POV Тодороки
Меня зовут Шото Тодороки, но на работе меня называют либо просто Шото, либо доктор Тодороки. Да, я врач, точнее хирург-трансплантолог. Не спрашивайте меня, как я оказался на этом месте, главное, что благодаря нашей системе здравоохранения я не забываю общую практику, стабильно отрабатываю часы в клинике , принимая пациентов с разными проблемами, хотя зачастую все эти проблемы — просто простуда или расстройства пищеварения, или… венерические… Ладно, мне частенько приходится повторять некоторые вещи, чтобы, если что, я мог перейти в другое отделение. Но пока что меня все устраивает. Я обычный. Нет у меня каких-то интересных «интересов», хотя, если коллеги зовут меня поразвлечься в бильярдные клубы или боулинг, мне как-то удается их обыгрывать, несмотря на то что я как бы в этом не тренировался никогда. Может, всё дело в том, что если я что-то делаю, то максимально сосредоточен, хорошо чувствую свой организм, потому что занимаюсь спортом и потому что врач, но первое, что обычно приходит на ум моему окружению, — я потрясающий альфа. Черт, я уже устал это слышать. Я обычный. Просто обычный. Нет во мне чего-то потрясающего. Хотя сложно кого-то в этом переубедить, когда даже мои волосы необычного цвета из-за редкой генетической мутации, а ещё у меня гетерохромия, которая коллег-омег с ума сводит, как и мой естественный запах — красный чай. Вот поэтому я всегда пью зелёный, либо кофе. Кстати, сейчас я как раз этим и занимаюсь в комнате отдыха для хирургов.Конец POV
В комнате отдыха было неспокойно из-за шума и суеты, доносящегося из коридора, но Шото давно к этому привык и мог расслабиться за чашкой крепкого кофе. На сегодня его операция закончилась, так что он мог себе позволить, ведь трясущиеся руки от внушительной дозы кофеина уже никак не могли ему повредить. Других коллег в небольшой комнате не было: либо те были заняты, либо пошли в больничный кафетерий, — поэтому Тодороки одолевала скука. Как-то было тихо и пусто без чужой болтовни и нытья, не хотелось включать большую плазму, которая висела на стенке цвета красного дерева, всё равно ничего годного по телеку не крутят, хотя молодому человеку нравилась одна наивная и розовая дорама про врачей, в которой каждая серия всегда заканчивалась приторно хорошо. Шото по-настоящему отдыхал, когда смотрел её дома, но на работе не позволял себе чересчур расслабляться. Сейчас он держал в руках глянцевое издание медицинского ежегодника со статьями. Занятное чтиво, Тодороки сам в нём публиковался уже два раза, но читать сейчас что-то тоже не хотелось, поэтому он изредка проверял время, отмечая, что до конца рабочего дня осталось около часа. Вот сейчас он допьет кофе, заполнит карты и другие документы, проверит пациентов и на всякий случай уточнит график своих операций, а потом с чистой совестью уйдет домой, где его ждёт только ворчливая кошка. Однако именно в этот момент ничем непримечательным планам альфы суждено было накрыться, в момент, когда в комнату отдыха влетел как вихрь, который рассекали полы белого халата, его друг и коллега, Изуку Мидория. — Шото, привет, — поспешно запрыгивая в обитель скуки и невезения, поздоровался молодой человек с неизменно яркой улыбкой на лице и россыпью детских веснушек на скулах. — Привет, — монотонно ответил Тодороки, махнув журналом так, что блестящая обложка с приятным звуком хлопнула, а лощеные страницы зашелестели. Он не мог помахать другой рукой, так как в ней всё ещё держал чашку с кофе. — Чего такой грустный? — немного нахально спрашивал Мидория, так и подпрыгивая на месте, что нельзя было не принять за реакцию на что-то хорошее, что произошло в его жизни. Шото мысленно закатил глаза, на деле же непонимающе ими похлопал. Ну не грустный он, а просто расслабленный. Почему все считают, что его спокойное и невыразительное лицо обязательно выдает именно грусть? Лицо такое, просто лицо. — Мне не грустно, — со вздохом ответил хирург, — ну, а ты чего такой радостный? — поспешил он перевести тему на друга. — Ох, — немного замялся и покраснел темноволосый, — помнишь, я рассказывал тебе про того милого альфу… Дальше можно было ничего не говорить — для Шото уже всё стало ясно, но Изуку продолжал напоминать и излишне уточнять то, что друг и без этого помнил про того самого милого альфу, которого Изуку встретил на работе. — …короче, он написал мне и предложил встретиться сегодня, — чуть ли не пропищал Мидория, прикрыв краснеющее лицо ладошками. — Ясно, — слегка улыбнулся Шото, выражая искреннюю радость за