Золотые деньки

Коцит, обняв Стикса со спины, чувствовал под собой тепло уставшей от галопа лошади, ее сильные мышцы и твердую шерсть. Из-за серебряной кольчуги, висевшей на Стиксе, словно тина на болоте, его спина жесткая и неприятная. Коцит, замотанный в одни лишь в старые крестьянские тряпки, изредка ерзал, из-за чего кобыла вздрагивала, а Стикс почти нежно похлопывал ее по шее. Стрелы, покоящиеся в колчане за спиной, мерно постукивали друг об друга в такт шагам лошади. Они были такими же бесполезными, как и увесистый меч, покачивающийся на бедре у Стикса — все для антуража. Светало, небо бледнело, выжженная, скрипящая под копытами лошади трава стала совсем черной. Из-под подков доносился тихий, почти неслышный хруст, но в окружающей их тишине все казалось куда громче, чем было на самом деле. На степь опускался утренний туман. Лошадь фыркнула и мотнула головой, как бы отмахиваясь от влаги, наездники остались сидеть неподвижно. Серая кобыла еще раз тряхнула гривой и начала замедлять шаг. Она, усталая и почти ничего не видящая, испытывала странное чувство тревоги. Со своим старым наездником ей было проще: кобыла бодро скакала по полю боя, где все драли глотки и со оглушительными криками падали в лужи крови, а ей можно было растаптывать их ногами. Новые хозяева и окутывающая тишина казались ей призрачными, почти воображаемыми. — Осстановимся, — выдохнул Стикс, медленно поворачивая голову на Коцита. Из-за его сиповатого голоса непонятно было вопрос это или утверждение. — Зачем? — привычная ухмылка не сходила с лица Коцита. — Лошадь, — Стикс ласково прошелся рукой в толстой перчатке по шерсти кобылы. — Лошадь… Уссстала. — И что? — Коцит чуть крепче вцепился в спину Стикса. — Пусть попьет, — Стикс махнул рукой, показывая заросший травой пруд в нескольких метрах от них. — Ей тяжело вессти двоих. — Если появляется трава — значит мы уже близко, друг мой. Дальше пешочком. Коцит ловко спрыгнул с лошади, вытянул руки и покрутил кулаками, разминая затекшие кисти. Стикс остался сидеть. — А ее куда? — Какая разница? — Коцит осклабился. Он понимал, что не успеют они уже сегодня добраться до Флегетона с Ахероном, потому что Стикс лошадь не бросит, ведь он не то чтобы любит, но, как бы так сказать, неравнодушен, что ли, к бессловесным тварям, и, конечно, сам Коцит уже давно согласился с таким раскладом. Просто хотелось немного побеседовать. В последнее время Стикс совсем мало разговаривает, а если и открывает рот, то только на одно-два словечка, будто совсем разучился складывать предложения. — Мы ненадолго, — Стикс прищурился - понял, что Коцит с ним играет. Из-под шлема этого почти не видно, но Коцит, конечно, заметил. — Хорошо, уговорил, — Коцит подал руку, и Стикс, крепко сжав его запястье, под весом всего натянутого на него бесполезного железа, грузно спрыгнул на землю. Около пруда росла небольшая ива. Коцит наломал с десяток веточек и похлопал дерево по ссутулившийся спине в знак благодарности. Стикс, стянув с головы шлем, тряхнул волосами. Жидкие, грязные, спутавшиеся. Белые. Про белые, это, в общем-то, очевидный факт, но из-за того, что Стикс почти не снимая носит этот несуразный шлем, Коцит иногда забывает, насколько они белые. Иногда они белые, как молоко, — это обычно дома. Иногда — как хлопок. Сейчас они похожи на туман, обволакивающий успокоившуюся кобылу, тихо причмокивающую травой подле пруда. От шлема у Стикса остался прямоугольный след на носу. Коцит сложил ветки в колчан и ткнул Стикса в красный отпечаток на лице, тот поморщился и беззлобно убрал его руку. — Зачем ветки? — Ахерону пригодятся. У нас ивы не растут, — Коцит пожал плечами. — Сувенирчик. — Сссувенирчик, — задумавшись, повторил