Лето

      Пять       Лето начинается в деревне. В мире, где пыльные только дороги, а трава мокрая от росы. В мире, где всё пахнет травой, в мире, где коршуны летают над домами. В мире, где дома не возвышаются высоко над головами, а наоборот, рвутся к земле. Самое начало лета мальчики помнят плохо. Машина, сны в ней, радио — всё меркнет перед кромешной зеленью вокруг, добрыми глазами бабушки. Женя любит рассматривать дом изнутри, Андрей же больше гуляет на улице. Жене нравятся деревянные стены, нравится свежесть в них. Нравится печка, нравятся деревянные столы. Женя с любопытством смотрит на иконы. У бабушки не показушная выставка бумажек с плохо пропечатанными изображениями святых. У бабушки самый настоящий красный уголок. Полочка, прибитая в тёмному углу, глиняная фигурка распятого Христа. Вязаная салфетка, на которой стоят иконы и подсвечники. С тонкими, жёлтыми, немного расплавленными свечами. Жене они напоминают длинные пальцы чудища. Того чудища, который приходит к непослушным детям вместо Деда Мороза. Женя чудища не боится, потому что за окном день и бабушка рядом. Женя сидит на кровати, от которой пахнет старым деревом и коврами. Женя глядит на потемневшие иконы, на бабушку. На окно, завершенное белой, кружевной занавеской. Глядит, как бабушка шепчет, складывая морщинистые руки в мольбе. Тогда весь дом затихает, успокаивается. Кажется, будто стрелки часов тикают потише, дети за окном перестают шуметь. Жене кажется, будто существует только комната — деревянные стены, две кровати, стол с белой скатертью, бабушка и красный угол. И глиняная фигурка распятого Христа, прибитая к стене. Женя дышит тихо, глядит на старческое лицо и шевелящиеся бледные губы. Боится спугнуть кого-то невидимого, слышит неразборчивый шёпот. Шёпот, что обращён к потемневшим иконам, шёпот, адресованный кому-то невидимому. Жене не страшно от тишины, проглотившей комнату. Жене интересно, любопытно. Дверь в комнату резко раскрывается, в пороге показывается белобрысая голова Андрея. Тот придирчиво глядит на бабушку, видит Женю. Подходит и утаскивает его с собой. Невидимый, кому шептала бабушка, растворяется в шуме дверей. Андрей выводит Женю на улицу, под жаркие лучи солнца. Говорит:       — Ты поменьше её слушай, бред это всё. Давай, лучше, я тебя на велосипеде кататься научу!       Женя кивает. Он знает, что в сарае — хлипкой деревянной постройке, в которой пахнет землёй и пыльным стеклом, — есть маленький велосипед. Немного ржавый, грязный, с запылённой синей рамой. Женя побаивается скрипа колёс, но видит, как Андрей ездит на нём в магазин. Улыбается, больше не боится. Солнечные лучи жгут коленки, жгут родинки на ногах. Подсвечивают зелёную траву. Женя учится кататься, падает, разбивая локти в кровь. Но не кричит и не плачет, упорно садится на ржавый велосипед снова. Солнце слепит ему глаза, подсвечивает чёрные кудри. У соседей сипит старая колонка, играют популярные песни прошлого десятилетия. В кустах стрекочут кузнечики, где-то вдалеке мужчина ругается и косит траву. Мальчишки, играющие на дороге, дразнят Женю, обзывают девчонкой. Женя видит своих обидчиков — группа коротко подстриженных, грязных мальчиков. У них всё ноги в синяках, загорелая кожа. Женя поджимает губы, но не плачет. Андрея тоже дразнят, называют разноглазым. Дразнят, дразнят, кидают камни. Слишком поздно понимают, настолько Андрей высокий. И какие у него крупные кулаки. Убегают, кричат. Женя улыбается, когда Андрей подходит к нему. Ветерок ерошит темные прядки, Андрей хмыкает. Андрей и Женя катаются по очереди, падают на песчаную дорогу. Ставят себе ссадины, мазки грязи. Возвращаются домой уже к закату, велосипед ведёт Андрей. У него разбитые костяшки пальцев, слегка влажные щёки. Раны на ногах, от острых камней. Сзади коленей белая кожа покрыта грязными разводами. Падение в почти высохшую лужу не прошло бесследно и для одежды. Женя выглядит не лучше. Щёки мокрые, глаза уставшие. И такой же грязный, потрёпанный. Женя рад тому, что теперь умеет кататься. Бабушка восклицает различные междометия, ворчит, топит баню. Женя и Андрей сидят на крылечке дома, растирают ушибленные места. Устало переглядываются, улыбаются. Над головами — тёмной и светлой макушкой, — небо цвета неспелой ранетки. В деревне спокойно. Дворовые мальчишки с грязными лицами и одеждой ушли спать, жгучие лучи солнца скрылись. Птицы щебечут пожелания о спокойных снах, люди укладываются спать. У соседей уже не играет музыка. Спокойно, слишком тихо. Мальчики не помнят иной жизни. Кажется, они живут здесь, среди зелёных лесов и низких домов, уже много лет. Женя помнит пыльные, серые дома, высокие, но не настолько, чтобы проткнуть небо. Помнит узкую комнатку, помнит железную кровать и белую наволочку. Помнит стеклянное окно, помнит двор. Тот всегда был под солнцем, под тёплыми, рассеянными лучами. Помнит всё это, но воспоминания тусклые, словно из другой жизни. Женя и Андрей глядят на трубу бани. Из неё медленно выплывает жидкий дымок. Улетает в небо, которое постепенно чернеет. В бане пахнет деревом и мылом. Так сильно, что Женя не чувствует ничего, кроме запаха дерева и мыла. Сравнивает родинки у себя и у Андрея. В бане темно, свет проникает сквозь мутное окно неохотно, освещает небольшой кусочек пространства. В полумраке разноцветные глаза Андрея выглядят красиво. Женя говорит об этом ему. Тот отвечает «спасибо» и смущается. По-детски, немножко глупо. Бабушка выводит ребят из бани. Просит посидеть на лавочке около нее, пока сама помоется. Женя и Андрей в халатах, на головах — полотенца. Андрей кивает, Женя кладёт голову на плечо брата. Женя видит жёлтый свет в окнах домика. Видит чёрные очертания занавесок, видит комнату, кровати. Эта картина — свет в окнах дома, дыхание Андрея, спокойствие спящей деревни и свежесть воздуха — въедается в память Жени, он помнит её долго. Помнит, когда с приходом нового дня мальчишки опять кричат «девчонка! А Женя — девчонка!» и толпятся у деревянных ворот. Помнит, когда к мальчикам идёт Андрей, сжимает кулаки. Женя улыбается, успокаивает себя ночным пейзажем.       