друга-омегу, который являлся детским терапевтом, что ему очень подходило, ведь он очень любил детей, но своих так и не завёл по одной простой причине — к двадцати пяти годам Изуку так и не встретил достойного альфу, а по рассказам, тот молодой человек, который попал в больницу с переломом и сотрясением после небольшого землетрясения, был неплох. Не то что бы Шото стремился как-то оценивать альф, которые претендовали на роль бойфрендов Мидории, просто как друг он беспокоился, потому что до этого веснушчатому омеге тоже попадались с виду порядочные и милые парни, а потом они оказывались полными козлами. — Ну, удачи тебе, — пожелал Шото, отметая эти беспокойные мысли куда подальше, и отпил ещё кофе. — Спасибо, — нетерпеливо поблагодарил Изуку, — но знаешь, — нерешительно протянул он и робко добавил, подняв умоляющие глаза на друга: — У меня сегодня ещё часы в клинике… В ответ на это Шото выдавил мягкую улыбку и твердо пообещал: — Я тебя заменю. — Правда? — нервно улыбнулся Изуку, — то есть ты не обязан, с-свидание, — ему трудно далось это слово, — будет вечером, так что я успею после работы, но… — потирая затылок, оправдывался он, — …но я не успею домой, чтобы… «Прихорошиться», — подумал Шото, мысленно качая головой. — Я ведь уже сказал, что заменю, не беспокойся так, — успокаивал он вслух, — просто отработаешь за меня в другой день, все равно я на сегодня свободен и планов на вечер никаких нет. — Ладно, спасибо тебе большое, ты такой потрясающий! — вновь чуть ли не пискнул Мидория. Ну вот опять. Опять это «потрясающий». Тодороки вовсе не чувствовал себя таким. Да что он сделал, чтобы заслужить подобные комплименты в свой адрес? Просто взял на себя часы в клинике другого врача с условием, что тот заменит его в другой раз. Что в этом такого «потрясающего»? Но, по-видимому, другие коллеги и друзья отказали «веснушке», потому что к Шото он обычно обращался в последнюю очередь. И непонятно, почему ему было так неловко идти к нему сразу? Наверняка потому, что, будучи другом, Изуку так же беспокоился и о личной жизни Тодороки, ведь у него никого не было, причём очень давно. Поэтому не такое уж обилие свободного времени альфы свято оберегалось Мидорией, но самому Шото ни к чему было об этом знать, ведь он на словах всегда всем давал понять, что ему и одному хорошо со своей кошкой. — Не за что, — выдохнул хирург. Омега в ответ выпалил ещё череду ненужных слов, а затем так же быстро упорхнул из комнаты отдыха на крыльях любви и только оставил после себя нежный и будто полный предвкушений запах жасмина. Шото проводил его взглядом с толикой светлой снисходительности, а как дверь за Мидорией захлопнулась, вновь обратился к своей чашке, но та была уже пуста и призывала вернуться к работе. «Ещё минутку», — капризно подумал доктор, положив голову на край мягкой спинки кресла. Было удобно вот так лежать и ни о чём не думать. Подниматься не хотелось, всю энергию из тела будто выкачали, а целая чашка недавно выпитого крепкого кофе совсем не придавала сил, тем не менее не прошло той самой «минуты», как Тодороки заставил себя встать, помыть чашку и отправился заполнять карты. Спустя час скучных обязанностей и тоскливой бумажной работы, уже переодетый в строгий тёмно-синий костюм, доктор встал из-за стола в своём кабинете, повел плечами и размял немного затекшую спину. Такая активность взбодрила его, и с новыми силами он снял пиджак, а вместо него накинул идеальный белый халат и направился в клинику, чтобы отработать часы приема за друга-омегу. Несмотря на то что на улице ещё не стемнело, в приёмном отделении горели люминесцентные лампы, заливая стерильно белый коридор не менее светлыми лучами, отчего плитка на полу отбрасывала раздражающие блики. Шото привычным движением смахнул карты пациентов со стойки регистратуры, на ходу объясняя медсестре Урараке, что сегодня работает за Мидорию. Та качнула головой и две длинные каштановые пряди по обе стороны от её чёлки заколыхались из стороны в сторону, словно ленты на медном колокольчике. Она многозначительно улыбнулась, сказав тем самым, что обо «всём» в курсе, как и, наверное, вся больница, а стоило доктору отвернуться и направиться к смотровой, устремила мечтательный взгляд в его спину. Какой же всё-таки одинокий красавчик был этот Шото, наверняка думала она и мысленно завидовала пациентам, которые его ожидали. Вот только сам доктор едва ли мог им позавидовать, входя в смотровую и приветствуя первого. — Добрый день, — бесцветно сказал Шото, — я — доктор Тодороки, на