Давай любить друг друга так...

      В тот день она поняла, что мир, её детский, незапятнанный и прекрасный мир дал трещину. Девчонке с неделю было плохо: знобило, желудок крутило, голова кружилась, всё перед ней плыло и превращалось в одно уродливое пятно. И то, это чёртово пятно пестрило такими кислотными красками, что становилось всё хуже, ведь в этих кляксах, стоило лишь на секунду прикрыть глаза, она видела одну и ту же сцену.       — Так и не отпускает? — поинтересовался Клаус на шестой день нездоровья племянницы.       — Я до сих пор это вижу... Отвратительно... — прохрипела Долорес, согревая ладони о кружку горячего чая.       — Не хочу тебя расстраивать, куколка, но, исходя из рассказа обеих сторон, виновата ты сама...       — Они живут с ребёнком! Они знают, когда я возвращаюсь!       Верно, Пятый и Ингрид поминутно знали, во сколько возвращается неугомонный подросток, потому и не ждали её дома на два часа раньше положенного времени. И прав был Харгривз в том, что девица сама виновата. Помимо того, что не удосужилась позвонить, — всё ж взрослые могли приехать и подвезти на машине, — она по старой привычке сразу направилась к ним. Точнее, Долорес переместилась к матери в лабораторию.       — Я до... Мама! — выкрикнула она себе в ладони. Она застукала своих родителей. Неявно наслаждающихся друг другом. Не совсем адекватными. Частично раздетыми. На столе.       Мать то ли задыхалась, то ли стонала, закинув одну ногу своему мучителю на плечо и закатив глаза. Отец же душил её и, странно улыбаясь, говорил что-то на норвежском — увы, но данный язык никак не хотел усваиваться девчонкой, сколько бы времени не было убито. И, что хуже всего, они не обратили ни капли внимания на своего неожиданного зрителя. Пока Дол не заголосила во всю глотку.       — Л-лисёнок?! — воскликнул на панике Пятый, однозначно не ожидавший, что в этот момент оглохнет не от слившихся воедино хриплых стонов, а из-за девичьего крика.       Долорес, сгорая от смущения, мигом телепортировалась к себе в спальню и, закрыв дверь на замок, сначала засела в ванной комнате, желая смыть с себя странные мерзкие ощущения, а потом спряталась под одеялом. Накрывала голову подушкой, когда слышала стук, и смотрела в одну точку, боясь моргнуть — сцена словно выжглась на роговице. Благо отец, в отличие от неё самой, специально не использовал способность, если дочь запиралась. Уважал личное пространство. Но когда она не вышла на ужин, Харгривз быстро мелькнул голубым светом, оставляя на столе поднос с едой.       С того самого случая Дол стала часто использовать в адрес родителей слово "извращенцы". В обе стороны, но в основном она так говорила про Пятого, считая его не только развратником с большой буквы, но ещё и садистом. Правда и Ингрид в стороне не долго оставалась. Особенно на Рождество. А тот дурацкий случай с грейпфрутом и в тридцать лет вспоминался с содроганием.       Но то ли возраст дал своё, то ли разговоры с Клаусом помогли, то ли собственные желания и потребности в интиме давали о себе знать, но Долорес стала отпускать события того дня. Ну подумаешь, сексом занимались. Ну подумаешь, больше походили на животных...       — Куколка, пора уже принять, что такова страсть твоих родителей. Они иначе не умеют, — попытался поддержать Клаус, но криво улыбнулся, когда услышал вопрос.       — Тебе заплатили?       — Нет...       — Угрожали?       — Нет!       — Позвонила мама? — Замялся, потупив глаза в пол. Дядю страшил брат-Куратор, одним своим взглядом унижающий и убивающий других, но всё же больше пугала жена этого самого Куратора, крепко держащая супруга на невидимом поводке и, временами, за крайне заметно выпирающую ширинку. — О чём просила?       — Объяснить тебе, что "естественное не столь безобразно".       — И почему же именно ты должен мне это объяснять?       — Потому что их самих ты не слушаешь, и... — вновь затих, но в этот раз ещё и смутился. Совсем чуть-чуть. — Что в какой-то степени натура развратников у Харгривзов — черта семейная.       Не сразу поняла, о чём именно говорил Клаус, но выслушав о некоторых его личных практиках, Дол... приняла эту мутную истину. О похождениях дяди слушать было несколько проще — родителей она застукала в пятнадцать, а сейчас ей без месяца двадцать лет. Правда нижняя челюсть всё же опустилась, когда мужчина припомнил увлекательное катание на качелях с ещё двумя людьми, но поднял обратно фразой, которую девушка запомнила раз и навсегда.       — Иногда странный подтекст ты сама ищешь там, где его вообще не было.       И эта мысль подтвердилась. Не один раз. Сначала хотела устроить родителям разнос за то, что на весь дом включили музыку с очень жёстким и достаточно резким битом, а на деле — просто тренировались с мечами. Было стыдно.       