Цепи

Что кричать? Для кого кричать? Есть ли у нее хотя бы крохотная возможность выяснить, что произошло? Солона не знала. Она не понимала ничего. И ничего не помнила. Ни как закончилась битва, ни как ее несли с поля боя, мыли, переодевали, укладывали на жесткую, но чистую постель в одном из уцелевших помещений крепости. Когда она проснулась, вокруг не было никого. За окном переливалась чернотой темнота и звучали голоса. Слишком много голосов, чьих слов она почти не различала. Мысль о новом погружении в Тень Солона отмела спустя череду сложных и, как ей казалось, надежных проверок. Хотелось спросить совета у Дункана, получить хоть какие-то ответы. Но командор все не появлялся. Надежда на то, что им удалось одолеть порождений тьмы, ускользала из-под пальцев с каждой минутой молчания. Единственным, кто навещал Солону, был слуга. Исхудавший, с болезненной желтой кожей, он носил слишком уж дорогую одежду. Плотную, темную, скрывавшую большую часть тела. Слуга приносил еду, забирал посуду, чистил ночной горшок, прибирался в обширных покоях, топил камин. Даже мыл Солону в большой бронзовой ванне и помогал ей одеваться. Но не произносил ни слова. В один день ей удалось запутать слугу и попытаться допросить его при помощи болевых импульсов. Тогда-то и открылось, что у бедняги удален язык. Самое страшное, что он ровным счетом никак не отреагировал на пытки. Ему уже было больно вне меры, которую Солона могла бы вообразить. Придя в себя, он просто вышел из покоев, чтобы через некоторое время навестить ее со стопкой книг по истории Моров и учебником по практической энтропии. Время для Солоны растянулось в одну беспрерывную нить. Тьма за окном не давала ей понять, сколько дней прошло. И даже приемы пищи не помогали ориентироваться. Ее кормили через примерно равные отрезки времени. Всегда одним и тем же. Хлеб, горячая гороховая каша с мясом, вареная репа, свежая клюква. Мыли и переодевали также по одному лишь слуге понятному расписанию. Солона плохо спала, но в каждом сне почему-то был отец. Она помнила его по серым одеяниям, густым пепельным волосам и серым глазам. Отец любил говорить, что таковы грозовые тучи над их истинным домом далеко на севере. Отец обещал, что однажды отвезет семью туда, и Солона станет принцессой. Отец колдовал, сплетая лириум в причудливые узоры. Брал с дочери обещание хранить эту их маленькую тайну. Отец пел ей колыбельные на родном языке. Что-то про даму, что прекрасна как солнце. Солона почти не помнила той колыбельной. Отец звал ее. Это точно. Постаревшим, отчаянным голосом. «Ma adore. Ma fenris. Не слушай тени. Прости меня. Я приду за тобой. Не слушай тени». Куда реже сны посещал Фелиций. Младший брат, уже должный быть юношей. По крайней мере, незнакомец из снов, спасший ее еще во время Истязания, был похож на то, как Солона представляла себе подросшего Фелиция. Серебряные кудри, изящное стройное тело, благородные черты лица, бездонные синие глаза. Совсем как у мамы. Совсем как у нее самой. Однажды, словно в другой жизни, лорд Аристид Амелл сравнивал их глаза с сапфирами. Во снах с Фелицием все было в сапфирах и в каменных цветках эмбриума. А за окном огромных, богатых комнат цвели рубиновые гранатовые сады. «Тебе понравится здесь, Сол, — мягкий, красивый баритон. Ни ноты печали. Сапфировые глаза счастливо смеялись. — Подожди немного. Я скоро». Порой плеск воды в подземных реках заглушал мольбы родителя и брата. Вымывал лживые обещания. И тогда сны Солоны навещал голос, впервые услышанный ею на Посвящении. Он рассказывал ей о пропорциях тонов, оттенков и форм. Воссоздавал в ее сознании картины невиданных прежде городов и стран. Побуждал к творению, несвойственному той, кто первым в жизни магическим импульсом наслал ужас на слугу. И Солона вспоминала, что отец похвалил ее за это. Он радовался, что его дочь была рождена с силой. Девочку это вдохновляло. «Он пытался воспитать в тебе жестокость, — шептал ей прекрасный голос. — Многие попытаются. Многие из тех, кто бредет на мой зов». А затем он вновь становился ревом тысяч пастей. Зацепиться за приятный, чарующий образ снохождение не позволяло. И Солона билась и стонала во сне, силясь вырваться из душащей хватки Тени. Сны всегда заканчивались одинаково. На самой тревожной ноте. И с каждым разом Солона больше читала, прежде чем отойти в кровать. Принесенные книги были незнакомы ей. В библиотеке Круга их вряд ли стали бы держать. Авторы каждой из них происходили из Империи Тевинтер и излагали мысли, далекие от позиции Белой Церкви. В их истории Моров было больше грязи, взглядов со