что жалуетесь? — И понеслась. Спустя некоторое время он уже отпустил пару человек с простудой: одну симулянтку, которой нужна была справка, чтобы прогулять колледж, одну престарелую «симулянтку», жалующуюся абсолютно на всё, в том числе на своих соседей, на старика-мужа и на детей с внуками, причем, судя по карте, она донимала этим уже многих врачей на протяжении полугода, набиралась диагнозов от соседок по дворовой лавочке, чтобы хватило, наконец, на инвалидность, а там уже и пособие вдобавок к пенсии. Тодороки прекрасно знал эту схему, но из уважения к старушке выписал ей несколько направлений на разные анализы и процедуры — пусть походит по врачам, делать-то всё равно нечего, а инвалидность ещё заработать надо. Следом за старушенцией пришёл парень, который ненавязчиво выпрашивал наркотики. Шото прогнал его, угрожая пометить этот факт в карте, что впоследствии обеспечит попрошайке запрет на приём в данной больнице. Парень внял угрозам и пообещал больше такого не делать, вот только Тодороки не особо поверил и всё равно записал в карте то, что планировал. Был ли он бессердечным? Возможно. Но видимо так на нём сказалась профессиональная деформация. Работая конкретно в клинике, он стал жёстче и строже — было слишком много пациентов, которые просто заставляли его тратить время на свои заморочки, тогда как реально больные люди страдали, теряя свое время в очереди из-за таких вот симулянтов и попрошаек, а иногда вовсе не могли дождаться и получить необходимую помощь. Именно таким оказался следующий пациент, который неторопливо и даже как-то неуверенно зашёл в смотровую.POV Тодороки
Я увидел парня с волосами необъяснимого цвета. Просто я не очень разбираюсь в цветах, но первое, что пришло мне на ум при взгляде на них — это крем-брюле. Захотелось чего-то нежно сладкого, воздушного. Может, потому что и прическа у этого парня казалась воздушной. Его волосы топорщились в разные стороны, образуя светлое колючее облако вокруг точёного лица без единого изъяна, разве что выделялась ранка на верхней губе, которая вкупе со светлыми бровями вразлёт и колким взглядом придавала общему выражению некую «дерзкость». Кстати, на лицо он тоже был «сладким», пускай недоверчиво хмурился и кривил губы. Я сразу понял, что он — омега, впрочем, стоило разглядеть его поподробнее и почувствовать естественный запах, как у меня возникли сомнения. Он был одет в закрытую «хулиганскую» одежду: растянутый и частично подранный тёмно-серый свитер с крупной вязью и высоким горлом по самый подбородок, так что проверить, есть ли у него кадык, не представлялось возможным. С его бедер свисали мешковатые чёрные джинсы, а обувь представляла собой несимпатичные кроссовки на внушительной, грубой подошве. Обычно омеги так не одеваются, но это лишь мои предрассудки, а вот едкий запах виски уже нельзя было списать на предрассудки. Заполнив собой всю смотровую и даже перекрыв мой собственный феромон, этот запах так и доказывал, что передо мной стоял альфа. Очень неуверенный и хорошенький собой альфа. Наверное, только благодаря привычке я не выдал на лице и толики удивления, но в своей голове я был поражён, особенно когда посмотрел в карту и увидел рядом с именем и фамилией вторичный пол пациента. Он всё-таки был омегой, а тяжёлый и въедливый запах виски мог говорить лишь о том, что совсем недавно у него случилась половая связь.Конец POV
— Проходите и присаживайтесь, — непринужденно пригласил к кушетке доктор, пока просматривал карту пациента. Вид и запах омеги его больше не озадачивали, и он мог спокойно приступить к приёму, вот только… — Я просил врача-омегу, — внезапно подал низкий и вибрирующий голос блондинистый парень, которого звали Кацуки Бакуго. — Прошу прощения? — отвлёкся от бумажек Тодороки. — Ты глухой? Я сказал, мне нужен врач-омега, а не чёртов альфа! — выпалил пациент, злобно сверкнув ярко-алыми глазами, — в регистратуре мне сказали, что в этой смотровой будет принимать омега, так какого… — уже тише произнес он, немного поёжившись. Его глаза выдавали гнев и непонимание, а вот тело — необъяснимую тревогу или боязнь. Парень так и не приблизился к кушетке, потому что рядом с ней стоял альфа, а тот даже и не понял, в чём настоящая причина такого поведения, и счёл, что пациент всё ещё надеется пройти осмотр у врача-омеги, потому что стеснялся обнажаться и быть «облапанным» противоположным полом. Кстати, о враче-омеге… «Изуку…» — вспомнил Шото, мысленно ударив себя ладонью по лицу. Всё же такие легкомысленные замены даже между