***
– Вы можете звать меня Инко, – говорит Мидория-сан, как только они садятся вместе на скамейку во дворе. – Мидория-сан — это… на мой вкус, слишком официально. – Х-хорошо, – говорит Урарака, кивая, и лёгкая дрожь в голосе выдаёт её неуверенность. После этого она замолкает, сцепив руки на коленях, как будто хочет что-то сказать, но не может заставить себя. – Если… если вы не против, я бы хотела кое-что спросить. Они поворачиваются к Инко, но она не смотрит на них. Её взгляд прикован к рукам, которые сцеплены и дрожат. – …Как вы с ним познакомились? С Изуку. Ох. Шото не был готов к этому. Долгое время он не знает, как ответить. Он помнит встречу с Искрой; он не уверен, что когда-нибудь забудет тот день. Но когда они начали общаться? Когда Шото начал рассматривать его как союзника? Друга? Искра стал такой неотъемлемой частью его жизни, что он действительно не может вспомнить время, когда его там не было. – …Я впервые встретил его как Искру. Все поворачиваются к Ииде. Его плечи поникли и ссутулились; он тяжело вздыхает, когда чувствует на себе взгляды всех присутствующих. – Я сделал кое-что глупое, – говорит Иида, – кое-что очень, очень глупое. И он был там, и помог всё исправить. Он спас мне жизнь. Он и Шото жизнь спас. Во многих отношениях. Инко принимает это с медленным, но уверенным кивком. Смена темы, кажется, творит чудеса со всеми ними, и Урарака продолжает с того места, на котором остановился Иида. – Я встретила его как Мидорию на церемонии отставки Ингениума, – говорит она и мягко улыбается. – Он вызвался помочь нам с английским, так как мы его плохо знаем. Сначала ему было действительно неловко из-за этого, но… мы все были очень рады провести с ним время. – Он упоминал об этом, – говорит Инко, уставившись в пустоту. – Сбегал на занятия, когда не был… – она делает паузу, затем вздыхает. – Ну, вы всё равно уже знаете. Изуку, он… В детстве у него никогда не было друзей, поэтому я была настроена скептически, когда он впервые начал видеться со всеми вами, но он всегда возвращался домой немного счастливее, и… спасибо вам. Я рада, что вы у него есть. На них обрушивается тишина. Тишина сменяется более неприятными мыслями, все они имеют отношение к больницам и травмам, и, чтобы разогнать их, Шото говорит громче. – Я встретил его несколько месяцев назад, перед Спортивным фестивалем, – говорит он. Все смотрят и слушают, и он продолжает. – Он помог мне выпутаться из некоторых… плохих семейных ситуаций. Нет, многих плохих семейных ситуаций. Он стал моим первым другом, и… и я многим ему обязан. Очень многим. Инко открывает рот, как будто хочет сказать что-то ещё, но резкое движение напротив привлекает их внимание. На них налетает Биткоин, как стремительная, мерцающая тень, каркая Инко в лицо, прежде чем нетерпеливо опуститься ей на плечо. – О-о, Биткоин, – Инко требуется мгновение, чтобы понять, что произошло, и, когда до неё доходит, она медленно проводит пальцем по голове Биткоина. К удивлению Шото, тот не противится. – Я… Я и забыла. – Тодороки! – Иида! – Урарака! Все головы снова поворачиваются в том же направлении, на этот раз чтобы увидеть, как Яойорозу, Шинсо, Каминари, Цую и Киришима стремительно бегут к ним с широко раскрытыми глазами. Шото требуется больше времени, чем следовало бы, чтобы понять, почему они здесь. Это… это транслировалось повсюду. Он не осознавал этого раньше, но личность Искры теперь известна. Все знают, кто он такой. Включая класс 1-А, который проводил по нескольку часов каждый вечер на занятиях с «Мидорией Изуку». Мидория Изуку. Изуку. Так вот как его зовут… – Мы пришли так быстро, как только смогли, – говорит Яойорозу, и теперь, когда Шото выделяет секунду на то, чтобы по-настоящему взглянуть на их группу, он