стороны, попыток понять сам механизм распространения скверны и ее влияния на зараженных. Солону это восхитило. А вот учебник по энтропии ужаснул Солону своей хладнокровной жестокостью. Так легко и буднично северные чародеи описывали перспективы контроля сознания через элементы в крови. Чтение, блуждание по покоям, попытка вслушиваться в голоса за окнами — все это выматывало и вгоняло в отчаянье. Но вечно продолжаться не могло. Слуга разбудил ее в одну из крайне условных ночей. Принес одеяние Серого Стража и ее посох. Натаскал воды для ванны. Поцарапал Солону мочалкой, пытаясь отскрести невидимое пятно на животе. Облачение далось ему чуть более удачно. А потом он достал из деревянной шкатулки настоящий ночной кошмар. Черную ленту с вышивкой влюбленных драконов. Солона рванула к двери, застучала по плотной, окованной древесине. Закричала так громко, что голос не выдержал. Сорвался. И Солона, хрипя и плача, сползла на пол. Слуга грубо поднял ее, усадил на постель и принялся расчесывать ее волосы золотым гребнем. Затем он сплел косу и повязал ленту красивым бантом на кончике. За дверьми их ждал пустой, совершенно темный коридор. Голоса замолкли и Солона поняла — те, кто ранее говорил, теперь прислушиваются к ее шагам, к биению ее сердца, к дрожи дара в глубине ее сути. В давящей тишине слуга вывел ее во двор крепости. Остагар жил извращенным подобием себя. Все так же стояли шатры, были сложены кострища, развевались флаги. Рычали псы. Воины с аппетитом поглощали свежие пайки. Оружейники точили оружие. Все было как прежде. О Создатель, она действительно могла бы описать жизнь в лагере до и после битвы одними и теми же словами. Слуга провел ее мимо изодранных шатров, покрытых паутиной тонкой, черной слизи. Они обошли сырые остатки прежде ярко пылавших костров. Увернулись от пробегавшей стаи оскверненных мабари. Хуже всего было наблюдать за трапезой гарлоков, должной очистить лагерь от гниющих трупов бывших защитников. В лапах у одной из тварей Солона увидела тело Винн. Вместо ступора или страха ее одолел гнев. Недавно выученное плетение, вырвавшись из кристалла посоха, заставило тварь отвести руки назад под невозможным углом, вывихнув плечи. При приближении Солоны порождение тьмы так вовсе согнулось пополам. Треснули позвонки. Но оно не закричало. Беззвучно заплакало. — Достаточно, — знакомый, донельзя приятный голос разорвал полотно тишины. — Я сказал, довольно, Солона. Лагерные будни могут казаться жестокими, но это не повод травмировать наших солдат. Дух в обличии красавицы в изящной серой мантии стоял в паре шагов от нее и настойчиво протягивал руку. — Эмиссар настаивала, чтобы тебе вернули оружие, но я считаю разумным предположить, что ты еще не готова к нему. Единственным, что вырвалось у Солоны, был вопрос. — Что здесь происходит? Дух сочувственно улыбнулся. Кивком отпустил слугу. Со спокойствием и обыденностью реального человека взял Солону под руку. Он был чуть ниже нее. С очень тонкими, ухоженными ладонями. Узкие плечи скрывал отрез полупрозрачной зеленой ткани с вышитыми на ней серебряными змеями. На тонкой шее висел полупустой флакон. Чернота на его стенках напомнила Солоне о скверне. — Мне было бы любопытно послушать твои соображения на этот счет, — глаза цвета лириума сверкнули интересом. — Как думаешь, кто мы? — Вы? — переспросила Солона. — Чем раньше ты начнешь отвыкать от обращения в единственном числе и имен собственных, тем легче тебе будет впоследствии. Вопрос неизменен: кто мы? — Вы порождения тьмы. — Четко, уверенно, по существу, — улыбка духа стала шире, и они пошли медленнее. — Я доволен, Солона. Тем более, что ответ близок к истине. Мы есть Мор. То, что изменит мир в лучшую сторону, если ты нам позволишь. Вопрос второй: что последнее ты помнишь об этом месте? — Я была одной из защитников крепости. Билась подле короля, когда вы напали с тыла. Я пошла спасать друга, но встретила вас. Затем темнота и пробуждение у вас в плену. Как давно я здесь? Прекрасное лицо духа на миг смазалось. Солона читала, что такое случается, когда они недовольны. Она крепче сжала его руку. — Понятно, тебя… вас лучше ни о чем не спрашивать. Только отвечать. Дух успокоился. — Да, так действительно будет лучше. Итак, зачем ты здесь? Солона смутилась от такого вопроса. Разве не он ее сюда притащил? Разве не он стоит за всем этим? Догадка ударила в лоб. Не он. Ведьмы с болот упоминали эмиссара порождений тьмы. Того, кто отравил ее заразой. Кто оставил ленту. — Я нужна кому-то из вашего командования. — Ну вот. И вопрос отпал сам собой, верно? Ты в