Продолжаем ночами

— Ну хто ж знал, шо такой сериал-то классный, блин, Жень... Они там все такие хоро-о-ошенькие-е-е… — А Я ГАВАРИЛА!!) А КСЮША Ж НАВЕРНОЕ ТОЖЕ ГАВАРИЛА! XDD ...Шо ты, от того что они там все хорошие плачешь?.. © из переписок — Юрий Анатолич! — знакомый голос заставил сердце в груди вздрогнуть, забиться торопливо, как будто наверстывая упущенное. — Юрий Анатолич, не подождете ли? Юрий Анатолич застыл, боясь обернуться. Замер — как был, стиснув до боли кулак в кармане, второй рукой зажав ручку зонтика так, что пальцы побелели. Не оборачивался, просто слушал. Слушал тихие торопливые шаги, приятно перекликающиеся с шуршанием дождя по мостовой. Шаги цокали испуганно по асфальту, приближались, торопились, но не бежали. Она бы в жизни не побежала к нему — он это знал. Знал и не надеялся. Да и к чему это — теперь? Теперь, когда у него официально в паспорте печать стоит: разведен. Ну вот и все. Успокоиться пора бы, а он все ждет… у моря погоды. Шаги зацокали тоненькими шпильками-каблучками совсем рядом, и Юрий Анатолич вдруг подумал, что эти звуки — цоканье её шажочков — это олицетворение её самой. Худенькой, воздушной, но стро-о-огой. Строгой. — Юрий Анатолич, позволите под Ваш зонт? — Она стала рядом — увесиситая сумка, как видно, с продуктами, в одной руке, вторая судорожными движениями приглаживает мокрую, рассыпающуюся прическу. — Дождь… дождь усиливается. — Улыбнулась через силу. Натянуто улыбнулась, так напряженно, как будто ее кто насильно заставлял. — Конечно, Ольга Николаевна! — Юрий Анатолич удивленно улыбнулся, протянул руку: — Пакетик ваш разрешите помочь донести. Ольга Николаевна ужиком нырнула под зонт — юркая, быстрая, тоненькая. Без лишних слов сунула ему в руку «пакетик» — торбу килограмма на три — и принялась торопливо отряхиваться. Юрий Анатолич с растерянной улыбкой наблюдал, как она в который раз пригладила уже сильно растрепавшуюся прическу. Струйки воды текли по ее красивому пиджаку, капали с волос, а сама она, разнервированная, дрожащая, отряхивалась, то и дело поглядывая на Юрия Анатолича. — Что вы… что вы так на меня смотрите? — спросила резко. — Что я… макияж у меня размазался или что? Юрий Анатолич растерянно поднял брови. Если бы она не сказала — ни за что бы не заметил!.. Всмотрелся — идеальное личико. Если бы не улыбалась Ольга еще так напряженно… Злая улыбка, одна из ее обширного арсенала улыбок — самая едкая, он эту улыбку терпеть не мог. — Разве что вот… совсем немного… — внезапно охрипшим голосом ответил Анатолич. — Но это не заметно совсем, Ольга Николаевна. — Незаметно? Точно? — прерывисто, вопрос за вопросом. Напряженная улыбка-гримаса будто впечаталась в лицо. Юрий Анатолич быстро кивнул. — Ну, а раз незаметно, то… чего вы стоите? Я домой хочу. Или вам нравится мокнуть под дождем?! Да нет… Под дождем ему не нравилось — продрог до костей, да вдобавок еще и есть хотелось. Вот ведь попали под дождь!.. Скорее бы к дому добраться… Он поудобнее взял зонтик, отодвинул его по возможности дальше, чтобы Ольгу Николаевну полностью накрыть. Ну и ничего, что на него теперь брызгает. Оно-то что?.. Мелкие капельки, подумаешь… Каблучки напряженно цокали по тротуару. Он заботливо держал зонтик все на той же дистанции, а во второй руке нес «пакетик», вместительность которого так недооценил вначале. — Ольга Николаевна, вы правда так спешите?.. — вопрос, внезапно прерванный судорожным вдохом. От «пакетика» медленно немела рука, да и ноги уже начинали побаливать — Ольга Николаевна неслась как стихийное бедствие. Она перевела на него острый взгляд, быстрая, скользкая улыбочка мелькнула на губах и тут же исчезла — это была ее улыбка-маневр на отвлечение внимания. Она всегда так улыбалась в те несравненно краткие моменты, когда не знала, что делать. — Ну… не так уж и спешу. Пять минуток в запасе есть… Да вы станьте под зонт, Юрий Анатолич! Что вы, в самом деле, простудиться хотите?! Он поднял взгляд на зонтик. Дождь бил по макушке холодными, мелкими каплями. — Вы что там, уснули? Ближе