врачами одного пола создавали подобные неприятности и недопонимания. Но Тодороки был готов к этому, когда обещал Мидории заменить его, и сейчас верил, что ситуацию можно уладить. С этими мыслями он положил карту на специальную тумбу с материалами для процедур и со свойственным спокойствием и невозмутимостью ответил: — Боюсь, что случилась непреднамеренная замена. Если желаете, чтобы вас принимал другой врач, то придется прийти в другой раз, если же у вас что-то срочное, то могу заверить, что я не менее компетентен, чем врачи-омеги в любой области. К тому же, я не намерен целенаправленно смутить или застыдить вас, и не только из-за профессиональной этики. Так что скажете? Пациент снова глухо выругался себе под нос, но помедлил уходить, о чём-то думая и почему-то глядя куда-то в ноги доктора. Он так и не решался пройти дальше двери, которую не закрыл до конца, лишь глухо буркнул, бегая глазами и угрюмо сутулясь: — Я хотел провериться на венерические… «Понятно, — разочарованно подумал Шото, — простуженные, симулянты, попрошайки, — мысленно загибал он пальцы, — теперь ещё венерические… Осталось отравление или несварение, и будет полный букет». Тодороки не хотел быть циничным. Честно говоря, будучи студентом медвуза, он даже обещал себе не становиться таким, не брать пример с отца, но… такова работа, ничего не поделаешь. — Мазок на венерические — очень простая процедура и не займет много времени, — внезапно даже для самого себя дистанцировался от пациента доктор и сухо добавил: —Проходите и ложитесь на кушетку.POV Тодороки
Надевая резиновые перчатки, я думал об одном: «Угораздило же так купиться…». Одна за другой в голове мелькали мысли, что это не вина пациента. Я сам себя обманул. Проигнорировал его резкий и грубый тон, наглые обращения на «ты», списав всё на то, что парень был недоволен тем, что его врачом оказался альфа. Цель его визита только подтверждала это предположение — омега просто не хотел обнажаться, хотя учитывая его возраст, эта причина казалась смешной. И всё же, скорее всего это действительно было так, но я позволил уязвить себя и теперь мстительно придумывал себе лишнего. Я думал, что этот парень просто невоспитанный, что ему не идёт такой тон и скверные слова. Ох уж эти предубеждения, но в конкретной ситуации мне приносило облегчение больше верить им, нежели убеждениям, которые оправдывали бы столь милого на первый взгляд омегу. Однако я поторопился в своих суждениях. Я поторопился и теперь не смогу себе этого простить, пускай это были только мысли.Конец POV
Взяв всё необходимое из белой тумбы, доктор аккуратно закрыл ящик и выпрямился, поворачивая голову к кушетке, как вдруг ему захотелось тут же повернуть её назад, чтобы уклониться от пронзительного и какого-то затравленного алого взгляда, который метнулся ему прямо в лицо. Но Шото лишь невозмутимо отвёл свой и направил его на упаковку со стерильной ватной палочкой и специальной пробиркой. — Вы не спустили штаны, — заметил он, огибая тумбу и приближаясь к кушетке. Но одно единственное движение омеги заставило его помедлить. Парень внезапно сжался, лёжа на боку, и нервно обхватил рукой одно колено. «Господи, он что думает, я его насиловать собрался? — мысленно закатил глаза доктор. — Детский сад какой-то». — В-вы… вы сказали, что это очень простая процедура… Значит, я могу сам это сделать, если вы выйдете, — с запинкой выдавил из себя омега. «Какая внезапная перемена… — хмыкнул про себя Шото, совсем запутавшись. — Да что с этим омегой не так?» Сперва внаглую «ты-кал» и чуть ли не матерился, а теперь вдруг сменил тон и обращение на более уважительное и какое-то трепетное. — Боюсь, что так нельзя, — озадаченно ответил Тодороки, — по многим причинам, — добавил он и то ли из-за растерянности, то ли затем, чтобы снова сократить дистанцию и вызвать доверие у пациента, принялся за свои будничные разглагольствования. — Например, — начал он, присев на табуретку недалеко от кушетки, — мне часто попадались пациенты, которые выдавали чужие материалы для анализов за свои. Я не считаю, что вы намерены меня обмануть, чтобы помочь знакомому, у которого нет страховки или который по какой-то причине сам не может сходить к врачу, но я не могу больше допустить подобного, иначе буду плохим доктором. Надеюсь, вы понимаете. К тому же, — продолжал Шото, отмечая удручённую нахмуренность на чужом лице, — если вы подозреваете у себя венерическое заболевание, я должен сам взглянуть, чтобы убедиться в наличии или отсутствии внешних проявлений. Если