замечает, что все они выглядят так, будто пробежали весь путь сюда практически без остановки. – Тодороки, мы… Она замолкает, и больше никто не произносит ни слова. Шото может поспорить, что никто — включая его самого — на самом деле не знает, что сказать. Не говоря ни слова, Киришима делает шаг вперёд и опускается на землю у скамейки. Яойорозу отклоняет предложение Ииды сесть на его место, говоря, что она может и постоять. Цую обнимает Инко, которая обнимает её в ответ, а затем обнимает Урараку, которая делает то же самое. Каминари и Шинсо молча садятся по обе стороны от Киришимы. И вот они сидят. И мысли Шото возвращаются к ужасным вещам, как бы сильно он ни старался их отогнать. Внезапно маленькое устройство, которое Инко дали на стойке регистрации, мигает и жужжит, и вся группа коллективно подпрыгивает, и Инко больше всех. Она уже стоит на ногах, держа устройство, как бомбу, её глаза широко раскрыты, блестя. Биткоин перепрыгивает с её плеча на плечо Цую и каркает на устройство, но никто не обращает на него внимания. – Я-я, мне нужно идти, – говорит она, ещё раз оглядывая группу. – Мне очень жаль, дети, но— – Всё в порядке, – говорит Яойорозу, и она, вероятно, одна из немногих членов группы, кто может говорить, не запинаясь. – Мы подождём здесь. Удачи. Инко неуверенно кивает, поворачивается на каблуках и исчезает за парадными дверями больницы. Они со щелчком закрываются за ней, и звук эхом отдаётся в голове Шото намного дольше, чем имеет на это право. – …Значит, Искра всё это время был Мидорией, – выдыхает Каминари. Он прижимает колени к груди, и, когда остальные поворачиваются к нему, он прячет от них лицо. – Чёрт, это… это так запутанно. Мы учились вместе, я шутил с ним, он шутил со мной, я знал его— Шинсо поворачивает голову. – Каминари— – Я не расстроен, что он Искра, – защищается Каминари, снова вскидывая голову и выпрямляя ноги. – Мне всегда нравился Искра, настолько, насколько мне мог нравиться злодей, я просто… я расстроен, что это был он. Этого не должно было с ним случиться. Ещё на какое-то время воцаряется тишина. – Ты в порядке, Шинсо? – наконец спрашивает Иида, когда никто больше не осмеливается заговорить. И вдруг Шото понимает, что ему следовало подумать о Шинсо раньше. Надо было спросить, всё ли с ним в порядке. Шинсо глубоко вздыхает. Его всегда было трудно понять, и он подтверждает это даже сейчас. – Честно говоря, я не знаю. Я продолжаю возвращаться туда, думая, что должен был сделать что-то раньше. Но я, наверное, только сделал бы ему хуже, хах. Шото не нравится его тон, но Цую реагирует раньше, чем он, наклоняясь, чтобы коснуться его плеча. Она заняла место Инко на скамейке, когда та ушла, и Биткоин, видимо, чувствовал себя как дома на её голове. – Я не думаю, что ты мог что-то сделать, – говорит Цую, и она, как и Яойорозу, хорошо справляется с поддержанием ровного тона. – Мидория… Искра… управлял всем сегодня вечером. Этот результат… ты не мог изменить. И если бы мог, ты бы сделал это. Шинсо только вздыхает и качает головой. Он говорит: «Да, конечно», но явно не это имеет в виду. Цую замечает это, но не развивает эту тему дальше. Она убирает руку и сплетает свои пальцы на коленях, легко покачивая ногами, свисающими со скамейки.***
