Odyssey

«Нужно уходить,» — первая мысль, пришедшая в голову Сета после неудачного откровения Гора. Слова племянника сладким мёдом разлились по телу, заполняя зияющие в душе дыры, и это неимоверно пугало бога войны, заводя в тупик. Сет понял, что тонет. Тонет от невозможности контролировать ситуацию. Происходящее казалось ему неправильным, неестественным. Боги действовали только в рамках своего чутья, которое подсказывало им наиболее правильное стечение будущего. Сет всегда знал, как поступить. Это знание было заложено в нём ещё до рождения и служило неотложным правилом. Как Исиде всегда было предопределено стать супругой Осириса, как Осирису — умереть, пройти суд и самому стать судьёй в загробном мире, как Гору — отомстить за отца и стать символом царской власти, так и Сету — проиграть в долгом и кровопролитном сражении с племянником и стать причиной гонений рыжих Нубийцев. Так было предначертано. Но… Что-то пошло не так.   Анализируя прошлое, Сет задумался. Он был младшим сыном Нут и Геба. Все относились к нему предвзято из-за его незначительной роли в системе мира. Что делать повелителю пустынь без пустынь? И вот, когда в Сете начали зарождаться семена зависти и ревности, Осирис вдруг заметил его. Это было неожиданно. Старший брат, которого все любили и почитали, как будущего правителя Египта, вдруг стал проявлять внимание к младшему. Бог жизни подарил ему смысл существования. Он как будто знал то, чего не знали другие, и всеми силами старался предотвратить это, подавив в Сете злобную сущность. Бог войны потерял нить судьбы, но в итоге пришёл к тому же: убийство, месть, битва, изгнание. Но каким способом он к этому пришёл и какие последствия? Они с Гором должны быть заклятыми врагами, так почему? Осознание тяжким грузом свалилось на голову повелителя песков. Так быть не должно. *** — Вы уверены? — Да. Сет стоял с упрямо сложенными на груди руками. Бог неба отчаянно стискивал кулаки у него за спиной.   Сет решил уйти, объясняя всё тем, что не хотел придавать огласке своё положение. Не хотел, чтобы кто-либо узнал, что опыты Осириса прошли успешно. Ребёнка могли счесть «ошибкой» и тогда от него избавились бы вместе с родителем.   Гор не мог отрицать рациональность этого суждения, но так же он понимал: дело не только в этом. Мужчина уже жалел, что признался в своих чувствах, зная о непростом характере бога войны … Однако, вспоминая безучастное лицо дяди в тот момент, напоминающее по спектру эмоций мёртвого Анубиса, он не смог поступить иначе. — И куда ты пойдёшь? — не унимался юноша, уже не заботясь о своём состоянии и обращении к старшим. — У меня есть место и люди, к которым я могу обратиться, — флегматично пожал плечами бог войны. — Они могли уже умереть за время, что ты провёл здесь, — напомнил верховный бог и пожалел о сказанном. Если в его планах было добить повелителя песков, то он нашёл самый идеальный аргумент. Губы Сета непроизвольно сжались в тонкую линию. Похоже он забыл о такой "незначительной" проблеме, как время, которое для богов и для людей текло по-разному. Той семьи, что приняла дядю, как родного, могло больше и не быть, и никто из небожителей даже не заметил бы этого.   Время — это живое существо. Это жизнь, это смерть, это враг человечества. Змей Мефес. У одних он полз со скоростью улитки, у других — закручивался в невиданный водоворот. Каждый ощущал его по-своему. Бог мог замедлить его ход для себя, но не остановить. Для всех змей был неумолим, безжалостно поглощая всё на своём пути: горы, реки, города. Но не для Ра. Для неё Мефес как будто тёк иначе. Словно ручной кот, он безропотно подчинялся ей, подставляя чешуйчатое тельце под её ласки. Прародительница была везде и всегда. Но об этом знала только она.   Сет устало вздохнул, взглянув на вмиг поникшего бога неба. — Неважно… Меня всё равно не примут, пока я не найду все души. Да и как ты думаешь, отнесутся к ребёнку от мужчин? Он будет гоним. А я не хочу, чтобы судьба Анубиса повторилась. Лучше быть неизвестным богом на земле, чем стать мишенью для сородичей.   Гор отвернулся. Он всё прекрасно понимал, но не хотел принимать. Он чувствовал себя потерянным в бескрайней пустыне ребёнком, которому приказали ждать на месте. Он стал верховным богом, но даже так, не мог защитить родных ему существ. Не мог противостоять воле Ра или совета. Он даже не мог выйти за стены собственного дворца без ведома матери и личной стражи. Его всё ещё считали немощным птенцом, которому нужна постоянная опора для передвижения. И от этого Гору становилось тошно.   