Лето у бабушки длится до середины июля — название месяца Женя никак не может произнести вслух. Андрей пробует, и у него получается с первого раза. Он вновь учит Женю, только теперь дома, в комнате с иконами. Бабушка радуется, что мальчики так сдружились. Радуется, когда Женя прыгает по траве на участке, и кричит «июль! Андрей, у меня получилось! Июль!». Лето у бабушки проходит, как несколько жизней. Одна полна солнца, ветра, криков детей у берега. И запаха реки, сырого и свежего. Полна лодок, ушибленных о дно пяток. И капелек воды в светлых и тёмных волосах. Вторая жизнь наполнена ворчанием бабушки и горечи на языке, от того, что с велосипеда постоянно слетает цепь. Андрей прикрепляет её снова и снова, но держится она несколько минут. Вновь обвисает, прогибается. Вторая жизнь пестрит нагретыми на солнце помидорами, запахом укропа и жужжанием пчёл. Так же в этой жизни есть неописуемая радость, когда один из группы задир помогает с велосипедом. Цепь снова в строю, у Жени и Андрея больше не мокрые щёки. Мальчика зовут Кирилл, и вот начинается третья жизнь. Полная приключений втроём, велосипедных поездок далеко от участка, на самый край деревни. Полная боли от ранок, ожогов от крапивы, кровоточащих ссадин и плёнки от клея БФ-6. Криков «девчонка с разноглазым!» уже нет. Только дружеский смех. И ещё много-много жизней, которые пролетают как птицы перед дождем — низко и быстро. Во всех жизнях есть крапива, палки, которыми мальчики бьют её. Есть игры с местными девочками. У них полный бардак на голове, коса растрепалась, волосы жёсткие и грязные. Девочки бегают по пыльной дороге в замызганых пижамах, а их мамы качают головами. Есть комары и мошки, пару раз мошки попадают Жени в глаз. Один раз мошку вытаскивает бабушка, второй раз — Андрей. Тот не боится насекомых и пауков, не любит старческие руки. Поэтому с мошками справляется сам, а Женя глядит на этот процесс. В каждой жизни есть вечера, когда Женя и Андрей чешутся от укусов комаров. В комнате пахнет календулой, на кровати валяются немного подранные, жёлтые ватные диски. Женя и Андрей мажут красные бугорки на коже, но помогает это ненадолго. Жене и Андрею нравится запах календулы, но бабушка проветривает комнату.       Жене нравится дом, нравятся баня и сарай. Везде пахнет деревом, в бане — мылом и тазиками. В сарае — землёй, железом и краской. Женя не боится споткнуться о грабли, заходит в сарай и сидит. На голой земле, вдыхает её запах. Его, вместе с велосипедом, выводит Андрей. Жене нравится чердак дома, пропахший старыми книгами. Андрею нравится улица, такая свободная и чистая, без высоких домов. На которой слышен смех женщин, подвыпивших по пятницам мужчин, и крики детей. Женя гуляет с Андреем после заката, а Андрей сидит на чердаке днём. Мальчишки строят домики из старых, потрёпанных книг. Но жизни, прожитые в низком домике, среди деревянных стен и икон, среди пустынных улиц и задиристых мальчиков, заканчиваются. Папа просит поторапливаться, Андрей и Женя садятся в машину. Машина кажется чем-то с другой планеты, из другого мира. Женя засыпает, и ему снится странный сон. Даже не сон, а чёрная дымка, ситцевый платок с протертыми частями. Женя чувствует свои голые коленки, чувствует каждую колдобину на дороге. Чувствует колёса машины, но, в то же время, спит. Просыпается, играет с Андреем в слова. Обоим всегда попадаются слова на «а». Папа подсказывает слово «артиллерия», Женя спрашивает, что это. Андрей не любит воспоминания об армейских годах своего отца. Но терпит, видя любопытство в глазах Жени. Мальчики приезжают в новый, забытый от деревенских забав мир. Полный узкий дворов, грязного песка и серых, огромных хрущёвок. Полный проводов, ворон и воробьев, стеклянных окон и жёлтого света на кухне. Мир глупых, злобных детей, и друзей из соседнего подъезда. В мир, где велосипеды не прыгают по ямам в песчаной дороге, а едут по ровному асфальту. Мир, где у входа в квартиру пахнет шапками, шарфами, куртками; спешкой и ботинками. Женя и Андрей удивляются непривычности квартиры, думают, отчего потолки такие высокие. Женя с трудом узнаёт комнату, узнаёт стеклянное окно в белой раме. Андрей же с размаху прыгает на свою кровать, уставший после дороги.       Лето продолжается, и начинается новая жизнь, наполненная двором, ребятами оттуда. Игр на улице, качелей, чужих самокатов, велосипедов, игрушек. Андрей и Женя заходят домой, только чтобы попить, или взять мяч. Кофту, если на улице слишком весело, но солнце скрывается за горизонтом. Женя бежит на улицу с самого утра, неловко передвигая ноги. Хочет залезть на Эверест, но вскарабкивается лишь на детскую горку. Андрей выходит вместе с Женей. Тоже бежит, хочет поскорее занять место на качелях. Проходит мимо старушек, которые называют его «крепышом» и «белобрысым». Женя пробегает мимо старушек быстро, чтобы не слышать обидное «девчонка». Женя и Андрей бегут во двор, к лучам солнца, от грязных стыков кафельных плит в ванной. Вперёд, вперед, перепрыгивают через бордюры, топают по грязному песку. Во дворе все ребята знают — Женя и Андрей братья не по крови, а по жизни. Оба дети хрущёвок, драных котов и кошек, ржавых велосипедов; оба воспитываются грязным кафелем в ванной, ветром, и узким пространством двора. Женя — ребёнок песка и камней, неуклюжего бега и глупых свершений; дитё улыбающихся бродячих собак и старых телепередач. Андрей — ребёнок мокрых труб и грязных углов, сырости армейских воспоминаний; дитё высоких деревьев и потёртых кассет. Женя и Андрей разные, но все друзья со двора в один голос говорят: «не разлей вода». Женя и Андрей ненавидят мир, где мальчиков одевают в узкие пиджаки, а девочек в юбки выше колена. В том мире полно бульварных романов, розового лака, колец и глупых реклам. Матрёшек, кукол, и прочих имитаций людей с нарисованными алыми улыбками. Этот мир не любят обитатели двора, не любят Андрей и Женя. Все дворовые любят солнце — такое яркое, большое и тёплое. Куклы выцветут, сломаются, юбка станет слишком короткой, а пиджак — маленьким. Но солнце, огромное и тёплое, двор с грязным песком и скрипящими качелями, будут всегда.       Женя и Андрей любят дружить, любят заводить новые знакомства каждый день. Любят забегать в соседний подъезд, когда очередной друг берёт из квартиры бутылку воды. Удивляются, когда видят во дворе знакомого мальчика Кирилла, с пугливой девочкой в обнимку. Девочку, его сестру, зовут Лера. Она боится всего — мальчиков, машин, деревень и громких звуков, камней. Леру обзывают трусишкой, она прячется за спиной брата. Лера не боится Андрея и Женю, Кирилл заверяет ее, что они хорошие ребята. Лера заплетает пушистые, русые волосы в неровные косички, и теребит их. Кирилл между пыльными домами никого не задирает, гладит пугливую сестру по голове. Женя долго соображает, что значит слово «двойняшки», Андрей объясняет это вечером. Кирилл взбалмошный, как говорит Лера. Постоянно убегает в соседний двор, хотя туда бегать нельзя. Андрей бежит за Кириллом смело, Женя же колеблется. Думает, что мама будет волноваться, не увидев их в окно. Бежит за Андреем, чтобы это сказать, но вскоре забывает. Лера, напуганная одиночеством и кричащими, незнакомыми, детьми, бежит за братом. Соседний двор такой же узкий, песок такой же грязный. Горка иная, больше, с различными лесенками, перекладинами, канатами. А так же в соседнем дворе живут новые знакомые.       