Я тебя искал

      Он вытягивает ободранными пальцами последнюю сигарету и чиркает зажигалкой в темноте. Знак бесконечности, выбитый на костяшках, вспыхивает искрой под покровом ночи и мгновенно исчезает. За окном гудит молодёжь под звонкий цокот бутылок, и визгливый смех какой-то девчонки заставляет очнуться. Сколько уже времени? Кажется, чуть больше полуночи. Каждую ночь они уже по привычке забираются на подоконник и стреляют друг у друга сигареты, слушая городской шум за окном. Они как братья, но только для него. Они знакомы с детства, но между ними всегда стоит кто-то третий. На что он только рассчитывал? Настоящей любви всё равно не бывает.       Серёжа отгулял семнадцатилетие два месяца назад, и у него никогда не было больших планов на жизнь. Только старые раны, покроившие его тело ядовито-красными рубцами, и детские мечты, которые утонули в его тёмной душе. Олег старше Разумовского на целый год, и об этом не знает никто в их компании. Но он носит в левом подреберье тайну в стократ страшнее.       — Зачем он тебе нужен? — Волков запускает окурок в открытое окно, и тлеющий уголёк рисует в ночи цветные полосы. У него рябит в глазах, и голос хрипит так сильно, будто стенки горла натерли наждачной бумагой. — Он — обычный препод.       — Он меняет меня, — Серёжа затягивается глубоко-глубоко и вдруг закашливается, разражаясь истерическим смехом. Он точно сошёл с ума, но ему никогда в жизни не было стыдно за свои чувства. Ни на похоронах отца, ни с уходом матери. — Это, пипец, как стрёмно, но только ему это под силу. Ты сам знаешь, многие пытались.       Олег тоже пытался изменить его. Растормошить, вылечить, влюбить. В него влюблялись разные девушки и парни, но Разумовский всегда смотрел на него по-другому. С теплотой и доверием, но без намёка на нежность. Он не переходил черту, которую упрямо рисовал последние два года. Волков сходил с ума, а Серёжа в корне менял свою жизнь.       Дело не только в многочисленных татуировках и комнатке в общежитии, которую для него выбила тётя.       Разумовский как будто распался на части, и кто-то перепутал все детали, вылепляя человека заново. Он дышит, ест, разговаривает с людьми, но его жизнь напоминает замкнутый круг. И доступа внутрь нет ни у кого, как будто там мёртвая зона.       — А как же я? — протягивает Олег, накрыв ладонью его руку. Голые плечи обдаёт пронзительным холодом, и он недовольно хмурится. Олег никогда не любил весну. Потому что это время любви, которой у него никогда не было. Лишь пустые надежды, развеявшиеся прахом на ветру. Он смотрит на Серёжу с немым вопросом, но его глаза говорят о том, чего ему не понять.       — Ты самый крутой в нашей компании, Олеж, — дымок, вихрящийся над сигаретой Разумовского, оседает у Олега на ладонях, и тот неожиданно дергает лямку его майки вверх. Волков лишь поднимает затаенно-темный взгляд и прижимается головой к откосу. — Ты сильный и красивый. Ты почему-то прячешься за своими кулаками, вечно влезая в какие-то передряги, и пытаешься выглядеть хуже, чем есть на самом деле. Но ты классный.       Волков вытягивает из пачки новую сигарету, выпрямив ноги на подоконнике. Серебряный диск луны умащивается прямо над головой и оставляет отпечаток на окне. Олег смахивает белесые пятна со стекла, но кончики пальцев щиплет от холода. Он мягко проводит ладонью по линии колен Серёжи, и тот задерживает взгляд на его руке.       Разумовскому одинаково нравились девушки и парни, но Олега он в упор не замечал. Его подтянутый торс, его светлые глаза, его улыбку. Как будто смотрел на красивую картинку, под которой скрывается жесткая картонка. Не разорвать, не раскусить, не разломать. Только изучать тонкими мазками-касаниями, пробуя фактуру и переплетения линий. Но содержание всегда интересовало Серёжу больше.       — А какой же ты, Серый? — Волков дотрагивается до его щеки, и едкий запах никотина забивает нос. По вине Разумовского он и пристрастился к сигаретам, хотя ещё несколько месяцев назад его воротило от одного только запаха. Когда они курили, они были вместе. Когда они курили, они были по-настоящему близки. Кажется, они всегда были друг у друга, но Серёже нужны были другие.       Такие, как этот учитель истории. Расфуфыренный, правильный, дотошный. У него дорогая машина, идеально выглаженный костюм и фотография его будущей жены в бумажнике. Но разве это когда-нибудь останавливало Разумовского? Парень или девушка уже в отношениях? Не страшно, не придумали ещё такой стены, которую Серёже Разумовскому не удастся сдвинуть.       Но больше всего пугает другое. Раньше Серый встречался только с ровесниками, а Игорю Грому не меньше двадцати пяти. Может быть, даже больше.       — Я скучный и бесполезный, — выдавливает Разумовский, наклоняя голову вниз. Компания соседских парней во дворе ещё не разошлась, и у него по-прежнему остаётся шанс сбежать вместе с ними. Ему привычно возвращаться домой на рассвете, когда во рту жжёт от дешевого рома из пивной за углом, а ноги завязываются узлом. Он часто прогуливает занятия, и только благодаря Олегу его ещё не выгнали из комнаты в общежитии. Какой-никакой, а всё-таки свой угол. В доме родителей ему никогда не было места.       Олег вдруг обнимает его за плечи, мазнув носом по шее. Серёжа всегда пахнет одинаково. Никотин, машинное масло и яблоки. У них под общежитием настоящий яблочный сад, и Серый вёдрами таскает Волкову яблоки. Когда можно вот так легко прикоснуться к нему, не ощущая сопротивления, лёд в груди ломается острыми шматками. Олегу становится тяжело дышать, но уже в следующее мгновение внутри разливается приятное тепло.       — Ты самый лучший для меня, — вкрадчивый шепот Волкова сливается с ночной тишиной, и Серёжа кольцами выдыхает дым. Ему хочется вытолкать из груди каждое воспоминание о том, кто разделил его жизнь на две части. То, что было раньше, растоптано крошкой гравия под подошвой. То, что будет дальше, лишает его рассудка.       Он снова вспоминает урок истории, когда Игорь Константинович впервые появился на пороге их класса.       Он снова вспоминает его внимательный взгляд, спрятанный за черной оправой очков.       Он снова вспоминает голос Грома, сжегший его сердце дотла.       — Не разрушай нашу дружбу, — Разумовский решительно высвобождается из рук Олега и бросается к стене, едва не врезавшись лбом в стекло.       Занавеску на окне, пропаленную сигаретами, теребит ночной ветер, и Серёжа вглядывается в темноту. Как будто узнал между шеренгами яблонь знакомый силуэт. Или это пиво, которое привёз Олег, в голову ударило.       Окурок выскальзывает у него из рук, и Серёжа срывается.       — Игорь Константинович, подождите меня, пожалуйста, — он кричит, как сумасшедший, привлекая внимание подвыпивших студентов во дворе. Хотя они эту ночь вряд ли запомнят, ведь для их честной компании припасена еще не одна бутылка спиртного.       Только Серёжа хочет запомнить каждый миг. Ту ночь, когда Игорь сам к нему приехал. Ту ночь, когда расстояние между ними сократилось до минимума. Пускай завтра Разумовский снова встретит его в школьных коридорах, и Игорь Константинович даже не посмотрит в его сторону. Но между ними уже не будет прежних споров и вражды.       Не держи того, кто любит. Он сам придёт.