Когда Инко появляется снова, она прижимает руки к лицу, а её глаза красные и влажные. Остальные немедленно вскакивают на ноги, и Шото на самом деле не помнит, чтобы двигался, но вся группа мгновенно оказывается рядом с ней. Каминари, Шинсо, Иида и Киришима стоят позади, с беспокойством наблюдая, но не зная, что делать, а Шото оказывается в странном промежуточном положении. Он чувствует, что должен что-то сделать или сказать, но не может найти слов. Или храбрости. Мать Мидории вернулась в слезах. Мидория был без сознания, едва дышал, обожжённый и истекающий кровью. Мидория в больнице, и его мать вернулась разбитой. – Это… – глаза Урараки широко раскрыты, а голос мягкий, но высокий. – Неужели… он… – Он жив, – выдыхает Инко, и Шото поражён тем, насколько ровный её голос. – Он ещё не проснулся, они не знают, когда он проснётся, но… он жив, он жив, я… Она замолкает и судорожно втягивает воздух. Студентов охватывает тишина, и они ждут, затаив дыхание. – Они спасли ему жизнь, – говорит Инко, – они… они спасли ему зрение. Они думали… они думали, может быть… м-может быть, они не смогут, может, он потеряет их, но… они спасли столько, сколько могли, они спасли его настолько, насколько смогли, они… Ему не нравится, к чему всё идёт, но всё так же, как и раньше. Он не может оставаться в стороне. Он не может отвернуться. – Они не смогли спасти его ногу. И это похоже на то, как будто он вернулся к тому взрыву: его сбило с ног, дыхание выбило из его лёгких.***
Шото впервые видит его, и гравитация наконец-то обрушивается на него. Понимание серьёзности ситуации настигало его и раньше, но теперь оно словно хватает его за горло и заставляет присмотреться повнимательнее. Как будто он был чем-то атакован. Неизбежный шум мыслей атакует его в тот момент, когда он входит внутрь и дверь за ним закрывается. Он чувствует, что на него напали. Хотя в тишине больничной палаты, нарушаемой только мягким, ритмичным звуком кардиомонитора и ровным жужжанием кислородного баллона, это кажется невозможным. Он не понимает, как такая спокойная сцена могла вызвать в нем такое смятение. Они не могли пустить всех. Врачи были очень строги в отношении того, кто его посещал, сколько человек его посещали и как долго. Когда Инко сказала, что они пустят только одного посетителя, Шинсо подтолкнул Шото вперёд, а остальные поддержали его. Теперь он здесь, в больничной палате, и да, да, он определенно не хочет находиться тут прямо сейчас. Он не хочет видеть Мидорию в таком состоянии. Он не хочет видеть своего первого и лучшего друга в таком состоянии. Мидория и Искра — одно и то же — он всегда был таким ярким. Таким энергичным. Таким живым. Сейчас он полная противоположность этому, и это вызывает боль и жжение в груди Шото, как будто он действительно вернулся в тот взрыв, обжигающий и удушающий. Инко обнимает его, когда он выходит. Он обнимает её в ответ, но на самом деле не помнит, как двигал руками. Он также не помнит того момента, когда она его обняла. Он не помнит, как повернулся, выходя из больничной палаты. Он также не помнит, чтобы Фуюми и Нацуо встречали его снаружи, чтобы отвезти домой, но, так или иначе, это и произошло.***
[Иида Тенья] Привет, Тодороки. Я давно ничего от тебя не слышал, так что… Я хотел проверить, как у тебя дела, спросить, не нужно ли тебе чего-нибудь. Шото отворачивает лицо от телефона и снова утыкается в подушку, обвивая её руками. Он пробыл дома недолго — едва ли час, — но кажется, что он лежит здесь целую вечность. Ему требуется примерно столько же времени, прежде чем он собирается с силами, отвечая Ииде.[Тодороки Шото] Я в порядке. Всё ещё пытаюсь. Осознать всё.
[Иида Тенья] Мм, я тоже. Послушай, я поговорил с остальными нашими одноклассниками, и мы решили составить открытку для Мидории и Инко-сан. Чтобы показать нашу поддержку, конечно же. Я не знаю, готов ли ты к этому, но мы встречаемся сегодня вечером у Яойорозу, чтобы всё обсудить. Ты, конечно, не обязан приходить, но я просто хотел, чтобы ты знал. Шото не нужно долго думать. Его пальцы бегают по клавиатуре, и, когда он остаётся доволен своим сообщением, он отправляет его.[Тодороки Шото] Пока никто не возражает, что я веду себя тише обычного, то да. Я буду там. Во сколько?
