"Та свадьба, всё изменила!"

Руки до сих пор тряслись. Ожидание боли, вот что, куда страшнее, чем само ее проявление. Ты не знаешь, что будет, а сознание предательски подкидывает дровишки в костер паники, усиливая эффект. После диких воплей истерик, когда Тобираму доставили в реанимацию, последовал немой ужас от всего происходящего вокруг меня. Я не могла даже открыть рот, словно вообще потеряла такую функцию — общение. В голове пусто и одиноко, пока время тянется невыносимо долго от мук ожидания. Я не слежу за временем, оно давно испарилось, так же как и ощущение реальности. У меня был, мягко говоря, шок от прожитых ранее минут. Быстро, искромётно. Только сейчас, по-настоящему я понимаю, в каком аду побывала. Только и оставалось ждать и надеяться, верить в чудо, как малое дитя перед Рождеством. Неописуемо страшно, как же я до мозга костей боялась за его жизнь. Я знала, знала, что не переживу если с ним, что-то произойдет. Он стал для меня частью чего-то нового, необычного, первозданного. Глаза не смели двинутся и на миллиметр, неотрывно следя за окошками в палате напротив. В воздухе витал въедливый и терпкий запах медикаментов, это тот букет всего сразу: спирта, лекарств, железа, и еле ощутимое, ледяное дыхание смерти. Больница — это, то особое место, в котором костлявая старуха может по долгу не отходить от палат с больными, выслеживать и забирать на этажи ниже, любезно подарив браслет с номерком. Тихо содрогаясь, я терпеливо выжидала и, будто охраняла вход в операционную от ненавистной гостьи. Так же я не совсем понимала, что творится вокруг, поэтому, когда меня крепко прижали чьи-то руки с воплями над ухом, я всё ещё, как статуя неподвижно сидела. -… о, Боже! Дору, милая… Мы! — кто-то сжимал меня, что-то приговаривая, кто-то рыдал, мельтешил перед глазами размытыми пятнами. Глаза не видели, уши не слышали, а кожа не осязала. Я думала только о нём. Воспоминания вспышками ослепляли всё естество, а пальцы тянулись к отпечатку на своей щеке, чтобы ощутить. Сердце едва билось, в унисон с заторможенным организмом. кто суетился, кто что-то кричал. Мне удавалось поймать лишь клочки фраз вырванных из контекста, но смысл доходил с далеким опозданием. Слова звучали так же, но в тоже время, так непонятно по лексическому значению. Мозг ломался от неясности. Словно, когда вы хотите сказать слово, но по-просту забыли, как оно звучит и пишется. Пальцы снова и снова прикасались к щеке, перенося меня в тот момент раз за разом. -… у неё шок. — через энное количество времени подошел человек в белой униформе. Размыто, так общаясь о чем-то с Кушиной и Минато. Но в моей голове зазвенел звоночек, от чего я по щелчку пальцев вырвалась с чьих-то объятий и подлетела к врачам. — Что с ним?! Тобирама, он цел?! — дальше последовали несвязные рыдания, а по щекам безостановочно лились водопады. Глаза жутко болели и мне уже, было чертовски трудно их вообще открывать, но тут что-то сорвало меня со всех предохранителей. Я вцепилась в белый халат мужчины, что-то выпрашивая. — Девушка, успокойтесь. Вам после всего пережитого вообще волноваться противопоказано, а вы в панику стабильно впадаете. Пройдёмте, мы ещё тесты должны пройти, вдруг пост-травмат., не дай, Боже. — он только протянул ладонь, чтобы дотронуться до моего локтя, когда я отскочила, как от огня. — Где, Тобирама?! Вы не понимаете! Прошу, вас… Пустите! — не унималась я, сквозь рыдания уговорить врача. -… милая, моя бедняжка! — к моему горю присоединилась и тётя, а потом и Наруто. Мне до сих пор не было понятно, почему они тут, когда и зачем. Словно так всё и должно быть, моё сознание не заостряло внимание на присутствие родственников рядом. — Всё же, я настаиваю, думаю немного седативного здесь не помешает. — зеленые глаза скользнули по моей щеке, на которой красовался багровый отпечаток. Меня чуть ли не поволок врач, так как ослабленные конечности меня почти не слушались, поэтому я повисла рядом, оставляя за собой шлейф слез. В палате меня уложили на мягкую кровать. Руку слабо прожгла боль, а через минуты я полностью