таковые имеются, мы быстрее разберемся с диагнозом и сможем начать лечение. — Тц. Ясно, — процедил парень, но вопреки этому обнажаться не торопился. — Если ясно, так чего мы ждём? Больно не будет, это я вам обещаю. Может, немного стыдно, — пожал плечами Шото, сам не веря в то, что несёт, — но я же врач, потерпите уж. Очевидно, те глупости, которые слетели с его языка, подействовали на омегу, потому что он немного приподнялся, чтобы было удобнее стягивать джинсы и нижнее бельё. Правда, его тело всё ещё было напряжённо, а ушей доктора касалось шумное и прерывистое дыхание. — Хорошо, — кивнул последний и, на удивление самому себе, улыбнулся, поспешно склоняя голову ещё ниже, чтобы это осталось незаметным для пациента.POV Тодороки
Я не понимал, что со мной происходит. Куда подевались годы практики, которые воспитали во мне бесстрастного и невозмутимого в любой ситуации врача? Я корил себя за то, что с первого взгляда запал, причем не на омегу с улицы и даже не на коллегу, а на пациента. Стыд-то какой. А теперь ещё и начал заигрывать с ним, обращаться как с маленьким, нежным, немного ворчливым, но очень милым котёнком. Чёрт. Он и правда напоминает мою кошку. Я полный урод. А ведь у него альфа есть, и как это вылетело у меня из головы?.. Если бы я имел право оправдаться, я бы сказал, что этот Кацуки слишком ми-илый, хотя пару минут ранее я ещё смел его осуждать. Я дважды урод. Но он сам напросился, ведя себя так противоречиво: и нагло, и в то же время так наивно и невинно.Конец POV
Закончив мысленно убиваться, Тодороки тем не менее не спешил поднимать глаза и делал вид, что инструменты в его руках очень важные и интересные. Верно, он не закончил убиваться, ведь как раз в этот момент ему снова пришла мысль, что он полный придурок. Пациент желал побыстрее закончить с этой процедурой и с осмотром, за дверями смотровой ожидали своей очереди другие люди, а он, видите ли, позволял себе размусоливать из-за угрызений совести, которые были вполне оправданы, но в данной ситуации откровенно мешали. «Просто сделай уже свою работу и забудь об этом», — приказал себе Шото, решительно пододвигаясь на табуретке и наконец поднимая глаза. Впрочем, то что предстало перед ними в тот же миг, заставило его на секунду замереть и пожелать отшатнуться. Его прежние отвлечённые мысли и рядом не стояли с тем, что ударило в голову, когда зрения коснулась кожа, испещренная свежими, тёмными синяками, как от пальцев, и глубокими царапинами, замазанными йодом. Было так же много лейкопластыря, которым старательно, но безуспешно пытались закрыть следы от укусов. Столь небольшой участок обнаженного белого тела был кем-то безжалостно изуродован, но хуже всего были разрывы на анусе, которые, судя по виду, ещё совсем недавно кровоточили.POV Тодороки
Благодаря образованию и работе я сталкивался с вещами и похуже. Гораздо хуже. При этом я не испытывал почти никаких чувств. Было только натянутое сострадание и немного беспокойства, но сейчас, когда я увидел всё это, когда поднял взгляд и не смог скрыть недоумения, встретившись с кроваво-красными глазами, в которых мелькал подлинный ужас, я испытал столько чувств, сколько за все годы учёбы и работы, наверное, не испытывал. Но большая часть из всего того, что я чувствовал, принадлежала вине. Вине за свои предубеждения, за легкомысленность, невнимательность и просто глупость. Я как будто был слеп всё это время и ещё смел с недовольством предположить, что парень не подпускает меня ближе, потому что боится, что я его изнасилую. Как оказалось, это была самая правильная мысль из тех, что до этого приходили в мою тупую голову. Этого омегу очень жестоко, очень безжалостно насиловали, издевались и мучили…Конец POV
Шото сглотнул и, мысленно ударив себя наотмашь по лицу, вернулся к пациенту. — Послушайте, — тихо сказал он, — одним мазком мы здесь не ограничимся. Вы, кажется, хотели врача-омегу, я позову свою коллегу прямо сейчас, и она вас осмотрит, можете пока одеться. — Ч-что? Не…не надо… Не надо других! — спотыкаясь на каждом слове, пробормотал парень, бегая глазами по лицу доктора и судорожно вздрагивая. — Извините, Бакуго-сан, но надо, — покачал головой Шото. Ему не хотелось сбегать, но, к сожалению, он был не тем врачом, который мог бы в полной мере помочь в этой ситуации. К тому же, он был альфой — чудовищем, которое наверняка пугало маленького, несчастного и беззащитного котенка до безумия. Он отчаянно искал на бледном лице молодого человека признаки согласия и смирения, но находил лишь немощный страх и злость, как вдруг алые глаза наполнились слезами, которые незамедлительно побежали по красивым скулам, прокладывая прозрачные дорожки. — Я не хочу, — прошептал Кацуки, мотнув головой, — не хочу…POV Тодороки