Остагаре, захваченном порождениями тьмы. Армия людей разбита почти подчистую. Немногие оставшиеся силы отступили на север, но и они в меньшинстве. А ты, моя дорогая, выжила только потому, что Черный Эмиссар приказала тебя не убивать. Скажу по секрету, частично эта битва служила цели захватить тебя для наших нужд. Теперь понятно, что здесь происходит? — Да, — сухо ответила Солона. Она не позволит себе заплакать. Только не перед духом. — Чудесно. Дух провел ее в часть лагеря, почти нетронутую тварями. Здесь было чисто. Никаких следов скверны. И земля под ногами была не черной, как в остальном лагере, а обычной. Кое-где под слоем проступал светлый камень древней дороги. Конструкция в ее конце была странной. Черная непрозрачная ткань укрывала собой пострадавшее от времени здание, держась на одном лишь воздухе. Или магии. Сигилы, так похожие на те, что обводили чародеи Кинлох, мерцали холодным серым светом. Защита, преодолеть которую могли только те, кто знал последовательность плетения. — Порождений тьмы впустили в Остагар, — высказала догадку Солона. — В лагере был предатель. Дух насмешливо глянул на нее. — Ты даже не представляешь, насколько глубоко и глупо заблуждаешься. Тени ревностно клубились у ступеней побитой лестницы. Ничто не могло отбрасывать их нечеткие формы. Дух вздохнул и подтолкнул Солону вперед. Сквозь них, вверх, а затем за полог. Внутри не было темно. По всему шатру блуждали магические светляки. Белые, красные, фиолетовые, лазурные. Они облетали крупные предметы, вроде кровати, ванны, вещевого сундука, и собирались у стола, застланного картами. По нему Солона поняла, что это место, возможно, когда-то было командным штабом ферелденских войск. Но теперь служило жилыми покоями. Она не сразу заметила его. Лишь когда белый светлячок завис над его правым плечом. Он стоял у стола, скрестив руки за спиной. Черный, словно воплощенная тьма. Не такой искаженный, искореженный скверной и своим преступным рождением, как те, что ждали снаружи. Но все равно иной. Не человек. Не эльф. Не гном. Не мужчина. Не женщина. Страшная сказка со страниц древних книг. Черный Эмиссар. — Моя дорогая, — блаженно поприветствовал дух. — И все-таки… — эмиссар поднял голову, покрытую непроницаемой черной вуалью, от карт и, похоже, посмотрел на духа — …ты ее привел. Благодарю, а теперь ступай. Оставь нас. Лицо духа выразило смесь непонимания и какой-то детской обиды. Но он подчинился. Отвесил изящный поклон и удалился вниз по лестнице. Эмиссар, напротив, приблизился к Солоне. Обошел ее, словно оценивая результат работы слуги. Кивнул. Солона рассматривала его в ответ. Это… существо было невозможно высоким. Солона едва доходила ему до талии. И каждый дюйм его тела был скрыт плотной черной тканью. — Вы поступили разумно, не предпринимая попыток к бегству из своих покоев. Надеюсь, вы понимаете, как важно было изолировать вас на первое время? — Нет, — честно ответила Солона. — Боюсь, что не понимаю. Существо пугало ее каждой своей чертой. Своим спокойным, ледяным голосом, лишь отчасти напоминавшим женский. Явной разумностью. Невозможностью взглянуть ему в глаза. Отсутствием хоть каких-то чувств и эмоций. Солона силилась проникнуть под кожу эмиссара. Найти ликование, смятение, гнев и страх, питавшие порождений тьмы во время битвы. Но дар видел бездну под черным плащом. — Мои подчиненные боятся вас, Солона. Их не стоило провоцировать, пока вы были слабы и справлялись с последствиями Посвящения. Прошу простить меня за это, но иного способа освободить вас из-под надзора храмовников и дать воспринять скверну, ни я, ни ваш учитель не нашли. Ваше краткое пребывание среди Серых Стражей — необходимое зло. И оно дает вам заметное преимущество. Солона не верила. При мысли об учителе, беседующем с этим, к горлу подступала желчь. — Первый чародей не мог быть в сговоре с порождениями тьмы! — Конечно же нет, — эмиссар сочился спокойствием. — Он не был в сговоре со мной. Ирвинг — мой хороший друг. Мой и магистра Данария. Солона сорвала ленту со своих волос. Испуганно вгляделась в переплетение серебряных нитей на черном шелке. «Я получил ее в подарок от старого друга». Значит, она была права. Демон в Тени был прав. Ее выращивали на убой для эмиссара порождений тьмы. А лента была рабским ошейником. Одним из столь любимых отцом инструментов контроля. Солону лишили права на нормальную жизнь. Сдали в Круг, а затем в Орден, чтобы… чтобы… Картинка не сходилась. Солона в гневе протянула ленту собеседнику. — Заберите ее! А затем… убейте меня, съешьте меня, подселите в мое тело того духа. Что бы