Не тот мир

      Сасагава Рёхей недоуменно осматривался, пытаясь понять, где он вообще находится.       Только что он бежал к своей сестре, Киоко, чтобы попытаться укрыть её от взрыва, и видел, как другие Хранители, разделившись, также бегут к растерявшимся Хару, Хане и Тсунаёши… И вот он уже стоит посреди леса около какого-то маленького озера.       И не чувствует никого, кроме Ямамото.       Рёхей помрачнел и невольно нахмурился. Неужели никому больше не удалось выжить?       Прислушавшись к себе, Сасагава задумчиво помотал головой — нет, он определенно уверен, что его семья жива. Да, он не чувствует их также, как прежде, и не может понять, почему — но они точно живы.       Рёхей осмотрел себя, пытаясь понять, остались ли какие-нибудь следы от ожогов или других повреждений, которые он наверняка получил из-за взрыва, но с удивлением понял, что он не только не может найти видимых повреждений на одежде и открытых участках тела, но и не чувствует никакого дискомфорта.       Первая же вещь, которая его смутила — резко ставшая слишком большой одежда. Как было замечено ранее, полностью целая. Это было странно… Но сейчас его больше волновало состояние организма, а не обычных шмоток.       Возможно, его организм истощен? Вполне вероятно, что он пострадал при взрыве, был в коме, и организм начал восстанавливать жировую и мышечную массу только сейчас, после того, как Пламя Солнца справилось с травмами? И дискомфорт не чувствуется из-за активной работы его пламени…       Но это не объясняет, как он оказался посреди леса, если, судя по предыдущим умозаключениям, должен находиться в больнице.       Вздохнув, Рёхей по привычке потянулся, чтобы потереть наплечный браслет, и замер, когда осознал, что его нет. Недоуменно посмотрев на левое предплечье, он убедился, что Браслета Солнца Вонголы на нем действительно нет, а затем посмотрел на правую руку в надежде, что пропажа обнаружится там. Но Браслета как не было, так и не появилось.       Сасагава, постояв в ступоре пару секунд, начал быстро обшаривать свою одежду в поисках Браслета. Он выворачивал карман за карманом, прекрасно понимая, что такая объемная вещь попросту не смогла бы в них поместиться, но все же надеясь, что дорогой ему предмет как-нибудь найдётся.       Когда ни в одном кармане Браслета не нашлось, Рёхей, плюнув на всё, стал быстро снимать с себя одежду. Возможно, Сасагава просто надел его под рубашку, а не поверх пиджака, как делал последние несколько лет? Пусть на месте браслета ничего не ощущается — это можно объяснить повреждением нервной системы…       Первым на траву полетел упомянутый пиджак, затем галстук, и, наконец, рубашка. Оставшись в одних штанах, Рёхей с сожалением убедился, что Браслет действительно пропал. Зато обнаружил, что у него на шее висит цепочка, на которой болтается какое-то знакомое с виду кольцо. Поднеся находку к глазам, он с удивлением понял, что держит в руках Кольцо Кангарью. Модификацию Верде.       Но этого ведь не может быть. Кольцо Кангарью сплавил с Кольцом Солнца Вонголы Талбот, и они стали одним целым браслетом. Так как они вдруг смогли разъединиться?       Махнув рукой на вещи, ответы на которые всё равно не сможет сейчас найти самостоятельно, как бы ни старался, и понадеявшись, что сможет узнать ответы на вопросы у Ямамото, когда найдет его, Сасагава внимательнее посмотрел на свое тело, чтобы подтвердить теорию об истощении и прикинуть, насколько серьезны его последствия…       И не смог подавить удивленного нечленораздельного мычания, когда понял, что его тело… Сжалось? Телосложение стало менее массивным, многие полученные шрамы исчезли…       Подойдя ближе к озерцу, Рёхей с опаской посмотрел на своё лицо и со вздохом заключил — тело не сжалось. Оно резко помолодело, откатившись в развитии до примерно шестнадцати лет.       У Сасагавы заболела голова от закрутившихся в мысленный водоворот разнообразных теорий и предположений, и он со вздохом решил, что на данный момент приоритетом является выход из леса, а не размышления о том, чего он, опять-таки, самостоятельно не сможет понять.       Снова надев рубашку и обмотав пиджак вокруг пояса, чтобы не сковывал движения, мешая передвигаться по лесу, Рёхей пошел около вытекающего из озерца ручейка… Вниз по склону, если судить по ощущениям. Так, даже если Сасагава заблудится, рядом будет источник воды, и угроза смерти от жажды отпадет сама собой.       Минут через десять монотонной ходьбы Рёхей услышал вдалеке шум реки и ускорился. Рядом с рекой определенно должен быть если не город, то хоть какие-нибудь деревни или поселения, к которым он рано или поздно выйдет.       Кое-как продравшись сквозь плотные заросли кустов, Сасагава неловко вывалился на берег реки. Посмотрев по сторонам, он понял, что находится не просто в лесу на холмистой местности, а в горах. И вверху по течению виднеется небольшой водопад. Подумав пару минут, он решил пойти вниз по течению. Так двигаться будет проще. Как бы Рёхей ни любил физические испытания выносливости, сейчас стоит сохранять силы, а не выкладываться на полную.       Какое-то время спустя, когда Сасагава, задумчиво жующий сорванную травинку, уже думал сделать перерыв и отдохнуть, потому что в большеватых туфлях передвигаться по лесу было решительно неудобно, он увидел на другом берегу реки в просвете между деревьями красное пятно, и, насторожившись, тихо спрятался за ближайшими деревьями, прислушиваясь к тому, как какой-то человек, изредка хрустя ветками, пробирается к реке.       Когда незнакомец выбрался на берег, послышался звук шуршащей гальки, а затем всё затихло. Рёхей осторожно выглянул в просвет между деревьями и удивленно моргнул, поняв, что вместо предполагаемого врага видит маленькую девочку лет восьми или десяти в красном платье, коротких джинсовых шортах и довольно милых розовых кроссовках с изображением каких-то покемонов.       