Невозможное дитя

Сигрид в жизни так не нервничала, как сегодня. Она то и дело вертела головой, высматривая знакомые лица в толпе людей, что живым потоком текла по залам вокзала Кингс-Кросс и нервно заламывала пальцы. Сигрид ждала и боялась того мига, когда ее друзья покажутся и они смогут воссоединиться после этого невероятного длинного лета. Ох, какое это было необычное, даже по ее меркам, лето. Его начало не предвещало ничего хорошего, казалось, что ее жизнь была разрушена, вина за смерть Седрика разъедала ей душу, а новые изменения, что происходили с ее телом, пугали до чертиков. Впрочем, в кой-то мере та, прошлая жизнь была и впрямь разрушена. Буквально сметена ураганом новых откровений и событий. Сигрид узнала, что зря всю жизнь считала себя сиротой, и не один, а оба ее родителя были живы, здоровы и… они боги. Последние было даже более шокирующим, чем все остальное. Ведь даже ее детские наивные мечтания о том, чтобы ее родителей вернулись к ней и сказали, что любят ее, не включали в себя то, что ими окажутся всем известные скандинавские боги — Тор-громовержец и Локи-трикстер. Но они ими оказались, и, хотя ее родители были необычными, странными и непредсказуемыми, они ее любили, и Сигрид бы в жизни не променяла их на кого-либо. Даже на спокойную жизнь в пригороде, как обычная девочка, для магического мира, чьи мать и отец были бы просто аврор Джеймс Поттер и просто целитель Лили Поттер. Так же она встретила вполне себе живую бабушку — милейшая женщина, которая была воплощением всего того, что Сигрид знала, чем может быть бабушка, но в то же время Фригг была грозной воительницей, чьих детей лучше не трогать — и деда, который оказался знаменитым Одином, царем Асгарда и Девяти миров, великим воином, просто довольно древним созданием, чей испытующий взгляд единственного глаза мог заставить себя чувствовать пылинкой под его сапогом. Конечно, с последним их отношения были все еще натянутыми, но и его Сигрид научилась принимать, как часть своей странной семьи, в тайне думая, что он тоже потеплел к ней, особенно после того нападения Малекита и всей той истории с Эфиром. Непроизвольно ее взгляд метнулся к ее правой руке, где теперь красовался перстень из черного металла, который встретить можно было только в Хельхейме — мире мертвых, отчаянных и отвернутых Вальгаллой душ — в центре которого мерцал темно-бордовый камень. Камень Реальности, как выяснилось. Это выяснила бабушка и ада, пока они отчаянно искали способ извлечь Эфир из Сигрид, которая едва ли это помнила, поскольку все то, что происходило после битвы с Малекитом, она почти все время была в отключке. По крайней мере, ее тело, а вот сознание… …она видела тысячи реальностей. Видела такую, где ее не было. Видела ту, где она была мальчиком по имени Гарри Поттер с весьма печальной судьбой, поскольку с ним чуда так и не произошло, и родители к нему не пришли, лишь их призраки на миг осветили его жизнь. Видела десятки вероятностей, где ссора ее родителей, несвязанных таким обстоятельством, как общий ребенок, переросла в ненависть и братоубийство. Видела, как умирал только один из них, а другой после этого лишь влачил жалкое существование, поскольку сколько бы ни было между ними разного: начиная от характеров и заканчивая внешностью, они всегда были связаны невидимой нитью, которую не могла уничтожить ненависть и даже смерть. Но Сигрид об этом молчала. Воспоминания потускнели, когда она очнулась и оживлять их в откровенной беседе, даже с адой, ей не хотелось. Хватило того, что теперь отец с дедом разговаривал только сквозь зубы и только по делу, когда Сигрид — в один из редких моментов сознания сообщившая им, что единственный способ извлечь из нее Эфир, это, временно убить ее — окончательно придя в себя взяла и ляпнула о своей краткой встрече с… тетушкой. Ох, как папа был зол!.. Они с дедом так кричали друг на друга, когда выяснилось, что у последнего есть еще один ребенок, запертый в Хельхейме пока Всеотец не умрет, жаждущий отомстить и вернуть себе трон, а история их царства оказалась чистой ложью. Даже Сигрид, прожившая в Асгарде всего пару месяцев, было неприятно осознавать, что все это золото и изобилие было оплачено кровью других миров, так что говорить об отце, который вырос на фальшивых историях величия Асгарда?.. Ада, хоть и не показывал, но тоже был весьма зол и обижен тем, что, помимо лжи о его истинной сущности, Один лгал еще и… Да обо всем! Хотя и не настолько сильно, как она думала, что он будет. Позже выяснилось, что, когда он и сам на миг умер, то тоже повстречался с тетей Хелой, поэтому уже был готов к конфронтации с Одином. Хотя Сигрид была уверена, что если бы не бабушка, то быть битве. Настоящей, кровавой битве, где ее родители, несмотря на свои разногласия, встали бы плечом к