вам ни было нужно от меня — действуйте! Вы явно разумнее прочей орды. Вы ждали этого двадцать лет! Избавьте меня от роли жертвенного животного здесь и сейчас! — Зачем бы мне делать хоть что-то из перечисленного? Недоумение. Оно вспыхнуло в совершенной черноте ярким светочем, вытеснив спокойствие. — Это подарок, — эмиссар закрыл ее ладонь. Вынудил принять ленту назад. — Он очень важен. Постарайтесь впредь проявлять большую чуткость в отношении этой ленты. В следующий раз рядом может не оказаться верного рыцаря, готового вернуть ее нам. За обрушенной стеной раздались шаги, дернулся вороной полог, и сэр Джори, живой и, как показалось Солоне, невредимый, вступил в полутьму командного штаба. — Солона, — он счастливо улыбнулся, склонив голову. — С возвращением. Солона застыла на пару мгновений, пытаясь сложить события и объяснить себе происходящее. Не смогла. По всем законам бытия, известным ей, Джори должен был сгинуть в лапах тварей. Они не могли… щадить пленников. Здесь точно был подвох. Но она все равно преодолела разделявшее их пространство, чтобы обнять друга. Оказавшись достаточно близко, Солона различила на болезненно-белой коже уже знакомые вспухшие черные вены. По глазам, покрытым серебристой поволокой, можно было однозначно сказать — рыцарь довольно долго носил в себе заразу. — Не плачьте, дорогая подруга, — Джори смахнул слезу с ее щеки. — Я вас не виню. Вы же не знали о чудных свойствах ленты. Да и не стоит беда ваших слез. Миледи сказала, что моя болезнь — это сущий пустяк. А кто плачет по пустякам? Соберитесь. Солона взглянула на эмиссара. Миледи. Выходит, все-таки женщина. Она вернулась к столу. К оставленным ферелденцами картам со всеми обозначениями, планами отхода, расположением войск, не принявших участие в битве. Всего пара фигурок вдалеке от Остагара. Очевидно, орда будет направлена против них. Но как же Архидемон? Почему порождениями тьмы заправляла одна из них, пусть и не обделенная разумом? При чем здесь Солона или ее семья? — Все дело в крови, Солона, — ответила на ее неозвученный вопрос Черный Эмиссар. — Кровь вашего отца. Кровь вашей матери. Идеальное сочетание тонов Песни. — Зачем оно вам? Отпустите нас. Я понимаю, что вам нет до этого дела, но Джори нужна помощь. Если процесс обратим… — Солона осеклась. Голоса вернулись. Звучали еще громче прежнего. В них были мольбы и проклятья, невнятный рев и вкрадчивый шепот. «Страж! Жрица! Волчонок в змеиных кольцах! Наша! Наша!» «Прах. Камень. Мясо. Вкусно. Сладко». «Мечи — забрать! Щиты — оставить! Дерево. Слабое». «Дай нам Песню! Цель. Путь!» Скрип. Скрежет. Ни с чем не сравнимая боль перекрыла поток чужих мыслей. Эмиссар направилась к лестнице, беззвучно плывя над камнями. У первой ступени она вдруг обернулась. Черная вуаль колыхнулась от тяжелого вздоха. — Вы очень нужны нам, Солона. Только вы сможете укротить Мор.

***

«Страж! Жрица! Привели жрицу!» «Скоро во тьму. В прекрасную тьму. Скорей бы. Скорей. Глубже от солнца». «Огры! Здоровяки! Где огры?!» Гомон в голове не затихал. Солоне думалось, что если он станет еще хоть немного громче… «Эмиссар, маги вернулись в башню! Маяк на месте!» Солона повалилась на землю, держась за голову, пытаясь прикрыть уши. Джори немедленно оказался рядом, аккуратно поднял ее. Обратился к эмиссару, замершей впереди. — Миледи, мы должны как-то облегчить боль леди Солоны. Мне кажется, она не слишком хорошо воспринимает голоса прочих. Эмиссар присела рядом с ними. Ее лицо, все еще скрытое за вуалью, оказалось напротив лица Солоны. — Вам больно? — безучастливо спросила она. Солона не могла так просто описать то, что чувствовала. Это не было болью. Не той, которую она испытала в шатре эмиссара. — Мне громко. Вуаль колыхнулась в немом знаке понимания. — Мы поработаем над этим на первом же привале. В Лотеринге. Оставаться в Остагаре надолго мы не имеем возможности. Иначе, я бы продержала вас под замком чуть дольше. Но Уртемиэль требует, а я не привыкла нарушать его приказы. Солона оторопела. — Уртемиэль? Древний Бог Красоты? — Вы меня радуете, Солона. Даже столь базовые знания необходимы на вашем пути. Уртемиэль был осквернен чуть больше полугода назад. Нам неизвестно, куда исчез ответственный за это. Но у нас не было шанса сопротивляться Песне. Когда я узнала, кто из Богов пал жертвой неукротимой жажды моих подчиненных, я поняла, что час настал, — эмиссар протянула ладонь в черной перчатке, приглашая Солону следовать за собой. Даже не дрогнула, когда Солона приготовилась выпустить барьерный импульс. — Я все вам объясню. Они пошли мимо огромных