Decaying Orbits

      Серенус вошёл в его каюту, не объявив о себе. Оби-Ван был бы раздражен сильнее, если бы он не привык к такому поведению, и теперь ожидал этого. Он пробыл на корабле Ситхов больше месяца, и Серенус был достаточно предсказуемым в своем предполагаемо возвышенном хаосе.       Месяц сопротивления собственному желанию снова лечь в постель с (великолепным, харизматичным, неотразимым) мужчиной. Месяц осторожного кружения Вейдера и Оби-Вана друг вокруг друга, словно чересчур равных по силе хищников. Месяц, в течение которого Тёмная сторона давила на его чувства, как чрезмерная влажность, как постоянный скрипящий фоновый шум, как камень в его ботинке. Его щиты держались. Они не продержатся бесконечно.       А также месяц хорошей еды, сна на удобной кровати, времени для чтения и ухаживающего за ним Серенуса, показывающего интересные места галактики, посещением которых он не мог себя побаловать из-за отсутствия достаточного количества свободного времени у Джедая. Необычайная симфония на Альдераане. Наблюдение за движением Кесселя* с почтительного расстояния. Посещение фермы таунтаунов с новорождёнными младенцами, которые резвились и бились головами, пока их матери роптали поблизости. И всё это время Серенус подпитывал очевидную радость Оби-Вана. Серенус был красив, грациозен, могущественен и необычайно мудр, даже если его умозаключения противоречили выводам Оби-Вана. Этого было достаточно, чтобы мужчина задался вопросом, чего тот на самом деле хочет.       Он игнорировал Серенуса до тех пор, пока не закончил свою медитацию, и после этого открыл глаза. — Чем я могу помочь?       Серенус прислонился к одному из стульев. — У меня к тебе есть вопрос.       Оби-Ван потянулся, встал с пола, снова потянулся. У него хрустели суставы. — Спрашивай.       — Почему так много партнеров?       Это было не то, чего он ожидал, но всё же громом среди ясного неба не стало. Он подошёл (остановился) к маленькому окну в своей каюте, с видом на покоящееся звёздное поле. Они находились на орбите маленькой луны, а его жилище на данный момент должно было находиться с подветренной стороны от неё, планеты и солнца. Каким-то образом это было утешительно — смотреть в огромную пустоту вселенной. Ничто из того, что он мог сделать, не испортило бы галактику неотвратимо и навсегда.       — Целители в храме сказали, что для переживших сексуальное насилие довольно типично быть неразборчивыми в связях, в той или иной степени. Что-то о возвращении себе свободы воли, отделении секса от эмоций.       Удивление в голосе Серенуса было очевидным, когда он заикался: — Что?! Но — нет! Я не насиловал тебя! Я никогда не заставлял тебя!       Оби-Ван повернулся и недоверчиво посмотрел на него. Как мог Серенус быть таким неосведомлённым о своих собственных действиях? Неужели у них действительно никогда не было этого разговора? Возможно, он просто так часто прокручивал этот разговор в своей голове, что забыл, что Серенус никогда при этом не присутствовал, и не мог его услышать. — Нет, ты никогда не причинял мне физического вреда и никогда не брал меня силой. Но ты манипулировал и склонял. Существует концепция, называемая грумингом**, когда взрослый человек манипулирует юным, чтобы позже тот был более восприимчив к сексуальным домогательствам. И ты определенно сделал это.       Грозное выражение омрачило лицо Серенуса. — Я знаю, что такое груминг. Не могу поверить, что ты предполагаешь, будто я посмотрел на 13-летнего тебя и подумал про себя: да, я захочу прикоснуться к нему, когда он станет немного выше. Это отвратительно, и это исходит от Ситхов. Ты правда думаешь, что произошло именно это?       Оби-Ван наклонил голову. Он думал, что Квай-Гон больше не сможет его удивить. Он был неправ.       — Ты, возможно, не знал, что твои неодобрение и высокие требования подорвали мою уверенность в себе, из-за чего позже меня было легко покорить. Если это было непреднамеренно… то это… это делает ситуацию лучше, на самом деле.       К его удивлению, боль от старой раны, которую он давно перестал замечать, немного ослабла. — Но это по-прежнему было вредно. Вред был не в игнорировании согласия, он заключался огромной разнице во власти. Не притворяйся, что ты не знал, что эти отношения были нездоровыми.       Серенус поник, глядя на свои руки. — Полагаю, я не считал это насилием.       — Большинство насильников и не считают. Но Серенус, само значение слова "насилие" — это "неправильное использование с негативным эффектом". Ты не можешь сказать: ты не знал, что, как мастер, не должен был использовать своё влияние на своего Падавана, чтобы вовлечь его в сексуальные отношения.       Серенус внезапно стал выглядеть на свой возраст. Морщины на его лице углубились, и он, казалось, весь сжался. — Оби-Ван. Я буду очень осторожен в своих извинениях, потому что хочу попросить прощения правильно. Я искренне раскаиваюсь в том, что был так суров. У меня были свои проблемы, и я вымещал их на тебе, и я сожалею об этом. Я только сейчас понял, как это поспособствовало нашим сексуальным отношениям. Это было ужасной ошибкой с моей стороны, и если бы у меня была возможность сделать всё это снова, я бы сделал другой выбор.       Оби-Ван уставился на него, и казалось, будто годы тянулись вокруг них, как переплетённые веревки. — Не могу поверить, что я действительно получил извинения, — тихо сказал он. — Я никогда не ожидал раскаяния от тебя.       Серенус поднял взгляд. — Ты должен отметить, что я не извинился за наши отношения. Потому что я не сожалею о том, что мы были любовниками, мой китиен. Я любил тебя очень сильно и до сих пор люблю. Хотел бы я прийти к этому иначе.       Эти извинения и исповедь — такие простые вещи — казалось, наконец рассыпали старые стены в пыль. Клубки шипов в его сознании, переплетённые вокруг того, что его первый возлюбленный мог или не мог сделать, подумать или спланировать, высохли и увяли. Как мог этот человек, только что признавший свою неправоту и бесплодно желавший сделать тогда другой выбор, поскольку тот его выбор причинил боль другим… как мог этот человек быть Ситхом? Как по многому в Серенусе, это не было заметно.       — Спасибо, — сказал наконец Оби-Ван. Боясь своих рушащихся щитов, он снова повернулся к окну, скрестив руки в оборонительном жесте. Он услышал, как Серенус пересёк комнату подходя к нему, и почувствовал Силовую сигнатуру человека, остановившегося слишком близко позади него. Он ощущал себя слишком хорошо, когда позволил их Силовым сигнатурам смешаться. Он был удивлен тому, что это всё ещё возможно, учитывая насколько Серенус был окрашен Тьмой.       — Почему ты согласился, если я ранил тебя так сильно? Зная, что я хотел бы тебя.       — Жизни были поставлены на карту.       — Это не всё. Ты достаточно самоотверженный, но ты не дурак. Есть и другие причины.       Оби-Ван молчал долгое время. — Почему, как ты думаешь? Ты не Квай-Гон, но ты ближе всех, кто у меня остался. И я действительно любил его.       Руки Серенуса опустились на его узкие плечи. — Ты мог бы научиться любить меня. Ты мог бы получить меня, мой дорогой. — Серенус был так близко, в нескольких дюймах, достаточно близко, чтобы чувствовалось тепло его тела, чувствовался запах лосьона после бритья. Его руки были словно клеймо. — Оби-Ван... ты можешь отпустить. Ты можешь обладать тем, что хочешь, если только протянешь руку, чтобы взять это.       