Внезапно юноша заметил взгляд дяди, в немом изумлении направленный ему за спину. Гор проследил за ним.   В трапецивидном проёме стояла Нефтида. Светлые глаза внимательно устремлены на мужа. — Простите, я подслушала, — спокойно сообщила богиня гармонии, и Гор поразился её разительной перемене за то время, что он не видел тётю. Последний раз это было на суде, когда женщина потеряла сознание, услышав весть о сыне. Сейчас же, в траурной голубой ленте, повязанной на лбу, со скованными перед собой руками она выглядела величественно и смотрела не менее решительно. Но с чем была связана её решимость? — Сет, это правда? — обратилась к мужу светловолосая, намереваясь подойти, но Гор преградил ей дорогу. — Я просто хочу проверить, — доверительно пояснила богиня гармонии, но верховный бог не шелохнулся. Тогда вмешался Сет. Он одним движением отодвинул юношу в сторону и встал перед женой, как смертный перед судом Осириса. Изящная рука, увешанная золотыми браслетами, прислонилась к слегка выступающему животу и тут же отдёрнулась. — Это невозможно. Осирис всё-таки… — недоверчиво выдохнула Нефтида, потрясённо схватившись за голову. Гор вовремя успел подхватить её за плечи, усадив на толстые подушки. — Я хочу помочь.   Боги в унисон бросили удивлённые взгляды на женщину, подавшую голос после нескольких томительных минут раздумий.   Богиня перестала нервно теребить складки тонкого льняного платья, того же цвета, что и лобная лента, и пояснила, ни капли не смущённая чужим вниманием: — Анубис погиб. Но этому ребёнку ещё можно помочь, — светлые глаза переместились на бога войны. — Я пойду с тобой. Вместе мы соберём все души. И сможем представить ребёнка как нашего.   Глаза Гора ошарашенно раскрылись. Нефтида почувствовала смятение верховного бога, так как повернулась к нему. — Прости, но мы действительно не знаем, как на ребёнка отреагируют. Так будет лучше.   Гор кинул быстрый взгляд на дядю и помрачнел. Сет задумчиво потирал подбородок, не соглашаясь с планом, но и не отрицая его. Казалось, он только дорабатывал детали.   Сколько лет понадобится ему, чтобы вернуться? Год, два или больше? И что оставалось Гору? Смириться и отпустить возлюбленного, даже зная о возможности его невозврата? Нефтида просто займёт его место? — Дядя, — позвал Гор.   Сет вопросительно и одновременно настороженно приподнял бровь. Он больше не доверял внезапным выходкам племянника, поэтому сделал неопределённый жест Нефтиде, и та, понятливо кивнув, выскользнула на выход.   Гор глубоко вздохнул: — Вы ведь можете не уходить. Я победил, так что… Сет прервал его на половине фразы: — Гор.   Юноша навострил слух. Редко он слышал своё имя из уст красноволосого. — Я… — повелитель пустыни замялся, неловко откашлявшись и сложив руки на груди: — Не знаю, что ты там себе нафантазировал, но я Не люблю мужчин, — бог особенно выделил частицу. — Та ночь была моей местью. И вот во что она вылилась. И мне это разгребать. Так что… просто забудь.   На несколько секунд повисла напряженная тишина, во время которой Гор усиленно соображал о значении брошенных через плечо слов. Бог пустынь хмуро смотрел перед собой, намеренно избегая растерянного взгляда голубых глаз. — Та ночь… Я тогда… — Гор запнулся, пытаясь собрать мысли воедино. Но слова вырывались лишь жалкими оправданиями. А как оправдать то, что он натворил? — Я же сказал, забудь, — жёстко оборвал его несвязанную речь Сет, подняв руку.   Он уже намеревался уйти, когда Гор внезапно воскликнул: — Я всё равно буду бороться за вас и ждать! Столько -сколько потребуется. Только возвращайтесь, — последние слова верховный бог говорил уже шёпотом то ли от их бессмысленности, то ли от стыда. Но Сет всё прекрасно расслышал и долго стоял в нерешительности: прикрикнуть на племянника или проигнорировать? В итоге просто снисходительно кивнул, а у выхода незаметно присвистнул. На плече с готовностью пристроился сокол, который на протяжении всего разговора тихо сидел на золотой жерди, устало прикрыв глаза после длительного перелёта.   