A House Divided Against Itself

Он хромает. Не худшее, с чем ему приходилось сталкиваться, но этого достаточно, чтобы оставить свой отпечаток — физически, эмоционально, психологически, астрономически; Изуку не привередлив, но почему-то ему кажется, что даже этого мало. Растяжение лодыжки стало для него чем-то вроде нормы: постоянное уклонение от ударов Бакуго (не всегда удачное) и валяние на тротуаре (или асфальте, в зависимости от того, где его загнали в угол), как правило, оказывает подобное влияние на людей. И теперь он хромает. Снова. Чудесно. Идти домой, ощущая абсолютно каждый синяк и царапину, прижимая к груди один из своих блокнотов, пока в глазах ещё стоят остатки слёз? Идеально. Его тетрадь почти такая же потрёпанная, как и он сам, обе стороны обложки почернели и обуглились. Бакуго обращается с его записями так же плохо, как и с Изуку, который… Да. Хуже всего, наверное, было то, что Изуку абсолютно не представлял, что скажет своей матери. У неё уже давно появились подозрения насчёт всего этого, но ей так и не удалось ничего узнать. Однако даже после того, как он признал себя слабаком, которым все его считают, он предпочёл бы, чтобы так оно и оставалось. Персонажи на стенах — единственные друзья, которые у него есть, и он хотел бы и дальше пытаться убедить людей, что он не такой слабак, как все думают. Пытаться опровергнуть слова Бакуго, хотя бы ради самого себя. Как бы то ни было, сейчас Изуку не в состоянии что-либо сделать, а потому просто идёт домой. Может быть, он сможет сказать маме, что снова споткнулся. Технически это не было ложью — он подвернул лодыжку, пытаясь избежать удара Бакуго, так что в принципе он мог винить свою собственную неуклюжесть, и мама, скорее всего, не стала бы сомневаться в этом. Но ожоги. Он пока не знает, как объяснить это. Слёзы снова щиплют глаза, и Изуку ныряет в переулок, прислоняясь к холодной кирпичной стене. Закрыв глаза, крепче прижимая блокнот к груди, он пытается успокоиться. Это не помогает. Никогда не помогало. Может, Бакуго прав. Может, все его старания ничего не значат. Может, «ничего» — это и есть его финал. Он сползает на землю и подтягивает колени к груди, зажимая между ними блокнот, делая ещё одну попытку взять себя в руки. На этот раз немного успешнее. Слова поддержки уже почти ничего не меняют, но это всё, что у него есть в такие дни, и он не может обойтись без них. Даже если они от него самого, даже если он сам не до конца в них верит. – Ты в порядке, ты в порядке, – выдавливает он, дёргая себя за волосы. – Ты сказал, что докажешь ему, что он не прав, не так ли? Ты должен доказать, что он ошибается. Я не буду слабаком. – Здравствуй? Изуку вскидывает голову и поджимает под себя ноги, поворачиваясь на звук, и так крепко сжимает корешок блокнота, что на нем остаётся небольшая вмятина. Голос — незнакомый, глубокий — доносится с другого конца переулка, окутанного тьмой. Сердце Изуку пропускает удар. – Ох, прости меня, дитя… – он слышит шаркающие шаги, когда фигура начинает подходить ближе. Шаги звучат так, будто незнакомец хромает. – Я не хотел тебя напугать. Прими мои извинения. Изуку непроизвольно приоткрывает рот, борясь с учащённым дыханием. Бежать. Он должен бежать, он должен выбраться отсюда как можно скорее. Он пытается сделать шаг назад, боль пронзает его лодыжку, и ему едва удаётся вовремя стиснуть зубы, чтобы подавить крик. Вот и всё. Он не может бежать. И если это злодей — действительно, кто ещё это может быть? — побег может быть именно тем, чего тот хочет от него добиться. Он делает шаг назад, на этот раз аккуратнее, двигаясь к свету. В голове мелькает множество мыслей. Стоит ли кричать? Тени больше не говорят ни слова. – Чего Вы хотите? – спрашивает Изуку с уверенностью, за которую отдал бы всё, будь она настоящей. – Кто Вы такой? – Я хочу поговорить, – слышится из тени. Эти слова немедленно пробуждают рефлекс «бей или беги», но единственное, что может сделать Изуку, — это горячо покачать головой. – Я не хочу с Вами разговаривать, – говорит он. – Чего бы Вы ни хотели, у меня этого нет. Никому не будет дела, если Вы попросите за меня выкуп, я просто… Изуку. Просто Изуку. – Выкуп — это не совсем то, о чём я думал, дитя. Желание сбежать становится всё сильнее и сильнее, но он чувствует. У незнакомца голос, как у приливов, вызываемых Луной, как у тектонических плит, которые вот-вот сдвинутся. За этим голосом скрывается сила. Хорошо