Каких именно, он сказать не мог, и мысленно радовался, что об этом его пробеле в знаниях не знает Ламбо — с него бы сталось усадить Сасагаву за просмотр аниме-сериала и не выпускать до тех пор, пока Рёхей не сможет назвать и описать всех выдуманных монстриков по памяти.       Сначала Сасагава раздраженно подумал, что родители, отпускающие ребенка в лес в одиночестве, должны быть максимально безответственными, потом обрадовался, поняв, что девочка может подсказать ему, как добраться до своего поселения, а затем снова насторожился, вспомнив, что Ламбо в те же восемь лет был неплохим убийцей, и возраст не мешал ему легко кинуть гранату в непонравившегося незнакомца.       Конечно, вряд ли девочка убийца. Скорее всего гражданская. И, в принципе, чтобы добраться до населенного пункта, было бы вполне достаточно либо пойти туда, откуда пришла малышка, либо проследить за ней и выйти следом. Но! При первом варианте Рёхей не уверен, что девочка пришла именно со стороны деревни или города. Возможно, она довольно долго петляла по лесу, и Сасагава наоборот пойдет в чащу.       А если говорить о слежке, то, во-первых, дети не склонны следить за временем, и не факт, что ходить за девочкой нужно будет мало. Ее прогулка может растянуться до нескольких часов, а Рёхею желательно выйти из леса побыстрей. Ну, и во-вторых — если Рёхей выйдет к деревне один, то жители определенно насторожатся, учитывая его внешний вид. А если его приведет знакомый им ребенок, то его как минимум хотя бы попытаются выслушать.       Понаблюдав за девочкой, смотрящей на плавающих в реке мальков, еще с минуту, Рёхей плюнул на свои опасения, и, просто на всякий случай сжав в руке кольцо Кангарью, вышел из-за дерева, специально шумя посильнее.       Вздрогнув, девочка подняла на него взгляд, и Сасагаве на секунду показалось, что он уже где-то ее видел. Салатовые волосы и ярко-изумрудные глаза, смотрящие без любопытства или каких-либо других эмоций, живо напомнили ему ученика Мукуро, и Рёхей подумал, что, должно быть, у Франа всё-таки есть какие-нибудь дальние родственники, кроме давно умершей бабушки, о которых он не знает.       Запомнив этот момент, чтобы потом рассказать об этом надоедливому ананасу, он улыбнулся и, помахав девочке рукой, произнес, стараясь сделать голос потише, чтобы не напугать ребенка:       — Привет! Слушай, малышка, ты не покажешь, как выйти из леса? Кажется, я экстремально заблудился!       Девочка, нахмурившись, выслушала вопрос, а затем, склонив голову набок, что-то сказала, знакомо растягивая гласные. Кажется, у нее в глазах мелькнула и пропала искра каких-то эмоций, но Сасагава не смог разобрать, каких именно.       Поднапрягшись и вспомнив все знакомые и незнакомые языки, Рёхей понял, что девочка говорит на французском, и окончательно уверился, что это потерянная родственница знакомого язвы-подростка. А потом осознал, что она, скорее всего, впервые слышит японский, и, конечно же, ни слова из сказанного Сасагавой не поняла.       Почесав голову, Рёхей, понадеявшись на чудо, спросил на этот раз на английском:       — А так ты меня понимаешь?       Девочка склонила голову к другому плечу, и Сасагава со вздохом признал тот факт, что понять им друг друга не получится. Список языков, на которых говорил Рёхей, включал в себя японский, английский, итальянский и, худо-бедно, но немецкий. Из французского он знал всего несколько десятков слов, услышанных от Франа и Мукуро, и половина из них была неприличными или и вовсе матерными. Естественно, их в речи с маленьким ребенком использовать не хотелось.       — М-м… Я. Хотеть. Домой. Понимать? — кое-как вспомнив несколько слов, снова попытался донести свою мысль до девочки Сасагава.       К его радости, на этот раз девочка слабо улыбнулась одними губами и кивнула, а потом встала и, махнув рукой, развернулась в ту сторону, откуда пришла, после чего медленно зашла в лес. Рёхей, быстро перебравшись на другой берег по плоским камням, образующим своеобразный мостик через реку, торопливо пошел следом.       Девочка шла, не оборачиваясь, и Сасагаве даже показалось, что она про него вовсе забыла, но, когда между деревьями показался просвет, малышка все-таки повернулась к Рёхею и медленно, четко произнесла:       — Там. Дом.       Сасагава благодарно кивнул и, выйдя из леса, вместо ожидаемой деревушки увидел перед собой одинокий бревенчатый домик, стоящий на маленькой полянке, посередине которой находился колодец, около которого паслась небольшая козочка.       Через пару секунд ступора Рёхей осознал, что его, похоже, неправильно поняли. Видимо, услышав, что Сасагава хочет «домой», девочка подумала, что он хочет к ней домой. Ну, в принципе, это было даже логично — других домов поблизости было не видно.       Вздохнув, Рёхей понадеялся, что хотя бы взрослые, которые живут вместе с девочкой, знают английский и смогут подсказать ему, как добраться до города.       — Фран! — раздалось вдруг со стороны домика, и Сасагава увидел выходящую на улицу старушку, которая быстрым шагом направлялась в их сторону, что-то выговаривая на французском.       Рёхей удивленно огляделся, ища взглядом подростка с лягушкой на голове, но, никого не увидев, недоуменно посмотрел на приближающуюся бабульку. Проследив за направлением ее взгляда, он понял, что та обращается к приведшей его сюда девочке.       Ну не может же быть таких совпадений!       Девочка, увидев, что на нее смотрят, указала на себя пальцем и произнесла:       — Фран, — и затем, тыкнув все тем же пальцем в Сасагаву, спросила: — А ты?       Или всё-таки может?..       — Рёхей. Сасагава Рёхей, — заторможенно представился он, пытаясь осознать: в семье ученика Мукуро принято всех детей называть «Франами», или он чего-то не понимает?       Дошедшая до них наконец старушка остановилась и, смотря на девочку, начала отчитывать её. Та просто пожала плечами в ответ, и бабушка, недовольно побурчав, указала на Рёхея, что-то спрашивая у Фран. Она снова пожала плечами, после чего сказала всего пару слов и снова замолчала.       