Гор, увидев действие дяди, глупо растянул губы в улыбке, показав ряд белоснежных зубов. Она получилась слабой, неумелой, но такой искренней, что повелитель песков слегка смутился. Но быстро пришёл в себя, приняв прежний невозмутимый вид.   После этого Гор стойко решил: он будет много работать, разберётся с последствиями долгой засухи, заставит других уважать себя — видеть в нём настоящего верховного бога. И тогда… Что будет «тогда» бог неба ещё не придумал. *** Суди только исполнилось шесть, когда в доме внезапно появились новые жильцы. Они постучались ночью. Его мать Монифа с готовностью открыла старую скрипучую дверь и с радостным вскриком встретила нежданных гостей, чуть ли не свалив незнакомого красноволосого мужчину с ног, в порыве чувств назвав его имя — «Ако». Женщину, пришедшую вместе с ним, с бледной алебастровой кожей она приняла не менее радушно, первой пропустив в дом. Суди восхитился красоте и грации незнакомки. Красноволосый мужчина внешне походил на настоящего фараона, обвитый золотыми украшениями. Однако «жена Ако — Назифа», как представилась светловолосая, не только выглядела, но и вела себя соответствующе: высоко поднятый подбородок, широко расправленные плечи, прямая осанка, уверенный взгляд… На ней было сетчатое фаянсовое платье, поверх обычного льняного, не скрывающего контур гибкой изящной фигуры, и подвижный усех, мягко ложащийся по форме полных грудей, состоящий из бирюзы, сердалика, лазурита и золота. Настоящая царица или богиня… Суди не понимал, чем их примитивный, наполовину ушедший под землю домик привлёк столь необычных особ, но выяснять не решался.   Ложась спать, мальчик слушал бессвязную болтовню матери. О смерти бабушки три года назад. Об отце с дядей Уми, ушедших защищать границу от иноземцев. О ней, оставшейся одной с сыном. О совсем не поменявшемся за десять лет Ако. О Назифе. О каком-то ребёнке… на этом моменте Суди крепко уснул, убаюканный родным голосом. Он ожидал, что странные пришельцы сразу исчезнут по его пробуждению. Однако те не ушли ни через день, ни через неделю... ***   Нефтида удивительно быстро приспособилась к человеческой жизни. Во всём помогала Монифе, будь то уборка, готовка или ткачество. Сет тоже не отставал. Охота была не единственным его занятием. Бог войны не гнушался и работой обычных крестьян: вспахивал поля, стирал одежду, лёгким мановением руки незаметно вытаскивал утонувшие в песке дома, маскируя свои действия под проделки стихии. А иногда даже вовлекался в процесс по созданию ткани, ввязывая в нить заклинания привлечения удачи и плодородия.   За его манипуляциями внимательно наблюдал маленький Суди. Сет предложил мальчику научиться письму. Суди, не раздумывая, согласился. Спустя месяц беспрерывной работы ребёнок смог похвастаться перед всеми изувеченными длинными кривыми иероглифами своего имени стенами. Непутёвому учителю собственноручно пришлось замазывать художества ученика и заодно покрывать всё жилище новым слоем глины, а потом и добытого на охоте за душами известняка. Так что на утро Монифа обнаружила на месте своей серенькой накренившейся в бок развалины — крепкий белёсый домище.   Каждый день боги по несколько часов искали следы проклятых душ. Браслет Нефтиды и острые глаза сокола сверху служили превосходными путеводителями. Однако, в один момент Сет не смог сделать и шагу. ***   Ребёнок появился на седьмой месяц. Нефтида вырезала его из тела брата на живую. Впрочем для бога войны не составило труда затянуть рану. Богиня извлекла на свет цветок водяной лилии, что слегка озадачило бывших супругов. Но Нефтида быстро нашлась и осторожно потянула за край один из выступающих лепестков лотоса, явив нетерпеливым глазам бога войны младенца. Совсем крохотного — не больше человеческой ладони. Он долго не дышал и только спустя долгую мучительную минуту сделал первый вздох без крика разрываемых лёгких, заставив взрослых облегчённо выдохнуть в ожидании хоть каких-то признаков жизни со стороны нового божества. Сет назвал малыша первым, что пришло ему в голову — Нефертум. «Прекрасное дитя богов».   