Стикс. Коцит, широко расставив ноги плюхнулся на траву, Стикс, звеня кольчугой, устроился подле него и уставился на кобылу, наевшуюся, и теперь пьющую темную воду. Коцит смотрел вдаль, пытаясь разглядеть что-нибудь интересное в гуще тумана. — Что-то мне подсказывает, что мы уже совсем близко. Стикс едва заметно кивнул. Большего от него ждать не имело смысла. — Знаешь что, дорогой мой? — Коцит положил Стиксу руку на плечо. — Снимай-ка ты свой панцирь, я, может, и не лошадь, но пить тоже хочется. Уголки губ Стикса поползли вверх — он в момент змеей вывернулся из кольчуги, та бесполезным грузом упала на шлем, издав глухой лязг. Остался в одной белой рубахе. Совсем белый — кожа белая, волосы белые, рубаха белая, только кайма на рубахе ярко-красная, на удивление до сих пор не потеряла свой цвет. Они оба замерли на мгновение, любуясь друг другом. — Пить хочу, — оскалившись повторил Коцит. Очень тихо. Ничто не смело нарушать их тишину: ни птица, ни дуновение ветра, ни лошадь, замершая возле пруда как льдинка. Если забыть все вокруг, то кажется, будто они снова не существуют. И только когда одинокая стрекоза пролетела над водной гладью, потрескивая прозрачными крылышками, Стикс одними губами прошептал: — Пей. Коцит рывком повалил Стикса на землю и, облизнувшись, обнажил зубы. В шею кусают вурдалаки и упыри. Коцит вгрызся в плечо. Стикс выгнулся под ним, глухо охнув, и подался навстречу. Коцит продолжал раздирать его надплечье, не давая утечь ни одной струйке крови. Соскучился. В суматохе они потеряли друг друга, сначала Стикс пытался найти Коцита среди сражающихся за родину воинов, но вскоре ему это надоело, все они были на одно лицо и во всеобщем хаосе найтись ему показалось невозможным, тем более хотелось есть. Он знал, что с Коцитом ничего не может произойти, поэтому пошел на поиски того, чем бы можно было бы поживиться. Они не виделись чуть меньше двух дней. Коцита такое равнодушие, видимо, ранило, но вида он не подавал, хотя в этом не было смысла, потому что все равно Стикс все чувствовал. Но сейчас все хорошо. Коцит напьется его крови, и они поедут домой, назад, к остальным. Стикс, подрагивая всем телом, расправил плечи и второй рукой схватил Коцита за волосы, вдавил его в плечо, пусть берет глубже, пусть захлебнется, прогрызет до кости, пусть запьет горечь расставания. По рубахе поплыли красные разводы. Придется Флегетону шить новую. Пахло травой, сыростью и потом. Коцит, не отстраняясь от разодранного в мясо плеча, погладил его по волосам, по щеке, на этот раз нежно прошелся по покрасневшему носу, поднес большой палец к неплотно сомкнутым губам и прижал к зубам. Стикс позволил пальцу проскользнуть ему в рот и прокусил его. В горло тут же полилась горячая, словно кипяток, кровь. Он несколько раз прошелся по нему раздвоенным языком, пока кровь не остановилась. Коцит, клацнув зубами, отстранился от его плеча и поднес вторую руку к окровавленному рту. — Еще? Стикс, довольно вздохнув, моргнул пару раз, собираясь с мыслями. — Нет. Потом. Вмессте со всеми. Когда приедем. Коцит вытер рот рукавом, расплылся в улыбке и провел шершавыми пальцами Стиксу по ключице. — Как пожелаешь, дорогой мой. Коцит встал со Стикса и отошел к лошади, принялся поправлять седло с уздечкой, напевая себе что-то под нос. Стикс с удовлетворением зашипел, почти заурчал, схватившись за плечо. Он облизал потрескавшиеся губы, красноватые от крови, будто в помаде, и лениво дотянулся до шлема с кольчугой, но надевать не стал. Поднялся. — Хочешь, я тебе что-нибудь заплету по дороге? — поинтересовался Коцит, возясь с кобылой. — Вон какие патлы отрастил. Хорошо, что Коциту весело. — Хочу.