное проклятие. — Слава Мерлину, — пробормотала она про себя. — Мне так жаль, что я так долго. Мне так жаль. — Типичная чёртова женщина, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Вечно опаздываешь. — Чем он тебя ударил? Круциатус? Сектумсемпра? Искалечивающим проклятием? — она прекратила свои вопросы и поняла, насколько широкими и круглыми были его глаза, как выступили вены на его горле, всё его тело вибрировало. Паника вернулась. — Чем он ударил тебя, Драко? Драко встретил её взгляд и тяжело сглотнул. — Вененум Нигрум. Гермиона резко вдохнула, но её лёгкие были пусты. Она попыталась вдохнуть, но не смогла. Она едва могла пошевелиться. Её разум отчаянно искал решения или ответы, лихорадочно перелистывая лабиринты библиотеки в своей голове, как она поступала всякий раз, когда мир обрушивал на неё новую сердечную боль. — Нет, — сказала она наконец, отводя взгляд. — Нет, ты… ты ошибаешься. Ты неправильно его услышал. Симус недостаточно опытен. Ты ошибаешься и… Он схватил её за руку. — Грейнджер, прекрати… — Нет, ты прекрати! Ты не прав… — Тогда посмотри сама, Грейнджер, — сказал он, задирая подол своего костюма. — Посмотри. Гермиона собиралась протестовать, но её взгляд упал на его торс прежде, чем она успела произнести хоть слово. Вененум Нигрум было жестоким древним проклятием, которое Пожиратели Смерти начали использовать несколько лет назад, когда война была самой безжалостной. Волшебница начала изучать его после того, как оно убило Хагрида, Виктора и Флёр в битве при Бреконе. По сути, проклятие создавало чёрный, похожий на смолу яд, который медленно и болезненно загрязнял вены и артерии своей жертвы чёрной магией. Хуже того, яд не был смертельным, пока не достигал мозга. Мучительный способ умереть. И вот он предстал перед ней во всей своей ужасающей ясности: прокол в его коже, окаймленный чёрными неровными линиями, прорастающими из раны, словно корни. Её вселенная превратилась в вакуум. — Я был прав, не так ли? — сказал Драко, его голос был тревожно спокоен. — Я умираю. — Я могу это исправить, — её слова были произнесены машинально, тон был отстранённым. — Я могу… я могу исправить это… — Грейнджер, ты можешь быть совершенством, но ты не способна на чудеса. Мы оба знаем, что это неизлечимо. — Но если я… я могу попытаться… — Грейнджер, — вздохнул он, взяв её за подбородок, чтобы она посмотрела на него. — Прекрати. Остановись сейчас. — Но я могу… — Хватит. Пожалуйста. Если я хоть что-то сделаю правильно в этой жизни, пусть это будет возможность сказать тебе, как много ты для меня значишь. Реальность начала наваливаться на неё, и её глаза расширились в испуге. Дождь лил всё сильнее и бил по коже, но капли, задерживающиеся на его щеках и застревавшие между ресницами, вдруг показались ей такими прекрасными. Тогда она посмотрела на него как следует, прямо в его ледяные глаза, и поняла, что теряет его. — Пожалуйста, не делай этого со мной, — пролепетала она, держа его лицо в своих руках. — Я не могу… я не могу этого сделать. Драко поднял руку и откинул её растрепанные локоны с лица. — Я знал, что в конце концов они сделают это с нами. У мужчин вроде меня не бывает счастливых концов, Грейнджер. Судьба ставит их перед нами и вырывает из рук в последний момент. Я знал, что они сделают это с нами. — Мы были так близко. Если бы я… Если бы я только успела… — Не надо. Ты всегда винишь себя, но это их вина. Поттер и Уизли, твои родители. Будь то твоя или моя сторона. Я говорил тебе — они обе одинаковы. Они бы никогда не позволили нам быть вместе. — Ты был прав. Мы должны были уехать ещё несколько месяцев назад, — она посмотрела вниз и заметила, что вены на его руках уже почернели. — Я так сильно тебя люблю. Ты ведь знаешь это, не так ли? — Конечно, знаю. Ты всё время говоришь мне об этом, — он сделал паузу и провёл большим пальцем по её нижней губе. — А я говорил тебе недостаточно. — Но я знаю, что ты любишь… — Я люблю тебя больше, чем когда-либо думал, что способен на это, Грейнджер, — твёрдо произнёс он. — Ты самое близкое, что когда-либо существовало у меня в душе. — Драко… — Нет, позволь мне, Грейнджер. Ты должна это знать, — его тело сжалось от боли, в груди родился стон, но затем он крепче сжал её лицо. — Ты единственный человек за всю мою жизнь, который когда-либо… лишал меня воздуха. Я люблю тебя. Всхлип, который решительно сидел у неё в горле, вырвался наружу. — Я люблю тебя. Пожалуйста, не оставляй меня здесь. Ты всё, что у меня есть сейчас. Ты всё, что я знаю. — Ты не заслуживаешь всей той боли, которую подкинул тебе мир. Мерлин знает, я заслуживаю, и, возможно, гораздо больше, — он замолчал, и знакомая тьма предчувствия затуманила его глаза. — Не дай им уйти от ответственности, Грейнджер. Счастье не ускользает сквозь пальцы, как ты думаешь. Они выхватывают его у тебя. Не дай им вырваться на этот раз. Гермиона больше не могла говорить. Её горло распухло от сдавленных криков, а слова казались такими