Ступая в темноте...

      Катя, Лена и Жанна собрались в кафе. Посидеть женской компанией, поболтать, отвлечься от дел насущных. Воспоминания, истории, эмоции. Лена с Жанной докопались до того времени, когда ещё обе только начинали работать, Катя заслушивалась историями о том, как постепенно складывалась команда, как появился Мухтар. Рассказала, где и как сама работала до Щукино, вспомнила первое знакомство с ребятами, ту напряженную и тяжелую обстановку. Когда она не знала, как себя вести, чтобы не обидеть, не задеть, не сделать хуже. Сам собой проговорился тот факт, что отношения с Алексеем налаживались труднее, чем с Максимом. И это одновременно и пугало, и радовало. Пугало, потому что такая апатия, как была у Макса, ничем хорошим не заканчивается. Иногда Катя даже ловила себя на мысли, что лучше бы он тоже наехал на неё, разозлился, чем покорное безразличие и безропотное выполнение распоряжений. А вот Лёшка наоборот огрызался, словно отрицая её. Сейчас Катя этому лишь усмехалась. — В общем, доотрицался Самойлов, — хохотнула Лена, — по тебе видно, как доотрицался. — О да. И пришли мы к тому, к чему пришли, — хитро улыбнулась Калитина, а через пару секунд продемонстрировала подругам правую руку. С кольцом на безымянном пальце. — Вот те раз! И ты молчала! — воскликнула Жанна. — Так если это всё вчера случилось. Вот сейчас говорю. — Поздравляю, Катюш, — улыбнулась Лена, — Лёшка надежный, счастья вам. — Спасибо. Вот вчера у меня сюрприз получился. С одной стороны вроде и всего полгода вместе, а с другой стороны, мы же не подростки. — Да по вам всё видно. Счастливые, любящие, что ещё надо? С остальным справитесь. — Надеюсь, Лен. — И когда свадьба в этом коллективе? — Скорее всего где-то осенью, Жанетт. Потому что в августе сначала мои родители уезжают, потом Никита у Лёши куда-то уезжает. Так что где-то в сентябре наверно. — Мы тебе поможем всё организовать, — подмигнула Садовская. — Ой, Жанн, твоих размахов я уже боюсь, — рассмеялась Екатерина, — я как-то вообще много шума не хочу. Расписаться, потом посидеть где-то нашей узкой компанией, и всё. — Тю, какая ты скучная, а как же устроить большой праздник, позвать кучу народу? — на этих словах даже Лена покачала головой: пыл Жанны в таких вопросах унять — это остановить локомотив на полном ходу. — Ну какая куча народу, у нас гостей раз два и обчелся! Родители, Никита, вы с Кешей, Макс с Леной и Хрулев. Всё. Да и потом, у нас же не фестиваль молодежи и студентов и не Олимпийские игры. Личное…       При упоминании Жарова Лена опустила глаза в стаканчик с мороженым, помешивая его ложечкой, задумалась. Вот и приехали. Катя уже говорит «Макс с Леной». Как будто по отдельности их уже не представляют. И Колосова не могла сказать, что ей это не нравится. Она лишь в который раз удивилась кульбиту, сделанному жизнью. — Кстати, Лен, как там Макс? — вырвала её из потока мыслей пока ещё Калитина. — Всё хорошо, — женщина улыбнулась, — к вашей с Лёшей свадьбе, думаю, окончательно в себя придет. — Ну а вы с ним как? — заговорщицки прошептала Жанетта. Лена закатила глаза, думая, какую пословицу лучше процитировать. — Ой будто мы вот не видели, как вы тут себя вели. — Как у тебя всё просто, Жанетт. Скажи ещё, платье будет белое, детей будет трое. Точнее, четверо, один уже есть. — Ничего себе у тебя уже мысли, Леночка. Заметь, не я это сказала. — Лен, если серьёзно, мы правда очень рады, что тебе удалось помочь Максу, — Катя постаралась отвести удар, — а выглядит он с тобой действительно счастливым. — Я тоже счастлива, — Колосова искренне и как-то очень светло улыбнулась, — если серьезно, не подумала бы. Ты, Жанн, семь лет назад говорила, что я Тёмку люблю. И ты была права, я действительно тогда его любила. После его гибели внутри не было ничего. Казалось, что на этом всё. Но я бы не подумала, что рядом с Максимом я смогу заново почувствовать себя живой. — Лена замолчала, а Катя с Жанной, пораженные такой речью не осмеливались вставлять комментарии, понимая, что она не закончена, — а сейчас я не только чувствую себя живой. Кажется, я ещё и снова люблю.       