***
— Доброе утро, Чуя, — здоровается Мелисса, натягивая на худые плечи куртку. — Доброе, — улыбается ей парень. — Хорошего вам дня. — Спасибо, — отвечают ему и скрываются за дверью. Рыжик снимает кеды, которые носит даже зимой, и проходит мимо спальни Осаму, борясь с желанием приоткрыть двери и посмотреть на спящее чудо. Как обычно достает с верхнего шкафчика банку какао и заваривает себе, включая какой-то ролик на Ютубе, чтобы убить время. А затем принимается за завтрак для Дазая. Эта квартира стала такой родной для Накахары, что страшно подумать. Ни в одной до этого, он так по-особенному себя не чувствовал. В голову закрадывается разговор с старушкой в автобусе. Влюбленность? Чуя попросту не верит. Разве разбитое сердце может полюбить вновь? Может вновь чувствовать то прекрасное чувство по отношению к другим? Может ли оно верить другим?***
Осаму же, в свою очередь, просыпается ближе к десяти. Он протирает глаза, которые даже больно открывать из-за сухости, и перемещается в коляску. Стоит ему только выехать за пределы комнаты, как он слышит тихий мужской голос, чувствует запах какао и чего-то вкусного. — О, проснулся, — привычно радостно говорит рыжик, когда вышел из кухни, чтобы пройти в ванную, и заметил парня. — Доброе утро, — и улыбается. В груди Дазая что-то болезненно сжимается, при осознании, что эта улыбка никогда не будет принадлежать ему. — Доброе, — сухо отвечает шатен, открывая дверь в ванну и щёлкая по выключателю. Свет больно ударяет по глазам и он жмурится. — Что с твоими глазами? — обеспокоено спрашивает Накахара, заметив, какие те опухшие. — Все хорошо, — отмахивается тот. — Но они у тебя… Подожди, ты плакал? — осознание бьёт по голове, и рыжик замирает, присев на корточки около коляски. — Не плакал, — врёт Осаму, включая кран и умывает ледяной водой лицо. — Лжет, — на выходе и как-то грустно сам себе говорит Чуя, поджимая губы. Кивая чему-то своему, он возвращается на кухню. Дазай проводит в ванной минут пять, рассматривая свое отражение в зеркале. Глаза и правда опухли, но вода помогла снять эффект. Парень чистит зубы, расчёсывает густые шоколадные волосы и следует за рыжиком. На столе уже стоит ароматный завтрак, представляя из себя блины с вишнёвым вареньем. Чуя стоит спиной к шатену, моя посуду. Тишина, непривычная и давящая, длится какое-то время, пока Накахара не выключает воду и не разворачивается к Дазаю. — Ты же знаешь, что всегда можешь со мной поделиться своими переживаниями? — спрашивает он без улыбки. Это непривычно. Тот же — Осаму — молчит, глядит не в голубые глаза, а на варенье, стекающее по блину. Не может же он сказать, что расплакался из-за того, что у Накахары кто-то есть? Рыжик точно сочтет его за идиота. — Ладно, — выдыхает Чуя. — Ладно, я понимаю, — стараясь прикрыть грусть, хотя получается это у него плохо, говорит парень. Целый день они особо не разговаривали. Между ними было напряжение, которое никто не решался разрушить. Чуя за целый день, проведенный с Осаму, не улыбался, не смеялся, а ходил поникшим, что било шатена прямо под дых. Сознание упрямо повторяло, что все это из-за него, но Дазай предпочел его игнорировать. Прощаются они тоже скомкано, и Чуя, кинув короткое: «До завтра», скрывается за дверью. Он медленно спускался по ступенькам вниз, не понимая, что случилось у Осаму. А ещё больше его вводило в ступор то, что его настроение напрямую зависело от Дазая. Ужасает. На следующий день рыжик просыпается более радостный, в надежде, что сегодня все будет как обычно, но утром, увидев Дазая, который до сих пор не хотел идти на контакт, вновь погасает. Так проходят ужасно длинные две недели. Пятница. Из открытого окна доносились звуки машин, их сигналы и даже какие-то ругани. Детский крик с площадки и их мамочки. В пятницу город особенно оживал по вечерам. Люди вечно куда-то спешили именно в это время. Кто-то побыстрее домой, дабы отдохнуть после тяжёлой недели; кто-то спешил за пределы города, отдохнуть на природе; а кто-то шел все такой же