Друзья. Точно, "Лучшие друзья"

      Летний день, весьма обычный. То есть: там солнышко прожигало июньским теплом, там в небе птички, под ногами разные жучки и зелёная трава по лодыжку. Роль спасения в жаркий день играл тёплый ветерок. Сегодня 1-ое июля: день, когда половина класса дружных ребят занимались субботником, или же генеральной уборкой.       Я мыл пол с парой девчонок, которые перешептывались, едва я отводил взгляд, но мне пришлось делать вид, что я вовсе и слепой, и глухой.       Мальчишка, которого послали за водой, прибыл через минут так 10, опуская холодную и чистую воду перед нами. Он протёр потный лоб, якобы «мне тяжело так было», дабы впечатлить девчонок — пустая трата времени, с моей точки зрения. Парнишка был невысокий и подошёл ко мне не в плотную, чтоб ему не пришлось смотреть на меня снизу вверх. Честь — дело важное, как никак.       — Я воду принёс, моя смена кончена, аривидерчи! — На прощание он грозно посмотрел в сторону наших одноклассниц.       «Грубый, но обаятельный» — так о нём думала почти каждая девчонка в нашем классе.       — Славка-то наш красавцем вымахал; стоит присмотреться, подруга! — Девушка взяла ведро и подошла к своей подруге; я продолжил мыть пол, стараясь не слушать. — Хоть грубоват, да и низковат… — Дальше я не слушал — пустая девичья болтовня из-за переходного возраста, пожалуй.       Вскоре подошла основная часть класса — 5 мальчиков и 3 девочки, не могу точно сказать, что они делали или делали ли что-то вообще, не обращал внимание, но один точно делал. Это был мой «лучший друг». Почему «лучший друг»? Да потому что мы общаемся, просто общаемся, хорошо общаемся, но моих великих тайн парень не познал, так скажем. Почему я всё ещё с ним общаюсь? Не знаю.       Но знаю точно — он заговорил со мной первым, это и привлекло моё внимание, но после стало ясно — он использует меня (так говорили все, сам я и не знаю, что думать). Его тоже Слава зовут. Кличка вроде Слава-сосало — да, воображение моих одноклассников мне не познать.       Сейчас он протирал парты первого ряда. Парни в сторонке грызлись — кто будет мыть доску и отнесёт ключ на вахту? Это самое лёгкое и самое популярное дело у нас в классе: чтобы хоть как-то отбить людей от этого одного лёгкого задания, в прибавку шёл ключ, который надо отдать злющей вахтерше — мымре, как мы её называли. Она вызывала всем видом отвращение, детей особо не любила.       Когда Слава протёр уже 5-ю (и последнюю парту, ну, на первом ряду), наши взгляды встретились. Похоже, я сам не заметил, как пялился на него уже почти час. Надо что-то сделать. В итоге мой мозг додумался отвести взгляд и кинуть грязную тряпку в ведро, положив рядом деревянную палку (швабру), закатив рукава своей белой рубахи до локтя. Я принялся выжимать ткань. Дальше нацепил её на швабру и положил на стену по вертикали: она съехала, но позже сама нашла хорошую точку опоры.       Когда я сделал всё, что было положено на меня — мытье пола 2-го; 3-его ряда и следить за дисциплиной (то есть находиться в классе до того, как все разойдутся, и следить, чтоб кто-то не решил, как на днях, выпрыгнуть из окна 2-го этажа нашей школы). Я решил подойти ближе к Славе: тот шёл по второму кругу парт; их сначала надо было отмыть средствами, а потом остатки смыть водой, дальше — протереть сухими салфетками. Сейчас он, естественно, на 1-ой парте 1-ого ряда.       — Ой, блять… — Слава, похоже, не заметил меня со спины, — Сука, что за рукожопа (видимо, он говорил о себе) родили мои родители?!       — Хей? — Он резко оглянулся на меня, чуть не выронив разбрызгиватель с водой. — Не матерись так, пожалуйста. — Слава пару раз моргнул, и отвернулся, но я уверен, что он слушает меня. — Твои родители тут не причём, боюсь. Чем могу помочь?       — Принеси штук так десять салфеток; крышка от разбрызгивателя отъебалась, ну и ты понял. — Он слегка повернулся в мою сторону. — Да-да, в следующий раз закручу получше!       С чистой душой я пошёл за салфетками. Пройти всего ничего — они были у учительского стола.       — Держи. — Я положил на уже чистую парту перед ним и пошёл к следующим ребятам — те слишком громко смеялись.       Пара девчонок, — с которыми я мыл пол, — хохотали с новеньким, который смотрел на меня своими большими, округлёнными, серо-голубыми глазками. Как щенок, ей богу. Но меня это не размыло, я положил Кате (так звали одну девочку из толпы, самую маленькую, ростом 148), на плечо руку, осторожно, аккуратно, но та всё равно вздрогнула и испугалась. Новенький так же удивлённо смотрел на меня. Похоже, впервые за жизнь мне пришлось поднять голову: он был меня выше на голову.       