Какое-то время за столом сохранялось молчание, которое ни Катя ни Жанна не решались прервать. Словно всем надо было переварить услышанное. А Лена была рада, что она наконец-то этим поделилась. Ей вдруг и самой стало легче и проще. Будто простейшая мысль ещё больше закрепилась в голове, уже не вызывая такого сумбура и смятения. А ещё Лена первый раз вслух сказала «люблю». — На самом деле, — наконец произнесла Катя, — по вам все было видно, ещё когда мы встретились после вашей поездки к друзьям. Было понятно, что это вопрос времени. — Да, девушки, — задумчиво произнесла Садовская, — похоже, готовиться нам к двум свадьбам. — Жанна! — Катя с Леной воскликнули хором, после чего вся компания рассмеялась.       Лена не призналась в этом подругам. Почему-то не смогла сказать той простой вещи, что ей страшно. Страшно, что с Максом получится как с Тёмой, а второго раза она не переживёт. Страшно, что в ней он будет искать Василису. Просто страшно после тяжелой потери снова бросаться в омут с головой. Иногда, когда она смеялась с Максимом, когда чувствовала, как он держит её за руку, её накрывало чувство стыда. Перед Артёмом. Позже она сама себя называла дурой, в который раз проговаривая, что Тёма был бы рад за неё. Но эти мысли все равно возвращались. — А как у них с Глебом отношения? — поинтересовалась Катя. — Мы, конечно, видели, но… — Ровно такие, как вы видели. Глеб в этом плане очень искренний ребёнок. Он в Иркутске наших с Тёмой двух коллег на дух не переваривал, сторонился. С Максом это что-то с чем-то. Там уже и машинки, и футбол, и поделки свои из лего носит спецом в рюкзачке, чтобы Максиму показать. Макс же…сломал в моей голове дурацкий стереотип, что мужчина не может принять чужого ребёнка. — Думаю, для вас это хороший знак, — сказала Жанна, — дети ведь куда проще смотрят на многие вещи. — О да, мы себе порой любим сами сложности создавать, — проговорила Колосова, возвращаясь к своим мыслям о страхе и неудобстве.

***

      Тем же вечером Самойлов с Жаровым встретились в баре. Оба хотели поделиться друг с другом чем-то важным. И оба же догадывались, о чем пойдет речь.       Куда ветер дует в отношениях Максима и Лены, Лёша прекрасно понимал, ждал, пока друг сам решит об этом поговорить. Слепым надо было быть, чтобы не увидеть химию между ними во время последнего общего сбора. О многом свидетельствовало также отношения между Максом и Глебом. Колосов-младший явно признавал в Жарове авторитета для себя, Макс же относился к ребёнку, как к своему собственному.       Максим же давно гадал, сколько ещё Лёша будет тянуть кота за хвост и мучить несчастное животное. То есть мариновать Катю в статусе девушки. Искрить от них двоих начало довольно быстро, отношения никого не удивили, скорее наоборот, все ждали логического финала. — Я, Лёх, опять на те же грабли. Что ни день, то все больше в этом убеждаюсь. — Я так понимаю, ты о нашей Елене Прекрасной? — Угу. Грабли те же, модель вот другая. — Да никакие это не грабли, Макс. Это у простых людей счастьем называется. А это то, что вы оба заслужили. — А вдруг ей это не надо? Снова.       