До встречи с тобой

      Декабрь снова сломал Чую. Безжалостно, беспощадно. Забирал каждый раз дорогих ему людей. Сначала мать, потом Мия, а затем и Осаму.       Матери Чуи не стало, когда парню было семнадцать. Та попала в автокатастрофу и, к сожалению, погибла прямо на месте. Это было двадцать четвертое декабря. Тогда Накахара был безумно сломлен, но любящая девушка и заботливый друг помогли подняться на ноги. И рыжик снова начать расцветать. Светить ярче солнца. Он редко грустил, всегда улыбался, смеялся, шутил, поднимал настроение другим, и все это помогало притуплять время от времени ноющую в груди боль.       Потом Мия с изменой. Это произошло третьего декабря. Тогда парень снова оказался подавлен, но друг, вечно остающийся рядом, опять помогает Чуе подняться и снова жить счастливо.       А потом Дазай. Пятнадцатого декабря его не стало. Парень умер от удушья, собственно, как оно и бывает при БАС. Врачи сказали, что даже если бы рыжик остался рядом, ничем бы не смог ему помочь. Скорая бы просто не успела, ведь все это происходит за считанные минуты, а самостоятельно обычный человек ничего не смог бы сделать. Они сказали, что, наверное, даже лучше, что Накахары в этот момент не было дома. Вряд ли бы он смог смотреть, как его любимый в полном сознании начинает задыхаться. Но Чуя так не считает. Даже если бы он ничем не смог бы ему помочь, то хотя бы сказал важные слова, которые, наверное, пусть и не пригодятся ему на том свете, но он хотя бы ощутит себя счастливым в последние минуты своей жизни. Рыжик так и не узнает, что Осаму и так умирал с улыбкой на лице, ведь думал о нем. Он благодарил судьбу за то, что она связала его с Накахарой, жаль, правда, что столь поздно. Шатен вспоминал его голубые глаза, в которых часто тонул; его рыжие волосы, в которые любил зарываться пальцами; его яркую улыбку, которая освещала все вокруг. Он вспоминал проведенные моменты вместе и по-настоящему был счастлив. А потом умер. Его душа покинула тело, взлетев к небесам, но обещала обязательно вернуться, чтобы проверить, как поживает Чуя.       Рыжик припарковывает свою машину около дороги и выходит, громко хлопнув дверью. Он натягивает капюшон на голову, а шарф на нос, чтобы его не узнали. Сунув руки в карманы, он направляется в сторону кладбища. Около него стоит небольшой микроавтобус и множество машин. Людей, приехавших проститься и отправить в последний путь Дазая Осаму. Подойдя ближе, Накахара замечает там потрясенных горем родителей парня. Он, к слову, впервые видит отца Осаму. Сын и отец очень похожи внешне. Потом Чуя видит футбольную команду, состоящую из Ацуши, Зака, Алекса, Криса, Эдди и их тренера Джорджа. У всех глаза на мокром месте, но пытаются держаться. Все, кроме Накадзимы. Парень плачет навзрыд, ватные ноги его не держат, он падает на землю и его, в который раз, поднимают товарищи по команде, пытаясь успокоить. Там стоят ещё какие-то незнакомые Чуе люди. Наверное, бабушки и дедушки, тети и дяди. Рыжику, на самом деле, без разницы. Накахара смотрит лишь издалека, не собираясь подойти ближе. Ему и отсюда видно тело Осаму, одетое в черный костюм. Если он подойдёт ближе, он захлебнется в боли. Парень видит, что родители шатена благодарят за то, что дорогие люди для их сына пришли проститься с ним. Мисс Мелисса бегает глазами по толпе, явно кого-то ища.       — Я люблю тебя, — говорит рыжик, смотря на умиротворенное лицо своего любимого. — Любил, люблю и буду любить. Обещаю. Но ты тоже сдержи свое обещание. Обязательно всегда будь рядом со мной. Я не буду видеть, но буду чувствовать и мне так будет определенно легче, — парень затихает, глубоко вздыхает и произносит: — Прощай, Осаму.       А после уходит. Быстрым шагом, не оборачиваясь. Сжимает челюсти, жмурится, чтобы слезы, которые порядком надоели за все эти дни, снова не начали литься ручьем. Накахара садится в машину и захлопывает дверь, быстро заводит ее и уезжает. Уезжает, совсем не замечая силуэта, который бежал за ним. Та была мисс Мелисса, которая хотела передать ему записку от своего сына. Осаму очень просил ее отдать Чуе, когда он покинет этот мир. Но она не успела. Она ее сожжёт, так и не узнав, что там написано. А Накахара уедет, так и не узнав, о чем хотел сказать ему Осаму.

