Золотые деньки

Флегетону нравилось подражать людям, поэтому, когда начал накрапывать дождь, он попросил близких переждать непогоду. Было слишком рано для вечерней службы и слишком поздно для утренней, поэтому они сидели в небольшой церкви на окраине деревни в полном одиночестве. На крышу быстро падали капли, и их стук эхом отдавался по притвору. Обычно деревенские старались не пускать их в церковь, но запретить им этого все равно никто не мог, потому что ничего дурного они не делали. То есть делали, конечно, но так, чтобы об этом никто не узнал. Коцита считали бесноватым, Ахерона колдуном, Стикса юродивым, а Флегентона просто дураком. Они сидели в самом дальнем углу на скамье между двумя иконами. Флегетону нравились свечи, Ахерону интерьер, Стиксу эхо ушедшего хора, которое слышал только он сам, неподвижно сидя с закрытыми глазами, а Коциту ничего особенно не нравилось, он был здесь за компанию. Иногда ему казалось, что Стикс все еще не освоился со своим телом, неприятно ему, что ли, прибывать в таком состоянии. Он совсем мало двигался, только если от него этого требовали обстоятельства, и двигался всегда так, как будто боялся что-то сломать в себе или вокруг. Порой Стикс мог замереть в одной позе и не двигаться часами. Обычно он сидел возле избы, сложив руки на бедрах и, изредка моргая, смотрел в одну далекую точку. Тогда Коцит подсаживался к нему и тоже некоторое время сидел без движения, потом начинал гладить его по коленям, плечам, спине, мягко обнимал и целовал в щеку. Стикс переводил взгляд на него и отмирал. Иногда тоже целовал в лоб или в нос. Месяцы быстро сменяли друг друга, летели года, и Стикс становился все ловчее, ему все больше нравилась поверхность, в чем, бесспорно, была заслуга его близких, и оказывалось, что физическое тело таит в себе множество возможностей и преимуществ. С каждым днем поверхность, заполненная пугливыми несуразными существами, становилась все более занимательной. Поэтому Коцит не волновался. Волноваться стоило начать тогда, когда они узнают все, что можно узнать. И, к сожалению, много времени это у них это не займет. Но это потом. Сейчас мелкий дождь за грязным окном, покрытым паутиной, перерос в настоящий ливень. Флегетон спрыгнул со скамьи и рывком распахнул входную дверь. В притвор, раздувая висящие на полках платки, тут же залетел бушующий ветер, храм наполнился гулом мокрой улицы и треском падающих от жары деревьев. Ударила молния, освещая неподвижное лицо Стикса, а за ней прогрохотал гром, заглушая бархатный смех Ахерона и звонкое хихиканье Флегетона. Коцит ухмыльнулся. Весело. Крыльцо медленно заполнялось водой. Флегетон высунулся на улицу и посмотрел в небо. — Ничего не видно. И темно как ночью. Может быть, это судный день? — Рановато, — Коцит закинул руки за голову. — Просто дождь. Он произносил слово «дождь» проглатывая букву «д», так что получалось своеобразное «дожшь». — Хороший дождь, — Ахерон тоже встал и, украдкой поглядев в серое небо, взялся Флегетону за рукав. Дождевая вода бурными ручейками любовно гладила купол, стекала с крыш, а затем струилась на старые размякшие бревна. Ахерон, вороша мокрые соломенные волосы Флегетона, потащил его назад к скамье. От порывов ветра раскачивалось из стороны в сторону оставленное без присмотра кадило. Коцит, постукивая ногой по изношенным временем по полу, уставился на крепко стоящий на скрипучем дереве аналой: на нем в холодном одиночестве лежало евангелие и молитвослов. Страницы изредка переворачивались и мялись под глухой гул ветра. Коцит встал со скамьи и скользнул к книге. Она тут же зашелестела с новой силой, в решетчатые окна ворвался еще один порыв ветра, обдав лицо Коцита сырым воздухом, пахнущим мокрыми листьями, и улетел в противоположное окно. — Что там? — Ахерон, вытряхивая капли из лохматой шевелюры Флегетона, поднял голову на Коцита. — М-м, скажи строку, — Коцит прижал пальцами последнюю страницу, открытую ветром, и наклонился. — Шесть. — «Его здесь нет — Он воскрес, как сказал. Пойдите, посмотрите место, где лежал Господь». — Коцит, выпятив губу, покачал головой. — Пойдемте, — обыкновенно тихий, почти неслышный голос Стикса звучал непривычно громко в просторной церкви. — Смотреть на господа? — Коцит захлопнул евангелие и, подкинув, положил назад на аналой. — Нет, — Стикс перевел взгляд с пустого клироса на Коцита и строго посмотрел на него. — Просто пойдемте. — Там дождь, — Флегетон в объятиях Ахерона наигранно поежился. Вышло неубедительно. Никакие капризы природы не могли помешать им, скорее, наоборот: они сами были похожи на стихийные бедствия. Навредить им могло только, может быть, извержение вулкана. Но на Руси вулканов никогда не было, так что и говорить не о чем. — Я бы посмотрел на господа, — невзначай бросил Ахерон, косясь на окно. Слышен был ровный шум и изредка небо озаряла молния, будто хотела пробраться в маленькую церковь и разделить свои последние секунды с зловещими посетителями. Может, это и правда было так. Может, какой-то мелкий божок, которого они знали раньше, пытался подобраться к ним, чтобы поговорить о былом или чтобы что-то отнять… Впрочем, неважно. Не подобрался. — Пойдемте, — повторил Стикс. — Душно. — Хорошо, хорошо. Пойдем, — Флегетон выкарабкался из цепкой хватки Ахерона и сполз на пол. — Куда мы теперь? — К болотам, — Ахерон пожал плечами и выпрямился. Что-то хрустнуло в его широкой спине, и тот усмехнулся. — Но там никого нет, — Стикс взъерошил прилипшие к щекам волосы и выдохнул. — Будут, милок, будут. Монастырь строят, а там простой народ подтянется. И мы тут как тут. Стикс, удовлетворившись ответом, кивнул и, аккуратно встав, поплелся к двери. Вышли. Дождь барабанил по пыльной траве, сбивая с нее грязь и заливался во все норы и ямы, образовывая огромные лужи, похожие на озера. — Может быть, все-таки судный день? — Флегетон наступил в лужу и увяз в ней по колено. — Может быть, — Коцит взял его под мышки и вытянул из грязной воды. — Может быть, и судный день. Нам-то что? Тряхнув сайдаком, Коцит осмотрел близких так, как будто они кого-то могли забыть по дороге, и окликнул смотрящего на разорванную тучу Стикса: — Ну, ратник печального образа, вперед и с песней? У носа Стикса образовалась складка и тот виновато перевел взгляд с тучи на Коцита: — Флегетон забыл ссвои гусссли… Флегетон, охнув от осознания, сокрушенно уронил голову Ахерону на плечо. Бог есть свет. Они шагнули с промозглую тьму леса.