обозных телег, куда порождения деловито сгружали оружие, броню и уцелевших женщин. Только женщин. — Зачем вам пленники? — холодея от ужаса, спросила Солона. — Они станут новыми матками к концу Солиса, — безразлично объяснила эмиссар. — Орде необходимо постоянно расти, Солона. И ей не хватает прироста от человеческих армий. Жизнь вурдалака скоротечна и слишком зависит от воли каждой конкретной особи. На это мы полагаться не можем. Солона вздрогнула, представляя себя глазами эмиссара. Молоденькая, маленькая серая особь. Зверушка, полученная спустя десятилетия спаривания подходящих предков. Порождения тьмы у обозов, не слишком разумные, в сути своей ведомые волей Архидемона, внезапно показались ей менее опасными, чем ее спутница. Сохранять самообладание стало еще сложнее. Но ткань перчатки оставалась гладкой, до дури приятной на ощупь. — Но если вы планируете остановить Мор, зачем новые порождения тьмы? — Чтобы жить. Мы хотим жить. Как и каждая тварь богов в этом мире, не так ли? Сказав это, она подвела Солону к плетеному загону, у которого еще не так давно стоял мужчина в кожаной портупее, прося прохожих о помощи. Его мабари была больна. У нее был щенок. — Стремление к жизни, Солона, — эмиссару явно нравилось произносить ее имя, — наиболее важный инструмент в наших руках. Боль, ваше искусство, даже Мор, вынуждены считаться с ним и применять его. Взгляните. В загоне лежала мертвая мабари. Разложение еще не успело коснуться ее. В Кинлох Солоне часто приходилось иметь дело с подобным. Тронутые тленом трупы крыс, кошек и птиц были лучшим тренировочным материалом для энтропа. Учителя вынуждали ее ускорять и замедлять процесс гниения, использовать жизненную силу плодящихся на трупе насекомых для сохранения останков в приглядном виде или оставлять ее для себя. С годами такие опыты перестали вызывать отвращение. Но теперь она, помимо воли, отвела взгляд. Эмиссар отпустила руку Солоны и прошла за ограду. Склонилась к грязной подстилке и тронула тушу. Из-под нее послышалось слабое скуление, и Солона замерла в надежде. — Стремление жить… — задумчиво повторила эмиссар. — Тебе его не занимать, маленький пес. Она вернулась к Солоне с щенком на руках. Крохотный, подслеповатый, с влажной темно-серой шерсткой, он лизал державшую его перчатку, будто пытаясь отыскать молоко. — Он борец. Из тех, кто выживает. Я могла бы вырастить из него достойного охотника, — Солона почувствовала на себе пристальный, любопытный взгляд из-за вуали. — Так что же нам сделать с ним, Солона? — Вы спрашиваете меня? — изумилась Солона. — Что может решать пленник? — Вы не в плену. Вы там, где вам позволено принимать решения. Впервые в жизни. Здесь нет ни ваших родителей, ни учителей, ни храмовников. Решайте сами. — Чтобы доказать самой себе, что так же, как и этот щенок, порождения должны жить? В этом все дело? — Щенок — это щенок. Порождение — это порождение. Я не провожу параллелей между ними. По крайней мере, ради вас. — А ради кого? Вот эта маленькая жизнь у вас в… руках, и вы хотите, чтобы я ассоциировала вас, то есть Мор, с жизнью. После того как вы не задумываясь погубили тысячи людей в одну ночь. Жизнь мабари, жизнь Дункана и «жизнь» порождений — три очень разных вещи. И вам не удастся обмануть меня такой примитивной ловушкой. — Так что мне — убить его? Как Мор убивает людей? Сжать пальцы на его шее, точно так же, как я сжимала их на шее Винн? Может, мне стоит всего-навсего положить его назад под труп матери? Пусть задохнется миазмами или выживет, поглотив ее плоть. Весьма жизненный эксперимент. Солона закачала головой и чуть не разрыдалась. Даже не заметила, как Джори встал между ней и эмиссаром. — Миледи не желает зла и не стремится обидеть. Может, стоит пощадить песика? Верный товарищ в дороге. — Они заразят его скверной, Джори! Как заразили тебя. Как заразили меня еще в Башне. Как заразят тех женщин на повозках. — Не смейте равнять себя на них, — неожиданно жестко и громко сказала эмиссар. — У каждой жизни в Море есть свое предназначение. Своя цель. Включая и это существо. Оно — ожившая память хорошего человека. Но оно также будет помнить вашу ошибку. Эмиссар плавно обошла Джори, склонилась к Солоне и передала ей щенка. Он потерся влажным носом о заклепку на куртке, повертелся на руках, ища удобную позу. Наконец, успокоился. Импульс боли вспыхнул и погас в сознании. Словно рядом был еще один энтроп, избравший ее своей целью. На этот импульс отозвался гарлок. Он приковылял к эмиссару, неуклюже поклонился, принимая от нее возникшую из пустоты шкатулку. Двое порождений тьмы