***

      Акутагава и Чуя сидят в аэропорту, ждут свой рейс который назначен на час дня. Рядом с ними огромные чемоданы со всеми практически их вещами. Рюноскэ стукает пяткой по полу, слушая в одном наушнике музыку, в то время как Накахара просто сидит, смотрит в упор в стену напротив и даже кажется, что не моргает.       — Ты точно уверен? — в который раз спрашивает он у рыжика, на что тот тяжело вздыхает, показывая свое раздражение. Аку лишь кивает, слегка задерживает взгляд на безжизненном профиле своего друга и вновь отворачивается, погружаясь в музыку.       Пятнадцатого декабря, вечером, Чуя рассказывает Аку про то, что уезжает. Он ещё не знал куда, но определенно точно решил, что уезжает, ибо тут больше не сможет жить. В этом городе слишком много болезненных воспоминаний. Рюноскэ даже не пытался его отговорить, ведь все и так прекрасно понимал. Он лишь поставил друга перед фактом, что уезжает вместе с ним. Не важно куда, не важно когда, не важно насколько. Он отправится вместе с Чуей на край света, но не оставит его одного. Парень Рюноскэ тогда закатил истерику, мол, тебе этот твой друг важнее меня? На что он без раздумий ответил, что да. Определенно дороже. Он порвал с ним в тот же день. Собрал все свои вещи и приехал к рыжику, решив остаться с ним до дня вылета. Это были очень тяжелые дни. Чуя умер. Не физически, а морально. Он просто существовал. Накахара готовился к этому ещё с того самого момента, когда узнал про болезнь Дазая. Но, все-таки, нельзя быть готовым к такому. Ему чертовски больно. Настолько, что даже больно это показывать. Он перестал показывать какие либо эмоции, потому что сил просто напросто не было. Но ночь необычное время. Именно в этот период Чую прорывало, и он бился в истерике несколько часов подряд. Бредил, звал, пытался навредить себе. А Рюноскэ был рядом. Не спал ночи напролет, но и не жаловался. Он сжимал в объятиях друга, пока тот не выбьется из сил и не уснет. Ему непривычно видеть такого потухшего Накахару. Скорее, от такого Накахары больно. Этот солнечный парень заслуживает любви как никто иной. Заслуживает счастья, заслуживает любить и быть любимым. Так почему же судьба не перестает смеяться над ним?       — Идём, — говорит Чуя, поднимаясь и берясь за ручку своего чемодана. Но друг не реагирует, явно погрузившись в свои мысли. — Аку, — окликает он его, слегка тормоша за плечо. Рюноскэ дёргается и переводит взгляд на рыжика. — Объявлена посадка на наш самолёт, пошли.       И он поднимается, следует за Накахарой, смотря на его спину. У Чуи грустные глаза. Глаза, пропитанные вселенской печалью, тоской, болью и ещё чем-то ужасным. У парня синяки под глазами от бессонных ночей, которые он старательно пытается скрывать тоналкой, но выходит плохо.       Они садятся в самолёт. Чуя занимает место у окна, а Аку садится рядом. Женский голос предупреждает, чтобы все пристегнулись, ведь скоро они начнут взлетать.       — Прости меня, — неожиданно произносит рыжик, несмотря на Рюноскэ.       — За что? — не понимает темноволосый. Тот делает глубокий вдох и прикрывает глаза.       — За то, что вынужден лететь со мной в другой город; за то, что не спал все эти ночи нормально; за то, что такой проблемный; за то, что тебе постоянно приходится вытягивать меня с самого дна.       Чуе правда стыдно. Он видит уставшие глаза Акутагавы, которые молят о нормальном сне, видит мешки под глазами. Ему стыдно, что тому пришлось улететь из своего города, оставив там и парня, и родителей. Стыдно, что ему приходится носится с рыжиком.       — Чу, послушай, — он кладет свое руку поверх друга. — Я не вынужден, я сам захотел полететь с тобой. Я сам не захотел отпускать тебя одного. Я сам не сплю ночами, чтобы успокоить тебя. Я сам. Это сугубо мои желания, и ты в этом всем не виноват, — говорит тихо, мягко, чтобы другие не слышали их диалога. — Пожалуйста, поспи, пока мы будем лететь.       И Накахара кивает, сжимает пальцы Рюноскэ, выказывая благодарность за эти слова, за то, что не бросил его. Да и в принципе за все. За то, что он есть в его жизни.       Рыжик засыпает, последний раз глянув на свой город. Город, где полюбил и город, который раздавил его. Город, где навсегда останутся воспоминания о Дазае. Город, где навсегда останется Дазай.       Но я тебя не забуду, — говорит мысленно Накахара. Ему определенно будет чертовски больно, но он не забудет этого милого шатена, которого полюбил. Цепь, висящая на шее, напоминает, что Осаму всегда будет рядом с ним, и Чуя, наконец, за все эти три дня засыпает спокойным сном.