Старушка, удивленно приподняв брови, посмотрела на Рёхея и, осмотрев его и его одежду, прищурилась. После чего, глядя в глаза Сасагавы, что-то уточнила. Рёхей, вздохнув, на английском сказал:       — Простите, я экстремально не знаю французский. Не могли бы вы повторить вопрос?       Бабулька, кажется, насторожившаяся еще сильнее, цокнула языком и, явно подбирая слова, медленно спросила:       — Я спрашивала, не бездомный ли ты. Но, кажется, уже знаю ответ. Поэтому спрошу другое: что иностранец забыл в такой глуши? Да еще и настолько далеко от города?       Сасагава, обрадовавшись, что ему попался человек, знающий не только французский, радостно улыбнулся и открыл было рот, чтобы ответить…       Но понял, что совершенно не продумал свою легенду и попросту не знает, что соврать. Поэтому, подумав пару секунд, решил ответить правду… Ну, почти.       — Я экстремально не знаю. Последнее, что я помню — это как я стою рядом со своей семьёй и друзьями. А затем я проснулся уже в лесу около какого-то озера.       Рёхей помрачнел, вспомнив, что до сих пор не знает, жива ли Киоко. Цела ли Хару. И… В порядке ли Хана.       Сасагава подавил привычно возникшие тоску и чувство вины, когда подумал о Курокаве. Они расстались около года назад, но Рёхей не переставал жалеть об этом. Вернее, о том, как именно они прекратили отношения. Хана была ему действительно дорога, но…       После двух лет брака, который Сасагава мог бы назвать счастливыми, родители Курокавы погибли в несчастном случае. Действительно случайно, они с ребятами перепроверили трижды — мафия не имела никакого отношения к аварии и падению гражданского самолёта.       И Хана начала выпивать. Нет, ничего серьёзного — просто бокал вина вечером перед выходными, чтобы расслабиться. Рёхей, как и остальные, не придал этому большого значения. Но постепенно Курокава стала пить два раза в неделю. Затем три…       Тревогу через несколько месяцев после похорон забила Киоко, испугавшаяся, что Хана в конце концов дойдет до того, что будет пить сутками напролёт.       Тсунаёши попытался поговорить с Курокавой по просьбе Рёхея, который прекрасно знал, что не силён в словесной поддержке. Но ничем хорошим это не кончилось…       — Хана, ты же понимаешь, что, как бы мне ни хотелось этого говорить, рискуешь постепенно стать алкоголичкой? — серьёзно спросил Тсуна, внимательно наблюдая за отпивающей из бокала подругой.       — Не выноси мозги, Савада. Мне уже хватило Киоко. Я контролирую себя, и не пью больше одного бокала за вечер. Это называется «расслабляться», а не «бухать по-черному», так что оставь свои опасения при себе, — Курокава вновь отпила вина и, посмаковав его, проглотила. — И, будь так добр, объясни своей девушке, что вырывать у меня из рук бутылки с алкоголем, лишь бы я не пила, никому не придётся.       — Хана, ты же знаешь…       — Ох, точно. Прости, забыла, что вы расстались. Но всё равно, поговори с ней, раз меня она слышать отказывается, а мой любимы муж… — после этих слов Хана посмотрела нечитаемым взглядом на стоящего позади Тсунаёши Сасагаву, не сказавшего за всё это время ни слова, и ехидно произнесла: — …не только не собирается переубеждать свою сестру, но и встал на её сторону.       — Киоко экстремально права! — тут же возмутился Рёхей, игнорируя предупреждающий взгляд Савады. — Алкоголь очень вреден для женского организма! Если ты продолжишь пить и дальше, то это может иметь наихудшие последствия!       Тсунаёши вздохнул. Не обратив внимания на взгляд недоумевающего Сасагавы, он посмотрел на Курокаву.       — Хорошо, Хана, я тебя понял. И я тебе верю. Пока ты действительно контролируешь себя, я не буду вмешиваться. И постараюсь донести до Киоко-чан такую же мысль. Но если вдруг ситуация изменится — не обижайся, если мы попытаемся помочь тебе.       — Не думаю, что ваша помощь касательно этого вопроса мне когда-нибудь пригодится, — спокойно ответила Курокава, после чего попросила: — А теперь, Савада, раз уж ты закончил свою проповедь, не мог бы ты оставить меня наедине с мужем?       Тсунаёши колебался несколько секунд, но под взглядом Ханы всё же с тяжелым вздохом произнес:       — Хана, я чувствую, что ваш разговор ни к чему хорошему не приведёт. Возможно, стоит отложить его на потом?..       — Савада, — грубо прервала его Курокава. — Ты наш босс, конечно, да и просто очень хороший друг, и мне приятно, что тебя волнуют наши отношения. Но, при всём моем уважении, они тебя не касаются. Наши личные отношения — это наше личное дело. Поэтому, я еще раз прошу: пожалуйста, уйди и оставь нас вдвоем. Мне и Рёхею есть что сказать друг другу.       Тсунаёши, снова вздохнул, но всё же кивнул и направился к выходу из комнаты. Перед тем, как уйти, он придержал Сасагаву за локоть и тихо попросил:       — Старший брат, пожалуйста, держи себя в руках. Не наговори лишнего.       Рёхей тогда не понял, к чему были эти слова. И забыл о них сразу после того, как Савада скрылся за дверью.       О чем в будущем очень сильно пожалел.       — Рёхей, я понимаю, что ты беспокоишься обо мне, но это не значит, что вместо разговора лицом к лицу ты должен привлекать сторонних людей, пусть даже друзей, которые поговорят со мной вместо тебя! — отрезала Хана, поджав губы и отставляя пустой бокал на стол. — Мой, как кричите вы с Киоко на два голоса, «возможный алкоголизм» — это определенно не то, что должны обсуждать со мной всякие Савады. Это то, что должны обсуждать вместе со мной члены моей семьи!       