подойдите, говорю. Уже промокли насквозь, должно быть. Он придвинулся поближе, спрятался обратно под зонт, почти коснулся плеча Ольги Николаевны. — Извините. — За что? Лучше пойдем поскорее… — И остановилась. Вовсе. Юрий Анатолич оглянулся — почти пришли. Их дом виднелся вдалеке, и даже видно было, как Валя второпях снимает с балкона не успевшее высохнуть белье. — Что случилось, Ольга Николаевна? Глядите, уже и домик наш виден… Не стойте, замерзнете ведь. — Юра, не спеши, у тебя сердце, — тихим, призрачным голосом прошептала она. Глаза засверкали янтарным блеском. Губы улыбнулись — внезапно нежно. Дорогая, ценная улыбка, выдававшаяся чуть ли не под расписку… — Как вы сказали, Ольга Николаевна?.. — спросил он еле слышно. Улыбнулся в ответ — его арсенал улыбок был не в меру скуден. Улыбок у него было всего две — виноватая и радостная. Мир был прост и почти лишен мрачных красок. Даже самое плохое время он разбавлял спокойным вздохом и растерянной улыбкой в пустоту. — Я сказала — не надо бежать, — официальные нотки. Стальные. — Не надо бежать… и-и вообще, дальше я и сама могу. Отдайте сумку. — Пакетик? — рассмеялся Юрий Анатолич. — Да что ты, Олечка, я донесу. Она застыла. Глаза вновь сверкнули, на сей раз — лучисто. — Как вы сказали? Юрий Анатолич, как вы сказали? — Говорю: уж если мужчина помогает — то помогает до конца. Дома отдам вашу сумочку! Хотел было дальше идти, но Ольга Николаевна стояла, не двигаясь с места. Задрожала вдруг, плечи затряслись, поникла вся. — Ольга Николаевна, что с вами? Вам холодно? Пойдем быстрее! — Зая, ты говори так почаще, вот как ты щас сказал, про пакетик, — прошептала скороговоркой, сквозь зубы, сквозь плотно сжатые челюсти. Уцепилась пальцами за его пиджак, уткнулась лицом ему в плечо. Юрий Анатолич почувствовал, как в груди коконом замариновались какие-то очень острые чувства. Такие, которые непременно хотели вырваться наружу, но не могли. Удивление медленно растворилось в сладкой, всепоглощающей радости. — Да что же ты, котя? — Анатолич медленно обвил ее плечи рукой, не выпуская зонта. Прижал к себе покрепче — хрупкую, растрепанную, такую красивую и маленькую… Стало так хорошо, как будто и не было никакого развода, и жизни на пару с Берковичем не было, и терзаний по поводу её нового ухажера с арбузом… Ничего этого не было, это была какая-то грустная сказка или неудачный анекдот. Ольга Николаевна — котя... — дрожала в его руках, уткнувшись лицом в его пиджак, уже и без того промокший под дождем. — Почаще?.. А как с дынькой приходил — так ты… — он рассмеялся. Не обидно совсем, нет… Просто грустно. Грустно так выходило. — Оля… скажи, зачем ты это делаешь? Ольга Николаевна застыла. Пальцы разжались, отпустили пиджак. Глаза — два сверкающих янтаря — впились, словно желая каждое чувство наружу выцарапать. — Что? — Ну вот смотри… — Он осторожно погладил ее по спине, улыбнулся. — Вот мы сейчас так постоим. Ты — сверкающая, краси-ивая… — Прищурился ласково. — И я… А потом — пойдем домой. И снова все по кругу… И ты снова станешь Ольгой Николаевной. — Ты что, обиделся? — Эх, стальные нотки. — Да нет, Оль. На тебя нельзя обижаться. Я, по крайней мере, не могу. — Тогда что? — Да ничего… Огорчает — вот и все. Ольга Николаевна тихо вздохнула, опустила глаза. Волосы рассыпались, влажными, пушистыми прядями лежали на тонких, словно точеных плечах. — У нас есть пять минут, зая. Юрий Анатолич кивнул. Сумочку осторожно на мокрый асфальт поставил, свободной, пусть и слегка затекшей рукой провел по волосам Ольги, по влажным, шелковым прядкам. По спине — идеально ровненькая осаночка, сама грация. — Пять минут?.. Хорошо... — Он не хотел спорить. В глазах появились жгучие слезы. Поймал ее вопросительный взгляд, прибавил, склонившись к ней, уткнувшись носом в ее волосы, волнительно пахнущие знакомыми духами. Если по какой-то роковой случайности им отведено пять минут — ладно… Пальцы снова и снова поглаживали любимые, пушистые волосы, разметавшиеся по плечам. Пять минут протекли незаметно.