***

      В Плимуте немного теплее, чем в Кембридже. Но не настолько, чтобы сменить куртку на какую-нибудь джинсовку. Парни прилетают спустя пару часов и уже заказывают такси, чтобы отправиться в купленный дом. Чуя и Акутагава ещё подростками мечтали жить на берегу моря, чтобы каждый день иметь возможность любоваться синими волнами, разбивающихся о скалы. И вот они исполнили свою детскую мечту, поселившись в доме на берегу пролива Ла-Манш. Домик компактный, с двумя этажами, со всем необходимым. Аккуратный дворик, которые парни потом обязательно обустроят. Обязательно, как только Чуя снова будет чувствовать себя живым. А это безусловно произойдет. Акутагава ручается.

***

             — Чу, пошли пройдемся? — Рюноскэ заходит в комнату друга, откуда тот выходит лишь в туалет. Рыжик сидит на кровати, бездумно пялясь в потолок. Аку кажется, что ещё немного и тот сойдет с ума.       — Пошли, — внезапно соглашается Накахара, заставляя опешить темноволосого.       — Серьезно?       — Серьезно. Я не хочу держать тебя в четырех стенах, а если без меня ты выйти не можешь — то идём.       Рюноскэ и правда боится оставлять друга одного. Прошла уже неделя с их прилета, а они никуда кроме собственного двора не ходили. Продукты заказывали в интернет магазине, потому что Акутагаве казалось, что рыжик может с собой что-то сделать, если останется один. Он пытается гнать подобные мысли, но не получается.       Они выходят на улицу, вдыхают свежий воздух, ведь недавно прошел дождь и решают пойти к берегу, дабы посмотреть на пролив. Солнце уже заходит за горизонт. Виднеется лишь его половина, а вторая скрывается за синими волнами. На пляже нет ни души, так что парням даже мешать никто не будет. Они всю дорогу шли молча. Но если Акутагава рассматривал все вокруг, то Накахара пялился в землю, пиная носком кроссовка небольшой камень.       — Подождёшь? Я быстро сгоняю, захвачу продукты, — он кивает в сторону магазина, находившегося буквально в ста метрах от них. Чуя, конечно же, кивает, говорит, что будет ждать где-то тут.       Рюноскэ скрывается за дверью магазина, и Накахара наконец поднимает голову, чтобы посмотреть на пейзаж. Красиво. Штиль, солнце, совсем не греющее, и чайки. Он видит неподалеку скалу, с которой, наверное, откроется ещё более чудесный вид, и уверенно шагает туда. Ветер врезается в лицо, волосы, которые Чуя решил в этот раз не завязывать в хвостик, путаются. Он поднимается наверх и оглядывается. Чертовски красиво. Они не зря выбрали это место. Он с Рюноскэ обязательно объездит весь Плимут, насладится каждым видом, но не сейчас. Только не сейчас, когда рыжик смотрит на солнце и вспоминает, как шатен называл его этой звездой. Воспоминания снова лезут в голову, не предупреждая. Один за одним. Вспыхивает яркой вспышкой.       Первая вспышка.       — Привет, Чуя Накахара. А тебя зовут Дазай Осаму, да? — тот слабо кивает. — Я так понимаю, ты тоже японец? — и снова кивок. — Я это понял уже тогда, когда увидел объявление. Давно ты здесь? Я вот переехал, когда мне было два года.       Вторая.       — Вкусно пахнет, — слышится сквозь музыку, и Чуя резко оборачивается, врезаясь поясницей в ребро столешницы. — И поешь классно, — подмечает шатен, поправляя челку, спавшую на глаза.       — Спасибо, — скомкано благодарит Накахара, возвращаясь к сковороде, где уже сгорел панкейк. — Блин, Дазай, все из-за тебя.        — Это же не у меня руки из жопы, — по-дружески подкалывает Осаму.        — Сейчас сам будешь себе готовить, — грозится парень, замахиваясь лопаткой.       — Шучу я, шучу. Ты же знаешь, у тебя самая вкусная еда.       Третья.       — Дазай, блин! — пыхтит рыжик и обхватывая ладонями лицо шатена, запрокидывает его голову назад.             Теперь Осаму смотрит на его перевернутое лицо и нахмуренные брови.       — Ты че, игнорировать меня решил?       — Просто погрузился в свои мысли, — врет тот отводя взгляд.       В секунду взгляд рыжика меняется и на губах появляется теплая улыбка.       Четвертая.       — Эй, Осаму, привет, — не дождавшись парня, Накахара наклоняется, чтобы увидеть того из-за щели приоткрытой двери. — Можно я заберу его погулять? — спрашивает он, поднимая взгляд на ещё более удивленную женщину.       Пятая.       — Чуя, — на выдохе говорит он. — Все дело в том, что ты мне нравишься.       Шестая.       