Сасагава открыл было рот, чтобы возразить, но Курокава не дала вставить и слова, продолжив и почти срываясь на крик:       — Не мафиозной, Рёхей, а обычной семьи! Да, мы оба состоим в Вонголе, но это не значит, что наши личные, я повторюсь, ЛИЧНЫЕ проблемы должен решать Десятый Босс! Ты представляешь, насколько я почувствовала себя униженной, когда вместо тебя, моего мужа, человека, с которым я состою в отношениях, выговаривать мне ТВОИ совершенно необоснованные претензии стал Тсунаёши?! Если тебе не нравится, что я иногда пью, скажи мне это в лицо, а не привлекай для этого посторонних!       — Как бы я это сделал, если ты даже сейчас экстремально слова мне сказать не даешь?! — возмутился уже Рёхей. — Сколько бы я ни пытался раньше говорить с тобой, ты не слушала! «Хана, пожалуйста, хотя бы ты не становись частью мафии» — и вот ты уже ответственная за курортный бизнес Вонголы! «Хана, я прошу тебя, не нарывайся на неприятности» — и ты уже посреди перестрелки, где спасла тебя от смерти только случайная осечка пистолета в руках мужика, который целился в тебя! «Хана, следи за своим здоровьем, брось курение» — и что я вижу?! Ты не только не бросила, но и начала выпивать!       — Как будто бы ты меня слушаешь! — рявкнула в ответ Курокава. — Думаешь, я не понимаю, к чему все эти попытки заботиться о моём здоровье?! Когда мы только начали встречаться, когда ты делал мне предложение, когда мы практически стояли у алтаря — сколько раз я повторяла, что на детей ты можешь не рассчитывать, и своего мнения я не изменю?!       — Откуда тебе знать, что в один момент ты не забеременеешь?! — не сдержавшись, закричал Сасагава: — Что будет с нашим ребёнком, если его мать курит и пьёт? Если ты не избавишься от вредных привычек до того, как в тебе начнет расти новая жизнь, то потом будет поздно! Даже если перестанешь, когда узнаешь о ребёнке, из-за ломки тебе будет настолько плохо, что твои негативные эмоции могут спровоцировать выкидыш! Я не хочу, чтобы твоя беременность…       — Я же сказала, что не забеременею!       — А я сказал, что ты не можешь знать этого наверняка!       — Могу и знаю!       Повисла напряженная тишина, во время которой оба спорщика старались отдышаться. Рёхей, прокрутив в мозгу последнюю реплику Курокавы еще раз, нахмурился и спросил:       — Что ты имеешь ввиду, говоря «я знаю, что не забеременею»?       — Я прошла через операцию по перевязке маточных труб полгода назад. Поэтому знаю, что детей у меня не будет никогда. И не пытайся обвинять меня в том, что я сделала это тайно — я пыталась сказать, но ты, как обычно, не слушал меня, — устало выдохнула Хана, после чего, задумчиво посмотрев на пустой бокал, села на кресло и, открыв бутылку, налила себе еще вина.       Сасагава стоял и чувствовал, будто на него вылили ведро ледяной воды.       Да, он знал, что Хана терпеть не может детей. Он понимал это, когда их отношения только-только начинались. Курокава действительно еще в самом начале предупредила его, что, вначале встречаясь с ней, а затем являясь ее супругом, на детей он может не рассчитывать. И повторяла это на протяжении всей их совместной жизни. Но, всё же…       Киоко так много раз говорила ему, что материнство — счастье для любой девушки… Что нет ничего лучше, чем слышать счастливый смех своих собственных детей. И что любая девушка в глубине души мечтает стать матерью…       Что Рёхей верил ей. Верил своей умной младшей сестрёнке и надеялся, что Хана поменяет своё решение. Верил, что так называемый материнский инстинкт возьмёт верх, и однажды, в один прекрасный день, она подойдет к Сасагаве и скажет ему, что хочет маленького сына или дочку…       Но чуда, видимо, не случилось. Курокава осталась при своём мнении, и, в общем-то, имела на это полное право. Но разрушенные надежды и мечты на большую и счастливую семью больно ударили по Рёхею.       — Почему ты не посоветовалась со мной, прежде чем пройти операцию? — хрипло спросил он, невольно сжимая руки в кулаки.       — И вот ты снова меня не услышал. Я же сказала — когда я попыталась завести разговор на эту тему, ты не выслушал меня, поэтому я решила распорядиться своим телом самостоятельно. В конце концов, я имею на это право, — пожала плечами Хана.       — Ты могла бы попытаться поговорить со мной ещё раз, — упрямо мотнул головой Сасагава.       — Зачем? Чтобы ты, как обычно, бросил трубку, сказав, что занят на работе? Прости, но мне уже надоело это терпеть. И, если ты не заметил, звонить тебе я перестала уже полгода как, ограничиваясь электронными сообщениями, — горько усмехнулась Курокава, наблюдая за бликами света от лампы на вине.       Рёхей втянул носом воздух, стараясь успокоиться. Но, поняв, что его попытки сделать это тщетны, он сквозь зубы сказал:       — Это было экстремально эгоистично с твоей стороны.       — С моей?! — тут же удивилась и возмутилась Хана. — Ты обвиняешь меня в эгоизме? Ты?!       — Да, я! Ты прекрасно знала, что я мечтаю о семье! Что я хочу детей! Хочу быть отцом! Но ты просто проигнорировала это, пройдя через операцию, о которой даже не удосужилась сообщить мне! — снова перешел на крик Сасагава, еле сдерживаясь, чтобы не ударить кулаком по стене.       — Нет, Рёхей, я не знала! Ты ни разу не говорил мне об этом, и я была полностью уверена, что ты принял мою позицию относительно наличия детей и согласен с ней! Но, вот! Сейчас я узнаю, что всё это время ты врал мне! Что, надеялся, что я залечу и не буду делать аборт?! — закричала и Хана, импульсивно откидывая стакан с вином в сторону.       Послышался звон разбитого стекла. На стене, оклеенной светлыми обоями, начало расползаться темно-бардовое пятно…       — Я надеялся не на это! — не сдержавшись, Сасагава с силой ударил кулаком по стене, из-за чего люстра на потолке покачнулась.       — А на что ты тогда надеялся, скажи мне?!       — На то, что ты отбросишь в сторону свои дурацкие, ничем не обоснованные принципы, и в конце концов избавишься от беспричинной ненависти к детям! — рявкнул Рёхей, не обращая внимания на оставленную от кулака вмятину около двери.       Курокава резко замолчала. Сасагава, отдышавшись и немного успокоившись в тишине, насторожился, поняв, что молчание слишком затянулось.       — Дурацкие?.. — вдруг тихо, на грани слышимости прошептала Хана. — Ничем не обоснованные?..       Рёхей неожиданно для себя не смог выдавить в ответ ни слова. Смотря на Курокаву, он видел, как дрожат её губы, а глаза медленно наполняются слезами, и не знал, что ему делать.       На его памяти Хана не плакала никогда.       Курокава внезапно поднялась с кресла и, склонив голову так, что её глаз не было видно за растрепанными волосами, медленно пошла в его сторону. Сасагава невольно отступил на шаг назад, не зная, чего ожидать от неё, но Хана просто прошла мимо него к выходу из комнаты. Остановившись на пороге, она обернулась, и Рёхей вздрогнул, увидев, как по ее щеке медленно скатывается слеза.       — Я думала, что ты принимаешь меня такой, какая я есть… — прошептала Хана.       Судорожно вздохнув, она замерла на мгновенье, но не ушла. Выдохнув, она все также тихо продолжила:       — Я думала, ты понимаешь меня… Что ж, видимо, это не так, и я в своей влюбленности была столь слепа, что не замечала этого, — помолчав минуту, она добавила: — Но, к вопросу об эгоизме… Возможно, когда-то я действительно не любила детей… «Без причины». Опустим то, что они шумные, назойливые и постоянно требуют к себе внимания, не считаясь с чужими желаниями… Так вот, раньше я действительно не любила и не хотела детей именно из-за этой неприязни. Но, Рёхей, я уже давно переросла её. Пусть остались отголоски, пусть они до сих пор раздражают и бесят меня, но сейчас это не единственная причина моего нежелания рожать.       Дав Сасагаве осмыслить сказанное, она снова заговорила:       — И ты, и я состоим в Вонголе. Мы — часть мафиозного мира. И наш ребёнок непременно стал бы его частью тоже. Ты не можешь отвлечься от работы даже ради короткого разговора с женой, как думаешь, много ли времени ты смог бы уделить своему сыну или своей дочери? Я достаточно насмотрелась на так уважаемого тобой Саваду в детстве, чтобы понимать, что не хочу, чтобы у моего ребенка было такое же детство, когда отец не появляется дома не то что неделями или месяцами, а целыми годами…       Курокава снова замолчала. Рёхей, замеревший и вслушивающийся в каждое ее слово, молча ждал, пока она продолжит. Говорить что-то самому, прерывая девушку, он просто не мог. Дыхание перехватило от того, насколько сейчас Хана выглядела расстроенной, слабой и… будто бы преданной.       — Это была первая причина. Вторая — я тоже работаю на Вонголу. Я тоже пашу, как проклятая, летая из страны в страну, поддерживая работу элитных курортов для состоятельных людей, иногда не ем и не сплю сутками подряд, разбираясь с проблемами и документами… И, как ни странно, мне это нравится. И я не смогла бы враз бросить все, чтобы сидеть дома без движения, следя за одним маленьким карапузом. Я бы просто медленно увяла и потеряла всякое желание жить, потеряв хоть и опасную, но любимую работу. А теперь третья, самая важная причина…       Курокава посмотрела Рёхею в глаза и спросила:       — Вспомни, сколько у Вонголы врагов, и ответь мне: смогли бы мы гарантировать нашему ребёнку полную безопасность? Смогли бы защитить от всех покушений, которые на него совершили бы? Смогли бы укрыть от тех пуль, которыми в него обязательно попытались бы попасть? Вспомни Девятого Вонголу, у которого было трое сыновей и который потерял их всех, и скажи — раз даже глава Королевской Семьи не смог уберечь от опасности своих детей, как могли бы мы быть уверенными в том, что наши дети доживут хотя бы до совершеннолетия?       Хана снова отвела взгляд и на грани слышимости, так, что Рёхею пришлось напрячься, чтобы услышать, призналась:       — Если бы я полюбила своего ребенка, я бы не пережила его смерти.       — Я не подумал… — прочистив горло, сипло начал было отвечать Рёхей, но был прерван горько усмехнувшейся Курокавой:       — В этом-то, и проблема, Рёхей. Ты не думаешь.       Быстро развернувшись, Хана скрылась за углом коридора.       Сасагава, замерев, слушал, как раздаются сначала шаги на лестнице, а потом громкий хлопок входной двери, но найти в себе силы, чтобы сдвинуться с места и догнать Курокаву, так и не смог.       Он понял, насколько сильно ошибся, когда возможность исправить что-либо была уже потеряна.       После того случая Хана не сказала ему больше ни слова. Игнорировала все попытки извиниться, выбрасывала все письма и подарки, пресекала начинавшиеся на тему ссоры разговоры пытавшейся помирить дорогих ей людей Киоко…       Даже о том, что Курокава подала заявление на развод, Рёхей узнал только от своего юриста…       Хана оборвала с ним все связи и показала, что второго шанса давать не собирается.       На просьбы Сасагавы что-нибудь посоветовать и помочь извиниться Савада только качал головой и говорил, что Хане нужно время, чтобы обида притупилась. И Рёхей ждал. Учился замечать за членами своей семьи изменения, старался обращать внимание на детали и думать. Рёхей ждал…       Но дождётся ли теперь?       — Ладно, мальчик, я тебя поняла. Думаю, нам стоит зайти в дом и вместе подумать, что делать, — со вздохом сказала старушка, прерывая нерадостные мысли и воспоминания Сасагавы: — Давненько я на английском не разговаривала… Если буду ошибаться — не стесняйся меня поправлять. Лучше исправить ошибку сразу, чем повторять ее постоянно и выглядеть полной дурой. Меня зовут Айседора Леруа, но можешь звать меня просто Дорой. С моей внучкой Франческой ты уже, должно быть, знаком. А как твоё имя?       — Сасагава Рёхей, — второй раз за день представился Рёхей, после чего пошел за бодро семенящей к дому старушкой. Фран побежала вперёд и, зайдя на порог, придержала Айседоре дверь.       — Рёхей, значит… Странное имя, никогда такого не слышала, — задумчиво протянула… Дора, после чего поинтересовалась: — Ты из какой страны родом хоть, Рёхей?       — Из Японии, — осторожно облокачиваясь на дверь, чтобы Франческа зашла, а затем проходя следом, ответил Сасагава. Оглядевшись, он смог рассмотреть вполне уютную обстановку коридора, или, скорее, прихожей, каждая поверхность которой украшалась ручным вязаным кружевом.       — Эк тебя занесло… — присвистнула старушка, уходя в соседнюю с прихожей комнату и уже оттуда громко говоря: — Проходи в гостиную.       Айседора что-то крикнула на французском, и Фран, взяв Рёхея за руку, потянула его в следующую комнату. Сасагава прошел, куда позвали, и сел на диван, на который указала девочка, прежде чем убежать к снова позвавшей ее старушке.       Рёхей продолжил осматривать обстановку домика.       В гостиной не было телевизора — только маленькое старое радио, сейчас выключенное, да мебель, на которой также, как в прихожей, лежало или висело вязаное вручную кружево. Диван, на котором он сидел, был хоть и стареньким и слегка скрипящим пружинами, на удивление все еще оставался мягким. Диван стоял напротив небольшого кофейного столика, а по другую его сторону были два кресла, рядом с одним из которых приютилась корзина с цветной пряжей.       Здесь было уютно и спокойно. Сасагава как будто приехал в гости к своей собственной бабушке, которой у него никогда не было. Ну, или которую он просто никогда не видел. Отец с матерью никогда не уделяли им с Киоко достаточно времени, и тем более не рассказывали о себе или своих родителях.       — Пробовал когда-нибудь круассаны с творогом, Рёхей? — спросила зашедшая в комнату Дора, неся в руках широкий поднос, на котором стояли чайник с тремя массивными кружками. Следом за ней в комнату семенила Фран, держащая большую тарелку со сдобой.       — Нет, ни разу, — ответил Сасагава, но тут же спохватился и спросил, подскакивая с дивана: — Может быть, мне вам экстремально помочь?       — Сядь! — цыкнула на него старушка, и посмотрела так, что Рёхей счел за лучшее подчиниться. — Будут еще в моем доме гости сами за собой ухаживать… Я еще не настолько стара, чтобы игнорировать правила приличия!       — Экстремально простите, — неуверенно произнес Сасагава, следя за тем, как Айседора ловко расставляет посуду и разливает чай по чашкам.       — Бог простит, — ехидно фыркнула старушка и тут же спросила: — Тебе с сахаром или без?       — Без.       Пододвинув к Рёхею чашку с исходящим паром чаем, Дора села в одно из кресел. Фран, поставившая тарелку на столик, поколебалась пару секунд, но все-таки выбрала диван и села рядом с Сасагавой.       — Что ж… Я тебя внимательно слушаю, — протянула Айседора и, не дожидаясь, пока чай остынет, отпила кипяток.       — Простите? — переспросил Рёхей, осторожно беря в руки горячую чашку.       — Ты что, правда думаешь, что я поверила в сказку «шел, упал, очнулся — амнезия»? — ехидно поинтересовалась старушка, снова отпивая чай. — Я старая, но не глупая. Что-то ты должен помнить. Да хотя бы то, откуда взял одежду на три размера больше. Дорогую и брендовую итальянскую одежду. На которую обычному подростку пришлось бы откладывать карманные деньги около года. А то и двух. Это, знаешь ли, очень подозрительно выглядит…       — Экстремально клянусь, я её не крал! — тут же возмутился Сасагава, экспрессивно стукая чашкой по столу.       — Ты мне тут посуду с мебелью не порть! — прикрикнув, осадила его Айседора, после чего уже более спокойно, но все еще ворчливо продолжила: — Я и не обвиняла тебя в краже. Но мне всё-таки хочется знать, кого я впустила в свой дом. И, если окажется, что ты патологический лжец, то я попрошу тебя покинуть это помещение и больше никогда сюда не возвращаться.       — Я говорил правду… — обиженно пробурчал Рёхей, чувствуя себя провинившимся ребёнком, которого отчитывают родители: — Я правда не знаю, как оказался во Франции… Тем более — почему очнулся в лесу…       — Как всё запущено… — протянула старушка, откусывая кусочек круассана. Прожевав и проглотив его, она спросила: — Тебе хотя бы названия города, рядом с которым ты «почему-то очнулся», известно?       — Нет… — угрюмо ответил Сасагава, не имея ни малейшего понятия о том, почему вообще он отчитывается перед незнакомой бабкой. Ведьма она какая-нибудь, что ли?..       — О-хо-хоюшки хо-хо… В двух-трёх часах ходьбы от этого места находится город под названием Доль, — поняв, что это ни о чем Рёхею не говорит, Дора со вздохом уточнила: — Департамент Юра, регион Бургундия. Так понятнее?       — Ну… Я всегда был экстремально плох в географии… — почесав голову, признался Рёхей. Увидев, как скептически поднимаются брови Айседоры, он добавил: — Но я примерно, понял, где нахожусь.       — До ближайшего аэропорта в Дижоне отсюда около ста километров на северо-запад, час на машине, — наконец увидев понимание на лице Сасагавы, Дора вдруг произнесла: — Что ж, теперь я определенно верю, что ты не просто не знаешь, где находишься, но даже примерно ехать сюда не собирался.       Рёхей немного смутился и пожал плечами. Как бы Реборн ни пытался вложить в его бестолковую голову все возможные знания, касающиеся карт и ориентирования на местности, Сасагава был и оставался топографическим кретином. Названия городов выветривались из его головы также быстро, как формулы по математике, поэтому в конце концов даже Аркобалено махнул на него рукой. Потребовал только выучить названия всех существующих аэропортов и их примерное местоположение, и на этом успокоился, хотя и не выглядел удовлетворенным.       Рёхей подозревал, что Реборн планировал как-нибудь всё-таки вбить в него необходимые знания. Но, видимо, не успел. Прогремел взрыв, и сейчас Сасагава не имеет ни малейшего понятия о том, что произошло, что происходит и что произойдет в следующий момент.       — Ладно, допустим, ты не знаешь, как оказался во Франции в целом и в Доле в частности. Ты сказал, что помнишь, как разговаривал с семьёй и друзьями. Где и когда это было? — снова отхлёбывая чай, спросила Айседора.       — Ну… Мы были в Италии, в Палермо. Кажется, тогда было часа три дня… — напряг мозги Рёхей, и всеми силами постарался говорить так, чтобы ни словом не выдать свою причастность к криминалу. — Мы ждали, когда приедут оставшиеся члены семьи… Они всегда задерживались и приезжали на встречу через час или даже два после ее начала, поэтому мы не беспокоились…       Сасагава невольно поморщился, вспоминая, как бесился первое время педантичный Хибари, когда Вария вваливалась в зал в середине собрания. Занзас демонстративно плевать хотел на правила хорошего тона и то, что обычно люди стараются приходить раньше, чтобы поприветствовать союзников и обменяться последними новостями прежде, чем перейти к деловой беседе.       Тсунаёши объяснял такие опоздания тем, что Скайрини просто не хочет слушать вступительную часть собраний, когда все выказывают друг другу уважение и, как ёмко выразился Гокудера, «лижут друг другу жопы», и приходит тогда, когда на собрании уже переходят к основной части — собственно, обсуждению проблем, конфликтов и путей их решения.       Каково же было удивление всех хранителей Тсунаёши, когда Хибари, побывав на десятке подобных сборищ, плюнул и перенял у Варии привычку опаздывать. Он, правда, наглел не настолько сильно, и приходил где-то через полчаса… Но сам факт!       За Хибари, неожиданно, последовал Мукуро. Затем стал опаздывать и Ламбо…       В итоге с начала и до конца собрания со стороны Вонголы присутствовали только Тсунаёши, как босс, Гокудера, как правая рука босса, да Рёхей с Такеши и Хром, которым совесть не позволяла бросить товарищей одних с толпой мафиозных боссов и их въедливых бухгалтеров.       Иногда присоединялись Киоко, Хару и Хана, как ответственные за некоторые легальные предприятия Королевской Семьи вроде ресторанного, отельного и курортного бизнеса. В тот день они тоже были на собрании, потому что в одном из отелей на подконтрольном Вонголе курорте заложили бомбу. Как раз посреди ресторана. Комбо, чтоб его!       И сейчас это «комбо», по вине которого все трое оказались в эпицентре взрыва, Сасагаве совсем не кажется совпадением. Это определенно было спланировано. Причем спланировано кем-то из членов Альянса. И то, что собрались все близкие Десятому Вонголе люди, и время срабатывания таймера бомбы, заложенной в особняке, когда все Хранители Десятого уже собрались в зале… Так точно все продумать могли только те, кто из раза в раз посещал все собрания Альянса и был в курсе взаимосвязей внутри Вонголы.       Это означало, что предателя нужно искать среди тех, кого в этот день на собрании не было. Однако гораздо больше Рёхея сейчас волновало, выжили ли его сестра и дорогие подруги…       — И как, дождались? — снова отвлекла его от воспоминаний Дора.       — Нет. И последнее, что я помню — как мы обсуждаем взрыв в каком-то отеле… — умолчал название отеля Рёхей. Он предназначался для «сливок мафиозного мира», и вряд ли Айседора о нем слышала, но, всё же, лучше его не упоминать.       — Взрыв в отеле, говоришь… — старушка задумчиво налила себе еще чаю. — Не помню, чтобы в новостях в последнее время говорилось о террористических актах… Впрочем, возможно, я просто переключила волну, когда о чем-то подобном зашла речь. Когда я вяжу — не люблю слушать плохие новости. Руки напрягаются, и петли получаются неровными, понимаешь ли…       Сасагава неуверенно кивнул. В вязании он понимал столько же, сколько в готовке или уборке. А именно — не понимал ничего, поэтому счел за лучшее промолчать.       — Ладно, я поняла, что ты из Италии таинственным способом переместился во Францию. Но как давно это произошло? Возможно, ты в лесу валялся без сознания пару дней, а возможно, десяток часов. Какого числа ты был в Палермо? — снова задала вопрос Дора, поднося чашку ко рту.       Знай Рёхей, какое сегодня число, он мог бы соврать что-нибудь. Ответить что-то вроде «Я был там неделю назад». Но Сасагава не знал, а спросить не подумал, и поэтому…       — Пятнадцатого августа, — честно ответил Рёхей.       Айседора внезапно подавилась чаем и тяжело закашлялась. Мгновенно подскочившая Фран (о которой Сасагава, если честно, уже успел позабыть, настолько тихо она сидела) тут же подбежала к бабушке и постучала ее рукой по спине. Старушка, прекратив кашлять и отдышавшись, благодарно кивнула внучке и задумчиво уставилась своими ярко-зелеными глазами на невольно поёжившегося Рёхея:       — Знаешь, Рёхей, если бы я не видела, что ты говоришь правду, хоть и умалчиваешь почему-то подробности, то абсолютно точно сейчас не поверила бы тебе.       — Но почему? — удивленно и несколько обиженно воскликнул Сасагава, чуть снова не стукнув по столу кружкой, но в последний момент спохватившись и просто поставив, а затем и отодвинув её от греха подальше.       — Потому что, парень, сейчас седьмое июля. И, если то, что ты помнишь, правда, и ты не ошибся в своих словах, то в Палермо ты был почти год назад, — протянула Дора, внимательно следя за реакцией Рёхея.       Сасагава почувствовал, как лицо вытягивается, а рот приоткрывается от удивления. Он осмыслял сказанное не больше минуты, а потом подскочил, заставляя снова севшую рядом с ним Фран вздрогнуть, и заметался по комнате, не зная, что делать.       — Как — год?! Я не мог!.. Как же… Киоко! — осенило его, и он в панике схватился за голову: — Ох, Киоко! Как она там?.. Она же в порядке, верно? Должна быть в порядке!.. Она наверняка с ума сходит! Я должен как-то сказать ей… Телефон! Дора-сан, у вас есть телефон?!       — Сядь! — прикрикнула старушка, и Рёхей невольно послушался, мельком удивившись своей податливости. — Нет, у меня нет телефона. Для того, чтобы позвонить… Киоко, верно? Нужно для начала добраться до города… Да сядь же ты!       Сасагава, вскочивший было опять и пылающий решимостью как можно быстрее дойти до города и, соответственно, до столь необходимого ему телефона, снова плюхнулся на диван.       — Сейчас идти в город нет смысла. Пока ты дойдешь до него, будет уже вечер. Я не говорю о том, что, как только ты войдешь в город, тебя из-за внешнего вида примут за бездомного и сразу же попросят пройти в жандармерию, где продержат черт знает сколько времени до выяснения обстоятельств. Допустим, ты этого избежишь. Вот позвонишь ты своей Киоко, и что дальше? Где ночевать будешь? Я так понимаю, денег у тебя нет, так что остаются либо лес, либо улица. В последнем случае возвращаемся к просьбе пройти в участок. Оно тебе надо? — едко спросила Айседора. — Жандармерию? — не понял Рëхей. Айседора со вздохом пояснила: — Полицейский участок. Жандармерия — полицейский участок по-французски, полицейских, соответственно, называют жандармами. — А что плохого в полицейском участке?       Нет, он понимал, что криминальным элементам полиции лучше не попадаться. Но отговаривала его от посещения стражей правопорядка гражданская, которая о причастности Сасагавы к мафии не знала. И это было как минимум странно. Разве не должна она, наоборот, всеми силами стараться привести потерявшегося подростка к тем, кто поможет ему найти родственников?       — Ничего не имею против полицейских. Но пока выяснят, что ты ни в чем не виновен, пока подтвердят, что ты иностранец, пока свяжутся с твоими родственниками… Пока они приедут, пока получат поддержку от представительства вашей страны во Франции… Хочешь месяцок-другой в участке провести?       Рёхей помрачнел.       Он настолько привык, что подобные проблемы в Италии решаются при помощи связей и денег в два счета, что позабыл, насколько сложно решить их законным путем.       Да, он вполне может связаться с Вонголой сейчас, и попросить помощи у членов Семьи, но… Станут ли ему помогать? Если сложился наихудший расклад, и все, кроме Сасагавы и Ямамото, сейчас… Мертвы… Хотя верить в это Рёхею не хотелось, да и пламя в груди твердило обратное… И все же, если такое случилось… Да даже если они сейчас просто во временно нетрудоспособном состоянии…       В Вонголе могла начаться дележка власти. Союзные семьи вполне способны были устроить бунт, чтобы попытаться уничтожить разобщенную Королевскую Семью и поделить сферы ее влияния. И если сейчас кто-то из них узнает, что Хранитель Солнца бывшего босса семьи цел и здоров — его убьют не задумываясь. Члены Вонголы ли, союзные семьи ли — неважно. То, что он остался жив, может быть не выгодно ни тем, ни другим.       Значит, с разбегу прыгать в криминальное море не следует, чтобы не захлебнуться. Следует тихо узнать об обстановке в мафии, чтобы затем, зная ситуацию, осторожно помочь тем своим близким, кому еще нужна помощь.       И, да — для этого, чтобы не засветиться раньше времени, следует потерпеть и для начала попытаться сделать всё по закону.       И тогда все перспективы, озвученный Дорой, вполне могут стать реальностью.       — Нет, экстремально не хочу, — честно ответил Сасагава.       — Тогда слушай, что я тебе предлагаю, — спокойно начала Айседора. — Сейчас мы с тобой поднимаемся на чердак и вместе разгребаем завалы вещей, чтобы найти коробку со старыми вещами моего сына. Не думаю, что все они придутся тебе впору, потому что ты намного шире в плечах, но что-нибудь найдётся. В крайнем случае останешься в этой рубашке, и просто подвернешь рукава. Дальше. Я постираю вещи, потому что они лежат на чердаке уже порядочно и, как пить дать, просто пропитались пылью, после чего повешу их на улице сушиться. К завтрашнему утру они станут вполне носибельны, так что проснешься, переоденешься и пойдешь в город. Франческа тебя проводит.       Рёхей кивнул — пока что все было понятно.       — Сразу тебя никто не остановит — примут за туриста. Если все же наткнешься на любопытствующих полицейских, говори, что ты мой дальний родственник, приехавший в гости из-за границы. Фран подтвердит твои слова. Меня в городе многие знают, так что поверят. Затем ты находишь телефон, звонишь своим родственникам… Ты же помнишь номер кого-нибудь из родни? — уточнила Айседора, и когда Рёхей неуверенно кивнул, удовлетворенно продолжила: — Так вот, звонишь родственникам, радуешь их новостью о том, что живой, и объясняешь, где находишься. Договариваешься с ними о времени и месте встречи в городе, чтобы они не метались по нему в поисках тебя, и возвращаешься сюда. Поживешь у меня, пока не приедут родители, а потом вы уже сами будете выкручиваться с жильем и получать помощь в твоей легализации от представительства. Всё понял?       Сасагава снова молча кивнул.       В целом, то, что предлагала Дора, было вполне осуществимо. Только вот родители Рёхея, если он все же сможет с ними связаться, скорее скажут «сам выкручивайся», чем действительно помогут.       Плюс, существует Сасагава Рёхей, который взрослый, и которому двадцать шесть. А он сейчас подросток лет шестнадцати. Если пламенникам из мафии можно объяснить свое резкое омоложение всего в двух словах: «Семья Бовино», то гражданским — определенно нет.       Сасагава со вздохом понял, что, если он останется в городе, ему либо все-таки придется связываться с кем-нибудь из знакомых, связанных с криминалом, либо разыгрывать амнезию перед полицейскими. Учитывая, что в криминальном мире Рёхей решил пока не светиться…       — Вот и решили, — удовлетворенно кивнула Дора, после чего поставила вновь опустевшую чашку на поднос и сказала: — Тогда допивай чай и поднимайся за мной на чердак. Не будем тянуть с поиском вещей…       Сасагава решил не говорить о том, что не уверен в том, что будет следовать плану Айседоры до конца, и вместо этого спросил:       — Почему вы мне помогаете?       Старушка посмотрела на него, задумалась на пару секунд, а затем выдала:       — Фран притащила тебя из лесу, как дикого зверька, я накормила и позволяю остаться на ночь, как все тому же дикому зверьку… Не можем же мы после этого позволить тебе снова пропасть в чаще? В конце концов, мы в ответе за тех, кого приручили.