Надо бы познакомится, такого «шкафа» каждый хочет иметь в друзьях, если репутация позволит. На мгновение я перевёл взгляд вперёд, на девочку, которая скинула мою руку с плеча и подошла к подруге Алисе — она, кстати, моя сводная сестра.       — Девочки, потише, нас дирек (уменьшительно-слабое понятие директора, да-да) сожрёт. — Я скрестил руку на груди и перевод взгляд на высокого, — Ты новенький? — спросил я, ради приличия.       Тот потёр затылок, сменив взгляд на менее серьёзный, пара рыжих локонов скатились по его плечу. Надо бы мне сказать, чтоб девочки сделали ему хвост, а то ещё меня привяжут. Рыжий посмотрел на девочек, видно ждал поддержи, а после закатил глаза, увидев, как те ушли к другому парнишке. Дальше под пальбу этих голубых глаз попал я.       — Да, я новенький. Святослав Эльвиров. — Он протянул мне руку, и я пожал её. Мою маленькую, по сравнению с его, руку чуть не расплющило. Похоже, новый вышибала без капельки мозгов, или местный красавчик… — Меня сюда учитель послал, чтоб с ребятами познакомиться. — Я его не слушал, мне не было интересно, но я кивал, имитируя сочувствие.       — Завяжи хвост, всё равно вне работы ты или нет, побереги свои кудряшки. Пока. — Я хотел уже уйти, как он одарил меня вопросительным взглядом. — Можешь попросить у девчонок, если у тебя нет. — Дальше я ушёл, возможно, он что-то спрашивал, возможно, нет — меня не волновало.       Теперь в классе было достаточно, тихо: лишь шуршание ботинок, тряпок и забавный звук «Пшик-пшик», который издавал разбрызгиватель Славки.       — Эй, не забыл?       Это не особо звучало, как вопрос, но я знал, что касается это меня. Парень в дверном проёме дико на меня смотрел, совсем по-злому, без «ясной тучки», — да, точно меня. Я машинально пошёл к нему, да и так, чтоб никто ничего не подумал, будто я в туалет уйду.       Вопросов за моей спиной не последовало и это хорошо. Даже очень.       Егор (так он мне представился, а точнее «Егор-вышибала») завернул за угол и ударил меня со всей силы в живот. Блять, я даже не заметил, как пошёл на его поводке, шаг за шагом… Блять, блять, блять. Мне конец, конец!       — Че, шавка тупая, ещё хочешь? — Я не хотел слушать дальше и это даже слышать не хотел, но эта фраза была слишком хорошо слышна, отозвавшись небольшим эхом.       Я прикусил нижнюю губу, чтоб не молить о помощи, это бы поманило совсем другой результат. Несколько парней вышло из тёмного угла, опять.       Я не заметил, как съежился на полу, впивался в свой живот руками, сжимая его так, будто оттуда полезут все мои кишки. В то время мне казалось так. Егор присел на корточки рядом со мной: «Неужели сострадание? Он так умеет?» — уж подумал я, но мне в ебало прилетел плевок. Не хотелось описывать, как это было мерзко, липко и влажно, бе, — но плевок был смачным.       Его глаза горели весельем, от моей точки зрения, а улыбка была чеширская, без левого одного клыка, — это был результат самого первого раза, когда мы встретились. Я даже победил в этой встрече! Но не сейчас…       — Ой-ой-ой, "извини"! — Кавычки он показал пальцами, поддерживая их вниз-вверх. — Случайно вышло! — Его голос отзывался эхом, а мои глаза то и могли, что следить за каждым его движением, пока моё тело немело от холода. — Что-то ты расслабился, дорогуша. — Боже.       Он посмотрел куда-то за мою спину. Сколько их там? Сколько этих шакалов, слушающихся своего короля? Мерзкие подонки, шестёрки, которые никто и ничто без своего руководителя, а с ним — «мы же крутые».       Я только слышал шаги за спиной, и парочку над головой, топ-топ, топ-топ, топ… Прекратились… Меня схватила паника, я начал безумно бегать глазами по обидчиками. Казалось, что мой синяк под глазом от последнего раза разболелся сильнее, хотя расплывался он по глазу уже темно-жёлтым цветом, переплетаясь с зеленым, мерзкий и неприятный.       А тем, что я отвлёкся своей болью, воспользовались двое парней, которые взяли меня под подмышки и положили меня возле стены — моя спина прочувствовала такую боль, будто на штыки насадили.       На секунду показалось, что я уже больше ничего не хочу, ничего не болит, я сижу на мягком матрасе, а стены тоже мягкие… И я могу бить по ним от злости без боли в костяшках руки.       — Это на прощание, лето, как никак, хорошее настроение.       Я уже обрадовался, что меня отпустят, но дальше последовал удар по животу ещё раз, «и все?» хотел уж сказать я, но… Я задрожал, как осенний лист: по звуку, кто-то расстёгивал молнию, я не хотел представлять какую именно и где, пока не поймал взглядом парня, который передо мной оголил свои принадлежности в сантиметров так пять, но тогда они выглядели куда больше.             — Откроешь ротик, пыжик (излюбленная задирами кличка, хотя та явно не описывала меня)?       