***
«Во сколько» оказывается через час. Шото обнаруживает, что стоит перед поместьем Яойорозу, его руки свободно свисают по бокам, а глаза устремлены вперёд, но на самом деле ни на чем не фокусируются. Ему приходится только один раз позвонить в дверь, прежде чем Яойорозу впускает его. Он не спрашивает про Биткоина, сидящего у неё на плече, и, похоже, никто не спрашивает. Все остальные (за исключением Шинсо, которого Цукаучи увёз на допрос в участок) там, но они его не дождались. Когда он приходит, они украшают не одну, а несколько открыток всевозможными цветами и декором. Некоторые из них покрыты блёстками, другие проще, но такие же потрясающие. Все заняты, каждый над чем-то работает. Никто не сидит с пустыми руками. – У нас есть одна, которую мы сделали от всех нас, – сообщает ему Яойорозу, – и мы хотели бы, чтобы ты подписал её, но если ты хочешь сделать свою собственную открытку позже, то можешь это сделать. – Тодороки, сюда! – Ашидо машет руками над головой, привлекая его внимание, и он направляется к ней. Она пододвигается, и он садится на ковёр рядом с ней. – Это открытка от всех нас, – она протягивает её ему через кофейный столик. – Вот бумага и ручки! – она снова протягивает ему. – И вот клей, и блёстки, и цветные ручки — вот тут, о, и карандаши! Много карандашей! И— Вскоре Шото понимает, что они делают. Открытки — хорошая мысль, и, Шото знает, они сделали бы их в любом случае, но дело не только в этом. Это помогает отвлечься. Может быть, это даже облегчает часть их вины. Ни минуты тишины, ни одной неподвижной руки в поле зрения. Все болтают, двигаются, рисуют и заняты до такой степени, что Шото чувствует себя немного перегруженным всем этим. Но всё равно это лучше, чем его мысли в одиночестве. Он хватает одну из предварительно сделанных открыток, берет ручку и начинает писать.***
– В интервью Цукаучи Наомасы, посвящённом этому мальчику, он подтвердил, что Искра работает с ним и героями уже довольно давно, действуя за кулисами и управляя всем на благо мира. – Это ещё не подтверждено, но некоторые источники предполагают, что Искра может быть на самом деле Беспричудным. – Публика называет его героем. Кто-то включил его имя в онлайн-рейтинг героев, и он уже поднялся в топ. А прошло всего несколько дней после битвы при Камино. – Всемогущий объявляет о своей отставке после инцидента в Камино, но, как ни удивительно, не все, похоже, этим обеспокоены. Лига Злодеев была мгновенно остановлена не Всемогущим, а шестнадцатилетним Мидорией Изуку, более известным публике как «Искра». Искра — это всё, о чем идут разговоры в последующие дни. Он во всех новостях, на JUMBOTRON, в любых газетах, которые всё ещё печатаются и которые стоят прочтения, в новостных приложениях, телепрограммах — даже ток-шоу не могут остаться в стороне. Это самая горячая тема, и Шото был бы не против иметь возможность похоронить себя в канаве и остаться там. – …Шото? Он вскидывает голову. Фуюми и Нацуо стоят напротив него в гостиной, и тон голоса Нацуо пронизан терпением человека, которому уже некоторое время приходится повторяться. Шото бросает взгляд на свой телефон, где в новостном объявлении отображается сравнительная картинка между Искрой и Мидорией, но затем поворачивается, встречаясь глазами со своими братьями и сестрами. – Да? – Мы пришли за тобой, – говорит Фуюми, переводя взгляд с Шото на Нацуо, прежде чем её глаза снова останавливаются на нём. – Ты… Тебе не кажется, что было бы неплохо на некоторое время выбраться из дома? Шото прикусывает губу, снова глядя на свой телефон. Согласно календарю, прошло уже несколько дней. Неужели так много времени? Он кладёт свой телефон в карман и не упускает из виду, как глаза Фуюми и Нацуо немного загораются, когда он поднимается на ноги. – …Хорошо. Пошли. *** Он приходит в себя… медленно. Он не осознает, что бодрствует уже очень давно. Над головой слабый, тусклый свет, который он видит сквозь полуприкрытые веки, размытый и искажённый. Он чувствует себя размытым и искажённым, как будто мир вокруг него не совсем реален. Его конечности странно скованы и неподвижны, и, когда он пытается пошевелиться, он понимает, что не может. Я?.. Когда чувства понемногу возвращаются, он слышит тихие звуки. Жужжание, сигнал, постоянный, последовательный. Звуки отдаются эхом в его черепе, и он снова моргает, смотря вверх, пытаясь ухватиться за ощущение осознанности, которое кажется таким далёким от его досягаемости. Что?.. – И… Изуку? Это тоже искажено, но в этом есть что-то знакомое, что он не упускает. Даже несмотря на то, что вокруг него темно, в ушах звенит, и он не может пошевелиться, он знает этот голос. Он узнал бы этот голос, даже если бы находился на глубине десяти футов под водой. Мама?.. Её темная фигура появляется в поле зрения над ним. Он не может встретиться с ней взглядом, но чувствует её руки на своём лице, прикосновение нерешительное и нежное. И… она дрожит. Он это чувствует. Это тело не похоже на его, но он чувствует это. Ох… Изуку не может собраться с силами, чтобы заговорить. Он едва может собраться с силами, чтобы думать, но теперь он это знает. У его разума было время, чтобы приспособиться к ситуации. Мамины пальцы пробегают по его волосам, по щекам, вниз по руке, пока она не берет его ладонь в свою руку. …Я жив?.. Сначала это удивительно, но потом чудо превращается в факт. Он не знает, как ему это удается, но он сжимает мамину руку слабыми, негнущимися пальцами. …Я думаю… Я действительно жив… …хорошо…