Как жить, когда горит одно крыло? И льдом покрыто полностью второе? И спорят вовсе не добро и зло Между собой, а кое-что другое…
Возвращение в Москву, вхождение в привычный рабочий ритм, встреча с щукинцами — круговорот дел, спасающий Лену от собственных мыслей и чувств, которые были льдом за шиворот. С момента смерти Артёма женщина не вешала себе на шею крест «всю жизнь верна умершему мужу», но и такого развития событий не ждала. Не так. Не через столь короткий промежуток времени. Не в таких обстоятельствах. И не в него. Впору было попросить того же Лёшу огреть её прикладом по затылку, может, помогло бы мозги на место поставить. Нет, Лена абсолютно не сомневалась и не жалела о том, что вмешалась в жизнь Макса, буквально насильно вытащила его из состояния медленного самоуничтожения. Ведь он никогда не был для неё чужим. За те два года, что они работали вместе, он стал для неё значимой частью пазла. С ним как-то сразу было легко, он был тактичным, не лез в душу, а его поддержка всегда была осторожной и в то же время согревающей. Его относительно быстро принял и признал Мухтар. Хотя сколько было опасений, что они так и не сработаются, потому что собаке очень сложно признать в другом человеке хозяина. Об этом никто не знал, но и с самой собой Лена провела не один внутренний монолог, ведь ей тоже было нелегко видеть его на месте Тёмки. А он…он вёл себя так, что и всякое желание раздражаться испарилось, уступив место первым росткам крепкой дружбы. Понимание, что он окончательно стал для неё своим, пришло в тот момент, когда она осталась в отделении, а Толик поехал с группой вытаскивать его из лап грабителей банка. Она вертела, едва не ломая, в тонких пальцах карандаш, пытаясь хоть так дать выход волнению, а в голове рой мыслей и все они о том, что второй дорогой человек за столь короткий промежуток времени — это перебор. Лена тогда едва научилась не жить от звонка до звонка из Бостона, Макс нужен был ей рядом живой и здоровый, как и Толик, и Мухтар, и все ребята. Он уже не был просто заменой или кем-то временным, кого так же с легкостью можно заменить. Он стал частью команды. Конечно, позже она прекрасно видела симпатию с его стороны. Явную симпатию. И расставить все точки в их отношениях следовало ещё при первых признаках — так было бы честнее. Да, он часть команды, но сама для себя Лена понимала: любимый человек — в Бостоне. Тогда это был выбор не между Артёмом и Максом, а между Артёмом и родным отделением со всеми ребятами. Цирк с рестораном, который она устроила — это полностью её ошибка и ей следовало всё сделать иначе, а не вести себя как семнадцатилетняя дура. Позже, когда всё улеглось, она прекрасно видела на фотографиях, да и в телефонных разговорах слышала, что с Василисой он счастлив. Помня всё это, она просто не могла ему позволить и дальше себя наказывать. Тем более, он ни в чем не виноват. Она бы себе не простила, продолжи она наблюдать со стороны за тем, как он медленно сходит с ума. Но и таких целей она уж точно не преследовала. Даже радовалась, что все его чувства и тому подобное глубоко в прошлом. А жизнь всё иначе вывернула. В какой момент это стало происходить с ней? В какой момент дружба сменила вектор? Когда обнял её тогда в квартире после её первого рассказа об Артёме? Когда подарил цветы? Когда она касалась его лица, пытаясь помочь ему преодолеть какой-то внутренний барьер? Когда, черт возьми, все начало усложняться? Лена пыталась понять и не могла. Пыталась в Москве, потом в самолёте Москва — Иркутск, потом пока общалась с матерью Артёма, которая радовалась внуку. С Тамарой Ивановной у них остались теплые отношения, а уж во внуке та и души не чаяла. Лена предлагала ей перебраться в Москву, но пожилая женщина напрочь отказывалась: в Иркутске прошла вся её жизнь, она не хочет менять город на старости лет. В Иркутск Лена приехала не только за тем, чтобы Глеб увиделся с бабушкой. Годовщина их с Тёмой свадьбы тоже звала её в этот город. Она шла по узкой асфальтированной дорожке кладбища, руки сжимали несколько гвоздик, сердце ныло. Вот, наконец, его могила. Кусок земли и холодный