От услышанного Лёша даже отставил пиво и взглянул на друга, поджав губы. Как бы выражая этим все свои эмоции по поводу мыслей Макса. — Дурак ты, Жаров. У неё глаза снова блестят, когда она на тебя смотрит, а ты не надо. — Снова? — Видели мы её взгляд, когда она в самом начале в отделение пришла, — уточнил Лёша, помрачнев на несколько секунд. Ему не по себе было вспоминать, как Лена уходила от разговоров об Артёме, какие вопросительные взгляды бросала на стол Макса, а он чувствовал её немое волнение и непонимание происходящего.       На лице Максима отобразилась гамма эмоций: от тихого счастья до скорбной грусти. Почему-то вспомнилось всё и сразу. Как Васька погибла, как он медленно сходил с ума в собственной квартире, будучи слепым котёнком, как в этой беспроглядной тьме появилась Лена и подала ему руку. Как она стала тем лучиком света, за которым он шел. Как они заново узнавали друг друга. Как он понял, что она нужна ему. Что он любит. — Ладно, давай колись, у тебя-то что? — Макс пихнул друга локтем.       Лёша улыбнулся, помолчал несколько секунд. Пригладил волосы. Потом все же ответил. — А мне вчера Екатерина Васильевна оказала честь, согласившись стать моей женой. — Ну наконец-то! Я вас поздравляю!       Друзья ударили по рукам и обнялись. — Подозреваю, Катя с Леной и Жанной сейчас аккурат то же самое обсуждают. Оно и к лучшему, а то мне все эти фасоны платьев и модели туфель на одно лицо.       Мужчины рассмеялись, ударившись стаканами с пивом. Кажется, жизнь налаживалась.

***

      Она открывает ключом дверь и входит в иркутскую квартиру. Оглядывается. На вешалке около входа знакомая куртка, на полу кроссовки. Это могут быть вещи только одного человека. Человека, при мыслях о котором болезненно сжимается сердце, а к глазам подступают слёзы. Из кухни доносятся очень вкусные запахи, а она не понимает, что происходит.       Лена сбрасывает обувь и проходит вглубь квартиры. На кухне на столе дымится ужин: отварная картошка, греческий салат, запеченная курица. Эта обстановка одного из самых счастливых дней в её жизни. Она помнит её. Всё было точно так же.       Женщина прикусывает нижнюю губу. Это издевательство. Так нельзя. Она только успокоилась. Хочется закричать, а крик застыл в горле.       Из кухни женщина проходит в гостиную. На журнальном столике лилии в вазе. Того самого оттенка. Как и в тот день. Лена впивается руками в волосы, до крови прикусывая нижнюю губу. С уст слетает одно имя. — Тёма…       В тишине квартиры раздается её горький всхлип. Она не понимает, что происходит. — Лена…       Её окликает родной до мурашек голос, она оборачивается. В дверном проёме стоит он. Её Артём. Живой. Улыбающийся своей фирменной улыбкой. С блестящими глазами, которые смотрят на неё с нежностью. — Родной мой…       Лена по-прежнему не вполне осознает происходящее, но ей и не хочется его осознавать. Она влетает в раскрытые объятия любимого человека, цепляясь за его футболку, как за последнее, что держит её в этом мире. Она утыкается ему в плечо, снова и снова повторяя его имя. Чувствует, как его сильные руки крепко держат её и гладят по спине. Она плачет. — Чщ, милая, перестань плакать. У нас не так много времени.       Его пальцы ласково убирают с её лица мокрые дорожки, а Лена просто смотрит на него. Касается ладонью его щеки. — Зачем ты меня оставил? Мне так тебя не хватает, ты нужен мне… — Есть вещи, которые мы изменить не можем, даже если это очень больно. Но я всегда рядом. Рядом с тобой и нашим сыном. Прости, что не могу больше обнимать тебя и утешать в настоящем. Что только во сне нам теперь возможно видеться. — Так я сплю?       Как же она сама-то сразу не сообразила… — Да, — улыбнулся Артём, — давай сядем.       