Нефертум долгое время совсем не рос и отвергал любую пищу, оставаясь ростом с детскую игрушку. Монифа приводила недавно разродившихся женщин с молоком из соседнего селения, но ребёнок отказывался пить белую тягучую субстанцию. Не ел он ни разжёванные овощи, ни мясо, ни семена, которые приносил сокол. Казалось, Нефертум жил, питаясь одним воздухом и водой, как растение, что противоречило воспоминаниям Нефтиды о первых этапах роста Анубиса: в самом начале боги сильно походили на людей. Им было необходимо брать энергию из вне, иначе они слабели и медленно усыхали. Это заставило богиню гармонии существенно задуматься о продолжительности пребывания мальчика в мире людей. Однако через полгода опасения оказались напрасны. Нефертум и не думал уходить к владыке Дуата. Он сменил свои предпочтения, начав пихать в рот всё, что считал съедобным. Он быстро окреп, набрал в весе, встал на ноги. Появились первые зубы, которыми малыш без проблем жевал ломти хлеба и сушеное мясо. От Нефтиды и Сета мальчик почти не отрывался. С Суди играл только под их пристальным надзором. А стоило богу войны ненадолго уйти, как от Нефа будто отрывали кусок плоти, и он начинал громко вопить. Поэтому первое время на поиски душ приходилось ходить только Нефтиде. Потом боги приспособились поочерёдно выбираться из дома. Богиня гармонии научилась сдерживать срывы названного сына духовными силами.   Нефертум постоянно балакал на каком-то ведомом только ему языке, лишь изредка переходя на человеческую речь. Бедного сокола без имени мальчик терроризировал нещадно: трепал его за перья, открывал и закрывал клюв, имитируя подобие речи, дергал за лапки, словно куклу, и брал с собой на циновку спать, устраивая между родителями. После такого «сна» птица выходила знатно помятой. Но он терпел, подчиняясь воле хозяина. В один день Сет всё-таки сжалился над питомцем Гора и сделал сыну деревянную игрушку в виде шакала. Нефертум был в восторге.   Но однажды мальчик надолго замолчал. В тот год Суди исполнилось девять и он нашёл себе новых приятелей, став реже играть с «братцем». И Неф часто оказывался предоставлен сам себе. И с каждым днём он становился всё более замкнутым и отчуждённым. Сет не понимал, что происходит с сыном. Тогда в дело вмешался Гор.   Верховный бог дождался, когда повелитель песков уйдёт за душами, а Нефтида станет помогать Монифе, оставив мальчика одного играться на полу, и тихо заговорил через своего фамильяра: — Перестань. Ты разве не понимаешь, что своим поведением беспокоишь родителей?   Не вопрос — утверждение.   Ребёнок перестал тормошить деревянного шакала в руке и изумленно поднял голову на сокола. — Они не могут уделять тебе столько внимания, сколько ты хочешь, — продолжал Гор, про себя отметив, что с возрастом Нефертум начал совмещать в себе черты обоих родителей. От бога войны малыш взял бледную кожу и изящное телосложение. А от бога неба — тёмные вихры, торчащие в разные стороны смешным ёжиком, и глубокие голубые глаза, так и лучащиеся спокойствием и решимостью. Однако было в них и некоторое знакомое упрямство, говорящее собеседнику о непредсказуемом нраве своего владельца. Молчание сына говорило только об одном — он банально не хотел говорить. И бог неба даже знал, с чем был связан его протест. Он помнил, как сам в детстве внезапно замолчал, потому что мать не могла вечно быть рядом с ним, находясь в постоянных поисках хоть какой-то пищи для сына. Но Гор этого не понимал, и думал, что мать просто уходит от него. Только с возрастом он всё осознал, но привычка к молчанию осталась. Мальчишке нужно было скорее разъяснить суть вещей.   Нефертум нахмурился, хмуро сдвинув брови к переносице и поджав губы. — Почему? — наконец, спросил он, подтвердив догадки бога неба. — Потому что они заняты, — ответил Гор. — Они не могут перестать заниматься ради меня? — обиженно поморщился мальчик. — Нет, — лаконично ответил верховный бог, проигнорировав коверканье ребёнка. — Почему? — неудовлетворённо повторил Нефертум. — Потому что это их обязанность. Они не могут всё бросить только ради того, чтобы поиграть с тобой, — немного жёстче, чем планировал, ответил Гор. Лицо мальчика стало унылым. — Они меня не любят? — Любят, — покачал головой сокол. — И именно поэтому уходят. Чтобы завтра тебе было чем питаться, чтобы с прогулки ты вернулся в чистый дом, чтобы ночью тебя не мучали кошмары. Они уходят, чтобы потом вернуться к тебе полностью свободными и поиграть.   