камень с его фотографией и двумя датами — всё, что осталось от человека. Любимого человека. — Здравствуй, родной, — гвоздики оказались на земле, женщина — на корточках, — прости, я не стала тащить сюда Глеба, он после первого похода долго отходил, сейчас предпочёл остаться с бабушкой. Ответом Лене послужил ветерок, качнувший стебли травинок и разметавший её волосы по спине. Глаза мужа на фотографии, казалось, улыбались ей, а внутри у Лены всё разрывалось. Снова прикусила губу, пытаясь собраться с мыслями. В глазах неприятно защипало. Провела кончиками пальцев по могильному камню, на мгновения задержалась у его лица, будто хотела почувствовать тепло человеческой кожи вместо холода мрамора. — Ты там не волнуйся за нас — у нас всё хорошо. Я справляюсь. Вернулась в Москву. К папе, к ребятам. Но будем с Глебом приезжать периодически к Тамаре Ивановне — она уезжать отказалась. И тебя буду навещать. Замолчала — говорить дальше помешал подступивший к горлу ком. В голове больше не было внятных мыслей, а была какая-то сумятица. Снова поднялся ветерок, только на этот раз теплый. Он будто окутал её своим нежным порывом, едва согревая. Женщина едва заметно улыбнулась фотографии. — Спасибо… — прошептала Лена, — а знаешь, со мной, кажется, опять стало это происходить. Не подумала бы, что смогу. После тебя. Не запрещала себе, но… Тут жизнь такой кульбит сделала, что я уже запуталась. По щекам женщины вовсю катились слёзы, падая то на её брюки, то на могильную траву, а внутри было так больно, будто кто-то прошелся острым ножом где-то в области груди. Ещё Колосова поймала себя на странном желании: почему-то очень хотелось, чтобы здесь сейчас оказался Макс. Чтобы поднял её с земли и прижал к себе. Почему-то казалось, что с ним бы было легче. Черта с два, Колосова! Сама же уехала на эти дни в Иркутск, сама же подумала, что так будет легче, да и лучше! — Я скучаю. Но…последнее время такое ощущение, что с ним легче. И Глеб к нему тянется. А я у тебя трусиха, Тём. Через какое-то время Лена направилась к выходу с кладбища. В голове почему-то были мысли о Максе. Как он там? Лена не сказала ему, что уезжает в Иркутск. Лишь обмолвилась, что её не будет около четырёх дней — именно настолько они приехали. Если у Макса и появились вопросы, тогда он их задавать не стал. Не сказала, а сама хочет, чтобы он был рядом. Идиотизм. — Мам, — вечером Глеб сел рядом с ней на диване. — Что, мой хороший? — Папе бы не понравилось, что ты грустная. — Ты прав, — Лена потрепала сына по макушке, прижала к себе, — но не волнуйся, это пройдет. — Позвони дяде Максиму, может, побыстрее пройдет. В ответ на такой предложение женщина рассмеялась и крепко поцеловала сына. — Глебушка, боюсь, это не самая хорошая идея. Хотя бы потому, что дядя Максим абсолютно не в курсе, куда и зачем мы с тобой уехали. — Почему? Он же твой друг? — Друг-то друг, но у него своих проблем хватает, я не захотела его лишний раз волновать. — Мама, — мальчонка перебрался с дивана на колени матери и заглянул ей в глаза, — а разве этой тайной ты не заставишь его волноваться ещё больше? — В том, чтобы провести какое-то время по отдельности нет никакой трагедии и поводов для волнения, родной. Мы друзья, но у каждого из нас своя жизнь. — Ага, только когда мы вернёмся и вы увидитесь, дядя Максим поймёт, что ты какая-то странная. — Не волнуйся, по этому поводу у нас уже был разговор, он также поймёт, что за странности. Глеб какое-то время молчал, прислонившись к материнской груди и обняв женщину за плечи. Да, он был чуть взрослее сверстников по рассуждениям в силу того, что рано познакомился с понятием «смерть», но всё равно был маленьким мальчиком, ребёнком, нуждающимся в материнской ласке. Лена поглаживала сына по головке и по спине, периодически целуя то в висок, то в светлую макушку. Сын был для неё всем миром. Именно для его детства она ушла из полиции. Чтобы быть рядом, видеть, как он взрослеет, в чем-то помогать и направлять. Чтобы ребёнок видел маму не только по редким выходным и праздникам. — А мне понравилось, как вы с дядей Максимом танцевали, — тихо проговорил Глеб