Оби-Ван отказывался увеличивать пространство между ними. Его тело гудело от возбуждения, и он знал, что Серенус мог чувствовать, как оно поднимается в нём. Серенус положил руку ему на спину, медленно провёл вниз по позвоночнику, сделал долгую паузу, затем опустил ниже. И Оби-Ван позволил ему, задыхаясь. Первые знаки, которыми Квай-Гон однажды показал свой интерес к телу Оби-Вана, были такими же: руки осмеливались заходить дальше, чем он ожидал, и Оби-Ван просто… позволял ему это. Пока он боролся сам с собой, Серенус сократил оставшееся расстояние, прижавшись к его спине, тёплый, твёрдый и... жёсткий. Он обнял Оби-Вана, и его руки блуждали по плечам, груди и животу.       Он хотел, чтобы Серенус остановился. Он не хотел, чтобы Серенус останавливался. Всё это ощущалось так, так хорошо.       — Я чувствую в тебе конфликт, китиен, - промурлыкал Серенус. — Какой смысл сопротивляться? Ты насладишься этим. Я буду наслаждаться этим. Позволь мне показать тебе любовь.       — Любовь не эгоистична. Может ли Ситх вообще любить?       — Любовь — это эмоция, — возразил Серенус. — Может ли джедай вообще любить? — Он прикусил ушную раковину Оби-Вана. — Я так сильно хочу тебя. Отдайся мне.— Его рука скользнула вниз, вниз, пока он не обхватил член Оби-Вана, поглаживая его через штаны. — Твоему телу это определенно нравится, — промурлыкал Серенус.       — Как, очевидно, и твоему.       — Да. — Он сильно покачал бёдрами. Его разум столкнулся с разумом Оби-Вана, прося впустить его.       — Я не могу, — выдохнул Оби-Ван.       — Не можешь впустить меня в свой разум или в своё тело?       Он задумался над этим и прислонился к Серенусу, возбуждение переполняло его тело. Их Силовые сигнатуры пели от удовольствия, соединяясь, сливаясь и связываясь, легко находя все способы, которыми они привыкли сочетаться друг с другом.       — Ты — СИТХ. Позволить тебе даже таким образом касаться меня — достаточно опасно. Позволить тебе проникнуть в мой разум было бы... за гранью безрассудства.       — Я пообещал не причинять тебе вреда. Я сдержу слово. — Он поцеловал Оби-Вана в шею нежно, затем немного жёстче, а потом вцепился в него и всосал кожу. Он оставит след. Конечно, это было сделано намеренно — даже будучи Джедаем, он любил отмечать своего Падавана там, где его одежда это скрывала, и он прикасался к этим синякам в качестве нежного напоминания Оби-Вану — помни, чей ты. Теперь, когда он мог оставлять следы там, где их могли видеть другие, Оби-Ван опасался за состояние своей шеи.       Ему это нравилось. Он хотел эти метки. Едва веря себе, он наклонил голову, обнажил горло и позволил Ситху всасывать и кусать его снова и снова.       Серенус уткнулся лицом в плечо Оби-Вана и застонал, тяжело дыша. — Ты позволишь мне отметить тебя, — выдохнул он.       Оби-Ван закрыл глаза, в равной степени взволнованный и разочарованный собой.       — Да, я позволю.       Серенус крепче обхватил его и качнул бёдрами. — Пойдём со мной в постель. Сейчас. Я хочу выяснить, что еще ты позволишь мне сделать.       Он почти обмяк, заставляя Серенуса принять его вес, что, конечно, было совсем несложно для огромного мужчины. Он повернул голову, чтобы прижаться губами к уху Серенуса, и прошептал то, что он обычно говорил как Падаван, показывая: да, он хотел сделать это, он хотел, чтобы это было жёстко и сильно.       — Заставь меня.       Серенус, дикий и требовательный, развернул его, прижал к стене и сомкнул их рты. Оби-Ван издал самый отчаянный, нуждающийся звук, когда целовал в ответ; он раскрыл рот и позволил Серенусу погрузиться в него. Попавший в ловушку между стеной и Ситхом, он застонал, едва способный двигаться и наслаждающийся этим. Серенус втолкнул колено между его коленями, затем хрипло вскрикнул, когда Оби-Ван развел ноги в стороны. Серенус грубо обхватил его ладонью; Оби-Ван любил эти огромные руки, мощные и сильные, и чувствовал себя так хорошо из-за того, что одна из этих рук снова гладила его член. Он так скучал по этому.       