Валя, рыжий, с веснушками на плечах и на руках. Жене кажется, что весь Валя — кусочек очень тонкой бумаги и веснушек. Валя немного самовлюблён, вечно смеющийся, умеющий ездить на велосипеде. Ангелина, которую все зовут Гелей — тоже боится громких звуков и смеха подростков. Любит бегать, и не боится убегать далеко от дома. Светлые волосы липнут к вискам от долгого бега, но она не прочь побегать ещё. Лера качается с ней на качелях, крутится на карусели. Девочки заплетают друг другу косички, смеются, когда выходит криво. Лера понемногу перестаёт боятся дворов. Женя даёт Вале кличку «Осень». Не обидное прозвище, как «девчонка» или «разноглазый», а милая кличка. «Осень», потому что Валя напоминает Жене кленовый листок осенью. Весь рыжий, от черенка до резных кончиков. Валя улыбается. Вместе ребята прыгают по покрышкам, крутятся на карусели. Получают синяки от падений с лестниц, но не плачут. Кирилл выдумывает ещё одну кличку для Вали. Зовёт его «персиком». Объясняет это тем, что Валя постоянно в персиковых, светло-розовых футболках. Валя радуется сразу двум прозвищам за день. Откликается на оба, с улыбкой. Возвращаются в родной двор Женя и Андрей поздно, когда песок уже остыл. Небо над головами темнеет с каждой минутой, солнца нет и в помине. Ветер холодный, остужает мокрые виски и затылки. Железная дверь кажется ужасно тяжёлой, лестница бесконечной, а ступеньки — высокими.       Женя устало слушает нотации мамы, обещает больше не уходить в соседний двор. Андрей засыпает за ужином. Мальчишки устали, головы падают на белые наволочки. Без сил, засыпают сразу. Андрею снится карусель, яркая зелёная трава. Такая растёт только в деревне, в городе она пыльная, неброская. На карусели он не один, видит силуэт. Тёмные кудри, светлые глаза. Цвет глаз напоминает сельское небо, когда солнце скрывается за деревьями. Андрей понимает, что рядом сидит Женя, улыбается. Жене же снится деревня, которую он начинает забывать. Снятся ему все жизни, прожитые там, вереницы шумных и не очень недель. Снится Андрей, который маячит белобрысым затылком везде. Около дома, на фоне зелёных лесов, рядом с лодкой, в реке. Женя улыбается, ему спокойно с Андреем. Знает, он защитит он задиристых мальчиков и найдёт, чем заняться в дождливый день. Андрей и Женя просыпаются, улыбаются друг другу. Братья, взращённые одной хрущёвкой, мальчики, улыбающиеся одному стеклянному окну. Но лето заканчивается. Опять приходится ходить в детский сад. Опять вставать спозаранку, когда по стеклу окна хлещет дождь. Наступает пора осени, и Валю перестают звать этим прозвищем. Валя и Ангелина ходят в тот же детский сад, но в другую группу. Женю это немного расстраивает, но не сильно. По выходным он играет в соседнем дворе, прыгает в лужах. Пачкает резиновые сапожки, смеётся. Андрей всегда с ним, они прыгают и смеются вместе. Мама, глядящая их пухлые, детские щёчки, на улыбки до ушей, улыбается. Мечтательно, думая о чём-то. Папа тоже рад, что Женя и Андрей сдружились, и у них есть друзья. Из детского сада Андрей и Женя идут в компании Леры и Кирилла. Смеются, прыгают по лужам, и ждут, когда вновь наступит лето.       Десять       Летний вечер. Женя сидит на улице. Закат, песок и бетонная площадка перед подъездом остывают. Солнце бросает последние тёплые лучи на дома, на стеклянные окна, на детей и старые качели. Пропекает все, как пекарь булочки, подогревает песок. Площадка не пуста, несмотря на поздний час и холодноватые порывы ветра. Дети резвятся, скатываясь с горки, катаясь на качелях. Многие прощаются, не ходят уходить. Двор подогревается последними лучами солнца, прощается с детьми. Ждёт ночных подростков и пьяных взрослых, которых принимает неохотно, с холодным песком. Женя любит подъезд, где растёт. Любит выйти из дома, сесть на бордюр, если лавочка занята. Женя дружит с бабушками у подъезда. Те больше не дразнят его девчонкой, хоть кудри Жени ложатся ему на плечи. Бабушки говорят скрипучим голосом, говорят только хорошее. Хвалят Женю за хорошую успеваемость в школе. Хвалят, когда он идёт в магазин, помогает маме. Женя запоминает имена, отчества бабушек, никогда в них не путается. От скуки дождливыми вечерами придумывает им смешные клички. Делится ими только с Андреем, больше никому не рассказывает. На одном с ним этаже живёт бабушка по прозвищу Зима. Жене нравится её длинная, и полностью белая коса. Зима добрая, с водянистыми голубыми глазами. Андрею она напоминает волшебницу или антропоморфную, ожившую и постаревшую снежинку. Жене она нравится, с ней о многом можно поговорить. Зима заходит домой позже всех, Женя остаётся один. Сидит на лавочке, на старых досках, покрашенных в зелёный. Солнце греет лодыжки, греет ладони. Женя сидит на улице несколько часов, и все ещё не хочет заходить домой. Сначала он сидит на бордюре, поджимает худые икры под себя. Глядит на площадку, где резвятся одноклассники. Или просто знакомые со двора, их у Жени много. Махает рукой, но не идёт к ним. Слушает говор старушек, улыбается тёплым лучам солнца. Лето кончается, через несколько недель снова школа. Её Женя не особо любит. Женя — дитё серой хрущёвки с зелёной скамейкой у подъезда. Он не боится толстых стен, которые так и кишат паникой, криками и строгими голосами. Женя учится хорошо. Умело переключается между предметами, быстро соображает на контрольных работах. Толстым стенам трёхэтажного здания его не запугать. Женя задумывается что, будет через месяц, и переводит взгляд на стеклянное окно. Форточка приоткрыта, белая занавеска слегка одёрнута. Женя видит Андрея, играющего в компьютер. С наушниками на голове, со сгорбленной спиной. Андрей любит технику, любит клацать мышкой. Любит полностью уходить в экран, от которого у Жени слезятся глаза. Женя не любит входить в плоские экраны мониторов. Не умеет видеть в пиксельных картинках что-то интересное. Не любит проваливаться сквозь пиксели, щёлкать клавиатурой. Любит сидеть вечером под окном, любит смотреть на приятную синеву неба. Любит входить в тёплые лучи солнца, любит глядеть на яркие краски заката. Любит растворяться в едва живых, размытых воспоминаниях. Но одному ему быстро становится скучно. Женя встаёт, потирая пригретые солнцем коленки. Доходит до окна, встаёт на носочки. Стучит пальцами по стеклу. Робко, звонко. Барабанит, касается длинными пальцами стекла. Андрей снимает наушники, но не оборачивается. Делает вид, что проходить в сотый раз purble place — единственную игру, которую папа разрешил поставить на компьютер, — интересно. Упорно клацает мышкой, сжимает губы до побеления. Женя перестаёт стучать, тихонько говорит:       — Андрей, пожалуйста, выйди! Мне одному скучно. Тут солнышко, мошек нет, дети смеются. Хорошо ведь! Ну давай просто посидим, тут никого нет. Только дети на площадке, и тех мало. Андре-ей! — жалобно протягивает Женя.       