уставились друг на друга, пусть Солона и могла судить об этом лишь по гарлоку. Она сконцентрировалась на его стеклянных глазах, легко проникла в мысли. «Путь дальний. Не вернемся к Дракону. Не надо, эмиссар. Не надо». «Флора должна получить лекарство. У нас есть жрица. Пса отнесите к Оценщику Рабства. И ждите в лесу. Солона, передайте пса посланнику». Следующий импульс вышвырнул Солону из разума порождения. Скрежет в ушах затмевал прочие звуки. Гарлок в безразмерных кожаных перчатках, похожих на кузнечьи, принял щенка с трепетом и благоговением. Унес его и шкатулку прочь. Солона не могла поверить тому, что только что увидела и услышала. Оценщик Рабства, один из древних жрецов, осквернивших Золотой Город Создателя, порождения тьмы, которых отправляют с живым грузом… куда? Кто такая Флора и что за лекарство она должна получить? — Вы обещали, что все объясните, но только добавили вопросов. — Неужели? Вы не задали ни одного. И на что, в таком случае, я должна отвечать? Солона подумала, прежде чем вновь открыть рот. Столько всего просилось наружу. Столько недосказанности за время заточения и одну прогулку с разумным моровым чудовищем. — Вы одна из семи древних жрецов? — с опаской спросила она. — Нет. Я только эмиссар. Солона выдохнула. — Вы помогли мне пройти Истязание и заразили скверной? — Истязание — заслуга Духа Любопытства, Лерноуда. И Ирвинга. Царапина на вашем лбу — моя. Солоне захотелось спросить о том, как эмиссар могла быть связана с Башней и ее наставником, но в мозгу вдруг заметалась другая загадка. — Они зовут меня жрицей, всякий раз, как увидят. Вы тоже. Что это значит? — Каждый Древний Бог связан со своим верховным жрецом. Мы это помним. Вы та, кто способен стать таким жрецом для Уртемиэля. В этом и есть ваша суть. Причина того, что ваши отец и мать вступили в брак и зачали вас. Причина нашего возвращения в Остагар тысячу лет спустя. — То есть… — Солона попыталась осмыслить услышанное. — Я должна заменить жреца Уртемиэля? Что с ним? Почему я? Что вы сделали со мной? Зачем эта проклятая лента? Почему я слышу все эти голоса? Как это остановить? Зачем? Зачем? Зачем?! Эмиссар протянула к Солоне свои длинные руки, заключила в объятия, прижав к холодной черной ткани плаща. Совсем как Дункан перед въездом в Остагар. Тогда у нее тоже были вопросы. Так много вопросов. Но он на все ответил. А здесь — тайны, тишина и боль. Только больше боли. Андерс всегда говорил, что если больно и страшно — надо бежать. Но у нее просто не осталось сил. — С вами связано столь многое, Солона. Мне жаль, если это слишком тяжело вынести, — гладкая перчатка коснулась волос. — По крайней мере, я думаю, что мне следовало бы испытывать жалость. — Вы вправду знаете моего отца? — неожиданно для себя спросила Солона. Эмиссар напряглась и отстранилась. Сцепила руки за спиной, как в их первый разговор. — Ваш отец, — в ее голосе послышалось нечто, отдаленно напоминающее смущение, — это гораздо более сложная материя, чем я себе представляла. То есть, обсуждение его с вами сопряжено с рядом сложностей, которые я не принимала в расчет. Взять хотя бы ваши сны… «Огр! Нашли! Мертв! Мертв! Эмиссар! Огр мертв!» — Прошу меня извинить. Эмиссар развернулась. Солона услышала характерный щелчок каблуков. Их разговор нельзя было прерывать вот так! Она поспешила за порождением. Дух в великолепной серой мантии, Лерноуд, как его назвала эмиссар, уже стоял над тушей огромного рогатого существа, и с любопытством вглядывался в глубокие кровавые борозды на его стволоподобных ногах. Вокруг прыгали и ревели порождения тьмы. Эмиссар прервала их яростное горевание, связав мысли еще одним болевым ударом. Она приносила боль своим же подчиненным и ей, Солоне. Но что-то в этих приступах имело неуловимый ранее ритм. Лерноуд улыбнулся и подошел, расталкивая тварей. — Ну и кто виноват? — спросила эмиссар. — Они еще его не вытащили. Но виновник жив, это точно, — дух глянул ей за плечо, прямо на Солону. — Привет, волчонок. Солона заметила пугающее сходство. Голоса духа и эмиссара звучали как один. Только личина красивой женщины, под которой скрывалось Любопытство, подходила голосу куда больше. — Оставь ее, Лерноуд, — приказала эмиссар. — И не задавай вопросов.  — Вопрос у меня всего один: сколько генлоков нужно, чтобы сдвинуть огра? Солоне послышался смешок из-за вуали. «Убрать!» Десяток приземистых, бугорчатых тварей ринулся к огру. По пять встало с каждой стороны туши. Взрывая землю своими массивными лапами, они мало-помалу смогли сдвинуть павшее порождение тьмы прочь. В ложбине, оставленной под весом огра, обнаружился человек. Подойдя ближе, Солона смогла рассмотреть хороший нагрудник из нескольких слоев вываренной кожи, проклепанный ничуть не хуже ее куртки. Вышивка на синем плаще поверх доспеха изображала зеленого дракона. — Пехотинец Гварена, из войск тейрна Логэйна, — пояснил Джори в ответ на немой вопрос Солоны. — Смог в одиночку завалить огра и выжить. Счастливчик. — Сомневаюсь, — прошептала Солона. — Они его просто разорвут за такое. Но ни одно порождение тьмы не двинулось. Ожидали приказа. Эмиссар приблизилась к Солоне со спины. Положила ладони ей на плечи. — Что ж, Солона, это не пес. Убить его, — порождения тьмы у края ложбины дернулись, предвкушая трапезу, — или пощадить? Все зависит от вас. — Снова ловушка? — Нет. Я не могла предвидеть ни щенка, ни этого солдата. Мне важно, чтобы вы научились ценить свои слова. Умели передать свою волю. Пока лишь вербально. И только мне. Но впоследствии — они станут вашей заботой. — Оставьте ему жизнь, — Солона постаралась произнести это как можно более твердо и четко. — Он будет нужен мне в пути. — Больше, чем Джори? — изобразила удивление эмиссар. Солона была уверена, что ей все равно. — У каждого в Море свое предназначение. Джори научил меня не расставаться с лентой. Но он не убивал огра. Вы поймали его как птицу в силки. Плохой из него будет защитник. Она надеялась, что это прозвучало убедительно. — Теперь поднимите его. Вуаль колыхнулась. «Поднять. Привести в чувство». Генлок перехватил человека поперек туловища и поставил на ноги. Потряс. Ничего. — Умер, — констатировал дух. — Почему они вечно умирают? Солона подошла еще ближе и коснулась заросшего смоляной бородой смуглого лица. Белые искорки страха проникли под кожу воина. Тот немедленно распахнул карие глаза, полные неподдельного ужаса. — Кайлан! Несколько мгновений он потрясенно смотрел перед собой, не различая никого и ничего. Затем взгляд его сфокусировался на Солоне. — Кто? Что? Ааа, что за… — воин вскрикнул и принялся вырываться из хватки все еще державшего его генлока. — Твари! Оставьте меня! — Отпустите его! — осознав, что порождение ее не понимает, Солона обратилась к эмиссару. — Велите ему отпустить человека! Генлок покорно разомкнул объятия. Воин повалился на землю, тяжело дыша. — Успокойтесь. Вас никто не тронет, — попыталась приободрить его Солона. — Мое имя Солона Амелл, я Серый Страж. Я помогу вам. — Страж? — недоверчиво покосился на нее воин. — Вы пытались приказать той твари отпустить меня. — Мне самой жутко от этой мысли, — призналась Солона, взглянув на эмиссара. — Но они позволили мне решить вашу участь. И я выбрала сохранить вам жизнь. Воин не ответил, окидывая мутным взглядом руины вокруг них. — Значит, я не успел, и король погиб, да? А мы проиграли моровым чудищам. Почему же вы все еще на ногах, Солона Амелл? И почему вам позволяют хоть что-то решать? — Это сложно объяснить так просто. Я сама еще не до конца понимаю. Все, что я знаю — вы, я и сэр Джори единственные люди на несколько лиг вокруг. Возможно, единственные выжившие при Остагаре. — И все благодаря Черному Эмиссару, — простодушно поддакнул Джори. — А, вот что с вами будет? Сначала они вам решать позволяют, а потом вы их хвалите почем зря? — воин плюнул в сторону Джори, но не попал. — С ним не так, как со мной. Его пленили и заразили скверной еще до битвы. — Он был в вашем отряде? Тоже Страж? — Мы новобранцы. Его забрали до Посвящения. Мне… повезло, наверное? Другие Стражи вряд ли выжили, хоть я еще не проверяла в башне. Расскажите, как вы здесь оказались? Сэр Джори сказал, герб на вашем плаще — знак службы тейрну Логэйну. Он также сгинул в битве? — Значит, этот олух — рыцарь? Не очень верю. Впрочем, в одном он прав. Я действительно был в войске Гварена. В резерве. Тейрн Логэйн велел отступать. Мы так и не дождались сигнального огня. Я не послушал. Ринулся в крепость, надеялся спасти короля. Натолкнулся на огра. И вот. Да, рыцарь из меня ничуть не лучше вашего друга, — он протянул Солоне руку. — Сэр Аарон Хоторн из Эджхолла. Полагаю, теперь стоит держаться вас, чтобы эти монстры меня не прикончили? — Вы вольны в своих решениях, — Солона пожала плечами. — Просто знайте, что я собираюсь все это прекратить. Остановить Мор. — Хм, и как же вы это сделаете, находясь на одной стороне с порождениями тьмы? — Не знаю. Просто она мне сказала, — Солона кивнула в сторону эмиссара, — что так будет. — В каком сумасшедшем мире мы живем, — простонал сэр Аарон. — Но выбора у меня нет, так что буду наблюдать за этой скверной пьесой. И защищать вас, раз уж вы спасли мне жизнь.

