Оседлать ветер

Рассвет — медная солнечная пластинка, нежная пенка молока, пропадающая, стоит только подождать немного. Он кажется в десятки раз красивее с высоты, сейчас понимаю я. Ветки и листья не мешают, не загораживают обзор: смотри сколько хочешь, наблюдай, оставляй в памяти. Я тысячи раз следила за тем, как восходит солнце. Никогда ещё я не хотела остановить время больше, чем сейчас. ... Но время не остановишь. Минуты, безмятежные и молочные, утекают сквозь пальцы. Рассвет теряет краски. Лес теряет зелёные блуждающие огни. Укубоко поворачивается ко мне, лицо его серьёзное: — Мы скоро долетим до Абируканвы, — объясняет. — Как скоро? — спрашиваю я. — Очень скоро. Только сейчас я замечаю важную деталь, на которую до этого не обращала внимания, увлечённая играми рассветных лучей: там, впереди, за ветвистыми макушками деревьев, прорезается что-то тёмное и властное. Будто продолжение неба... Море. Это море. Я вижу его впервые. И оно, синее, будто процеженный ежевичный сок, плещется о берег диким шумом, слышно даже отсюда, с высоты птичьего полета... Мы двигались к морю. Казалось — это оно надвигается на нас. — Вон, смотри, вон там, — возбужденно кричит Укубоко, внимание его направлено левее от места, куда смотрю я, — это Абируканва! На берегу, у самого слияния воды и земли, словно мост, соединяющий два начала, возвышался большой деревянный порт. Из песка поднимались колонны, арки, рядом выстраивались квадратные домики и амбары, а за ними — мелкой полоской вдаль уходили аккуратные заборчики, загоны для скота. Мне понадобилось время, чтобы заметить порт, но после я не могла отвести взгляд. Настолько он казался... не величественным, нет, здесь нужно другое слово. Человеческий. Сотворённый руками. За всю свою жизнь я никогда ещё не видела ничего, в чём человеческая душа играла бы лучшим разнообразием. — Сейчас вижу, — шепчу я. Больше себе, чем кому-то. — Держись, — едва доносится до ушей. Кугурука делает плавный взмах и садится на большую пустую площадь. Легче, чем взлетать. Едва тряхнуло. Вокруг — ни души. Рано. Только огромные деревянные мосты и платформы встречают нас с Укубоко, доски под лапами его дракона скрипят, прогибаются, но они слишком толстые и гибкие, чтобы сломаться. Мне требуется помощь, чтобы спуститься вниз. — Не укачало? — заботливо интересуется Укубоко, протягивая мне руку. — Нет, — отвечаю. Это правда, я твёрдо стою на ногах, у меня не кружится голова и не болит спина... Но, стоит вспомнить где я сейчас, и грудь начинает что-то тихонько щемить. Здесь — Абикуранва. Здесь — очень далеко. От чего? От дома, которого больше нет? От матери, от родных, которых тоже уже..? Нет. Нет таких слов, чтобы описать, как я хочу вернуть всё обратно, развязать узел событий последних нескольких дней, а там — и концы в воду. Но, может быть, мне пора отпустить их, забыть, чтобы жить своей собственной жизнью. Ничего сделать уже нельзя, из последнего, что осталось, так это тонуть в собственном прошлом. Правильно ли это сейчас? У меня появился Укубоко, человек, благодарный мне за спасение, он хочет помочь, но не сможет, пока я сама этого не захочу. И сейчас, наблюдая за тем, как по-доброму и просто он гладит своего дракона по довольной морде, я, может быть, действительно даю Укубоко шанс. Даю шанс себе. Укубоко опускает руку. Мне не видно его лица, но уверена, что он улыбается. А за тем мгновение — кугурука делает взмах и устремляется высоко в небо. Шаг назад от неожиданности. Улетел? — Всё в порядке, — Укубоко оборачивается, ловит мой удивлённый взгляд. Действительно, улыбается. — Он полетел к своему гнезду. — Гнездо? А как же он... — Вернётся, когда услышит мой свист. Маленькая чёрная точка на раскидистом рассветном небе. Когда мы летели, мы были такой же точкой для тех, кто ходил по земле. Маленькой. Незначительной. Зачем им вообще смотреть в небо. — Ямуризо не любит деревенский шум, — продолжает Укубоко. — Я всегда отпускаю его лететь в лес, к своей семье. Пусть живёт счастливо, пока у меня и без него дел хватает... — У него есть семья? — У всех она есть. Киваю. Не у всех, друг. Слева от меня, в метре от больших, раздутых от влаги брёвен, шипит и пенится солёная тёмная вода. Слышно, как мелкие волны бьются о деревянное опоры моста. Глубоко, холодно. Что на дне? Ил? Песок? Или голые гладкие камни? — Инзара, пошли, — тихо говорит Укубоко. Будто извиняясь. — Нам ещё нужно поговорить со Старейшиной. Он осторожно берёт меня за руку. Рука теплее моей. — Идём. По единственному видимому пути. С человеком, которого и не знаешь даже, просто жизнь ему недавно спасла. К врагу. По дороге из сгнившего дерева.