Андрей мотает головой из стороны в сторону. Нарочито медленно, смотря в экран. Но наушники не надевает, голову не поворачивает. Женя расстраивается, сползает с носочков ног на пятки. Медленно, кривя губы. Уже не видит, что происходит в комнате, по ту сторону стекла. Видит шершавую, серую поверхность дома. И свои запылённые кроссовки. Женя не хочет заходить домой, не хочет смотреть на внутреннюю раму окна. Солнце пригрело Женю своими лучами, не хочет отпускать в раскалённые стены и духоту. Женя стоит под окном несколько минут, опускает руку. Думает немножко, облизывает губы. Улыбается и произносит:       — Андрюша.       Произносит тихо-тихо. Еле шевелит губами, смотрит на запылённые кроссовки. Слово падает, резко, как с крыши высокого дома. Со стороны кажется, что Андрей это не услышит. Звук проникает сквозь стекло, то звенит. Окно, деревянные рамы, немного заляпанные стёкла заботливо пропускают звук дальше. Будто улыбаются, как улыбается мать, застукавшая сына с девочкой. Звук ползет по душной комнате, по нагретому воздуху. Долетает до Андрея, тот пытается сдержать улыбку. Тщетно. Поворачивает голову к окну, Женя встаёт на носочки. Тишина, Андрей глядит в большие голубые глаза. Улыбается губами, но не щеками. От этого улыбка похожа на клюв птицы из мультика. Андрей выдыхает, нажимает на кнопку выключения компьютера. Женя улыбается, эта улыбка видна сквозь разводы на стекле. Подсвечивается под солнечными лучами. Андрей быстро причесывает белые прядки, выходит в подъезд. Удивляет маму выходом из комнаты, ещё больше мама удивляется, когда видит белобрысый затылок за окном. Женя сидит на скамейке, обнимает руками коленки. Рядом садится Андрей. Он выше Жени на две, а то и три головы, шире в плечах. Женя ощущает себя лилипутом рядом с Гулливером, но не боится его. Кладёт голову на плечо Андрею, как когда-то давно. Рядом с баней, на низкой лавочке, среди травы и комаров. Андрей молчит, уставившись на дверь подъезда. Женя закрыл глаза, помалкивает, думает о своём.       О школе, о тёплых батареях, о толстых бетонных стенах. Женя не боится школы, не боится вечеров после неё. Учится он хорошо, его папа погладит по головке. Женя знает, что этот мужчина ему не папа, но продолжает называть так. Чтобы лишний раз вызвать умиление, трогательную улыбку. Андрей же учится хорошо — четвёрки, редко бывают пятёрки. Тройки чаще, но его это не особо волнует. Зато волнует папу. Женя боится громких звуков, боится ссор папы и Андрея. Не любит, когда Андрей плачет над учебниками. Помогает, чем может. Женя не любит толстые бетонные стены, учителей, только из-за плачущего Андрея. Не любит, когда учительница улыбается своей коллеге, параллельно рисует тройку в тетрадке Андрея. Она не знает, что вечером, когда за стёклами темно, Андрей склоняется над учебниками и рыдает. Рядом шумит папа, Женя упирается в стену спиной. Слишком сильно, хочет провалиться сквозь шершавые обои, в бетонную крошку. В подвал, к крысам и мокрым трубам, лишь бы не слышать и не видеть этого. Яркие лучи лампы подсвечивают белые прядки. Но не так, как солнце. То светит по-доброму, играючи, просвечивает прядки насквозь. Лампа же создаёт желтизну, подчёркивает чёрные буквы на белых страничках учебника. Жене нравится помогать Андрею, не нравится слушать всхлипы и крики.       Женя отодвигает эти мысли на второй план. Зарывает вглубь подсознания, куда-то в подкорку. Застраивает прочной кирпичной стеной, старается к ним не возвращаться. Глядит, как последние лучи заката ложатся на белые пряди волос. Не просвечивают насквозь, создают лёгкий рыжий оттенок. Жене нравится такая рыжина, пусть многие сравнивают её со ржавчиной. Лучи ложатся на бледную кожу Андрея, подсвечивают её. Из белого зефира кожа Андрея превращается в чистый песок, манную крупу. Жене нравится вспоминать деревню, дом и чердак. Месторождение ссадин, синяков на коленках, склад старых книг и деревянных ложек. Женя мало что помнит из тех жизней — подсвеченных солнцем, обогретых солнцем, созданных им. Помнит Андрея, добрую бабушку, велосипед с синей рамой. Игры с Кириллом, других задиристых парней. Всё в зелени, всё засвечено солнцем. Женя любит его тёплые лучи, любит закаты и рассветы. Женя открывает глаза, смотрит на двор. Видит, как стоя на качелях, раскачивается Валя. В большой серой рубашонке, в длинных, пыльных шортах. Рыжие прядки липнут к загривку, веснушки горят на загорелых руках. Валя махает Жене и Андрею, те махают в ответ. И Валя, и Ангелина, и Лера, и Кирилл — все они одноклассники Андрея и Жени. Обоих радует присутствие друзей в толстых, разгорячённых стенах. Ребята сидят на лавочке, не идут к Вале. Тот спрыгивает с качелей, бежит в соседний двор. Женя и Андрей видят Кирилла, говорящего что-то. Усмехаются. Гадают, как такой яркий, веснушчатый Валя и Кирилл, всем своим видом напоминающий солдата, могли так крепко сдружиться. Ангелину и Леру на площадке днём с огнём не сыщешь. Девочки сидят дома, просиживает лето за книгами, компьютерами. Плетут браслетики из бисера или резинок, обмениваются ими. Вместе, всегда вместе. Лера не боится двора, но и не жаждет гулять. Окно кухни растворяется, Андрей и Женя слышат голос мамы:       — Мальчики, ужин! Идите кушать!       