Давай любить друг друга так...

      Малышка Долорес, как и подобает детям, росла. А это значило, что наступала пора закупаться новой одеждой. Харгривз в этом вопросе был крайне дотошным — ткань должна быть мягкой, лёгкой и плотной для повседневной носки, никаких страз, пайеток и всяких разных объёмных украшений, чтоб лишние нитки не торчали. В общем, выносил мозги продавцам так, что они были готовы деньги ему отдать, лишь бы больше к ним не приходил.       Но в этот поход всё должно было быть иначе. С ним и Дол впервые была Ингрид. В этом была огромная отдушина и радость для него — поход по магазинам всей семьёй. Вот только быстро радость улетучилась, ведь вылетел из тёмной головы тот факт, что хоть у Трафэл был свой вкус и стиль, но частенько она скупала всякую дрянь, которая, увы, очень быстро портилась.       — Нет, — сухо, с присущей только ему строгостью, отчеканил Пятый, краем глаза глядя на странные серые носочки с белыми сердечками.       — Почему? — с недовольным прищуром поинтересовалась девушка, замечая, что супруг лишь мельком взглянул на её "очаровательную находку".       — Размер не тот. Материал сотрётся за месяц на пяточках. А ещё цвет отвратительный. Серый нашему лисенку не подходит.       Трафэл аж в осадок выпала с этих слов. Харгривз в любых темах и вопросах был и оставался до жути и скрипа зубов дотошным старым ворчуном. Он себе платки мог выбирать часами, что уж говорить за одежду для ребёнка! Для его любимой и неповторимой доченьки!       — А какой же цвет подходит нашему... как ты сказал? Лисенку? — не сказать, что напрягало, однако очень удивляло то, как парень подбирал милые прозвища для Долорес. То она лисёнок, который ни капли не походил на данного зверя. То звёздочка, особенно гордо валявшаяся среди игрушек в одном лишь нижнем белье. То черничка, из-за которой, между прочим, у девочки начиналось высыпание. Более или менее подходило "Принцесса", но так уже реально коробило от того, что "Королевой" свою супругу он никогда не называл. Ладно, стоило признать — Ингрид временами из-за этого ревновала. А ещё из-за того, что пусть и не совсем осознанно, но Харгривз не впускал в свой "пузырь семейной идиллии" саму девушку, хотя сам при этом старался делать так, чтобы его девочки проводили больше времени вместе.       — Оттенки рубинового. Пастельные голубой и оранжевый. И, — после долгих ощупываний, он подошёл к зеркалу и на глаз примерил странную многослойную, словно для балерины, юбочку на бок малышки, что всё это время сидела у отца на плечах и, обхватив его за голову маленькими ладошками, зарывалась в и без того растрёпанные волосы. — Розовый.       — Ты вот сейчас не шутишь?       — Милая, тебе нравится эта юбка? — как бы проигнорировав недовольство супруги, спросил он у дочери по поводу наряда.       — Да! — заулыбалась Долорес.       — Вот видишь.       — Хорошо, — шумно выдохнув, признала очередное поражение девушка сквозь зубы.       Постаравшись перенять на себя вредность мужа, Трафэл долго и скрупулёзно рассматривала вещи, опираясь на полученную информацию о цветах и вариантах материала. Вот только сколько бы она не тратила времени, и чтобы не выбирала, Пятому всё равно ничего не нравилось.       — Да ты даже не смотришь, — Харгривз и в самом деле не особо-то разглядывал одёжку, приносимую возлюбленной, но от того и не обратил внимание, с каким видом сама девушка это сказала.       — Я и так всё прекрасно увидел. Всё не то, — спокойно ответил парень, складывая в небольшую корзинку тёплые бирюзовые колготки.       — Как скажешь.       Он ещё долго ходил по рядам с одеждой, но толком и не понял, что больше к нему не подбегали с глупыми майками или шортиками с нелепыми нарисованными моськами. Зато заметила Долорес — она крутилась на отцовских плечах и всё никак не могла со своей удачной высоты увидеть рыжий пучок. Благо Пятый спокойно терпел возню малышки, но пришлось зашипеть от боли, когда тёмную прядку прям по центру макушки резко дёрнули.       — Что такое, моя маленькая лисичка? — отозвался парень, понимая, что тянуть перестали, но не выпустили. — Устала?       — Нет.       — А что случилось?       — Ты был не прав.       Для трёхлетнего ребёнка Долорес говорила довольно складно и легко, а еще она понимала очень многие вещи, особенно те, которые касались настроения и поведения. В частности мамы — ведь год назад так изводила родительницу, что теперь она лишь по глазам понимала, что именно испытывала девушка.       И сейчас, когда она вспомнила чуть ли не слезливый взгляд, тонкую алую полосу поджатых губ и тяжёлый вздох, то осознала, что почувствовала Ингрид, стоило отцу уже, наверное, в десятый раз забраковать выбор возлюбленной.       — Мама приносила хорошие вещи.       — Милая, ты бы их не носила, а если и стала, то они бы испортились на следующий день, — тихо айкнул, когда за волосы опять потянули.       — Мне понравилось платье с кисами.       — Это убожество грязного малинового цвета? — В этот раз его ещё и в плечо ножкой ударили. Он, наконец-то, отвлекся от одежды и попытался посмотреть наверх, но оценить недовольно надутые щечки не смог. — Что случилось?       — Ты обидел маму!       Покрепче ухватившись, Дол повернула непутёвую голову Харгривза к зеркалу, чтобы он смог взглянуть в недовольные голубые, как у матери, глазки, что были уже полны слёз. Она поджимала маленькие губёнки и часто дышала, готовая вот-вот расплакаться.       — Черничка моя, не пла... — хотел было он успокоить дочь, но затих с приоткрытым ртом, когда осознал сказанное девочкой.       Спустив дочь с плеч и взяв её на руки, Пятый быстрыми шагами начал проходить весь магазин, звал по имени, но нигде не мог отыскать супругу. Наконец-то он и сам понял, как вёл себя всё это время. Нет, он поступал вполне правильно — для Долорес он хотел всего самого лучшего, чтобы она чувствовала себя комфортно и выглядела хорошо. Но сам того не понимая, отталкивал любые предложения Ингрид, с которой так хотел провести время. За два года он слишком свыкся всё делать в одиночку, отгоняя от себя надоедливых консультантов, и похожую участь он устроил своей жене. Которая, пусть и год назад, но всё же только недавно вернулась к нему. Которая только-только смогла найти общий язык с дочкой.       — Ингрид! — уже на панике выкрикнул Харгривз, переступая порог детского отдела и выходя в основной зал торгового центра.       Хотел, чтобы вместе провели время, а сам даже внимания не обратил на то, с каким лицом всякий раз к нему подходила Трафэл. Просил когда-то Долорес не отталкивать маму, ведь девушка хотела только добра для неё, а сегодня сам не давал ей и малейшего шанса приблизиться к дочери. И этим он не просто задел. Он действительно обидел любимую. И принял это окончательно, когда малышка грозно и часто захлопала ладошкой по груди.       — Мама! — вскрикнула девочка, другой ручкой указывая в сторону окна.       — Ох... нет...       Ингрид сидела на скамье рядом с торговым центром. Пусть и слабо, но все же трясущимися руками она держала дымящуюся сигарету, выкуренную наполовину. Смотрела куда-то в сторону, часто раздувая ноздри, потому что шмыгала носом. А по щеке стекала очередная чёрная слезинка, которую девушка стирала уже не в первый раз испорченным рукавом сиреневой блузки.       Пусть Пятый и не был прям таким уж виноватым в своих словах и действиях, однако это ничуть не облегчало его положение. А хныкающая малышка, тянущая ручки к маме, была тем самым молотком, что забивал в сердце гвозди. Обычное "извини" здесь бы не помогло — не просто так, спустя столько лет отказа от привычки, Трафэл вновь взяла в руки сигареты.       — Молодой человек, вы будете оплачивать свою корзину? — неожиданно за спиной послышался усталый голос продавца, державшего в руках выбранную Харгривзом одежду. И тут пришло озарение.       — Да! И ещё пару вещей!       