поникший, ведь у него завтра рабочий день. Дазай сидел на диване в зале, смотря какой-то фильм, когда Чуя решил наконец все выяснить. Выяснить, что случилось в тот день. Выяснить, почему их взаимоотношения так ухудшились и как, черт возьми, все исправить. Рыжик мнется около двери пару минут, а затем, выдохнув, решительно проходит внутрь. Парень присаживается на другой край дивана, сгибая и подминая под себя одну ногу. Осаму же сделал вид, что не видит Накахару, продолжая бездумно пялиться на экран. — Дазай, — зовёт его Чуя. Шатен медленно поворачивает голову, смотря вновь мертвыми глазами на собеседника. — Мы можем поговорить? — не раздумывая, тот кивает. Ему самому, если честно, надоело это. Он прекрасно осознает, что все произошедшее чисто его вина. Ведь это он и его сердце влюбились в этого солнечного парня. Ведь это он и его сердце лелеяли надежду. А теперь это он и его сердце отстраняют от себя рыжика. — Что случилось? Почему ты, как будто, отдалился от меня? Что я сделал не так? Скажи, я исправлюсь, — голубые глаза смотрят в упор на карие, не прерывая зрительного контакта ни на секунду. В них плещется столько разных чувств — начиная от обиды и заканчивая виной. Но Осаму не хочет, чтобы тот чувствовал себя виноватым. — Все в порядке, — говорит он, закрывая лицо руками. — Ты ничего не сделал. — Но что-то же разрушило наши отношения. Что во мне не так? Ты только скажи, я исправлюсь. Пожалуйста. Сердце колет каждое слово, пропитанное отчаянной надеждой ухватится за что-то и все вернуть. Это заставляет потухшую надежду, в виде на совместного будущего, вновь появиться. И непонимание того, почему Накахара себя так ведёт, лишь больше заводит в заблуждение. Чисто из дружеских побуждений или тот тоже что-то чувствует? Но как он может чувствовать, если у того есть девушка? А может эта сестра? Сколько вопросов, на которых нет ответа. Но есть прекрасный вариант разобраться с этим прямо сейчас. Ладно, может не прекрасный, но он есть. Вариант, которым Дазай решает воспользоваться. Его сердце и так уже разбито в клочья, так что терять нечего, правда же? — Чуя, — на выдохе говорит он. — Все дело в том, что ты мне нравишься. И замолкает. Перестает моргать, дышать, двигаться и вообще существовать. Часы, тиканье которых сейчас кажется неимоверно громким, бьёт по ушам. Яркая картина на телевизоре режет глаза, поэтому парень их зажмуривает. Но ответа от рыжика все ещё нет. И Дазай был готов ко всему, правда. Начиная от истерики, что он гей и заканчивая тем, что это взаимно. Он готов был выслушать оскорбления в свой адрес, хотя был уверен, что Чуя так не поступит. Скорее всего, тот бы просто объяснил, что все это не взаимно, что у него есть любимая девушка. Ну и, конечно, несбыточная мечта, при которой Накахара сказал бы, что тоже неровно дышит к Осаму. Он правда был готов к любому варианту развития событий, но не был готов к тому, что Чуя просто уйдет. Уйдет, быстро позвонив его маме и сказав, что ему срочно нужно уехать по делам, ничего не произнеся напоследок. Сердце, которое, казалось, и так разбито хуже некуда, дало новые трещины. — Идиот, — шепчет Дазай с усмешкой. — Кто полюбит тебя, инвалида такого? Раньше он никогда никому не признавался, ведь не влюблялся. Это чувство для него в новинку, но почему никто не сказал, что это так больно? — У этой любви изначально не было никаких шансов, — убеждает он себя, усмехаясь уголком дрожащих губ. Осталось лишь понять, почему всё-таки больно. Ведь не настолько же Осаму зависим от этого солнечного парня, чтоб разрушаться изнутри от осознания всей ситуации? И он всхлипывает, сжимая руками пряди шоколадных волос и запрокинув голову назад, упирается затылком в спинку дивана. Настолько. Но даже если бы Дазаю предложили забыть все те немногочисленные моменты, что происходили между ними, он бы точно отказался. Несмотря на свое опустошенное состояние сейчас, он ни за чтобы не хотел бы забыть ни одной секунды, проведенной с Накахарой. Ведь он тот, кто вернул Осаму к жизни.