Андрей и Женя встают. Первый сразу направляется к подъездной двери. От неё пахнет железом, потными руками, нетерпением собак. Андрей оборачивается, смотрит на Женю. Тот глядит в голубоватое небо, улыбается. Детская мордашка, обрамлённая чёрными волнами волос, с огромными голубыми глазами. Андрей улыбается краем губ, глядя на Женю. Ему нравится контраст бледного лица и тёмных волос, нравятся добрые глаза. Женя двигается к подъезду. В движениях скованность, ему не хочется уходить. Несмотря на холодное дыхание августа — прерывистый ветер. Несмотря на темноту, ведь солнце, обожаемое Женей, скрывается. Женя любит улицу, любит двор и холодный бетон с песком. Детей на площадке почти не осталось. Видны первые группки вечерних и ночных подростков, которых боятся дети. От них пахнет сигаретами, Кока-Колой, у них в руках всегда колонки. Музыка неприятно бьёт по ушам, Андрей скрывается за тяжёлой дверью. Женя следует за ним. Ребята заходят в подъезд, с грохотом закрывается дверь. И вот родные зелёные стены — вторые матери и отцы здешних ребят. Есть и неумные надписи маркером или краской из баллончика. Их Женя старается не читать. «Плохие слова» — так называет их папа. Женя не хочет его расстраивать, но молчит, когда ими ругается Андрей. Андрей тоже молчит, когда их шепчет Женя. На зелёных стенах есть белые прорехи — отвалившееся кусочки краски. Ступеньки — бетонные, с вкраплениями камушков, со сломанными краями. Жене нравится подъезд, хоть и в нём пахнет сигаретами. И нравится лето. Лето — отдельная тёплая жизнь среди всей, холодной, дождливой. Пусть это лето подходит к концу, следующее не за горами. Женя улыбается этой мысли, она кажется ему такой лёгкой, хорошей. Смотрит на Андрея. Тот глядит на Женю, улыбается в ответ. Андрей тоже думает о лете, думает, что погуляет с Женей завтра. Думает о походе в соседний двор, об играх с Валей и Кириллом. Ребята входят в квартиру, а там пахнет вкусным ужином.       Пятнадцать.       Лето за стеклянным окном разыгрывается во всю. Ходит по песку жаркими лучами солнца, жжёт коленки маленьких детей. Светит длинными, тёплыми лучами в окна, манит на улицу. Подогревает листья деревьев и асфальт, лавочки у подъезда. Редкими днями проливается сильными дождями. Такими, от которых стёкла леденеют, в комнате становится холодно. Детей не выпускают на улицу, они сидят и скучают в остывающих стенах. Делают аппликации, надоедают родителям и старшим сёстрам с братьями. Такой день и дождь сейчас в самом разгаре. По старому стеклу бьют капли дождя, стекают неровными волнами. Форточка закрыта наглухо. Это уже пятнадцатое лето, которое белая рама окна встречает с Женей и Андреем. Рама белая в воспоминаниях, сейчас краски почти нет. Лишь голая, тёмная древесина, торчащие занозы. Рама видит всё — взросление детей, строгость взрослых, двор, подогретый солнцем. Видит и комнату, видит и живущих в ней. В комнате приглушён свет. Включена лишь лампа над столом. Жёлтый, электрический свет подчёркивает бледноту рук Андрея. Он мастерит модель корабля. Из журнала, который покупает спонтанно. На остановке, в киоске, после последнего урока в школе. Андрею нравится крепить детальки на клей, расправлять паруса. Нравится видеть деревяшки под электрическим светом. Деталей много, инструкция длинная, Андрею нравится в ней разбираться. Он молчит, лишь прикусывает язык. Сосредоточенно соединяет детальки, смотря в инструкцию. Андрей из тех подростков, про которых родители говорят «у него просто подростковый возраст». Андрея это раздражает. Раздражает холодный взгляд папы, когда он специально прибавляет громкость на телевизоре. Знает, телевизор отвлекает Андрея от учёбы. От такого «поговори со мной» Андрей хочет засесть в комнате и никогда не раскрывать рта. Андрея не раздражает только Женя. Вроде ровесник, а всё ещё ребёнок. Простодушный, пугающийся громких звуков. Женя не отвлекает Андрея от корабля. Он лежит на нижнем ярусе кровати. Женя всё ещё не привык, что теперь она одна, и такая громадная. Женя не скучает по двум жёстким, железным койкам. Наоборот, радуется, что кровать не скрипит. Хоть за окном и лето, Женя не выходит на улицу. Не из-за дождя. Дождь Женя любит почти так же, как и солнце. Женя хочет выйти, пошлёпать по лужам, попрыгать под частыми каплями. Хочет намочить кудри дождевой водой, хочет промокнуть до последней нитки. Можно ещё и заболеть. Тогда Андрей будет заботливо приносить чай с вареньем, накрывать одеялом. В руках у Жени — потрёпанный учебник в прозрачной обложке. Он и держит его по эту сторону окна. Лето, тёплое, яркое, с дождями и жгучим солнцем, только началось. У Жени ещё есть время подготовиться к предстоящей пересдаче экзаменов. Женя лежит, обнимается с учебником уже несколько часов. В голове пусто, Женя не понимает чёрных букв на страницах. Не шелестит ими, задумчиво смотрит на схематичные картинки. Не понимает, что они изображают. Глядит на спину Андрея, глядит на пальцы в клею. Улыбается. Кладёт раскрытый учебник себе на грудь, на палец наматывает локон волос. Думает не об учёбе, а о чём-то своём. Жёлтый свет от лампы, дробь дождя, тонкие пальцы и лёгкая отдушина клея — всё смешивается перед глазами. Женя начинает засыпать. С улыбкой, на тёплой кровати, опустив ладони на обложку учебника. Тонкая, прозрачная резина обложки липнет к ладошам, но их Женя не поднимает. Ресницы слипаются, переплетаются меж собой. Свет лампы превращается в жёлтый огонёк, дождь барабанит будто не по стеклу, а по черепу. Становится спокойно, в смазанной картинке перед глазами Женя чётко видит только Андрея. Его тонкие пальцы, широкие плечи, добрые, спокойные глаза. В размытых красках сновидения видит, как идёт с Андреем за руку. Идёт, такой маленький и кудрявый, вприпрыжку. Андрей держит его за руку, шагает рядом. Такой высокий, серьёзный, но с доброй улыбкой. Женя засыпает. Обнимает учебник, как игрушку, млеет от приятного звука дождя. За закрытой дверью комнаты хлопает дверь. Входная, в квартиру. Хлопает громко, Женя дёргается. Картинка сна исчезает, просеивается, как мука в сито. Дверь хлопает странно. Слишком отрешённо, надломано. Стукается о стену, закрывается резко, но не сразу. Слышно, как кто-то бьется о стену, сбрасывает, а не снимает, обувь. Женя крепче обнимает учебник, садится на кровати. Андрей тоже удивлён резкими, глухими звуками. Оба смотрят на дверь. Слышно, как к ним в комнату кто-то идёт. Шаги тяжёлые, не скоординированные. Этот кто-то часто хватается за стены, шлёпает потными ладошами по обоям. Женя догадывается, что это папа. Андрей понимает, что тот пьян. Дверь в комнату скрипит. Тонко, противно, насмехаясь. Скрипит, открывается сантиметров на десять. Распахивается резко, без скрипа. Папа похож на бродячего, грязного щенка. Волосы, то ли от освещения, то ли от общего вида, кажутся жёлтыми. Цвета свежей ржавчины