Они устроились на диване, Лена не выпускала его руки, не переставала смотреть в глаза, по которым слишком скучала. — Послушай меня, родная. Наша жизнь, которую мы прожили вместе, она никуда не денется. Всегда будет с нами. В твоих воспоминаниях. Как и тот день, обстановку которого ты узнала. Твои счастливые воспоминания всегда с тобой. — Я не хочу без тебя. Я не могу без тебя… — Ленка, дурочка, я же все равно всегда рядом. А у тебя теперь будет ещё одна жизнь. И, кажется, тот, кто сделает тебя счастливой, уже рядом. — Макс… — Лена заправила вылезшую прядь, — с ним я снова чувствую себя живой. Но мне иногда кажется, что я предаю тебя. — Глупости, — мужчина крепко обнял Лену, прижав её к своей груди, его губы коснулись её макушки, — разреши себе быть счастливой. А если понадоблюсь, просто обратись ко мне, я всё услышу.       Лена подняла глаза, пытаясь снова запомнить каждый изгиб родного лица, запустила пальцы в светлые волосы, как делала это раньше. И хотела сделать ещё кое-что. Ей так надо почувствовать это. Почувствовать и отпустить. Отпустить, чтобы начать новую главу. Поставить точку. — Позволь мне это сделать. В последний раз.       С этими словами она подтянула его к себе, обнимая за шею, и коснулась его губ своими. Это было совсем так же, как когда он был жив. Чувство спокойствия и уверенности наполнило её, стало легче. Плакать больше не хотелось, хотелось запомнить его вот таким. И бережно хранить это воспоминание в своем сердце.       Артём отстранился, снова улыбнулся ей. Его рука снова коснулась её лица, провела по щеке, заправила непослушные волосы. — Всё, родная. Тебе пора возвращаться. Просыпайся. Ты нужна сыну. — Глеб… — Лена помотала головой, — я должна проснуться…       Последняя мысль пульсировала в голове, квартира вокруг начала исчезать, вокруг появлялась пустота, сквозь которую пробивался полуплач-полукрик её мальчика. «Проснуться!»       Лена распахнула глаза, сразу же взглянула на сына. Глеб метался по постели, одеяло было сброшено на пол, он что-то лепетал, но так быстро, что ни слова не разберешь, по щекам катились слезы.       Подорвавшись с кровати, женщина оказалась около ребёнка, по дороге подобрала одеяло, присев, одной рукой сжала руку мальчика, другой коснулась его щеки. — Глеб, сынок, проснись! Тише, это просто плохой сон, проснись!       Мальчик открыл глаза, увидев рядом маму, в момент перебрался к ней на колени, крепко обхватив ручками за шею, все ещё продолжая всхлипывать. — Всё, родной, всё, это лишь дурной сон, я рядом, всё хорошо. — Мамочка, ты же не бросишь меня? — Ты что такое говоришь? Ты же самое дорогое, что у меня есть.       Лена раскачивалась из стороны в сторону с ребёнком на руках, гладя его по спине. Глеб вжался в маму, будто боясь её отпустить. — Мне…мне приснилось, что ты как папа ушла. Папа пытался помочь тебе, но у него не получилось, и ты все равно ушла за ним. — Маленький мой, не бойся, я с тобой, я даже в милиции уже не работаю, чтобы моя жизнь была подвержена опасности из-за службы. Всё, давай засыпать обратно, у нас такой день классный предстоит.       Глеб кивнул головой, Лена переложила его обратно в постель, укрыла одеялом и устроилась рядом, позволяя прижаться к ней. Она легкими, почти невесомыми движениями гладила его, напевая колыбельную. Обняв мамину руку, дарившую тепло и покой лучше всякого одеяла, мальчик вскоре снова погрузился в сон.       Сама Колосова думала о своём собственном сне. О словах Артёма. Кажется, тело до сих пор сохраняло тепло его рук, а губы — нежность последнего поцелуя. Да, он рядом. Конечно. А она больше не будет забивать себе голову всякими глупостями, а просто постарается быть счастливой. Ведь Тёма прав: их совместная жизнь никуда не денется, но ничто не мешает Лене начать новую главу в своей книге жизни.