Я растерялся, когда увидел его слёзы и застыл, как камень, пока парень передо мной натягивал джинсы и белье назад. Его руки тряслись, изящные пальчики были заклеены пластырем, а тыльные части ладоней не совсем правильно, но аккуратно забинтованы. Мне и так хватило того, что я уже увидел, но в один момент рукав свитера, который до этого парень придерживал так, чтобы закрыть запястья, поднялся, и новые темные следы показались, заставляя мое тело и душу замёрзнуть до дрожи. Я только и мог, что думать: «Каким бешеным животным надо быть, чтобы сделать такое с человеком, с невинной омегой?». И что теперь делать? Точнее, что нужно делать, я знал, но не подозревал, что это будет так тяжело…Конец POV
— Вас никто ни к чему здесь не принуждает, — сказал Шото, на всякий случай отодвигаясь вместе с табуреткой. Парень на кушетке следил за каждым его действием, и это будоражило. Также он слушал каждое слово врача, поэтому приходилось выбирать их очень долго и тщательно. Но никакие слова не подходили, и Тодороки безнадежно выдохнул, опуская плечи. — Вы уверены, что хотите, чтобы я дальше вас осматривал и обследовал? — глухо переспросил Шото спустя несколько секунд громкого молчания и тихого шума из коридора. «Конечно, нет», — про себя подумал он, получив слабый и совсем неуверенный кивок от пациента. — Вам всё равно необходима помощь более узких специалистов… — бессильно покачал головой Шото. Эти признания давались ему с большим трудом и совершенно не утешали пациента. — За… зачем? Какая ещё помощь? Просто сделайте анализы на венерические и я пойду! — воскликнул тот, приподнимаясь на кушетке, но тут же теряя равновесие из-за боли. — Тише-тише, не делайте резких движений, вам же больно, — побледнел в ужасе Шото. Основной трудностью в этой ситуации было то, что он даже не мог прикоснуться к омеге, боялся причинить вред и физическому, и ментальному здоровью. — Нет, мне не больно… Не больно, — скорее внушал сам себе, нежели доктору, Кацуки, медленно приподнимаясь.POV Тодороки
Он вообще видел себя со стороны? Я был более чем уверен, что каждое движение причиняет ему боль. Как бы парень не стремился контролировать тело, как бы не старался держать лицо, я видел дрожь под его мешковатой одеждой и нервный тик, пробегающий по коже на лбу. А это ранка на губе? Она ведь тоже… Господи, не хотелось этого признавать, но Изуку справился бы лучше в этой ситуации. Он умел утешать, умел располагать к себе и вызывал доверие у любых пациентов с первого взгляда, а самое главное — он был омегой. Я же ощущал неуверенность, беспомощность, чувствовал себя не в состоянии и не в праве поддерживать и обнадеживать этого парня. А самое худшее, что я не знал, как поступать, если пациент полностью отрицает свое состояние. Обычно ты называешь диагноз и начинаешь лечить. Всё. Но сейчас… Что будет, если я прямо всё выскажу этому парню? У него же может начаться истерика, а я даже успокоительное не смогу вколоть ему или придется это сделать силой… «Силой», «насильно» — от одних этих слов мне становилось худо, и тогда я решил, несмотря на все правила, на этику и последующие выговоры, а может, и судебные иски, не быть откровенным с пациентом. То есть, по сути, с этого момента я начал ему лгать…Конец POV
Отвлекаясь от своих неутешительных мыслей, Тодороки предпочел вспоминать курс по психологии, основные поведенческие действия и врождённые рефлексы омег. В результате лихорадочных поисков в памяти почему-то всплыла яркая картинка из школьного учебника биологии — огромный медведь, который встал на задние лапы, чтобы казаться больше и устрашить своим видом другую особь. Следом вспомнились и рефлекторные действия омег при виде «большой» угрозы. «Я, должно быть, пугаю его своим ростом», — подумал Шото, также отмечая про себя, что врождённые инстинкты обостряются в состоянии аффекта или после серьезной психологической травмы. С этими мыслями он отодвинул табуретку и присел на корточки, стараясь казаться меньше и безобиднее. И уже со своей новой позиции начал спокойно уговаривать пациента. — Послушайте. Вам нужен ряд других анализов и тестов, помимо тех, что на венерические. Ещё необходимо совершить более детальный осмотр всего тела, сделать УЗИ и много других процедур… — О каком осмотре и о каких анализах шла речь, Шото сознательно