на дне железного ведра. Волосы мокрые, как и майка, болтающаяся на худом теле. Брюки покрыты тёмными пятнами от капель дождя. На щеках блестит щетина. Папа недобро ухмыляется, насмехается, так же как скрипучая дверь. Ухмылка похожа на скрип — тонкий, неровный, острый. С этой ухмылкой папа подходит к Жене. Тот вжимается в кровать, прижимает учебник к груди. Смотрит в глаза отцу, а те блестят, как новогодние игрушки. Женя боится, вжимается в подушку. Папа начинает говорить. Развязно, громко, так, что мокрые стёкла в окне дребезжат. Начинает с учёбы — мол, какой ты, Женя, плохой, раз не можешь сдать экзамены с первого раза. Кричит, кричит, учебник вжимается в Женю, Женя вжимается в матрас. Папа щёлкает пряжкой ремня, высовывает его из брюк дрожащими руками. Обратно засунуть не сможет, ударить кого-либо — тоже. Но не понимает этого. Трясёт железной пряжкой у носа Жени, а сам шатается. Кричит, уже не про учебу, а нечленораздельные звуки. За окном гремит гром, сверкает молния. Женя боится крика папы, боится грома и молний. От всех звуков в комнате начинает плакать, тихо похныкивать. Папа этого не замечает, всё шумит и шумит. Выдыхает неприятным, кислым запахом спиртного. Андрей терпит гром, терпит звон стекла. Терпит кричащего, пьяного папу, терпит тихий плач Жени. Терпит это всё, до того момента, как в руках у него ломается деревяшка. Звук от сломанного дерева громче, чем гром за окном, чем пьяная брань папы. Громче, чем приглушённые рыдания Жени. Андрей резко встаёт, и сам кричит. Да так, что стёкла боятся, не покинут ли они свою облезлую раму.       — Он тебе не сыночек, чтобы так орать!       Папа замолкает. Закрывает челюсти резко, что слышно, как стукаются зубы. С непониманием, досадой, глядит на Андрея. Тот выше его на две головы, шире в плечах. Смотрит зло, сжимает кулаки. Папа открывает рот, но закрывает. Андрей хорошист, почти отличник. На него по поводу школы не покричишь. Папа глядит то на Андрея, то на Женю. Молчит, только сейчас замечает, что щёки у Жени мокрые. Молча уходит, волоча за собой ремень. Пряжка глухо стукается о порог, Женя всхлипывает. Папа переставляет ноги криво, хватается за дверные косяки. Шатко, некрасиво. Это единственный раз, когда папа кричит после алкоголя. Больше он его не пьёт, даже на праздники. Всё время извиняется перед Женей, хотя со случая проходит пять, десять лет. Андрей закрывает дверь в комнату, садится на кровать. Распахивает руки для объятий, Женя ползёт к ним. Учебник падает на пол, Женя утыкается Андрею в плечо. Трясётся, плачет. Слишком сильно испуган, слишком сильно дрожат руки. Андрей обнимает Женю в ответ, проводит рукой по мокрым кудрям. Молчит, обнимает. У Жени трясутся плечи, щиплет веки. Женя размяк, рыдает уже громче. За окном завывает ветер, на плече у Андрея воет Женя. Долго, протяжно, кусая губы. Женя успокаивается постепенно, медленно. Изредка всхлипывает, рвано выдыхает. Как бы невзначай касается руки Андрея. Легонько, проводит пальцами по ладошке. Женя глядит в глаза Андрея, а у самого они красные. Андрей касается в ответ. Простые прикосновения рук, сплетение пальцев, и слова. Женя говорит первым, проводит большим пальцем по запястью Андрея. Стеснятся некого. Окно, добрые старушки-стёкла и облезлая рама — они никому не расскажут. Глядят, как Женя и Андрей касаются друг друга. Улыбаются. У мальчиков всё впервые — прикосновения, тёплые взгляды, и слова, слова, слова. Там, за стенкой, ждут, когда мальчики скажут эти слова. Кому-нибудь с площадки, с соседнего дома. Не догадываются, что они уже их произносят, касаясь кадыков друг друга. За прикосновениями время летит незаметно. У Жени подсыхают дорожки от слёз, на лице расцветает улыбка. От прикосновений тонких пальцев Андрея, от его добрых глаз. Женя шепчет «Андрюша», оба парня заливаются краской. Андрей впервые касается коленей Жени, понимает, насколько они хрупкие и тёплые. Ерошит волоски на них, улыбается. Говорит, много говорит, но ему кажется, что все слова — детский лепет. Сквозь мокрое стекло пробиваются солнечные лучи. Яркие, в их свете ещё не пляшет пыль. Женя хочет выйти погулять, но учебник на полу напоминает о пересдаче. Женя утыкается Андрею в шею, выдыхает. Тот выпрямляется, шепчет, что поможет ему с подготовкой. Женя отвечает благодарностью. Мальчики сидят в тишине, дышат в унисон. Греются от рук, тел друг друга. Глядят на мокрое окно, смотрят на мелкие капли. Их просвечивает солнце, то солнце, под которым растут Андрей и Женя. Мальчики улыбаются друг другу. Знают, лето только началось, и впереди ещё куча дней. Полных солнца, прикосновений к ключицам и губам. Полных совместных прогулок, поцелуев в тёмных улочках. Полных друзей, смеха, и ранних подъемов. Женя больше не боится пересдачи. Женя прижимается к Андрею сильнее, думает, что всё будет хорошо. Улыбается, когда Андрей касается его волос.

***

      А дальше всё случается по воле ветра. Иногда холодного, пробирающего до мурашек. Кости от него сводит холодом, нижние веки прогибаются от слоя горячих слёз. И кажется, всё, пора замёрзнуть, но на помощь приходит тёплая ладонь. Такая родная, добрая, успокаивающая. И ветер сменяется. Из ледяного становится тёплым, весенним. С приторным, но резким запахом сирени. Она пахнет, когда выпускники сбегают по ступенькам школы. Отбегают от здания с толстыми стенами, со строгими учителями и дразнящимися детьми. Показывают зданию средние пальцы, смеются, матерятся. Повзрослевшие дети, большая их часть уже знает горчинку от сигарет на зубах. Знает кислый привкус алкоголя, знает, как разбиваются бутылки. Компания шумно матерится, кто-то курит. Всё радостные, все смеются. Асфальт кажется не таким близким, не таким пыльным. Дворы — не огромными, узкими пространствами песка, а маленькими островками с детскими площадками. И повсюду сирень, её приторный запах. Он петляет между хрущёвками, оседает на зелёные лавочки. А ветер носит и носит, дует в разные стороны. Треплет волосы девушки за кассой, перебирает прядки парня, сидящего в аудитории около окна. В итоге всех — Женю, Андрея, Валю, Кирилла, Леру, Ангелину, — ветер собирает вместе. Прорывы крутятся вокруг друзей, сближают их в круг. На ребят светит солнце — мать всех дворовых детей, мальчишек и девчонок. Солнце ведёт ребят, обогревает плечи своими лучиками. Лето в самом разгаре, руки и ноги становятся темнее с каждым днём. Ребята путешествуют. Горный Алтай — место, такое далёкое от серых хрущёвок, от родного двора. С грязным песком, скрипящими качелями и криками друзей.       