Серенус развернул их. Он толкнул Оби-Вана назад, через комнату, на кровать, падая вместе с ним, накрывая его, большой, тяжёлый и сильный. Он мог чувствовать, как Серенус дрожит, словно вулкан, готовящийся к извержению, его прерывистое дыхание, его член, твёрдый и давящий на бедро Оби-Вана. То, что этот мужчина прижал его к себе и держал неподвижно, казалось таким правильным. Сейчас он мог сказать "нет" не больше, чем 18 лет назад.       Как только он зажал Оби-Вана под собой, он замедлился и глубоко поцеловал его, исследуя рот. Когда-то они хорошо знали тела друг друга, но прошло десять лет, и с тех пор Оби-Ван обладал некоторым... опытом, мягко говоря. У него было несколько новых трюков. Серенус оторвался от его рта и поцеловал шею, осыпая его метками.       — Мой, — прорычал он в горло Оби-Вана. — Ты мой. — Он схватил запястья Оби-Вана и прижал их к матрасу. — Скажи это.       Оби-Ван закрыл глаза. Так Серенус не уловил бы и намёка на смирение и поражение под этим возбуждением. — Я твой.       Серенус взвыл от этого и быстро снял с них одежду. Он грубо раздвинул ноги Оби-Вана, как будто тот не собирался раздвигать их самостоятельно. Серенус призвал к руке бутылочку с маслом. (Оби-Ван не упустил из виду, что в его комнате их было полно.) Его подготовка была беспорядочной и спешной, и он слишком рано засунул головку своего члена внутрь. Оби-Ван вскрикнул, и Серенус, к его чести, остановился, отступил на шаг, и когда он проник в него на этот раз, они оба застонали от удовольствия. Это... это было то, чего он хотел, то, что никто другой, с кем он был, не мог заменить. Прижатый к кровати, беспомощный, побеждённый, член его мастера толкается внутрь него.       "Он не твой мастер", — напомнил ему голос в его голове.       "Нет", — подумал Оби-Ван. — "Но я возьму то, что смогу получить".       Серенус овладел им быстро и жёстко, превосходно зная нужный угол, чтобы при каждом ударе тереть простату Оби-Вана. Серенус знал, что это самый быстрый способ заставить его кончить, и он любил доводить своего Падавана до оргазма только своим членом. Серенус кончил в него с громким криком, и мысленное изображение, поток влажного тепла внутри него, тоже толкнули Оби-Вана за край.       Как раз в тот момент, когда Оби-Ван переводил дыхание, Серенус опять стал невероятно твёрдым. Он удерживал Оби-Вана, неспособного пошевелиться, снизу, зная, что им обоим это нравится. Но Оби-Ван научился осторожно и безопасно сжимать член, не причиняя боль, и был вознаграждён тем, что Серенус стонал при каждом ударе, дрожа от удовольствия сверху и позади него.       — Теперь я лучше контролирую мышцы.       — О, определённо. Это... это изысканно. — Он почти полностью вышел обратно, а затем снова вошёл. — Но тебе придётся расслабиться, когда я захочу входить быстрее.       — Скажешь мне, когда.       — Ты скажешь мне, кто тебя этому научил?       — Ты действительно хочешь знать?       — ... Может быть, позже.       Время, казалось, исчезло в блаженной дымке секса. Секса, которого он годами хотел и не мог воспроизвести. Потому что это не был ОН. Прошло много времени, прежде чем Серенус прошептал ему сильнее расслабиться, чтобы он мог трахать его быстрее, сильнее, а затем он начал врываться резкими толчками. Его очень-очень давно не трахали так, как сейчас.       Наконец, Серенус снова кончил глубоко внутри него, и, задыхаясь, рухнул сверху. Оби-Ван не был уверен, как долго они так пролежали; его чувство времени сломалось. Когда Серенус наконец вышел из него и повалился набок, это было большим облегчением. Во-первых, дышать стало легче. Серенус, нежный и полный любви, лениво рисовал на нем узоры. — О, мой китиен, — сказал он дрожащим голосом, — Я действительно думал, что никогда больше не заполучу тебя.       — Ты мог бы взять меня силой, — сказал Оби-Ван сквозь посткоитальный туман.       — Ну и где в этом удовольствие? Я имею в виду, что мне важно видеть, насколько ты этого хочешь. Видеть твоё подчинение мне. Даже... нет, особенно будучи Ситхом и Джедаем.       — Мы — отличная пара. — Оби-Ван повернулся на бок и прижался к подбородку Серенуса. Ему нравились волосы на груди своего мастера; в отличие от многих других, они были прямыми, мягкими и приятными на ощупь. Сейчас там было больше седого, чем коричневого, да и посередине у Серенуса их было немного больше, чем десять лет назад, равно как и у Оби-Вана.       У него появилась тревожная мысль. Он не собирался отпускать её — она вцепилась в него крючками; лучше спросить сейчас: — Ты спал с Вейдером?       Серенус грубо фыркнул. — С этим ребёнком? Нет.       — Я был моложе, когда ты начал спать со мной.       — Да, но... это другое.       — Разве? Я тоже был твоим учеником.       Задумавшись, Серенус нежно погладил его и поцеловал в макушку. — Оби-Ван, я искренне сожалею об этом: я специально выбрал тебя, потому что ты был хорошим маленьким Джедаем. Всё по правилам. И... это было частью того, почему я в конце концов понял, что хочу тебя.       Он никогда не слышал подтверждения, хотя подозревал об этом. — Это то, что сказал Винду.       — Что произошло, когда ты рассказал им?       — Если ты действительно хочешь знать, я тебе скажу.       — Я действительно хочу знать. Но подожди минутку.       Серенус поднялся с постели и вернулся через несколько мгновений с теплым влажным и сухим полотенцами, стаканом воды и тюбиком бакты. Он вытер Оби-Вана, что было восхитительно, заставил его выпить немного воды и вдавил бакту внутрь него. Она охлаждала, успокаивала и сразу же заставляла почувствовать себя лучше.       — Спасибо, — сказал он. — Я не против того, чтобы на следующий день страдать из-за секса, но это было бы действительно больно.       — Я был слишком жёстким с тобой.       — Не то чтобы я тебя об этом не просил. Вот для чего нужна бакта.       Серенус закончил очищать их, уложил Оби-Вана под одеяла и снова лёг рядом с ним. — Итак. Совет.       Оби-Ван погладил его лицо, без страха вглядываясь в эти золотые глаза, пронизанные красным. С чего вообще начать? — Винду плакал.       Серенус был ошеломлён. — Он что?       — Когда ты исчез с Энакином после того, как раскрыл себя, Совет, естественно, заподозрил меня в том, что я опорочен или скомпрометирован. Как ты помнишь, я еще не проходил испытания, так что я был Падаваном без мастера. Винду провел Обряд Памяти.       Золотые глаза Серенуса широко распахнулись в потрясении. — Ох. Ох, Оби-Ван, нет.       — Да. В то время я не знал, насколько преднамеренным и манипулятивным было твоё обучение, всё ещё считал тебя добросовестным. Ни он, ни я понятия не имели, на что он подписывался, чтобы за считанные часы пережить со мной последние двенадцать лет. Видишь ли, во время ритуала он был связан со мной разумом.       Серенус закрыл глаза и прижался лбом ко лбу Оби-Вана. — Я так сожалею, что тебе пришлось пройти через это.       Оби-Ван издал нерешительный, побеждённый смешок. — Ты не сожалеешь, только не об этом! Если бы тебе нужно было всё это сделать снова, ты бы сделал то же самое, покинув Джедаев ради Ситхов.       На этот раз Серенус не ответил.       — В любом случае, когда обряд закончился, я открыл глаза, и лицо Винду было залито слезами. Он просто сказал: "Кеноби не Ситх" и ушел. Он направил меня к целителю. Я... работал над ситуацией.       — Я должен был относиться к тебе лучше.       Оби-Ван прижался к нему, переплетая их конечности. — Что ж, вот твой шанс. #####       — Крифф, ты, должно быть, издеваешься надо мной.       Оби-Ван проснулся и увидел Вейдера, стоящего в изножье кровати и кипящего от злости. — О. Ну, привет. — Он ухмыльнулся и потянулся.       — Вейдер, сходи за кафом, — пробормотал Серенус.       — Возьми себе каф сам. Теперь ты трахаешься с ним?       — Звучит так, будто ты ревнуешь. Хочешь присоединиться к нам? — легко сказал Оби-Ван.       Вейдер выглядел испуганным. — Фу, нет, вы оба СТАРЫЕ.       Оби-Ван рассмеялся. — Я полагаю, что для двадцатилетнего человека 36 — это действительно возраст. Тебе сейчас за 60, не так ли, Серенус?       Серенус прорычал в подушку. — 64.       — ЭТО ТАК МЕРЗКО.       Оби-Ван сел, прижимая одеяла к талии. Он злобно ухмыльнулся. — О, прими во внимание вот что: я был семнадцатилетним, в то время как Квай-Гону было 45, когда он впервые...       — Держи свои непристойные подробности при себе!— Вейдер издал грубый звук и ушел, драматично взмахнув плащом, под смех Оби-Вана, доносящийся сзади.       Серенус потянул Оби-Вана обратно вниз и притянул его ближе. — Тебе нравится подкалывать его.       — Он делает этот процесс очень лёгким.       — Мне нравится, что ты маленький, — пробормотал он, почти раздавив Оби-Вана силой своих рук. — Я могу легче управлять тобой.       — Мне нравится, что ты большой, потому что мне нравится, когда мной управляют, — ответил Оби-Ван и улыбнулся ему в грудь. — Но ты знал это. — Рядом с Серенусом было тепло, а кровать была такой удобной, и все их сигнатуры Силы — светлые и тёмные — смешались друг с другом. В тот момент не казалось, что быть хорошим Джедаем так уж важно. Не когда всё ощущалось таким хорошим и пело от счастья. Особенно, если это разозлило Вейдера.       Он был на грани того, чтобы снова погрузиться в сон, когда Серенус перевернулся, оказался сверху на нём и начал целовать, долго и медленно. Он протиснулся между ног и почти лениво прижался к нему, пока они не кончили почти одновременно. Сколько раз за эти годы он просыпался из-за чего-то подобного? Так или иначе, он любил просыпаться оттого, что его мастер лапал его, раздвигал ноги и получал удовольствие. Это было так похоже на старые добрые времена.       Старые времена, когда он понятия не имел, сколько тьмы таилось в сердце его учителя, напомнил себе Оби-Ван. Когда он думал, что это нормально — будучи таким юным быть в отношениях с обладающим огромной властью над ним мужчиной почти на 30 лет старше. Теперь он знал, что это было очень неправильно со стороны Квай-Гона, сделавшего всё это, и неправильно со стороны Серенуса, почти заставившего его вернуться к такой динамике в настоящее время.       — Что ж, — подумал Оби-Ван, — ты ведь его не останавливаешь, не так ли?       Нет, потому что ему это слишком нравилось. #####       Этот день был очень трудным для Квай-Гона и его Падавана Оби-Вана, которому было почти 18 лет. Хотя Оби-Ван уже был совершеннолетним на некоторых планетах, он ещё не чувствовал себя таковым. Может быть, когда он станет Рыцарем, всё будет по-другому.       Его Мастер полулежал, развалившись на диване, который раскладывался в его кровать в их общем временном жилище. Оби-Ван спал на верхней койке. Волнуясь, он подошел к Квай-Гону с чайником чая.       — Мастер? Я приготовил чай, если хочешь. — Ему и раньше говорили, что, если он не мог придумать ничего другого из того полезного, чем можно было бы заняться, нужно заварить чай. Это сослужило ему хорошую службу.       Квай-Гон открыл глаза. — Спасибо, китиен, — сказал он и сел, чтобы взять предложенную ему чашку. Оби-Ван внутренне приободрился; ему нравилось, когда Квай-Гон его ласково называл. Он объяснил значение этого слова в особенно близкий и нежный момент. Когда-то Джедаи были рассредоточены по многим планетам и организованы в небольшие группы, называемым китсами. Термин «китиен» с тех давних древних времён считался ласковым и указывал на то, что они разделяли друг с другом тесную связь жизней, идеалы и великую преданность. Товарищ по стае. Член семьи. Возлюбленный. Драгоценный. Квай-Гон всё ещё редко использовал это слово, и то только тогда, когда он чувствовал себя в