размякла, вырубившись. *** Сознание порадовало меня своим присутствием лишь на вечер следующего дня. Ощущение было такое, словно я выспалась на эту и последующие жизни вперёд. В палате было по-прежнему одиноко и просторно. Воспоминания редкими фрагментами возвращались ко мне, оповещая о восстановленной памяти жуткой, головной болью. Незнающее, как ежик в тумане, я слепо и интуитивно шла к регистратуре, желая встретить хоть одного сотрудника больницы. И мне повезло. Разузнать, в какой палате сейчас Тобирама, было довольно, таки долго и муторно. А особенно, потому что сама медсестра не знала, где, о ком я, так что выстроилась такая цепочка из лиц, ранее мне незнакомых. Белоснежные бинты оплетали грудную клетку мужчины сильнее, когда она медленно вздымалась, так тихо вздыхая. Серебристые пряди хаотично распластались по мягкой подушке, а светлые ресницы изредка подрагивали стоило Сенджу нахмуриться во сне, где с огромной вероятностью он сидит в завале документов, без конца погруженный в работу. Сердце сжало в тиски от более детального разглядывания его повязок, а особенно если альбинос поморщился. Хотелось обнять его до хруста, но все, что было дозволено сейчас — так это с волнением в глазах присесть на его кровать и коснуться до теплой ладони. Бальзам на душу, сладостная нега, ведь пальцы еле ощутимо улавливали слабый пульс. Так я и провела больше суток, не отходя от Тобирамы не на минуту, все ждала, пока пушистые ресницы распахнуться, а фарфоровое лицо приобретет обычное, серьезное, чуть раздраженное выражение. С болью в груди рассматривала украшение с волос, так же невыносимо вспоминая ту ночь, когда мне его подарили. За мной несколько раз приезжали родственники, так же расспрашивая о состоянии Сенджу. Я только молчала, даже не старалась отвечать на банальные вопросы, потому что осознаю, все диалоги приведут к расспросам, коих мне хватает со следователем, что повадился, кажется не отходить от меня в любую удачно выдавшеюся минуту. Это мне значительно повезло, к нему могли присоединиться и журналисты, прямо, как после событий на свадьбе. Я не желала знать убытки и последствия этого кошмара. Пока не готова. *** За окнами смеркалось. В комнате стояла идеальная тишина, если не брать одинокие завывания вьюги, что душевно мне эпатировала, кружилась льдинками, обрушиваясь на спящую землю. Подсознание находилось на грани сновидения и бытия. Я бессильно уткнулась лицом в собственные ладони, сидя на махровом коврике возле кровати. Спать, мне хотелось уснуть, но отойти от него было превыше сил. Ровное дыхание над ухом убаюкивало и успокаивало мою паранойю. На макушку легла ладонь, мягко разглаживая растрепанные пряди, выбившееся из пучка. По телу пробежалась легкая дрожь, но я не смела и двинуться, ведь хотела почувствовать теплоту прекрасного сна. По щеке расползался приятный ожог от касания и я слабовато улыбнулась, в поисках руки рядом. Но не нашла. Резко раскрыв глаза, я подняла взор выше и изумленно приоткрыла губы. — Тобирама… — на обрыве с тихой радостью и плачем, проговорила я рассматривая мужскую фигуру, что уже сидел, спокойно рассматривая меня. Его ладонь по-прежнему скользила по моему лицу. Тут я сердито поджала губы, вскочив с места. Было дикое желание придушить Сенджу и сжать, разрыдаться от счастья, что он очнулся. -… какого лешего, вскочил? Быстро, ляг, тебе нельзя вставать. — Не смертельно. — кратко буркнул он, сделавшись хмурым и мрачным от одной фразы, направив взор рубиновых огоньков куда-то в бок. Он скрывал свою боль и печаль под слоем льда, как снежная буря оставался скрытным и холодным. Но я видела сквозь эту маску, знала и пережила его рану. Но понятия не имела, как воспримется поддержка в столь страшный момент жизни. Врагу не пожелаешь, потерять брата. Пересилив собственные страхи, я присела рядом с ним. Слова здесь были лишними, они почти ничего не значат, пустой звук. В трудные моменты, просто стоит держаться вместе, молча подставиться. Даже если этот человек, привык хладнокровно терпеть все невзгоды и полагаться только на себя.