Жене, да и всем остальным тоже, всё равно где спать. Они редко сидят в домике, больше находятся на улице. Андрей же выходит редко, только на прогулки. От этого домик поручают выбрать ему. Андрей выбирает — в селе, почти на самом краю. Уютный домик, чем-то напоминающий дом бабушки. Когда полоска горизонта из тёмно-синей превращается в розовую, слышно, как кричат петухи. Громко, заливисто, сразу с нескольких участков. Их слышно и в полдень, и ближе к вечеру. Ангелина шутит, что некоторые петухи — совы. Лера смеётся. Андрей часто встаёт с рассветом, выходит на улицу. Солнце только встаёт, лениво освещает белые прядки и заспанное лицо. По селу раскатываются крики петухов, шум от проснувшихся пожилых людей. Андрей глядит вокруг, а повсюду горы, горы, горы. После жизни в дворах хрущёвок, бега по грязному песку детских площадок, такой ландшафт непривычен. Андрей любит глядеть на вершины, уходящие в облака. Или исчезающие в синеве неба. Андрею нравится запах горного утра, нравится отдушина бродячих собак. И крики местных ребят, подросших мальчишек и карапузов. Эти дети тоже растут под солнцем, под заботливо обогревающими лучами. Только вместо серых стен, жёлтых труб и тяжёлых дверей подъезда их воспитывают горы. Горы, сельские дороги, проволочные заборы, и грязные бродячие собаки. Женя редко просыпается так рано. Встаёт изредка, выходит на крыльцо. Садится рядом с Андреем, умиротворённо дышит. Спокойно, хорошо. Всё спят, можно провести рукой по тёмным кудряшкам. Поцеловать пространство под ухом, запустить пальцы в белые прядки. Но чаще Андрей сидит один. Не долго, максимум полчаса. Возвращается в дом, спит ещё несколько часов. Второй раз его будят не петухи, а лёгкое касание пальцев Жени. Андрей любит канатные дороги, любит парки, любит карабкаться в горы. Любит, когда Женя говорит при этом. Сам Андрей говорит мало, больше наблюдает и смотрит. Глядит на Кирилла, чья ладошка исчезает в карманах брюк Вали. Глядит на Леру, которая вплетает жёлтые цветочки в волосы Ангелины. Глядит на Женю, запускает пальцы в волны его волос. Женя чуть ли не мурчит от прикосновения, а Андрей улыбается.       Сегодня с утра все просыпаются неожиданно рано. Минут сорок после первого крика петуха не проходит, как все на ногах. Андрей удивляется, глотая быстрорастворимую кашу. Женя трёт глаза, но не говорит, что хочет спать. Улыбается. Через несколько часов именно он тащит всю компанию на велопрогулку. По ухабистым дорогам, полных камней и корней деревьев. Женя едет впереди, быстро крутит педали. Кричит «догоняйте!». Андрей выруливает рядом с ним, старается одновременно следить за дорогой и глядеть на Женю. Так старается, что не замечает, как Кирилл и Валя объезжают его. Рыжая и обстриженная почти под ноль фигуры маячат впереди, шутливо скручивают кукиши. Андрей и Женя переглядываются. Пока глядят друг на друга с улыбками, девчонки их обгоняют. Обе в джинсовые шортах, в больших футболках. Лера ворует их у брата, Ангелина же поворовывает от всех парней. Кроме Жени, только он предпочитает об этом не задумываться. Девочки смеются, машут отставшим парням. Обгоняют Кирилла с Валей, хохочут. Андрей поджимает, Женя следом. За всю велопрогулку Женя падает несчётное количество раз. Обычно его поднимает Андрей, Женя посмеивается. Млеет, когда Андрей обрабатывает ему разбитые, содранные коленки. Ангелина говорит, какие ребята милые, Андрей смущается. Валя, просто так, от скуки, обнимает Кирилла за шею. Целует в висок. Тот заливается краской, Лера умиляется. Ребята ездят по окрестностям, заезжают из одного села в другое. Глядят на заброшки, Валя с Кириллом шутят про призраков. Девочки делают вид, что пугаются. А Женя сглатывает, смотря на высокие, тёмное здание с выбитыми окнами. Друзья заезжают на гору. Женя — инициатор этого приключения — кряхтит, ведёт велосипед рядом. Проклинает весь мир, ворчит. И так смешно, под стать бабушкам у подъезда. Добрым бабушкам, любящим комедийные шоу по телевизору. От этого ворчания Андрей заливается хохотом. Все останавливаются, слыша настолько громкий смех Андрея впервые. Валя говорит: «помирает, наверное». Андрей заливается хохотом ещё пуще, Ангелина хмыкает. Хмыкает, и показывает пальцем. Чуть выше, прямо на гору, ребята видят заброшенный храм. С облезлыми белыми стенами, со старой листвой на крыше. Стены кирпичные, белая краска отваливается на высокую траву. От этого храм из белого превращается в пятнистый. Кирпичи влажные, на них процветают архипелаги из мха. Окна тёмные, многие витражи выбиты. А дверь приоткрыта, так и манит заглянуть внутрь. Ребята ставят велосипеды у деревьев, идут по сучкам и шишкам к храму. К разбитым ступеням, скрипящим и тёмным дверям. Всё с любопытством осматривают стены вокруг. Стены ободранные, из-под выцветших ликов святых видны кирпичи. На провалившиеся в некоторых местах досках пола куча пыли, пёстрых фантиков и бутылок. Есть и зелёные, стеклянные, от выпивки. Рядом с окном стоит бутылка воды, с пожелтевшей этикеткой. Вода в ней тоже жёлтая, мутная. Солнечные лучи проходят через неё медленно, нехотя. Женя идёт дальше, осторожно ступает на балки бруса. Они лежат поверх прогнивших, покрывшихся мхом досок пола. Стены и пол дышат сыростью, питаются ей. Потолок усеян шпилями, непонятными чёрными балками. Белая краска осыпается, обнажив коричневое мясо кирпичей. В храме тихо, лишь поскрипывает доски от ходьбы ребят. От неё же гулко звенят витражи. Немного обветшавшие, расколотые по краям. Тонкое стекло звенит в рамках, держится непрочно. В храме пахнет мокрым деревом, сырым воздухом. Не свечами, огнём и духотой. А лесом, быстрым бегом и минутным сном перед очередными приключениями. Солея сколотая, разбитая полностью с правой стороны. Скрипит дверь в глубине храма. С неё осыпается краска, падают жёлтые, мокрые листы. Женя боязливо одёргивает руку. Листам несколько лет, если не десятилетий. На двери видно изображение Божьей матери, но нечётко. Как под мутной плёнкой, под стоячей водой. Женя проходит в алтарь. Здесь пол не прогнил, достаточно чисто. И практически ничего нет. Нет жертвенника, нет святого престола. Лишь потрёпанный деревянный стол, лежащий на боку. Женя вспоминает голос бабушки. Скрипучий, добрый, вкрадчивый. Голос говорит, что алтарь всегда ориентирован на восток. Женя хмыкает. Выходит, махает рукой. Ангелина думает, думает, и говорит что-то про вечеринку. Едва услышав слово «вечеринка» Кирилл