спустя минуты молчания. Лена сжала губы в легкой усмешке. — Шпион ты юный. — Так вы же не прятались, — мальчик поднял на мать свои огромные глаза, — а ещё мне нравится с ним играть…он, кстати, лучше ваших с папой бывших друзей отсюда. — Откуда такие выводы? — Лена хоть и была внутренне согласна с сыном, но как ребёнок до этого дошел? — Он настоящий, понимаешь? А то этот ваш…дядя Саша…он как… — мальчик смешно и одновременно совсем по-колосовски наморщил лоб, явно пытаясь вспомнить что-то определённое, — как хамелеон, вот! Цвет менял по настроению, бе, — малыш скривился. От сравнения Лена расхохоталась в голос. Да уж, правду говорят, устами ребёнка глаголит истина. От Саши всегда веяло чем-то напускным и фальшивым. Артёму он тоже не шибко нравился. Вскоре, убаюканный в маминых объятиях, мальчик заснул. Укладывая его в постель, женщина не переставала думать об их разговоре. Глеб абсолютно всё видел и понимал. Для него происходящее между ней и Максом было достаточно ясным. Лена ему даже завидовала. Сама она вот ничего ясного не видела. Дружба в какой-то момент немного сменила вектор, а она и не заметила. Произнести даже про себя это слово было страшно. Как будто от этого рассыпется то хрупкое чувство равновесия между ней и Максимом. А с другой стороны есть ли оно? На желании в самом деле позвонить ему, поговорить Лена ловила себя в эти дни не раз и не два. Но всегда в последний момент убирала телефон. А чувствовала себя максимально глупо.***
Когда Лена сообщила, что её не будет и надо отъехать по делам, Макс даже обрадовался. О том, куда и зачем понадобилось уехать Лене, он в тот момент предпочел вообще не думать. Появилось время разобраться в себе и во всём происходящем. Только чем больше разбирался, тем больше приходил лишь к одному выводу, который вроде и был простым, но пугал до чертиков. Он уже имел возможность наступить на эти грабли, последствия его потом не обрадовали, а некоторые вещи он и вовсе вспоминать не мог. Фразу про серьёзные разговоры ещё больше возненавидел. На какой-то период возненавидел даже Лену, хотя быстро остыл. Но все же тогда это было по другому. Да даже с Васей потом было проще. Может потому, что между ними не стояло столько разом? Прошлого, страхов, сомнений? Между ними был условный белый лист, когда всё завертелось, с Леной сейчас лист отнюдь не белый. Да уж, Жаров, по-другому…то есть сейчас грабли другие? Модель, видимо, новая. Что будешь с этим делать? Есть мысли, как избавиться? А черт его знает, что делать… В таких размышлениях Макс дошел до магазина. Завтра Лена должна вернуться, значит, где-то на днях они встретятся. Иметь снова холодильник, в котором мышь повесилась, очень не хотелось. Скорее даже наоборот. Хотелось показать, что он способен не только на яйца и сосиски. Хотелось её удивить. Черт, ну можешь ещё цветы купить до кучи, она точно удивится! А почему нет, собственно? Действительно, это же не ты только что думал, как бы избавиться от этих не пойми когда вспыхнувших чувств! Хочу ли избавляться или это страх играет — вот в чем вопрос. Есть ещё вариант, что это всё-таки благодарность. Можешь дальше себя этой мыслью утешать. Помимо этих мыслей где-то далеко в черепной коробке, спрятанная на дальнюю полку, лежала ещё одна: в этот раз и у Лены всё по другому. К ней прикасаться было тем более страшно, будто она током ударит. Откуда она взялась? Видимо, оттуда же, откуда его чувства. То есть фиг пойми откуда. Но именно эта мысль настойчиво шептала о том, что можно попробовать. Именно эта мысль подтолкнула мужчину после продуктового гипермаркета заглянуть в цветочную лавку. Побыв там некоторое время, Макс решил, что лучше купит непосредственно перед встречей, чтобы были свежими. Он шел привычной дорогой через сквер. Через тот самый сквер, где последнее время гуляет с Мухтаром. Где подарил Лене тот букет. И где она сказала, что скучала по нему. Она сказала это как-то так по особенному, что это врезалось в память. Вслед за воспоминанием об этой её фразе пришло воспоминание внезапно об их танце на даче у Шуваловых. Лена в его руках была абсолютно расслабленной. А