Затем она повелась на тяжёлое дыхание и рваные стоны, через которые отчетливо слышалось отцовское имя. Не знали, что Дол осталась дома и никуда не поехала, а потому она, гонимая своими же домыслами, быстро пошла на кухню.       — Больно... Остановись... — молила Ингрид.       — Чтобы стало приятно, необходимо потерпеть, — приторно ласково успокаивал Пятый, буквально мурлыкая. — Мы делаем это уже не в первый раз. Должна была привыкнуть.       Долорес долго не решалась заглянуть в комнату, но, услышав протяжный и довольный стон, она, зажмурившись, выглянула. И выдохнула. Учёная, облокотившись на стул, терпела, пока Харгривз массировал ей поясницу локтём.       — Чтоб больше тяжёлые сумки не таскала! А то так без спины останешься! О, милая, ты не уехала? — Девчонка аж дрогнула от того, как спокойно к ней обратились.       Мозг крайне сурово с ней играл. Вот понимала же, что родители, наученные горьким опытом, больше не устраивали различных извращений в доме, пока на все сто процентов не убеждались — ребёнок ушёл или уехал надолго. Правда пару раз мельком замечала, что как только она забиралась в машину к подруге, а дверь дома ещё толком не закрылась, мать буквально запрыгивала на мужа и чуть ли не заваливала на пол. Но это становилось уже не так важно и страшно. Всего действия не видела, и славно! Правда мутные игры странно воспаленного разума продолжались, оттого и повелась вновь.       Вернувшись с занятий в балетной школе, Долорес увидела в гостиной отца, что спиной сидел к ней на диване. А вот матери рядом не было. Оглядываясь по сторонам и медленно приближаясь к Харгривзу, она надеялась заметить рыжую макушку. Но застыла, когда он откинул на спинку голову и, прикрыв глаза, тихо простонал.       — Не останавливайся...       Уже не испытывала таких шоков, как раньше, однако всё же покривилась, когда всё ещё молодой киллер, однозначно наслаждаясь процессом, буквально завыл.       — Да... Вот так...       — Пап... — негромко позвала Дол, не сгорая от желания своим выкриком лишить отца детородного органа — хотя многих моментов тогда можно было избежать. Но возмущение взяло своё, когда Харгривз открыл глаза и, взглянув на дочь, улыбнулся.       — Да, дорогая? — и вновь взвыл. — Ты так мне кровь пустишь...       Поборов смущение, Долорес быстрым шагом обошла диван и увидела... как Ингрид, устроив голову на коленях мужа, неистово начёсывала ему ногу.       — Тьфу на вас!       А потом история повторилась. Вновь хотелось проторчать в ванной несколько часов, потом спрятаться под одеялом, а затем с неделю не пересекаться с родителями взглядом.       Пятый и Ингрид вернулись из магазина в котором, спасибо Харгривзу, пара застряла на несколько часов. Разложив покупки по полкам, они, обмениваясь недовольством, плелись к себе в спальню. Усталые, немного даже злые, хотели просто упасть на кровать и уснуть. Но, открыв дверь, сон как рукой сняло.       — Дол! — то ли от испуга, то ли от наслаждения завопила Кармэн, крепко держащая свою любовницу за волосы на тёмной макушке, пока та находилась у неё меж ног. Всё же от испуга. — Остановись!       Жаль, повторяя повадки отца, Долорес не сразу остановилась, так как была слишком увлечена процессом. Она оторвалась от ласк только тогда, когда больно и резко дернули вверх, а дверь за спиной с грохотом захлопнулась.       — Не говори мне...       — Твои предки вернулись!       Посмотреть родителям в глаза всё же пришлось — прятаться в их же спальне было грубо и глупо. А ещё потребовалось время, чтобы сменить постельное белье и проветрить комнату. И желание спрятаться улетучилось на короткое мгновение, когда девицы встретили Пятого, что, сидя за кухонным столом, мирно попивал кофе и делал вид, что ничего не заметил. Мол не он в спальню заходил. А вот Ингрид... она сразу дала понять, что видела всё.       — Эх ты! Животное! — карикатурно попыталась Трафэл изобразить собственную дочь. Театрально прикрывала глаза рукой, изображала плач. Издевалась и мстила, короче говоря. И от этого хотелось провалиться в Ад и Долорес, и Кармэн, прятавшейся за спиной возлюбленной. Но, посмеявшись от смущенных лиц и почувствовав лёгкий толчок в бедро, мягко улыбнулась. — Вот теперь мы полноценное семейство извращенцев.       — Мам!..       — Не смущай детей, любовь моя, — тихо попросил Харгривз, с трудом сдерживая собственный смех. Уж слишком нелепая и неловкая ситуация.       — Да я и не смущала, — как ни в чем не бывало парировала мать семейства, усаживаясь рядом с мужем. И на полном серьёзе всё же кольнула. — Правда съедобные смазки в чёрных упаковках, а в красных у нас обычные. Так что в следующий раз будь внимательнее.       — А, так вот почему... — начала свою мысль Долорес, но услышав тихий писк за спиной и увидев улыбку отца, поняла, что подловили. — Да мам! Хватит!