подпрыгивает. Начинает тараторить, через каждые два слова вставляет мат, через три — «круто». Валя присоединяется к обсуждению. И вот, ребята спускаются с горы. Корни деревьев на дороге, камни — всё не помеха. Солнце переваливается за полдень, наблюдает за своими детьми. Как они скупают чипсы в местном магазине, как выбирают алкоголь. Солнце усмехается. Дети растут слишком быстро. Выбегают из магазина с леденцами и сухариками, а в следующую секунду выходят из магазина с зелёными, или цвета дёгтя, бутылками. Женя морщится от них, непроизвольно дёргается, когда к бутылкам тянется Валя. Тот кивает, оставляет бутылки в покое. Весь оставшийся день ребята проводят в разъездах, скупают дешёвую еду. Женя шутит про матушек, которые не знают, что они едят. Андрей поправляет, «чем мы травимся». Валя смеётся, и именно в этот момент ему звонит мама. Валя врёт, что обедает борщом, «нет-нет, мам не растворимый, мы в кафе обедаем». Кирилл смеётся, а Лера поглядывает в телефон. Ребята возвращаются на гору, в храм. Закрывают скрипучую дверь алтаря, поднимают стол. Садятся, каждый с пачкой чипсов. Солнце не может глядеть в зелёные, розовые и жёлтые витражи. За ними видно светлое, чуть жёлтое у полосы горизонта, небо. Солнце и так знает, что у его детей всё хорошо. Лениво прогревает лес последними лучами, блестит на хвоинках и листьях. Женя, не с того, ни с сего, начинает петь. Старую, давно забытую песню. Ту, что все шестеро ребят слушают, когда им пять. Или семь, восемь. Дождливыми вечерами. Или ранним утром, смотря в выпуклый экран телевизора. Подбирая манную кашу с краёв тарелки, раскусывая изюм. Идут в школу, или катаются на велосипеде по деревне. И напевают, детскими голосами. Поют младшим братьям или сёстрам, когда те плачут. Начинают петь все, стёкла в витражах и полуразбитых окнах звенят. Солнце обжигает храм последними лучами, прощаясь со своими детьми на время ночи. А его дети поют, песню за песней. Всё знают наизусть, всем снятся эти мелодии. Холодные бутылки перемещаются со стола в тёплые ладони. Песни из детских мультфильмов сменяются звуками колонки. Лера подпевает, Ангелина кружится рядом. Валя сидит в углу, поёт громко, скрипучим голосом. После окончания школы Валя выползает из белых рубашек. В них он и спит, и учится, и гуляет. Переползает в гавайские рубашки, яркие, от них рябит в глазах. Валя не стрижёт волосы, они лежат яркими волнами сверху ключиц. Отращивает щетину, по утрам Кирилл называет его ёжиком, ворчит. А вот из синих брюк Валя выползать не желает — школьная скамья будто приклеивает их к нему. Яркая гавайская рубашка и школьные синие брюки — Валя забавный в этой одёжке. А Кириллу нравится. Валя сидит, вытянув ноги вперёд, поёт. Кирилл спит хмельным сном на коленах Вали, сжимает в руках синюю брючину. Девочки танцуют, шутливо касаясь ключиц друг друга. Лера, как только ей исполняется двенадцать, стрижёт волосы столько раз, что и не сосчитать. Ангелина после четырнадцатилетия красится в розовый, так и ходит. Ничего не меняет, изредка ровняет длину. Андрей глядит на полупустой алтарь. На пьяных Валю и Кирилла, на заигрывающих друг с другом девочек. Андрей выходит из алтаря, почти не скрипит дверью. Андрей трезв, смело шагает по брусьям. Выходит из церкви, осматривается.       Здесь тише, чем там, в храме. Почти не слышно музыки, где-то далеко гукает филин. Андрей проходит чуть дальше велосипедов, думает, сколько завтра придётся заплатить за просроченную аренду. Отгоняет от себя такие мысли — их даже думать скучно, не то что выполнять. Андрей глядит со склона горы на деревню, на верхушку арендованного домика. Садится на мокрую от росы траву. Глядит на небо. Тёмное, со светящимися дырочками — звёздами. Андрей успокаивается от суматошных дней, недель. Он любит путешествовать, но и так же любит сидеть на одном месте. Андрей вспоминает детство — смазанные картинки воспоминаний, акварельные наброски прожитых секунд. Вспоминает бабушку, её дом. Иконы, которые так нравятся Жене, а Андрея они пугают. До сих пор, он старается не доставать их из-за дивана. Андрей вспоминает баню, где пахнет мылом и деревом, сарай, где пахнет землёй и пыльным стеклом. Чердак, пропахший старой тканью и книгами. От воспоминаний становится хорошо. Андрей скучает по узкому двору, по солнечным лучам меж хрущёвок. Скучает по скрипучим качелям, по грязному песку. Сейчас Андрей понимает, что скучает по папе. Тому, кто грозит побить линейкой по рукам, когда Андрею десять. За кривой почерк, за плохие оценки. Тому, кто доводит до слёз над учебниками. А потом покупает леденцы, Андрею и Жене. По папе, который провожает мальчиков до школы, когда им восемь. А на дворе зима. Говорит, что это из соображений безопасности. Женя кивает, не против идти с папой. Не знает, что Андрей каждый вечер просит папу проводить их. Потому что боится дворов во тьме, боится тёмного неба. Андрей скучает по маме, которую никогда не зовёт мачехой. Той, которая несколько раз застукивает их с Женей, когда им по шестнадцать. Но молчит, до сих пор не проболталась папе. Хотя, тот догадывается, наверное. Андрей скучает по родной хрущёвке, по маленьким комнатам. По стеклянному окну, по некогда белой раме. По старушке, жившей напротив них. Той, которую Женя до сих пор называет Зимой. Андрей думает, что когда вернётся, обнимет постаревшего папу. И маму, заодно. Андрей часто моргает, шмыгает носом. Смотрит на деревья, глядит на листву, хвою во тьме. Слышит шаги рядом. Неподалёку садится Женя. Трезвый, но с апельсиновым соком и несколькими пачками чипсов внутри. Улыбается ночному лесу, глядит на деревню. На верхушки деревьев во тьме, на синее небо. Над головами — светлой и тёмной — мерцают звёзды, они складываются в светящиеся созвездия. Андрей поворачивается к Жене, тот уже глядит на него. Глаза не блестят в темноте, лишь спрашивают. Вопрошают без слов. Андрей наклоняется и целует Женю в губы. Касается пальцем кожи под подбородком, посасывает нижнюю губу Жени. Тот запускает пальцы в короткие белые прядки, проводит кончиком пальца по коже за ушами. Трава шуршит от движений двух тел. Женя выдыхает и тянется снова. К мягким, с едва уловимой горчинкой от табака, губам. Андрей целует и целует, касается нежно, ласково. Возможно, в алтаре целуются девочки. Или, а может «и», Кирилл с Валей. Андрей нависает над Женей, тот медленно опускается на траву. Дышит ртом, всё тянется целоваться уже онемевшими губами.       «Мой неверующий брат учил меня делать любовь».