контролируемая сила. Сила, против которой у Изуку нет никаких шансов. Дорога, по которой он шёл сюда, была почти полностью безлюдной, что устраивало его до этого момента, ведь привлекать ненужное внимание своим побитым и хромающим видом хотелось меньше всего, но теперь он был бы не против получить это внимание. Изуку жалеет, что не остался в более оживлённом районе. Даже если бы он смог сбежать, куда ему идти здесь? – Мой мальчик, ты собираешься сбежать? Изуку снова вскидывает голову и выпаливает: – Н-нет. Звучит как ложь, даже он сам понимает это. – Я… Я имею в виду… не то чтобы я могу, то есть… – мысли в голове хаотично кружатся, как машина со сломанным сцеплением. Ему некуда бежать, никто не услышит его, даже если он закричит. Где герои? Есть ли тут вообще кто-нибудь? – Я-я имею в виду… – Если ты хочешь уйти, то можешь сделать это. Мысли Изуку ускользают от него, но он не показывает этого. Он поджимает пальцы ног, чтобы сдержать дрожь. – Откуда мне знать, что Вы не просто так это говорите? – кидает он, отступая чуть дальше и молясь, чтобы поблизости был хоть кто-нибудь, кто-нибудь, кто мог бы помочь ему, если бы он позвал. – Я не собираюсь причинять тебе вред, – говорит голос, удивительно сочетающий в себе силу и нежность. – Я здесь только для того, чтобы сделать тебе предложение. Однако, если ты не заинтересован в том, чтобы выслушать меня, можешь идти. Я не буду преследовать тебя. Время. Ему нужно время. – Кто Вы такой? – трагичное прошлое, драматически запутанная история жизни — подойдёт всё, что угодно. – Почему Вы прячетесь в переулке? – Я злодей. Без колебаний. Волосы на затылке Изуку встают дыбом. – В-вы даже не пытаетесь это скрыть? – Зачем мне это? – спрашивает злодей. – Если бы я намеревался навредить тебе, ты бы уже был мёртв. И так ясно, что я здесь не по этому поводу. Изуку назвал бы его самоуверенным, если бы не осознавал ситуацию. У него повреждена лодыжка, да и в свои лучшие дни он не так уж силён. Не говоря уже о Беспричудности. Этот злодей мог убить его так же легко, как выдернуть вилку из розетки. – Так зачем Вам позволять мне сбегать? – спрашивает Изуку, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Я имею в виду, если… если Вы не собираетесь причинять мне вред, зачем вообще меня останавливать? – Как я и сказал, – продолжает злодей. – Я хотел бы дать тебе несколько советов и сделать предложение. Бежать. Изуку не может доверять обещаниям из уст злодея. Если он побежит, то умрёт. Он должен верить. Он должен верить в это, если хочет, чтобы у него был хоть какой-то шанс выбраться отсюда живым. Так что… – Я слушаю. – Ты хочешь быть героем, мой мальчик, это правда? Изуку с трудом сглатывает. – Да. – Но на таких, как ты, герои и общество смотрят свысока, не так ли? Беспричудных. – Откуда Вы узнали? – спрашивает Изуку. На этот раз его голос действительно дрожит, но он едва ли осознаёт это. – Откуда Вы узнали, что у меня нет Причуды? Вы… – его грудь сдавливает. – Вы следили за мной. – Я не мог не заметить, – говорит злодей, как будто преследование ребёнка для него — плёвое дело. – Прости меня. Это было сделано не для того, чтобы причинить тебе вред, а скорее для того, чтобы я мог лучше помочь тебе. Я называю себя злодеем, но только из-за того, что так меня бы окрестила публика. С другой стороны, кто может судить, кто герой, а кто нет? Изуку закусывает губу. Адреналин начинает спадать, но он всё еще остаётся начеку. – Но Вы же… Почему Вас волнует общественное мнение? Злодей в тени тяжело вздыхает. – Даже у так называемых злодеев есть своя мораль, мотивы и причины. Мы такие же, как и все остальные. Изуку снова стискивает зубы. – Вы… Может, Вы перейдёте к сути дела? – То, как к тебе относится общество, – продолжает злодей. – Твои синяки, твоя хромота… – Я споткнулся. – Ты этого не делал. Что ты пытаешься скрыть? Ещё большее сжатие челюсти тут же отдаёт пульсацией в голове. – Чего Вы от меня хотите? – Я хочу, чтобы ты подумал о том, чтобы присоединиться к нашей злодейской организации. Изуку не знал, чего ожидать. Произойти могло абсолютно всё. Но что касается его разумных ожиданий, то это даже близко не стояло. Он дважды моргает и пытается прокрутить слова злодея в голове, надеясь хоть что-нибудь придумать. Выходит не очень удачно. – Почему Вы спрашиваете меня о таком? – вопрос вырывается прежде, чем он успевает остановить себя. – Вы буквально только что закончили монолог о том, как я хочу