***

      День и правда был потрясающим. Суббота. Шикарная погода за окном. После завтрака Лена собрала сына, достала его самокат, и они вышли в парк. Где их должен был встретить Макс. Только вот первым их встретил Муха, увидев которого, Глеб оставил средство передвижения: с собакой-то куда интереснее обниматься! — Привет, Муха, а хозяина ты где потерял? — подошедшая Лена потрепала овчарку по холке. — Нигде он хозяина не потерял, тут я, Елена Владимировна, — раздался невдалеке мужской голос, и Лена с Глебом увидели подходившего Максима. — Дядя Максим! — Колосов-младший побежал к мужчине, который, улыбнувшись, протянул ему руки и подхватил, закружив. — Привет, богатырь, как дела? — Макс устроил парня у себя на руке, тот довольно держался за его плечо. — Хорошо, я сегодня на самокате! — Здорово! — Да, на самокате, который несёт мама! — шутливо проворчала подошедшая Лена. — Так это ж ненадолго, — парировал мальчик, взрослые рассмеялись.       Оказавшись на земле, Глеб снова пустился рассекать на самокате вперед-назад по дорожке. Максим приобнял Лену за талию, та поправила воротник его пиджака, отметив про себя, что ей нравится такой стиль одежды. Черные джинсы, однотонная белая футболка и светло-серый клетчатый пиджак сверху. — Ты как? — Всё хорошо, — ответила Лена, расправляя на его пиджаке невидимые складки, — когда ты рядом, — вырвалось продолжение фразы, а женщина, будто семиклассница, смутилась.       Максим же лишь улыбнулся, чуть крепче обнимая её за талию.       Они гуляли и ни о чем не думали. Бегали вместе с Глебом, играли с ним на детских площадках, то ловя с горок, то раскачивая на качелях. Перекидывали друг другу игрушку Мухтара, играя и с собакой тоже. Со стороны они производили впечатление самой дружной и любящей семьи. — Давай, хватайся рукой за следующую перекладину, — Макс страховал мальчика, который учился на руках проходить по своеообразной горизонтальной лестнице, — вот, молодец, теперь вторую руку туда же. Помогай себе корпусом.       Когда парень усвоил главный принцип, то ловко преодолел весь турник и сам спрыгнул на землю. Лена, смотря на их общение, только радовалась. Глеб нуждался в мужском внимании и примере.       Потом мальчик полез вверх по веревочной лестнице, которая раскачивалась из стороны в сторону, вызывая задорный смех парня. Добравшись до верха, он перелез на рядом висевшие кольца, повиснув на них. — Мам, смотри, как у меня получается! — Здорово! Только держись крепче! — Да ничего, я поймаю, — усмехнулся Макс, сопровождавший парня везде, где тому хотелось полазать.       После площадок, на которых было освоено всё что можно, компания двинулась в сторону аттракционов. От колеса обозрения Глеб был в полном восторге. От каруселей тем более. Поэтому, когда через пару часов прогулки мальчик буквально вырубился, сидя на руках у Макса, взрослые не удивились. Максим лишь перехватил парня поудобнее. — Пойдём к нам, пообедаешь сегодня у нас? — предложила Лена. — Папа будет рад тебя видеть. Да и этот товарищ всё хотел тебе железную дорогу показать. — Ну раз железную дорогу, то пойдем, — хитро улыбнулся Макс. — Язва ты, Жаров.       Они шли рядом. Теплый летний ветер развевал светлые пряди женщины, нёсшей детский самокат. Максим нёс спящего мальчика, наотрез отказавшись передавать его матери со словами, что таскать ей тяжести не позволит, а ему нетрудно. Про себя вообще подумал, что ей бы неплохо начать привыкать к тому, что теперь не надо всё всегда делать самой и со всем справляться самой. Ветер перемен стремительно сближал мужчину и женщину, незаметно для обоих подталкивая их друг к другу.       Владимир Павлович обрадовался гостю, как и тому, что Макс выглядел и чувствовал себя гораздо лучше. Пожилой мужчина улыбнулся в усы, глядя на внука на руках Макса и на то, как на мужчину смотрит его дочь.        