Дазай аккуратно тянет парня, вынуждая его приподняться, а потом рывком притягивает к себе и робко касается губ рыжика. Они целуются медленно, тягуче, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства, все свои несказанные слова.       Воспоминание за воспоминанием. Боль за болью. Сердце болезненно сжимается, ноги становятся ватными, и рыжик падает на колени, упираясь одной рукой в землю, а другой держась за ткань, предположительно около сердца. Новая волна истерики приходит так же неожиданно, как и всегда. Накахара не в силах это контролировать. Воздуха начинает не хватать, он кашляет, судорожно открывает рот в поиске кислорода, но туда попадают лишь соленые слезы. Голова идёт кругом, разум не прекращает издеваться над парнем, подкидывая лишь новые проведенные моменты с Осаму и в этот момент рыжик понимает. Он не сможет. Он не переживет. Смерть матери он смог пережить, ибо с ней у него были не сильно теплые отношения. Мия давно осталось в прошлом. Дазай ее выгнал из сердца Чуи. Внутри лишь Осаму. Один Осаму, заполняющий все. Он везде: в мыслях, в сердце. Везде, но не рядом. И это самое больное. Накахара не справляется с этой болью. Он просто не вывозит. Медленно поднимаясь с колен, рыжик глядит на край скалы. Парень расстегивает куртку и кидает ее в сторону, а потом хватается двумя ладонями за цепочку. Я всегда рядом, Чуя.       Ложь.       — Ты не рядом, Дазай, — сквозь слезы шепчет рыжик, делая медленные шаги. — Ты оставил меня здесь одного справляться со своей болью. Ты не рядом и больше никогда не будешь, — ещё шаги. Парень сжимает руками цепь с надписью.— Ты никогда больше не скажешь мне, что любишь меня, никогда не обнимешь. Я никогда больше не приготовлю тебе завтрак, я никогда… — он останавливается у самого края. Носки его кед уже свисают, не чувствуя под ногами твердой поверхности. — Осаму, у меня просто нет сил. Нет сил дальше бороться, — и он поднимает голову. Вглядывается в заходящее солнце и расставляет руки в стороны.       Накахара вдыхает глубоко воздух и улыбается. Скоро все закончится. Его тело просто опустится на дно моря, которое никогда не будет найдено. Он уйдет на тот свет к Осаму, где непременно будет счастлив. Рыжик делает шаг.       В голове проскальзывает мысль о Акутагаве.       Будет ли ему больно? Определенно. Будет ли он злится? Точно. Будет ли он винить себя, что не уследил? Возможно. Но Накахара верит, что Рюноскэ сможет через это пройти. Он сильный. Это рыжик слабак, который решил, что единственный выход — суицид.       Парень закрывает глаза и уже чувствует, как его тело отрывается от земли…       Некто резко его обхватывает, прижимает к себе и падает вместе с ним назад, на землю. Кто-то тяжело ему дышит в шею, а Накахара смотри широко открытыми глазами, не понимая, что происходит.       — Ты, блять, идиот?! — вскрикивает Аку, трясущимися руками сжимая друга. Он вышел из магазина и, увидев силуэт на краю скалы, бросил все покупки и кинулся туда. Он бежал так быстро, как никогда не бегал. Лишь бы успел. И он успел. Буквально в последний момент словил тело. Его сердце колотится, а к глазам подступают слезы, ведь разум рисует картины того, если бы он опоздал на секунду. — Ты, сука, что творишь?! — он поворачивает к себе Чую, обхватывает его лицо руками, заставляет смотреть на себя. — Ты совсем башкой поехал?!       А рыжик смотрит будто сквозь него. Его зрачки сузились, судорожно бегали, не зная, за что захватиться, на чем остановить внимание.       — Отвечай, Чуя Накахара! — продолжает гневно орать Рюноскэ, встряхивая друга.       — Я не могу, — одними губами произносит он. — Я не могу, Аку. Мне больно. Я не вывожу… — по его замёрзшим щекам скатывается слеза. — Я не знаю, как мне жить дальше. У меня в голове каждый чертов день проносятся наши воспоминания, снова режут скальпелем по сердцу, — он кладет свои дрожащие руки на руки Рюноскэ. Безумными глазами смотрит в напротив.       — Маленький мой, тише, — он прижимает к груди парня. Целует его в макушку, гладит по спине, плечам, костяшкам пальцев. — Я с тобой, слышишь? Я помогу тебе. Я буду рядом. Я не оставлю тебя одного тонуть в этом. Слышишь? Мы справимся. Обязательно справимся, — он накрывает дрожащее тело курткой, которая была скинута рыжиком ранее. — Чуя, ты веришь мне?       Накахара молчит с минуту, всхлипывает, кашляет и сжимает цепочку на шее.       — Верю.