не напряженной, как семь лет назад в аналогичных обстоятельствах. Расслабленной и доверившейся. И будто ищущей этой его поддержки. А ещё эти дни, пока они не виделись, он тоже скучал. Макс хорошо запомнил один эпизод, случившийся с ним за это время, которому он не мог найти объяснения. Это был внутренний порыв, почти неконтролируемая накатившая тяга в один момент быть с ней рядом, ощущение, что он сейчас не в том месте, что его место сейчас рядом с Леной — всё это явно выходило за рамки дружеского чувства. Тогда, откинувшись на спинку дивана и взлохматив волосы, он повертел в руках смартфон, но так и не набрал её номер. Мало ли, чем она занята. Вопросы относительно цели её поездки снова дали о себе знать. Почему она ничего не сказала? С одной стороны, не обязана, с другой...что-то было не так. В своих воспоминаниях Максим остановился посреди дорожки в сквере, подставляя лицо летнему ветру. Всё складывалось в одну картинку.***
— Николай Николаевич, мы решили пока не дергать ни Макса, ни Лену, — ответил Алексей на вопрос начальника о том, в курсе ли Жаров и Колосова о происходящем. Разговор происходил около кулера в коридоре отделения. — Почему? — За прошедшее время их не беспокоили. Они оба наши люди все-таки, поняли бы, будь что неладно. Мухтар тоже спокоен. Мы решили, что можем справиться своими силами. Плюс у Макса едва наметилась положительная динамика по зрению, да и в целом. Сейчас не то время, чтобы напоминать ему. — Жаров стал видеть? — Да. Но больше силуэтами, четкость пока не вернулась. Есть мысли все-таки показать его специалисту по работе с посттравматикой. Поэтому главное не допустить отката. — Вы уверены, что они оба в безопасности? У Лены маленький ребёнок, очень удобная мишень для шантажа. — Да, мы уверены. К тому же, для мести уже наделано много шуму, вся московская полиция в курсе. Была бы цель в ком-то из нас — нападений на аптеки бы не было. — Что же, — Хрулёв почесал затылок, на пару секунд сжал переносицу, — в этом есть разумное зерно. Но все равно, будьте осторожны. — Есть. Лёша допил воду и пошел обратно в кабинет. Ему вспомнилась недавняя встреча с друзьями, когда те вернулись из загородной поездки. Они собрались все вместе пообедать. Макс с Леной снова приехали вместе. Но интересной была одна деталь. Между ними, держа за руки обоих, шел вприпрыжку Глеб. Мельком заметив выразительное лицо Садовской, Леша посочувствовал Лене — допросу с пристрастием явно быть. Вместе вся троица выглядела уж очень счастливой. Приветствие, рукопожатия, объятия. Мимолетно брошенная Максом фраза, что Катя с Жанной хорошо выглядят и через несколько секунд радостные визги раздались отовсюду. Только при этом взгляды рыжеволосой фурии на Лену стали ещё более выразительными. Лёша видел: сын Лены и Артёма признаёт в Максе для себя авторитета, а Жаров воспринимает ситуацию как само собой разумеющееся. Мыть руки Глеб пошел в мужской туалет вместе с Максом, сидел тоже рядом с ним. Лена же была по другую сторону от мужчины. Периодически эти двое о чем-то шептались. В какой-то момент юный Колосов и вовсе удобно устроился у мужчины на коленях, положив голову ему на плечо. Лена со смущенной, но довольной полуулыбкой поправила прядь волос, Макс обнял мальчика. Самойлов поймал себя на слегка ехидной мысли, что более всего друг сейчас походит на заботливого папочку, нежели на человека, который ещё какие-то пару месяцев назад был этому ребёнку абсолютно чужим. Мысли, проскочившие ещё когда Макс попросил купить цветы и тогда же отложенные куда подальше, — ещё не хватало в чужую личную жизнь лезть — вновь всплыли в голове. А видеть счастливых друзей и оживающего Макса было приятно. Всё это настойчиво подсказывало Лёше, что для разговоров и неприятных воспоминаний сейчас не время, каких-либо поводов к беспокойству тем более нет. Они вполне могут справиться сами, у Макса сейчас иные задачи. А вот Жанетта Петровна после того обеда в своём стиле не упускала повода посетовать Кате, что Ленка явно о чем-то молчит, как партизанка. — Жанетт, их отношения, причем в любом виде, это уж точно не наше дело. Захотят — сами расскажут. — Ой ты Ленку не знаешь. Из неё всегда надо было клещами тянуть. — Жан, нам ваших старых знакомых ловить надо, а не в чужие отношения лезть. Лучше передай Кеше, чтобы поторопился с баллистикой. Кстати, есть что из госпиталя? — К сожалению нет, пострадавшие пока не могут разговаривать. А те, кто могут, ничего не помнят. Садовская вышла из кабинета, Катя вздохнула над кучей папок и бумажек.***