особенно хорошем расположении по отношению к своему иногда разочаровывающему Падавану. Квай-Гон притянул юношу, который был почти мальчишкой, поближе к себе. — Ты — отрада для меня. Такой добрый. — Он играл с косой Оби-Вана, и они тихо сидели и пили чай, размышляя о событиях дня. Миротворческая миссия внезапно провалилась, когда в посольстве взорвалась серия бомб, и два джедая едва успели доставить послов воюющих наций в безопасное место, прежде чем здание рухнуло. Сейчас было уже очень поздно, и они сильно устали, впрочем, было маловероятным, что они смогут скоро уснуть.       Особенно когда его мастер прикасается к нему так. Тело Оби-Вана очень неудобно реагировало на прикосновения в последние пару лет. Возможно, дело было в том, что никто, кроме Квай-Гона, никогда не прикасался к нему. Возможно, дело было просто в его возрасте. Но когда Квай-Гон провёл пальцами вверх по его шее, потёр плечи, положил руки на бёдра Оби-Вана, кровь прилила к его паху, и ему пришлось отчаянно подавить желание... сделать... ЧТО-НИБУДЬ. Поцеловать его? Прикоснуться к нему? Он не был уверен.       В настоящий момент Квай-Гон расслабился, приняв полулежачее положение, и потянул Оби-Вана за собой, так что их бока прижались друг к другу, и рука Квай-Гона легла ему на грудь, лениво рисуя круги на обнаженной коже, которая виднелась через свободную тунику. Он не был уверен, что Квай-Гон осознавал, как его рука скользнула под ткань. Что он время от времени проводил кончиками пальцев по соску Оби-Вана. Иногда такое случалось: Квай-Гон бывал рассеян и, казалось, не замечал, что его прикосновение переходило от безопасного к... небезопасному. Рука скользила под слоем одежды, или слишком низко по изгибу его спины, или слишком высоко по бедру. Он не хотел обращать внимание Квай-Гона на это, когда такое происходило. Он не хотел, чтобы это прекращалось. Он хотел большего. Он хотел, чтобы руки его хозяина были на его коже, на более чувствительных частях его тела, и он хотел прикоснуться в ответ.       Но Квай-Гон не хотел с ним таких отношений. Квай-Гон едва ли хотел, чтобы он стал его Падаваном.       — Оби-Ван? С тобой всё в порядке? Твоя сигнатура Силы взбудоражена.       — Пустяк, Мастер, — сказал Оби-Ван, быстро садясь и застегивая тунику.       — Это не пустяк. Успокойся. — Оби-Ван сделал, как ему было сказано, надеясь, что Квай-Гон не заметит небольшой выпуклости в его штанах. Квай-Гон посмотрел ему в лицо, проводя подушечками больших пальцев по скулам, челюсти, бровям, ушам. — Ты очень горячий. Ты хорошо себя чувствуешь?       — Я в порядке.       Что-то в выражении лица Квай-Гона изменилось. — Я не заметил. Ты... стал довольно привлекательным молодым человеком. — Он улыбнулся. — Которым я очень горжусь.       Оби-Ван не мог поверить своим ушам. Его сердце пело от радости. Два комплимента за минуту? Привлекательный? Гордится? Он прижался лицом к руке Квай-Гона. — Спасибо, Мастер, — мягко сказал он.       Квай-Гон прикасался и прикасался к нему, медленно и осторожно лаская лицо, шею и грудь, и кровь Оби-Вана забурлила от волнения, которого он никогда не испытывал, и за которое, он был уверен, его бы наказали, если бы об этом стало известно. Он не должен был хотеть своего мастера. Ему необходимо быть ХОРОШИМ —       — Оби-Ван, — сказал Квай-Гон, его голос был мягким и хриплым, — могу я получить твоё разрешение, чтобы попробовать кое-что? И если ты хочешь, чтобы я остановился, скажи только слово, и я остановлюсь.       — Да, Мастер. Конечно. — В тот момент он бы отдал Квай-Гону всё, что тот хотел. Квай-Гон начал понемногу наклоняться вперёд, медленно, давая ему возможность отвернуться. Оби-Ван довольно поздно осознал, что должно было произойти. Он не сказал "нет". Губы Квай-Гона коснулись его губ, затем снова, затем более пылко. Квай-Гон ЦЕЛОВАЛ ЕГО, целовал в губы, как это могло происходить на самом деле? Ему поздно пришло в голову, что он должен ответить на поцелуй, и Квай-Гон застонал, прижавшись к нему, когда почувствовал, что Оби-Ван ответил. Его тело составляло перечень того, что он ощущал - колючая борода его мастера, которая нравилась ему или нет — он не был уверен. Одна большая рука сзади на его шее. Другая на его бедре: поглаживает вверх и вниз. Его член затвердел, а яйца напряглись, угрожая испытать оргазм прямо сейчас, что было бы необычайно смущающим. Квай-Гон открывает рот, Оби-Ван повторяет его действие, и Квай-Гон издает самый чудесный непристойный звук, когда он погружает свой язык в рот своего Падавана. Оби-Ван издавал какие-то... собственные звуки, он не мог остановиться, было так приятно, когда его целовали вот так. Прежде чем он стал Падаваном, у него была пара неаккуратных первых поцелуев — короткие чмоки с другими юнлингами, но ничего подобного этому, ничего даже отдалённо не похожего на ЭТО. Просто это. Было. Так. Хорошо.       Он отстранённо заметил, что их Силовые сигнатуры переплелись друг с другом. Это должно было произойти? Скорее всего, иначе Квай-Гон положил бы этому конец. Так что он позволил этому случиться.       Он всё ещё был удивлен, когда Квай-Гон толкнул его на спину. Удовольствие затопило тело Оби-Вана, каждая мысль в его голове превращалась в "да, да, да". Его учитель был крупным мужчиной, а Оби-Ван, когда бы закончил расти, чего он еще не сделал, не был бы даже среднего роста. Он был тяжёлым. Этот вес ощущался ПРИЯТНО. Он не осознавал, что это будет частью того, отчего ему так хорошо. Это и тепло тела, просачивающееся сквозь их одежды друг в друга. Теперь можно было сказать наверняка, что Оби-Ван был твёрд. Был ли Квай-Гон? Может быть и да, — подумал он — но они были под странным углом, и это также мог быть его световой меч, вонзившийся в бедро Оби-Вана.       Квай-Гон резко сел, переводя дыхание. — Подожди, подожди, — сказал он и закрыл лицо руками. — Я не могу сделать это с тобой.       — Что? Почему? Мастер, я не сказал "нет".       — Ты слишком молод.       — Мне осталось всего несколько месяцев до восемнадцатилетия. Я достаточно взрослый. — Он болезненно осознавал, что настоящие взрослые не должны говорить такие вещи, как «Я достаточно взрослый».       — Ты мой Падаван.       Стоя коленями на диване, Оби-Ван прижался к нему. — А ты мой мастер. Я очень хочу доставить тебе удовольствие. — К тому же из этого положения было неудобно слезать с дивана. — Нет никого в галактике, о ком я забочусь больше. Невзирая на то, как мы, предположительно, должны справляться с привязанностями.       Руки Квай-Гона дрожали, когда он провёл ими вниз по спине Оби-Вана, а затем ещё ниже. Оби-Ван не мог сдержать прерывистый звук, вырвавшийся у него при совершенно новом ощущении больших рук своего учителя, сжимающих его ягодицы, заднюю сторону бёдер, ощупывающих расщелину вдоль его задницы, и пальцев, растирающих его через ткань.       — Я хочу тебя, — сказал он. — Сила, помоги мне, я хочу тебя. Я больше не могу этого отрицать.       Оби-Ван сглотнул. — Хорошо, — сказал он.       — Хорошо?       Он прижался лбом к лбу Квай-Гона. — Всё, чего ты захочешь.       Той ночью Квай-Гон научил его, как довести его до оргазма одной рукой. Затем он вернул услугу Оби-Вану, к которому до этого никогда не прикасался другой человек. Потребовалось всего несколько толчков, что, как заверил его мастер, было совершенно нормально. Несколько недель спустя Квай-Гон научил его, как использовать рот, что было быстрее, но заставляло его челюсть болеть, а через несколько месяцев полноценно взял его. Это полностью противоречило кодексу Джедаев. Но его мастер впервые за всё время восхищался им, и прикасался к нему так часто, и это было так, так хорошо. Он не мог быть счастливее.