Нефертум надолго задумался. Его совсем не смутила говорящая птица. Он и раньше представлял её говорящей, только в своей голове. Его поразили слова. Родители никогда не разговаривали с ним подобным тоном, не повышали голоса, не били, даже подзатыльников не давали, как Суди. Словно боялись навредить. Но пернатый друг совсем не боялся сказать ребёнку лишнего. И это будоражило Нефертума.   Гор не мешал мыслительному процессу сына.   Вечером, когда домой вернулся Сет, Нефертум радостно кинулся к нему на руки и много раз сказал: «прости» и «люблю». Изумленный внезапными переменами в сыне, бог войны потерянно наткнулся взглядом на довольно нахохолившегося сокола. И Сет сразу всё понял, благодарно кивнув. *** Нефтиде было тяжело привыкнуть к человеческому течению времени. Жизнь людей для богов была подобна быстрой смене картинок в гробницах фараонов, показывающих только ключевые моменты. Отказавшись от части своей силы, чтобы спуститься на землю вместе с Сетом, Нефтида не смогла до конца изменить собственное восприятие мира. Облака бурным потоком разрезали голубое море небес, и в этой синеве не было видно стен родного дворца, царящего в ином времени и пространстве.   Сорок лет прошло с их сошествия. Для бога это ничтожный срок. Но не для людей. Неф до сих пор не мог привыкнуть к отсутствию Монифы и Суди. Нефтиде с Сетом пришлось провести с сыном обстоятельный разговор о двух мирах и Дуате.   На этой мысли богиня гармонии одёрнула себя. Она уже привыкла называть Нефертума сыном, как и Сета мужем. За сотни лет совместного существования «муж» и «жена», «отец» и «мать» стало их обычным обращением друг к другу, пока был жив Анубис. Сейчас они играли те же роли, только для Нефертума. Но… имеет ли она право называться его матерью? В то время как совсем в другом месте их с Сетом ждал Гор.   Все души собраны. В доме остались только они втроём: она, Сет и Неф. Монифа переродилась в загробном мире, Суди ушёл на службу к царю в качестве придворного художника. Но бог войны почему-то всё тянул с возвращением, хотя Нефтида иногда замечала его задумчивые тоскливые взгляды, направленные в небо.   Однажды женщина не выдержала, застав мужа вечером, сидящим на циновке в том же состоянии, со спящим Нефертумом на коленях. Бог войны пустым взглядом смотрел в окно, где только что скрылись крылья сокола. Богиня гармонии села рядом с ним и положила руку на его плечо.   — Пора возвращаться, — сказала она, и только тогда мужчина очнулся, слегка вздрогнув от чужого прикосновения. — Нефтида… Богиня улыбнулась. Редко ей удавалось застать мужа врасплох. — Хватит нам смотреть, как другие уходят.   Бог хмыкнул. — Разве это не наша обязанность? Мы ведь боги. Мы постоянно видим беспрерывный поток душ, уходящий в небо. Но...   Сет не закончил фразу, снова ушёл в себя, пустым взглядом начав гипнотизировать пол, словно мысленно старался понять причину, по которой так и не смог смириться с утратой дорогих ему существ. Нефтида печально покачала головой. — Это не то же самое. Видеть и самому с этим столкнуться. — Это больно, — прошептал бог войны. — Я рада, что ты это понимаешь.   Сет болезненно скривился, видимо, вспомнив, как сам обращался с бесценными жизнями женщин и детей в Хеммисе. Нефтида в это время взглянула на сопящего на коленках отца мальчика. Такой красивый. Полная копия брата в детстве. — Так странно слышать, как Нефертум зовёт меня мамой, — вдруг произнесла она.   Сет несколько рассеянно моргнул и тоже опустил глаза на сына, невесомо погладив его по коротким взъерошенным волосам. — Ничего странного. Ты ведь с ним с рождения. — Да, но… я ведь ему ни мать, и ни отец, — напомнила богиня гармонии, и в её мелодичном голосе проскользнула невыраженная тоска. Красноволосый напрягся. — Чего это ты?   Богиня гармонии прикрыла веки, поудобнее устроившись на циновке. — Ты больше не можешь сдерживать рост Нефертума. А он больше не может сохранять сознание пятилетнего ребёнка. Только не на земле.   Бог войны исподлобья посмотрел на сестру. — Рано. Нефтида сложила руки на груди. — Вовсе нет. У него уже появились врождённые способности, — возразила она, и Сет ещё сильнее посмурнел. Нефертум взял часть способностей Осириса к силе жизни. Сухая непропаханная земля могла служить прекрасной почвой для посевов в его руках, что немало помогало их деревне в голодные годы, так что мальчика стали считать возродившимся божеством. — Всё будет хорошо, — заверила богиня гармонии, нежно поцеловав брата, склонившегося над сыном, в висок. — Я буду рядом. Гор не даст вас в обиду. Он ждёт, Сет.   