В этот раз она не открыла дверь своим ключом. Занесла руку над звонком и замерла. Было отчего-то страшно. Она так хотела его видеть, а сейчас стоит и не может нажать на кнопку. Наверно, оно всегда так происходит, когда понимаешь, что с тобой происходит и что за дверью в квартире не просто друг. Об этой встрече Лена думала с утра, когда никак не могла взять себя в руки, собирая сына в садик. После поездки в Иркутск желание почувствовать его рядом было как никогда ранее острым. Да, он нужен ей рядом. Глупо это отрицать. А ещё он явно нужен Глебу, судя по тому, как тот все уши ей прожужжал, чтобы дядя Максим пришел с ней его забрать. От всего этого хотелось то ли расплакаться, то ли истерически рассмеяться. Короткое нажатие на кнопку, отход на два шага назад от двери, ожидание длиной в несколько секунд. Дверь открылась. Пару мгновений они смотрели друг на друга, затем Лена буквально прыгнула в его объятия, крепко обняв за шею. На душе сразу успокоились все бури, отравляющие сознание мысли улетучились далеко и надолго. Одной рукой обнимая её за талию, другой Макс закрыл дверь, после обнял её обеими руками. Светлые распущенные волосы щекотали лицо, её дыхание ему в шею обжигало, но именно сейчас всё на своих местах. Ведь она — рядом. Он её держит. — Извини, — едва слышно сказала Лена, когда отстранилась, — но ты…я скучала, — выдохнула женщина, не зная, куда смотреть. То ли на него, то ли в сторону. — Я тоже, — столь же тихий ответ. Он берёт её за руку, вглубь квартиры они проходят вместе. Лена видит на столе букет. Снова её любимые белые лилии. Подходит, вдыхает запах. — Это тебе, — Макс становится позади неё. Он сказал это каким-то таким голосом, что женщина обернулась, взглянув ему в глаза. Сейчас уже они способны были смотреть в ответ, а не сквозь неё. Увиденное там заставило её подойти вплотную, провести тыльной стороной ладони по его щеке. — Спасибо. — С тобой всё хорошо? Как поездка? В ответ молчание. Лена не знает, как ответить. Внутри что-то подсказывает, что ложь он почувствует. — Лен? — В один момент мне очень хотелось, чтобы ты был рядом, — женщина отходит к окну, зачесывая пальцами волосы, — потому что было…трудно. Ответом Лене было тихое утверждение. В интонации его голоса она различила то ли горечь, то ли непонимание, то ли сопереживание. А может и всё вместе. — Ты ездила в Иркутск… Пазл у Макса сложился моментально. Ну конечно, куда ещё она могла уехать так надолго. А вот за её молчание возникло настойчивое желание объяснить, что так делать не надо. — Давно догадался? — Сейчас. Почему ты мне ничего не сказала? Почему не позвонила, если тебе это было нужно? — У тебя своих переживаний хватает. Не хотела нагнетать. Макс закатил глаза, пробурчав что-то вроде «ох уж мне эта женская гордость», подошел к ней, развернул за плечи к себе. Он знал, что страшный женский диагноз под названием «я сама» лечится долго и трудно. — Чтобы я больше такого от тебя не слышал. С выдохом Лена упирает голову лбом ему в плечо. Чтобы не смотреть в глаза. Внутренне она всё признала ещё в тот момент, когда кинулась ему на шею. Осторожное «влюбилась» было произнесено про себя, но женщина не была готова к большему. Страхи, сомнения, демоны в голове. — Глеб очень просил, чтобы мы забрали его вместе. — Заберём, — Макс улыбнулся, — а он как? — Был рад встрече с бабушкой. Но на кладбище я его не потащила, в прошлый раз ему это слишком тяжело далось. Не для четырёхлетнего ребёнка походы. — Согласен. Руки перебирали её волосы, губы прижимались к виску едва ощутимым, очень осторожным касанием. К чему-то большему ни один из них не был сегодня готов. Достаточно того, что взаимная потребность друг в друге стала очевидной.