решил не уточнять, чтобы не пугать пациента. Ведь даже у него словосочетания «судебно-медицинская экспертиза» и «анализ на ВИЧ» вызывали холод на душе. — Но зачем? — более резко повторил свой вопрос парень, явно почувствовав себя увереннее. — Потому что… — замялся Шото, понимая, что после этого вопроса, как бы ему не хотелось, но он вынужден признаться, вынужден травмировать омегу вновь. — Потому что на вашем теле явные следы насильственных действий и проникновения. — Что? — взметнулся парень, не обращая внимания на боль, которая тем не менее отразилась на его лице, которая с новыми слезами скатывалась по и без того опухшим щекам и заставляла категорично строгие бровки вздрагивать. — Да никто меня не насиловал! — то ли прорычал, то ли болезненно прошипел он.POV Тодороки
Я и до этого понял, что ему проще отрицать то, что с ним произошло. Возможно, он даже не видел явные доказательства перед собой — на своем теле, считая их чем-то несущественным, сущим пустяком, поэтому пришел на прием уверенным в том, что врач ничего не заподозрит. В конце концов, более агрессивные альфы инстинктивно могут оставлять следы на теле омег, могут случайно травмировать физически, особенно во время течки, могут также порвать по неосторожности. Помимо этого есть ряд других причин и пристрастий, в результате которых на телах пассивных партнёров остаются такие следы. Я это безусловно понимал. То есть, в этом и правда не было бы ничего подозрительного, если бы не поведение этого парня и если бы не этот взгляд. На словах он всё отрицал, но в глазах его читалась просьба о помощи…Конец POV
— Хорошо, я понял вас, извините за поспешные выводы, — примирительно поднял одну ладонь Шото и с недовольством, обращенным к самому себе, поджал губы. «Чёрт, мне срочно нужна консультация психиатра», — подумал он при этом. — Тем не менее, — продолжил доктор, — у вас присутствуют видимые повреждения и не исключены внутренние, поэтому нам нужно всё проверить, понимаете? Чтобы у вас не возникло проблем в будущем. Омега посмотрел на него подозрительно и колко, сверкнув алыми глазами так, что про себя Шото успел отметить, что, должно быть, выглядит жалко. Но это сейчас его нисколько не волновало. Пусть он выглядит как угодно, лишь бы пациенту было не беспокойно и не страшно. Гораздо больше его волновало то, что он откровенно наврал этому парню прямо в лицо и продолжал лгать. — Я могу всё это сделать, но перед этим мне нужно разрешение главврача, — глухо произнес Шото, набросив привычную маску невозмутимости на лицо для пущей убедительности, — подождёте здесь, пока я схожу за разрешением? Пациент всё ещё мерил его настороженным взглядом свысока и о чем-то думал. Хотелось бы Шото знать, о чём же? Ему бы так было гораздо проще, ведь поведение этого парня нельзя было предсказать. Можно ли вообще оставлять его одного? Но следующий ответ заставил доктора позабыть об осторожности и просто незамедлительно действовать: — Ладно, только побыстрее, если можно, — буркнул парень, утерев влагу с лица вязанным рукавом. — Хорошо, никуда не уходите, — предупредил Шото, осторожно приставая и направляясь к двери. Стоило оказаться в коридоре, как вся его наигранная невозмутимость полетела к чертям собачьим. Ему нужно было бежать, бежать и привлекать коллег к этому случаю, потому что он сам не мог с этим справиться, как бы ни хотел. — Извините, вам там ещё долго? Мы уже тут час ждём! — проворчал усатый мужчина на одном из сидений возле смотровой, тем самым обрывая лихорадочные мысли доктора. — Вы явно утрируете, — огрызнулся на него Шото, и следом отчеканил, не пытаясь взять себя в руки: — В кабинете ещё занято. Ждите своей очереди. С этими словами он поспешно зашагал, хотя скорее почти побежал по коридору, заставляя ожидающих своей очереди пациентов у других смотровых суетливо подбирать ноги и уступать дорогу всех, кто шёл ему навстречу. Проносясь мимо регистратуры, он предупредил Урараку, чтобы та проследила за его смотровой и чтобы никто оттуда не выходил. Он вполне справедливо опасался, что пациент в таком состоянии может сбежать из больницы. И тогда… Нет. Такого не произойдет, был уверен Тодороки, залетая в лифт и без каких либо зазрений совести, без стыда и страха мысленно обещая себе, что он в первую очередь этого не допустит. Лифт поднимался очень медленно, как будто ехал не на третий этаж, а на сто третий. Прочие люди в просторной кабине по какой-то причине сторонились его и жались к стенкам, но ему было совсем не до этого. Ему нужно было к главному