На этот раз бог войны молча кивнул.   Хватит, страдать. ***   Гор как обычно сидел в тронном зале. Он до сих пор не мог привыкнуть к новой обстановке, воцарившейся с его восшествием на престол. Всё во дворце переменилось, подстроившись под нового правителя. Небеса запестрели новыми красками. Гор сидел на золотом троне, обрамленный двойным рядом белых колонн с пышными капителями в виде лилий верхнего и нижнего Египта; в зале, освещённом травертиновыми чашами, сквозь которые виднелись цветные рельефы богов. После трущоб роскошь дворца казалась Гору неуютной, а постоянный надзор матери и слуг вне обители давил на сознание.   Каждый день Гор выслушивал мольбы людей. Теперь голоса стали его постоянными спутниками. Слушая их, Гор узнавал о проблемах, тяготящих человечество, и с помощью своего земного наместника, фараона, решал их. Не все просьбы достигали его слуха, но самые громкие, обычно исходившие от жрецов, старался исполнять. Добровольно сев на престол, Гор автоматически стал олицетворением царской власти. Гор всегда знал верный путь и направлял людей на него. Но совершавшиеся иноземные набеги и недолгая продолжительность жизни фараонов существенно усложняли дело. После Пепи ll почти не было долгожителей. А переходный период совсем выбил почву из-под людских ног. Не было на земле великого полководца и реформатора. И не предвиделось в ближайшем будущем. Боги не могли вмешиваться в судьбу смертных после их предательства во времена Паут, когда боги и люди жили вместе. Только так, издалека, они ещё могли помогать порождениям слёз Ра.   Гор устало потёр переносицу. Он уже несколько дней не мог связаться с Сетом. Глаза сокола были закрыты, и бог не мог понять причину. То ли с соколом что-то случилось, то ли бог войны не желал чего-то показывать. И то и другое немало беспокоило верховного бога. Ситуацию ухудшали настойчивые приставания богини любви и желание матери свести сына с ней.   За окном давно стемнело. Ра уже покинула свою утреннюю ладью и погрузилась в Дуат. Верховный бог решил, что и ему пора.   В комнате царил полумрак. Единственная свеча на столе слабо освещала богато обставленную обитель. Гор подошел к кровати и устало ухнулся на золотую жердь, перекрестив руки на коленях и сгорбившись в спине.    Огонёк на столе беспокойно вздрогнул от лёгкого порыва ветерка. Верховный бог медленно поднял голову. В окне возник темный силуэт, обрамлённый лунным светом. Он плавно перетёк через подоконник и двинулся на мужчину, постепенно приобретая чёткость. Гор затаил дыхание, боясь спугнуть образ, представший перед ним в своём божественном обличии. Бледное рельефное тело, увенчанное золотыми кольцами, маска трубкозуба на голове, выросшая из песков. Верховный бог покорно позволил опрокинуть себя на кровать и придавить бока точёными коленями. Он снова ощутил это чувство, когда алые локоны мягко упали ему на лицо. Жаркая красная пустыня.   Тонко очерченные губы разомкнулись: — Я вернулся.   Для Гора это стало сигналом. Он сжал руку бога войны и осторожно потянул на себя. И тот поддался. *** Земля всегда служила зеркальным отражением небес. Это стало прощальным божественным подарком перед уходом на небеса. Все войны, смены власти, победы — всё в точности повторялось у людей в виде сезонов года: засухи, разлива Нила и сбора урожая.     Каких-то результатов Гор добился только к одиннадцатой династии. Мир наконец пришёл в стабильность. По крайней мере верховный бог постарался добиться хотя бы этого. Его почитали во многих городах. И даже боги сложили головы перед его величием. Теперь никто не смел ему перечить. Ну, или почти… — Почему ты не хочешь рассказать обо мне Нефертуму?   Сет приподнялся с подушек и водрузил острый подбородок на смуглое плечо, хрипло полюбопытствовав: — Зачем? Я же позволяю вам общаться. — Да, но он зовет меня дядюшкой.   Повелитель бурь издевательски ухмыльнулся. Он ловко перекочевал на талию верховного бога, низко изогнувшись в пояснице. Ухо обожгло горячее дыхание пустыни: — Это тебе моя маленькая месть.   