От меня последовало обратное действие, я сжал челюсти так, что туда ни одна бактерия не пролетит — не пройдёт и что-то подобное…       Я, похоже, слишком обнадежился своими силами, потому что всего нажатий так 5 на мою скулу — и вне моих нежеланий мой рот открывается, и в него с насмешкой впихивают половой орган. Уже «понежнее» парень держал меня за волосы. Я хотел бы прекратить свои мучения, прикусив головку члена, но понял, что сделаю хуже только себе… На языке чувствовался этот неприятный вкус погрешной плоти, что переплетался со вкусом крови, что скорее всего шел от губы, сильно прикусанной. В животе переплелись мерзкие чувства боли и тошноты. Уже через пару минут орган бесил меня своей плотностью и твердостью, но так же бесила моя слабость; душила, обвивала, как змея по шеи вниз.       Вскоре парень вытащил член, пройдясь по моим зубам головкой, но совершенно случайно: похоже, ему пришлось насильно его вытащить, но я уже не смотрел, кто и что.       Я покосился вправо, стараясь выдержать накат тошноты, но нет, было чувство, что мой желудок изнасиловали. Я не хотел рассматривать свою блевотину, так что сел прямо и протер рукой остатки, стараясь осмотреть толпу. Либо в моих глазах мутнело, либо так было темно, но я не смог рассмотреть их лица.       — Сволочи! Сволочи, сволочи! — Я и не заметил, как вместо крика о помощи у меня вырвалось это.       — Эй, есть кто?       Это был женский статный голос нашего охранника, хорошая женщина, но женщина.       Я не знаю, кто это (я не был верен своему чутью), но я был уверен, что я не хотел бы, чтоб меня увидели в этом виде. Парень, у которого я, по всей видимости, отсосал, уже куда-то делся, как и остальные. Я тоже решил поспешить, но когда я встал, окончательно зуд в спине пронзил меня болью, а желудок будто вывалился по пути — его я не особо то и чувствовал.       Мельком я огляделся — камер нет, и печально, и отлично.       В этом закоулке справа был кабинет по химии, слева — местообитания уборщика, оба они обычно закрываются. Решив не привлекать женщину звуками дверной ручки, я сжался в левый угол, где была кромешная тьма — окон там не было, охранник как раз шла слева.       — Показалось. — Шаги отдалялись от места происшествия, она ушла.       Что-то тёплое скатилось по щеке. Я заплакал.       Придержав возле рта руку, чтоб никто не услышал моих частых вздохов, мои ноги согнулась сами по себе, и я уже сидел на корточках, молясь богу, чтоб этих придурков чем-то приебало по пути.       Наконец, взяв силы в руки, — по крайней мере оставшийся силы, — я поплёлся к двери класса, где ребятам было весело и совсем не скучно.       Достав изувеченный судьбой телефон, я включил его, а после камеру, всматриваясь в свое отражение в ней: пепельные волосы, что были в хвосте, торчали в разные стороны; синяк под глазом все больше сливался с моим персиковый цветом кожи, глаза… Мои глаза, что были в точь-точь, как у моего отца, такие зелёно-жёлтые, переливались от конца радужки зелёным и к зрачку янтарным цветами. Положив свой телефон в задний карман штанов, я принялся прилизывать свои патлы, находясь в полуметре от нужной двери.       Руки ещё немного дрожали, а ног я вообще не чувствовал, хотя как-то шёл. Я открываю дверь и на меня сразу вылетают мои одноклассники: мальчик по имени Витя, — мы звали его Витя-скорострел, — и Алиса, — клички у неё не было. — Господи, ёпт, прости! — Витька еле остановился передо мной на шаг, но уже через мгновенье оббежал и пошёл дальше; Алиса за ним.       Когда я вошел в класса, то увидел очаровательную картину: блестящий от чистоты класс, абсолютно пустой. Я прошёл дальше, хотел убедиться, что все ушли и мой взгляд встретился с моим «лучшим другом», что проводил меня взглядом. Наверное, он ждал меня, чтобы отдать ключ вахтёрши — я остался последним, не считая его.       — Где час был?       На мгновение по телу прошлась дрожь, заставляя меня слегка пожать плечами, так, чтобы Славка не видел.       Я повернулся к нему, считывая во взгляде беспокойство. Как и обычно совру:       — Я был в туалете… Ты понимаешь… Мужские дела и все такое.       — Понял. — Его взгляд был повседневный; он ничего не заметил. — Выходи, ты последний.       Может, он и что-то заподозрил, но не стал ударяться в подробности — вот чем мне нравилась его натура. Кстати, я поймал его на домывании доски, не заметил я его поначалу, потому что тот "прятался" в углу класса. Похоже, что на него свалили и это дело, что странно.       Я кивнул ему на прощание и скрылся за дверьми. Как же я мечтал этим вечером раствориться в толпе, как и всегда.

Я обычный человек и это моя история.