***

Серебряный грифон на синем поле взял на себя первые искры пламени погребального костра. Даже в смерти Страж-командор Дункан защищал короля Кайлана. Они оба заслужили достойный покой. «Создатель, прими этих мужчин в Своей обители. Прости им слабости, призри на добродетели. И пусть они обретут покой у ног Твоих». — Красивая просьба, — холодный голос эмиссара заставил Солону встать с колен. — Но я не вижу жертвы. Как вы можете быть уверены, что ваше прошение достигнет ушей бога и будет рассмотрено? — Вы прежде не встречались с верующими? — шепотом спросила Солона. — Глупый вопрос. Вы ведь порождение тьмы. Свет Создателя вам омерзителен. Как и его служители. — Я знала жрицу. Давно. Не помню, насколько мы были дружны. Она была очень наивной, — эмиссар не боялась огня, как прочие порождения тьмы. Спокойно стояла в опасной близости от костра, поглощая теплые отсветы чернотой своих одежд. — Ее звали Альвиния. Ваш далекий предок. Бабка в двадцать четвертом поколении. Она служила Уртемиэлю. А я его любила. Солона вспоминала, что отец читал ей о предках. Альвинии были благородным тевинтерским родом. Они правили почти всей территорией Недремлющего Моря. Лукан Альвиний — один из последних магистров этого рода — жил в одно время со жрецами, ворвавшимися в Золотой Город. Его дочь была женой отцовского предка. Как же ее звали? Гадрия... Адрия... Адриана. — Вы были человеком? — Не помню, — растерянно призналась эмиссар. — Это не моя ночь. И не Альвинии. Она давно умерла. В Неварре на похоронах обычно вспоминают все лучшее об усопших. Позовите убийцу огра. Он, похоже, знал многое о добродетелях вашего короля. А нам есть что вспомнить о Дункане. — Вам тоже? — Солона оторопела. Она не могла представить их, должных быть заклятыми врагами, делящих добрые воспоминания. — Уважение к противнику, Солона. Неужели, никогда не слышали? У Солоны не ушло много времени, чтобы отыскать сэра Аарона. Рыцарь был неподалеку, у обозов с женщинами. Пытался развязать их путы. Пришлось убедить его, что это бессмысленно и только разозлит порождений тьмы. Не сразу, но он согласился. Джори нашелся у тропы, ведущей на болота. Просто стоял и смотрел в темноту. Когда Солона окликнула его, он словно вышел из транса, дружелюбно улыбнулся и последовал за ней к костру. — Король Кайлан был достоин своего отца, Мэрика Тейрина. Того, кто освободил нас от орлесианской оккупации. Истинного героя Ферелдена. Его сын должен был совершить не меньший подвиг — избавить эту землю от нашествия порождений тьмы. Не получилось, — сэр Аарон хмыкнул. — И вряд ли получилось бы вообще. Но он пытался. Пытался править, пытался спасать, защищать. Король Попыток — в двух словах. Но другого у нас не было. И мы должны быть благодарны Создателю хотя бы за эти попытки. Следом заговорил Джори. — Оба они были хорошими людьми. Сложными. А простые и не умирают так. Живут свои простые жизни. Я хотел бы, чтобы Страж-командор был простым. Чтобы король был проще. Тогда не горел бы этот костер. И костер Давета тоже. — Может, было бы куда хуже. Сложный Дункан вывез меня из Кинлох. Показал, что кошмар закончился. А за стенами лежит целый мир. Мир, который сложный король Кайлан стремился защитить и сделать лучше. Мы продолжим его начинание. Пусть и… — Солона оглянулась на прячущихся в тенях порождений, — по-своему. Я счастлива, что знала их обоих такими — сложными, честными, преданными своему делу. Настала тишина. Только огонь трещал дико и громко. Солона не заметила, как сэр Аарон и Джори ушли, оставив ее наедине с эмиссаром. — Вы их не знали, — прошептала она сквозь черноту вуали. — Никто из вас троих не знал ни короля, ни Дункана. Я тоже их не знала. Мы смотрели прямо в их глаза, но видели лишь то, что позволяют. С порождениями тьмы проще. Нет масок. — Есть вуаль, — попыталась пошутить Солона. — Вам не стало бы легче, подними я ее. Напротив, это испортило бы впечатление. А у вас еще так много вопросов. Солона достала ленту из поясной сумки. Посмотрела на узор в свете костра. — Она принадлежала вашей подруге? Жрице? Адриане Альвинии? — Ее любовнику. И наставнику. Одному из Звездного Синода. Архитектору Мастерских Красоты. Он оставил ей ленту в их последнюю встречу. Уже после того, как скверна поселилась в нем. Эта маленькая черная лента слышала нетронутый Мором голос Уртемиэля. Она была с Архитектором, когда он ворвался в Золотой Город. Теперь понимаешь, почему она так важна? Это ключ к сердцу того, чем был Архидемон. Вместе с правильной кровью, жреческой кровью, она может дать своему обладателю шанс исцелить Уртемиэля от безумия. — И он остановит Мор, — Солона завороженно обвела пальцем тонкую металлическую нить. Почувствовала холод нечеловеческого дыхания на своей макушке. Развернулась, упершись взглядом в поясницу эмиссара. — Но зачем это вам? Вы ведь нуждаетесь в Море. Он — смысл вашего существования. Ради чего рисковать? — Потому что я люблю его, Солона. Люблю Уртемиэля. Так же как и тысячу лет назад. Я очень виновата перед ним. Он звал меня, находясь во сне. Он боялся, что его найдут, просил защитить его. Но я не пришла. Я думала о том, как буду избавлять его от цепей скверны, но не о том, чтобы вовсе не допустить его пленения. Мор — моя ошибка. Но мы ее исправим, — эмиссар наклонилась к лицу Солоны. Ей показалось, что она смотрит прямо в глаза, но вуаль не позволяла разглядеть их. — Вместе.