Гор поджал губы, его ярко голубые глаза со спиралевидными стрелками на нижних веках жадно вспыхнули. Он осторожно положил руки на бёдра красноволосого. Боги неоднозначно отнеслись к появлению Нефертума. Ходило много слухов о его происхождении. Многие знали о непростых отношениях связывающих Сета и Нефтиду. Никто не мог понять, как у этой пары мог появиться ребёнок. Гору понадобилось много времени, чтобы утихомирить эти слухи. Он видел, что это причиняет боль Нефертуму, который сильно любил как бога войны, так и богиню гармонии, которых искренне считал своими родителями. Верховный бог максимально постарался оградить сына от всех невзгод, навсегда позабыв о возможности рассказать мальчику правду. Ему было достаточно и того, что Неф просто улыбался ему, восхищался им, позволял быть рядом с собой. Ребёнок видел в нём своего покровителя, друга-сокола. Гор не возражал против такого суждения, пока бог войны разрешал им общаться. Может, дядя и избавился от своей гордыни и жажды власти, но не от гордости. Он всё ещё был не готов открыть миру правду. И никогда не будет готов. — Так странно… - вдруг произнёс Гор, прервав минутное молчание. Сет вопросительно приподнял брови. — Я с рождения знал, что нужно делать. Но… После встречи с тобой всё переменилось. — О чём ты? — Если бы не ты, мне бы казалось, что всё идёт по кругу, - бог неба рассеянно перекрутил вокруг пальца красную прядку и тут же распустил её. - Поэтому я и не хочу оставлять власть ни Хору, ни Ихе. — Хатхор будет в ярости, — заметил Сет. — Разве тебе не всё равно? — улыбнулся верховный бог. Он долго противился этому браку, но в итоге мать настояла. Богиня любви была предопределена ему судьбой, силой сильнее богов, и Гор ничего не мог с этим поделать. — Да, но кому же тогда достанется власть? — невзначай поинтересовался повелитель песков. — Она вернётся к своему изначальному обладателю, как ты и хотел. ***   Сехмет перестала считать дни проведённые в заточении. Её гнев был неутолим. Список смертных переполнялся перечёркнутыми именами, так что бабуины, держащие рулон, только успевали поскорее перекручивать его, чтобы богиня совсем уж не перестаралась со своими обязанностями.   Каждый день над храмом разносился истошный рёв. Его стены были испещрены страшными царапинами, оставленными когтями львицы. Люди, случайно проходившие мимо, в ужасе рассыпались кто- куда, стоило им услышать этот жуткий скрежет. Они пытались усмирить богиню, преподнося дары, но тщетно.   Тогда с младенцем на руках на землю спустилась Хатхор. Сехмет прекратила бушевать, лишь почувствовав её присутствие. — Хатхор… — Да, — улыбнулась та.   Богиня хаоса осмотрела сестру с головы до ног и остановила свирепый взгляд на живом комке, закутанном в богатые одеяния. Было не сложно догадаться, чьё это порождение. — Зачем ты пришла? — ощерилась львица.   Богиня любви призвала из воздуха сосуд. Львица напряглась. В нос ударил пряный запах. — Это… — нахмурилась богиня хаоса. — Кровь, — подтвердила её догадки женщина. — Но откуда? — изумилась Сехмет. — Взяла из запасов матушки, — пожала плечами Хатхор.   Сехмет подозрительно прищурилась. Но запах уже овладел её лёгкими. Хатхор заметила это и протянула бутыль, до краёв наполненную красной жидкостью. — Выпей со мной.   Львица хмыкнула, но готово щёлкнула пальцами, и по её команде тут же прибежали бабуины с бокалами в лапах.   Сехмет выпила напиток залпом, прямо из бутыли, и тут же покрылась лихорадочным румянцем. Хатхор сделала лишь мелкий глоток. — Странный привкус, — буркнула богиня хаоса, рассеянно облизывая губы. — Да, — согласилась Хатхор. — Что это? — Пиво с гематитом.   Богиня хаоса оскалилась. — Но я же чувствовала кровь. — Иллюзия, — прошептала богиня любви и болезненно поморщилась, почувствовав впившиеся в плечо когти. — Зачем? — хрип. — Я давно должна была это сделать. Прости, — из пурпурных глаз потекли слёзы. — Мы ведь одно целое. Мы всегда должны быть вместе. Поэтому… прошу, прекрати мучить себя и других.   Богиня войны потеряла дар речи, тут же ослабив хватку. Гнев вдруг куда-то испарился от вида искреннего раскаяния сестры. В душе поселилось странное томящее чувство, которое в миг отогнал проснувшийся на руках Хатхор малыш. Он крепко сжал львицу за ткань маски, заодно прихватив золотистые локоны.   