быть героем. Вы знаете мои цели и мотивы, так почему же… Я имею в виду, зачем вообще предлагать? – Потому что среди нас на тебя не будут смотреть свысока, – просто отвечает злодей. – Разве это не было бы прекрасно, мой мальчик? Иметь возможность делать то, что ты хочешь, и быть тем, кем ты хочешь быть, без давления так называемого «общества героев»? Разве не было бы здорово, если бы тебя не осуждали за вещи, которые ты не контролируешь? Изуку честно не может поверить, что это происходит на самом деле. Может быть, Бакуго ударил его гораздо сильнее, чем он думал. Может быть, он без сознания лежит где-нибудь на земле, пока его топчут горожане. Люди без Причуд всегда в итоге оказывались растоптаны обществом (чаще метафорически, но иногда, как это ни прискорбно, буквально), так что это его нисколько не удивило бы. Именно боль от синяков доказывает, что это всё происходит на самом деле. Это всё реально. Его действительно пытается завербовать в теневую сферу злодей, который даже не хочет показываться. – Я не ожидаю, что ты примешь решение за одну ночь, – говорит злодей. – Тебе было бы трудно принять такое решение просто так, учитывая твоё нынешнее мировоззрение и идеалы. Так что я дам тебе немного времени. – Сколько… сколько времени? – Столько, сколько тебе понадобится, мальчик мой. И я буду здесь, как только ты примешь решение. Встреча заканчивается так быстро, что происходящее кажется нереальным. Разговор, который мог изменить его жизнь, пролетел так стремительно. Легко. Просто, как будто Изуку только что обсуждал с кем-то планы на ужин или рассуждал о погоде. Он направляется домой, всё ещё прихрамывая, но, в отличие от прежнего, чувствует себя оторванным от реальности. Над ним собираются тучи, и он понимает, что в любой момент может начаться дождь, но не может заставить себя хотя бы задуматься об этом. Очевидно, что он не присоединится к организации злодеев, чем бы она ни была. Изуку бы никогда этого не сделал. Но теперь он в ловушке, потому что неизвестно, что этот злодей сделает с ним, если он откажется от его предложения. Злодей обещал не причинять ему вреда, но он злодей. Злодеи обычно не славятся своей честностью. И что? Изуку медленно тащится вперед, закусив губу. Это глупо, вот что. Глупо с его стороны даже спрашивать об этом Изуку, прекрасно зная, как отчаянно он хочет стать героем. Да, общество героев извращено и коррумпировано, структура построена на пустых обещаниях и ложных представлениях о том, что такое героизм в принципе. Но это люди построили её таким образом. Злодеи, герои, гражданские с Причудами и без Причуд — снимите ярлыки, и под ними всегда будут обычные люди. То, что имеют злодеи, ничем не отличается от того, что есть у Изуку. В любом случае итог один и тот же. Он никогда не станет одним из них. Вдруг его будто что-то ударило. Факт, мысль, осознание — что бы это ни было, какое бы слово ни подходило лучше всего, оно останавливает мальчика буквально на полпути. Он широко распахивает глаза. Прямо сейчас где-то там работает организация злодеев, пока он хромает домой, пытаясь придумать убедительную ложь по типу «я в порядке» для своей матери. Там есть группа злодеев. И вполне возможно, что Изуку — единственный, кто знает об этом. Никчёмный, Беспричудный Изуку. Мечтающий-больше-всего-на-свете-быть-героем Изуку. Иди-и-прыгни-лебедем-с-крыши Изуку. Изуку. Просто Изуку. Он поворачивается на пятках и кидается обратно в переулок настолько быстро, насколько ему позволяют его раны. Он не злодей. Это ничего не меняет. Но… Он останавливается в том самом переулке, тяжело дыша и пытаясь не обращать внимания на пульсирующую лодыжку и ноющие синяки. На этот раз он поворачивается лицом к Теням и различает неясный силуэт высокой фигуры, едва различимой, но очень, очень заметной. – Ваше предложение, – говорит Изуку. – Я принимаю его. – Боже, это было пугающе быстро, – говорит злодей, но Изуку слышит самодовольство в его голосе. Мол, я же тебе говорил. – Ты уверен, что сделал правильный выбор? Как только ты присоединишься к нам, у тебя не будет возможности передумать. – Я всё обдумал и теперь уверен, – говорит Изуку. – Я присоединюсь к Вам и Вашей организации. Силуэт в тени хохочет; его голос тёмный, глубокий и, к счастью, ничего не подозревающий. – Раз так, хорошо. Позволь мне быть первым, кто скажет: «Добро пожаловать на борт, Мидория Изуку». Изуку кивает. – Спасибо. Он сможет стать овцой в волчьей шкуре.