врачу. Срочно. И когда металлические двери неспеша разъехались, доктор облегчённо выдохнул и первым вышел из лифта, так как его, опять же, по неизвестной причине пропустили вперёд. Видимо, и одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять — человек торопится, но, к сожалению, не всем, ведь даже в коридоре третьего этажа нашёлся тот, кто предпринял попытку его задержать. — Шото! — раздался знакомый бодрый бас, а навстречу хирургу уже грузно топал высокий, коротко стриженый альфа. — Я сейчас занят, Инаса, давай потом, — холодно и жёстко отбросил его Тодороки. — Ладно-ладно, — отступил коллега, удивлённо и даже как-то опасливо глядя тому вслед. Сказать, что мир Инасы в этот миг перевернулся, — ничего не сказать. Он впервые видел Тодороки Шото таким… Агрессивным? Грубым? Рассерженным? Он и подходящего слова не мог подобрать, потому что сколько он знал коллегу и друга, тот никогда не показывал даже толики гнева. Палитра его чувств ограничивалась разве что скупой неодобрительностью, но сейчас один запах, исходивший от Тодороки, распугивал людей, заставляя их отскакивать в стороны. Горячий красный чай с едва терпким вкусом и карамельными нотками обернулся почти чёрным, излишне крепким и горьким, оставляющим вяжущее чувство на языке, который легко можно было обжечь при малейшем прикосновении. Того же мнения был и главный врач больницы — Айзава Шота, когда хирург с коротким стуком ворвался к нему в кабинет. — Тодороки? — не успел возмутиться главврач, как на его усталом лице с темными кругами под глазами отразилось то ли удивление, то ли непонимание. — Доктор Айзава, у меня срочное дело к вам, — выпалил Шото и не менее резко захлопнул за собой дверь. — Слушаю, — обратился во внимание мужчина, в отличие от подчинённого сохраняя полное спокойствие с толикой подозрительности. Тодороки всё кратко объяснил. К счастью, Айзава являлся довольно понятливым и проницательным человеком, ему не нужно было раскладывать всю ситуацию по многочисленным полочкам, хватило и пары-тройки фактов: пациент изнасилован, пациент отрицает свое состояние, пациент пока не готов открыться. — Подойди к Шинсо и спроси, как себя вести, — незамедлительно ответил главврач и продолжил: — Первое время побудешь с ним, если он не допускает к себе других врачей. Попытайся уговорить его принять помощь, я пока свяжусь с полицией и поставлю в известность судмедэксперта. — А как же клиника? — выслушав все, спросил Тодороки. — Я найду, кем тебя заменить, иди, госпитализируй пациента, — заверил его Айзава. Шото коротко кивнул и так же быстро удалился из кабинета, направляясь к упомянутому доктору Шинсо, который являлся психиатром. С Шинсо разговор прошёл почти так же. Шото коротко обрисовал ситуацию, и молодой доктор с сиреневыми волосами сразу всё понял и дал несколько рекомендаций. В этом смысле они с доктором Айзавой были похожи, да и не только в этом. Одни вечные синяки под глазами чего стоили, хотя у Шинсо они казались даже больше и темнее, чем у главврача. — Я пойду с тобой, побуду рядом, за дверью, — тоном, не допускающим возражений, сказал психиатр, поднимаясь с места. Шото и не собирался возражать, лишь коротко кивнул, и они вместе направились к лифту. По пути Шинсо продолжал тихо расспрашивать его и успокаивать одним своим феромоном. От него ненавязчиво пахло сиренью; омега не боялся идти рядом с бушующим альфой, потому что понимал, чем это вызвано, и все же запах Шото его беспокоил и настораживал. Несмотря на все его старания, агрессивное волнение хирурга только усиливалось, чем ближе они подходили к злополучной смотровой. Урарака на ресепшене успела бросить им вслед, что оттуда никто не выходил, пускай это далось ей тяжело. — Тодороки, успокой свой феромон, ты пугаешь людей, — прямо сказал Хитоши, заметив страх в мимике и жестах медсестры. — Что? — опешил тот, будто до этого не замечал реакцию окружающих. — Чёрт, прости, — виновато нахмурился он. — Не нервничай, всё будет хорошо, — хлопнул его по плечу омега, не меняясь в лице. «Я в этом сомневаюсь», — подумал Шото, и он был прав. В кабинете смотровой его ждала шокирующая картина. Милый омега лежал на полу ничком, немного поджав руки и ноги. Он уже находился в бессознательном состоянии и только тело подрагивало от судорог. Рядом с ним валялась пара таблеток и пустой оранжевый пузырёк с чужим именем и надписью «Феназепам». Он ведь согласился подождать, только просил побыстрее, и Шото обещал, но всё равно задержался. Теперь ему больше нельзя было мешкать и ошибаться.