Сёстры обоюдно охнули — Сехмет от неожиданности, Хатхор от испуга. — Ихе! — Его зовут Ихе? — спросила богиня хаоса, отобрав у наглого мальчишки клок своих волос. — Да. Мой младший сын, — смущённо пояснила женщина и вдруг протянула ребёнка львице. — Хочешь подержать? — Я не... - начала было отнекиваться богиня войны, но ей уже впихнули в руки младенца. Сехмет едва удержала насильно всученную ношу. Ребёнок воззрил на неё свои большие пурпурные очи. Ихе полностью вобрал в себя все черты матери. Ничего от отца. На душе Сехмет тут же стало тепло. Она ещё никогда не видела детей так близко и тем более не держала их. А это было так приятно. Казалось, она могла отдать этому малышу всю себя без остатка. Казалось, она родилась, лишь бы видеть эти восхищённые любопытные глаза, направленные на неё; лишь бы видеть эти губы, улыбающиеся ей. А всё остальное не важно. — Красивый, — произнесла она и почувствовала, как тяжкий груз внутри растворяется в потоке времени. ***   Белые стены, белые плиты, белый мир. Здесь нет времени, нет пространства. Душам здесь чувства заменяют покоем.   Осирис ощущал ужасную головную боль. Его переполняли воспоминания множества прошедших жизней. — Похоже люди не зря называют забвение даром.   Осирис не ответил. Он уже привык, что каждую ночь Ра была здесь, соединяясь с ним в единого предвечного бога. Он лишь прикрыл глаза, чтобы видеть её. Богиня солнца стояла перед ним в своём истинном обличии: окружённая бездной; с андрагинным телом, не принадлежащим ни мужчине, ни женщине; с маской соколицы, скрывающей множество не похожих друг на друга лиц. Сколько их у неё? Сотня? Тысяча? Наверное, так же много, как и имён. Кажется, она меняла их с пришествием каждой новой цивилизации, на протяжении всего существования земли. Сколько раз они перерождались, каждый раз когда Ра уставала и прекращала своё вечное плавание по небосводу? И как она не сходила с ума?   Бог возрождения не выдержал: — Почему? - М? — отозвался голос в мыслях. — Почему даже зная свою судьбу, раз за разом проходя один и тот же круг, я не могу ничего изменить?   Ра непонимающе наклонила голову на бок. — Изменения присущи людям. Боги же неподвижны и именно потому совершенны. — Совершенны, и всё равно не можем противостоять воле судьбы… — со злостью фыркнул владыка Дуата. — Я уже не знаю, что мои чувства, а что чья-то прихоть. На какое-то время повисло гнетущее молчание, которое прервала богиня солнца: — Почему Сет?   Осирис недовольно поджал губы. Ра знала всё, ничто не могло укрыться от её вездесущего взгляда. И не удивительно. — Я думал, что если изменю его, подарю то, чего он был так долго лишён, то изменю и течение времени, но в итоге… — В итоге сам попал в свою ловушку. — Он единственный менялся в этом мире. Но… — бог возрождения презрительно поморщился. — почему Гор, а не я? Ра раздосадованно покачала головой. — Ты слишком очеловечился. Как и все. Осирис приподнял бровь. — Ты осуждаешь меня? Богиня солнца усмехнулась, медленно двинувшись на хозяина загробного мира. — Вовсе нет, — Соколица изящно обошла внука вокруг, задев пальчиками напряжённые плечи. — Все вы мои ипостаси, — прошептала она. — И когда-нибудь вернётесь ко мне. Я люблю вас всех. И вы можете любить, кого хотите. Я предполагала, что с каждым новым делением, вы всё меньше будете походить на меня и всё больше на своих земных братьев и сестёр. Я видела рассвет и закат этого мира. И ты видел это со мной. Для меня нет времени. Я давно за пределами этой реальности. Каждый день я прохожу по новому кругу. И когда-нибудь мне это надоест. Тогда вселенная приобретёт новую форму. Но до этого ещё много времени. Так что… В твоей любви к Сету нет ничего плохого. Я вообще считаю, что в этом плане люди ограничены, так как предполагают, что любить можно только мужчин или только женщин, в то время как в них, есть как женское, так и мужское начало.  Но… ты пренебрёг чувствами самого Сета. И изменил круговорот вещей. — Разве? По-моему ничего не изменилось, — глухо отозвался бог возрождения. — Это ты так думаешь, — сложила руки на пышной груди Ра. — Да, в будущем цикл запуститься заново, но в этой реальности изменился не только Сет или ты. — Что?   Ра загадочно улыбнулась, прикрыв веки.   Осирис широко раскрыл глаза, почувствовав нежное прикосновение к своим ладоням. Перед ним, возле трона, на коленях, низко преклонив голову, стояла жена.   Осирис почувствовал лёгкую вибрацию многоголосья изнутри: — Ты изменил её, но она всё равно продолжает следовать за тобой. Можешь считать это прихотью судьбы. Но я вижу искренне любящую тебя женщину.