плечу против… Одина. Но первый огонь предательства удалось погасить, а потом было не до этого. Было очевидно, что здоровье деда хирело, и события последних лет сильно подкосили его силу и дух. Поэтому пришлось проглотить обиды и работать вместе, поскольку Хела чувствовала слабость отца и была полна решимости вырваться из своей тюрьмы, расшатывая ее магические связи, что держались лишь за счет Всеотца. Быть междоусобной войне между кровными родичами, и все это понимали. Не сейчас, но в ближайшее десятилетие точно. Наверное, именно поэтому Локи был тем, кто поддержал ее желание вернуться в Мидгард, чтобы продолжить учебу в Хогвартсе, а не запер ее в Асгарде. Тут едва ли было безопаснее, чем в царстве, где велась подготовка к войне с Хелой и Таносом одновременно, а королевская семья была готова перегрызть друг другу глотки, но все же… …теперь Сигрид была не той ведьмой-недоучкой, что в начале лета и могла за себя постоять. Да и после своей недолгой смерти, когда ее сердце остановили с помощью магии, чтобы Эфир сам ее покинул, Локи и бабушка, как только она вновь вдохнула кислород, накормили ее яблоками Идунн и теперь… Сигрид была, вроде как, бессмертной, а кусок души Темного лорда, что присосался к ней, был уничтожен. Так что Воландеморту придется постараться, чтобы ее убить. И, опять же, у нее был Камень Реальности, который отказался ее покидать, даже после того, как был извлечен из тела. Он просто возвращался, снова и снова, сколько дед и отец ни заточали его в разные сосуды. Даже за пределы Асгарда его отправить не удавалось, поскольку жидкая субстанция просто испарялась из своих хранилищ и появлялся перед Сигрид, готовая вновь слиться с ней или просто плавая рядом. В конце концов, стало понятно, что Камень выбрал ее в свои хранители или хозяева, и после того, как он был заключен в углеродную оболочку и был преображен в перстень, перешел к ней. Но Сигрид не хотела пользоваться этой огромной мощью без крайней необходимости, которая, она чувствовала, бурлит внутри небольшого камня, похожий на рубин, что теперь красовался на ее пальце. Она все еще ясно помнила, как ей в голову ударила эта сила и как ей хотелось больше, и не хотела повторения. Хранителем она согласилась быть, да, но чтобы его не заполучил кто-то вроде Малекита или Таноса, и не более. Ада был против, отец тоже, как и бабушка, но… Был ли выбор? Сигрид так не думала. Наконец в толпе она заметила одну рыжую, а другую кудрявую, макушки. — Рид! — громко воскликнула Гермиона, увидев ее первой, и кинулась девушке на шею, которая с удивлением поняла, что была выше подруги и могла смотреть прямым взглядом в голубые глаза долговязого Рона. Все трое крепко обнялись, просто наслаждаясь мигом воссоединения, а потом Грейнджер оторвалась от друзей и указала пальцем на Сигрид. — Так, юная леди, тебе многое нужно объяснить. Например, почему ты не писала, куда пропала, и какого черта делала в гуще битвы с инопланетянами на другом континенте, — строго сказала она, вдруг став очень похожей на профессора Макгонагалл. Сигрид даже рассмеялась от этой мысли, и, вновь обняв друзей, произнесла: — Это длинная история. О, ты и представить не можешь насколько длинная и запутанная. В этот момент, несмотря на то что она чертовски сильно скучала по родителям, хотя они расстались всего пару часов назад, и прекрасно понимала, что впереди ее ждет еще не одна война и очень долгая жизнь, ей было хорошо. Сигрид просто хотелось поймать еще хоть пару этих беззаботных мгновений, в которых она была просто школьницей, встретившей друзей после долгой разлуки, жаждущей поделиться новостями, накопившимися за лето, а не богиней, принцессой, солдатом, хранителем древнего, как мир, Камня, способного изменить саму ткань реальности, и прочее. И она была полна решимости их поймать, зная, что сколько в своей, теперь очень долгой, жизни не будет встречать людей и создавать новые воспоминания с ними, мгновения с первыми друзьями ей никто не заменит. Сигрид обхватила одной рукой плечи Рона, а другой плечи Гермионы и загадочно произнесла: — Все началось с того, что Дадлик пожелал увидеть музей Капитана Стивена Роджерса и мы отправились в Америку, где в первую же ночь, я пошла охотиться на хот-дог… Дальнейшие слова потонули в гомоне многочисленных родителей, прощающихся со своими чадами, визге сов и гудках паровоза, в чьих клубах дыма скрылась знаменитая на весь Хогвартс Золотая троица юных волшебников, среди которых было самое невозможно дитя во всех вселенных, существующее лишь здесь и сейчас, и нигде более. И даже судьбе неведомо, как история всего живого в этой реальности теперь повернется, и уж тем более некому фиолетовому титану, который со своей армией читаури и «детей» подбирался к Девяти мирам, уже уверенный в своей победе. Наивный.