Глеба переложили на кровать, Лена занялась обедом, завязалась беседа. Примерно через полчаса Макс, выходя из ванной комнаты, услышал странные звуки из комнаты, где спал мальчик. То ли стон, то ли плач, то ли ещё что-то. Нахмурившись, прислушался. Нет, ему не показалось. Зрение у него пострадало, а вот слышал мужчина очень хорошо. — Макс, ты чего? — в дверном проеме кухни показалась Колосова, вытиравшая руки полотенцем. — Макс? — Глеб плачет, — с этими словами Жаров рванул в комнату. Секунды — Лена сорвалась за ним с тихим стоном: «Господи, да что же снова началось…»       Мальчик снова метался по постели. Лицо было красным, покрывало под ним смято в кучу. — Пап, папочка, нет, папа!       На этот раз можно было разобрать его слова, сказанные сквозь всхлипы. Максим потом и сам не сможет ответить, что в нём перещёлкнуло, но других вариантов он даже не рассматривал. Сел рядом с мальчиком, взял его ручку в свою ладонь, наклонился, оперевшись на другую руку. — Я здесь, сынок. Тише. Всё хорошо. Я здесь.       Осторожным касанием детской щеки он убрал слезы. Провел тыльной стороной ладони, гладя мальчика. — Папа…пап… — Я с тобой, сын, всё хорошо.       Жаров продолжал гладить мальчика. Глеб понемногу успокаивался. Не просыпаясь, он крепче схватился за руку Максима, перевернулся на бок. Вскоре дыхание нормализовалось, парень окончательно успокоился, продолжая дальше спать. Максим думал о том, как же быстро стал ему родным этот ребёнок. Насколько неважно, чья в нём кровь.       Лена замерла на пороге, ещё когда Макс только сел рядом с Глебом. Что-то удерживало её на месте, не давая вмешаться, подсказывая, что у Максима получится. Но когда она услышала из уст мужчины «сын» в адрес Глеба, внутри словно лопнуло что-то. Она закрыла рот ладонью и унеслась в ванную, пулей пролетев мимо ошарашенного отца.       Она спустилась по стене на кафель, поджала ноги к груди, опустила голову лбом на колени. Слёзы катились, не останавливаясь, внутри было так больно, словно кто-то прошелся ножом где-то в области сердца. И дело было не только в том, что её мальчик снова звал папу. Дело было в том, что сыном его назвал Макс. Причем, совершенно осознанно. Макс услышал его плач. Макс сорвался с места. Безо всяких сомнений просто сел рядом и назвал сыном. А Глеб будто услышал, поверил, успокоился. Будто только что между ними ещё больше закрепилась какая-то невидимая связь.       На плечо легла мужская рука. Она понимала, кто это. Внутри что-то отчаянно подсказывало, что явно не папа. — Родная, — тихо, но настойчиво позвал Максим, — вставай, не стоит на холодном полу сидеть. Давай, поднимайся.       Оперевшись на протянутую руку, Лена поднялась с пола. Подняла на Макса заплаканный взгляд, сил что-то сказать не было. Но ему и не нужны были её слова. Макс вырывает из ближайшей упаковки несколько бумажных полотенец, протягивает ей. Она вытирает мокрые дорожки. — Знаешь, я только сейчас до конца осознал и понял это. Плач Глеба будто отрезвил, все сомнения исчезли. — Сомнения в чем? — В том, что я люблю вас обоих. В том, что ты нужна мне.       Несколько мгновений она смотрит на него. В голове слова Артёма «позволь себе быть счастливой». Да. Она хочет и позволит себе быть счастливой. Её рука касается его лица. Скользит вниз к шее. Лена чувствует, что Макс сжимает её за талию, изучая глазами лицо. — Скажи мне, что ты видишь?       Практически одновременный вопрос. Ещё одна встреча глазами. — Тебя.       Такой же одновременный ответ. Вопрос и ответ. Фразы, которые в их случае говорят куда больше всего остального. После которых и так всё понятно.       Настолько понятно, что Макс улыбается, проводит ладонью по её волосам. И целует, больше не сомневаясь в том, что именно так правильно. Лена приоткрывает губы, отвечая на поцелуй. Её руки переплетаются вокруг его шеи.       Из ванной через несколько минут они выходят в обнимку. Расслабленные и счастливые. Когда входят на кухню, Владимир Павлович отрывается от газеты. Усмехается. Лена прячет лицо у Макса на груди. — Поздравляю, дети мои, что оба избавились от дури в голове, — подводит черту пожилой мужчина, — а теперь давайте пообедаем.