Мерзкая привычка вернулась благодаря работе на новом месте — увы, но тамошних работников бить было нельзя, позволять себе слабость в виде слёз было сравнимо с признанием своей никчёмности перед чужими глазами, а иногда пар выпустить как-то, но хотелось. Вот и в этой ситуации, когда мнение её ни черта не вперлось мужу, глаза неприятно защипало. Ингрид давно перестала считать, какую по счету сигарету она уже успела выкурить, так как голова была забита дурными мыслями: Долорес и её дочь тоже, а Пятый будто присвоил малышку только себе, мол девушка всё равно ничего не смыслит в воспитании, так ещё и дрянь всякую подсовывает. Но все эти мысли отступили, сигарета была быстро и метко выброшена в урну, а во рту прожевана мятная конфета, перебивающая запах табака, когда за спиной послышался счастливый детский голосок.       — Мамочка! — Трафэл постаралась утереть лицо и с мягкой улыбкой обратиться к дочери, но, чуть открыв рот, проглотила язык.       Дол выбежала из торгового центра в смешном малиновом платье с нарисованными котятами и джинсовой курточке, а на ногах были те самые серые носки с сердечками. Ингрид встала с места, чтобы поймать малышку и прижать к себе, однако ж слов так и не смогла подобрать даже тогда, когда в шаге от них в голубом свете появился Харгривз с кучей различных пакетов и небольшим букетом ирисов.       — Папа не хотел тебя обидеть, — обнимая за шею и целуя в висок, пролепетала Долорес.       — Прости меня, Гри, — обнимая своих девочек, виновато прошептал Пятый и поцеловал супругу в другой висок, протягивая ей относительно свободной рукой букет.       — Ох, мой свет, — тихо засмеялась девушка, прижимаясь к его груди. — Да как тут на тебя серьёзно обидишься...       Но подобных слов было Харгривзам недостаточно, оттого принялись уцеловывать лицо матери, смех которой стал звонче и веселее. Они крепко обнимали Трафэл, не давая ей и малейшего шанса двинуться.       — Я прощаю тебя! — чуть ли не задыхалась от смеха девушка, к щекам которой, словно две любвеобильные пиявки, присосались члены её безумного, но очень любимого семейства.       — Вот и славно, — оторвался Пятый, растирая явный такой засос чуть выше подбородка, о котором говорить он не стал. — Долорес, отбой.       Девочка последовала примеру отца, вот только её поцелуйчики больше оставляли слюнявые следы, от которых смеяться захотелось уже и парню. Он помог поставить дочурку на ноги, которой вручили цветы, после чего достал платок и стёр влажные метки на другой половине лица.       — Точно всё хорошо? — поинтересовался несколько обеспокоено, когда Ингрид опустила взгляд на крутящуюся Дол, продолжая держать за маленькую ладошку.       — Да, но... Слабо мне верится в то, что ты всё это купил.       — Оно красивое! — не унималась девочка, оттого высвободила ручку и, встав на шаг подальше, да покрепче прижав букет, закружилась, чтобы юбки раскрылись. — И я в нём красивая!       — Ты просто очаровательна, куколка.       Трафэл наклонилась к дочери и ласково чмокнула в лоб, отчего та просияла ещё больше и уже подбежала к отцу, чтобы запрыгать на месте и, широко улыбаясь, пролепетать ему о том, что мама назвала её очаровашкой.       Обнимая супругу и держа на руках дочь, Пятый направился с ними к машине. Усадив малышку в специальное кресло, а пакеты спрятав в багажнике, он вновь подошёл к Ингрид и, мягко взял в руки её лицо, посмотрел в глаза.       — Всё хорошо, — успокаивала девушка супруга, замечая волнение.       — У меня сердце разрывается всякий раз, как я вижу твои слёзы... — признался он, непривычно робко целуя в губы. — Я люблю тебя, моя милая малышка Гри.       — А я люблю тебя, — прошептала ему в губы девушка, правда невольно скривилась и добавила. — А ещё ты был чертовски прав...       — О чем ты?       — Долорес не идет всё это! Ни капли! А серый вообще отвратительно смотрится! Так ещё и с дурацкими босоножками с единорогами! Господи, зачем ты их ей вообще купил?!       — Вот именно! Давай сожжем эти туфли! Они ж ей даже велики!       — А малышка не обидится?       — Поверь, я видел её лицо — она будет только рада, если мы придадим это дело огню!       — Тогда предлагаю завтра устроить барбекю.       — Отличная идея!