недосягаемыми. Она могла лишь с ужасом наблюдать, как чёрный яд ползёт по венам и артериям его шеи. Она хотела сказать ему тысячи вещей: как тот человек, которым он стал сейчас, затмил его юношеские недостатки. Как после многих лет совместной жизни он всё ещё заставлял её сердце замирать, когда он входил в комнату. Как он был так прекрасен для неё. Все яркие, резкие цвета в её мире тьмы. Её вселенной. — Я люблю тебя, Грейнджер, — снова сказал Драко, его пальцы больно впились в её щёки. — Моя любовь, моя жизнь. Гермионе удалось подобрать единственные слова, которые действительно имели значение. — Моя любовь, моя жизнь. Они коротко поцеловались, а когда она отстранилась, его глаза заплыли чёрным ядом, а из уголка рта потекла струйка чёрной крови. Его больше не было. Словно дыхание, унесенное ветром. Дождь прекратился. Они почти добрались. Почти. А «почти» всегда намного хуже, чем «никогда». Но его больше не было. Её любовь, её будущее, её вселенная. Там, где всё это было, теперь было только небытие. Пустота. Горе было мгновенным и мучительным. Ей казалось, что всю её грудь распирает от боли. Всё, что она могла делать, это повторять движения большими пальцами по его щекам и плакать. Потери стали для неё почти нормой, но эта боль была другой: всепоглощающей и томительной. Удушающей. Он был тем будущим, которое она планировала. Её последняя ступенька. Её конец. — Гермиона? Голос Симуса был пронзительным, непрошеным сигналом тревоги в её тихом отчаянии. Далекие и хриплые голоса других людей звучали на заднем плане, но она не могла отвести взгляд от неподвижных совершенных черт Драко. Она просто хотела остаться с ним наедине. — Гермиона? На этот раз она вздрогнула. Как он посмел. Как он посмел прервать её траур. Ведь это он наложил на неё руки. Он заставил прекрасные серые глаза Драко почернеть. Он вырвал счастье из её вселенной. Он убил Драко. И вдруг она почувствовала другую эмоцию, искусно прятавшуюся между складок её страданий. Ярость. Не дай им уйти от ответственности, Грейнджер. Гермиона с шипением и дрожью втянула воздух стиснутыми зубами. Она сосредоточилась на ярости, чтобы избавиться от своего горя, и это чувство было таким тёплым и соблазнительным, как насыщенное красное вино. Блаженство по сути своей. Не сопротивляясь, она позволила ярости заключить её в свои утешительные объятия. Она почувствовала, как та вцепилась в её магию, и две силы переплелись, подобно танцорам, грациозно двигаясь по всему телу. Она ощущала ярость в кончиках пальцев, как будто её пронзали иголки. Она почти опьянела от неё. Ощущение было таким тёплым. Сначала она не заметила этого, поскольку всё ещё была зациклена на безжизненном лице Драко, но от её рук исходило мягкое зелёное свечение. Её магия. Её ярость. Вместе. — Гермиона! С рычанием чистой ненависти Гермиона вскочила на ноги, развернулась лицом к Симусу и направила на него руку. Зелёное сияние вырвалось из её ладони в виде яростного, тёмного изумрудного пламени, которое жадно потянулось к Симусу и подожгло его. Её магия заставила его застыть на месте, и он не мог даже пошевелиться, сгорая заживо, а его крики были подобны оркестру. На периферии её взгляда собралась небольшая толпа членов Ордена и Пожирателей Смерти, и некоторые из них тоже кричали. И всё же Гермиона по-прежнему чувствовала тепло. Спокойствие. Волдеморты и Беллатрисы этого мира искали зло и купались в нём. Заблудшие души, такие как Драко, неуклюже падали в него и вновь вырывались, никогда не чувствуя себя по-настоящему комфортно, но будучи заключёнными в его тени. А потом появлялись люди вроде Гермионы, которых тысяча разных рук безжалостно затолкала во тьму. Потому что все мы находимся всего лишь в одном разбитом сердце от того, чтобы совершить невообразимое. Зло же просто ждёт удобного случая. Когда крики Симуса стихли, и он был опален чёрно-серым пламенем, она снова призвала своё зелёное пламя и просто смотрела, как он рассыпается пеплом. Теперь зелёный огонь полностью окружал её, распространяясь по всему телу, словно аура, и она заметила, что трава у её ног полыхает. Медленно и неохотно она снова посмотрела на Драко, и зелёное пламя на мгновение потускнело. Горе пыталось вернуть волшебницу в свой холодный, удушающий кулак, а она упорно цеплялась за ярость. С последним проблеском слабости и одинокой слезой, скатившейся по щеке, она повернулась к толпе зрителей, вглядываясь в их испуганные и настороженные лица. Все они были знакомы, но никто из них не был другом. Были ли они Пожирателями Смерти или членами Ордена, ей было всё равно. Всё, что она видела, разглядывая их, — это ответственность. Ответственность за смерть её родителей. За Гарри и Рона. За Джинни и Полумну. За каждого человека, который заставлял её улыбаться. Но в основном за Драко. Её зелёное пламя беспокойно дёрнулось и потянулось в стороны. — Все вы заплатите за это, — сказала Гермиона, её голос был ровным и спокойным. — Все вы сгорите.