Со скалы

***

       Дима громко чиркает зажигалкой, стоя на балконе, в зубах музыканта сигарета. Огонь всё никак не хочет появляться, это раздражает, бесит. Так и хочется швырнуть несчастную вещь в стену и закричать. Хотя, это сам скрипач виноват, что выудить огонь не получается — молодой человек слишком сильно трясётся. И он искренне мечтает, чтобы это происходило или из-за банальной ломки по дозе, или просто от усталости, или переживаний насчёт следующего концерта. Дрожь настолько сильная, что подошвы кроссовок издают стук, отдалённо похожий на цоканье копыт. За эту особенность Андрей как-то дал кличку «Сатир», но она не прижилась, её использовал только сам Князь.        Наконец, удаётся выудить огонь и поджечь сигарету. Скрипач затягивается, а его нога продолжает стучать. Переносит свой вес на дрожащую ногу — не помогло, вторая тут же принялась громко звучать. Ришко прекращает попытки исправить это, ему сейчас слишком плохо, чтобы беспокоиться о создаваемом шуме. Всё равно вокалист сейчас в соседнем номере веселится со всеми, шутит, смеётся и подкалывает кого-то. Дима хотел бы присоединиться к общему веселью и расслабиться, но сделать так не может. Сейчас слишком отвратительно и вшиво. Выдавить из себя улыбку и тем более шутки никак не получится, даже если очень постараться. Стало бы намного легче, если банально разрыдаться, покричать и зарыться с головой под одеяло. Но слёз нет. Их не осталось с того дня. Имеется лишь безграничная боль и нужда высказаться, чтобы никто не говорил слов поддержки, а просто выслушал.        Каспер выпускает изо рта клуб частично прозрачного дыма и смотрит, как тот быстро растворяется в воздухе. Так происходило и с паром на концерте, который не должен был отличаться от других буквально ничем, только городом, чьё название так быстро выветривается из головы. Обычно места выступлений плотно ассоциируются с людьми, чаще всего с хорошими, или коллегами по делу. Но теперь Ришко точно запомнит этот город, клуб и отель. Места больше не отпустят, и во время очередного тура и следующего пребывания здесь придётся изрядно выпить успокоительных или просто позволить себе уколоться, чтобы просто не думать о том, кто может придти и встать в первый ряд, всего в нескольких метрах от сцены.        «С тобой всё хорошо?» — тихо спрашивал Андрей, когда на концерте скрипка резко оборвалась. В тот момент младший еле смог улыбнуться и кивнуть в ответ. Нихера не было в порядке, нихера подобного. Совсем близко стоял человек, из-за которого песня «Со скалы» превратилась в настоящую пытку. Как на зло, именно в тот момент началась эта композиция. Ришко чувствовал, как его трясло от страха и дикой животной паники. Но виду не подал — нельзя было срывать концерт из-за своих эмоций. Андрей мог занервничать, а он и без этого не отошёл ещё от смерти лучшего друга. Как прошёл оставшийся концерт, скрипач не запомнил, просто играл на автомате, не шибко думая о правильности и бодрости звучания. В голове то и дело мелькали воспоминания, что молодой человек заперт в глубине своего сознания. /«Разбежавшись, прыгну со скалы!» — кричал в микрофон поэт, а голос раздавался из старого магнитофона, включённого на максимальную громкость, от чего звук получался хриплым.        Дима тоже тогда кричал, но от боли и унижения. Он слишком хорошо запомнил, как грубые руки вжимали в матрас, как проколотый язык вылизывал шею и уши. Толчки были резкими и быстрыми, а прикосновения пальцев к коже походило на пытку огнём. Мужчина сверху хрипел, рвано дышал и улыбался чужим попытками сбежать или облегчить свою боль. /        Скрипач нервно дотрагивается до затылка, где находится едва заметный шрам. По телу пробегает табун мурашек — то ли от воспоминаний, то ли от ломки, то ли от простого холода. На улице давно не лето, а молодой человек стоит в одной лёгкой майке, мокрой от пота. Он затягивается, а после запрокидывает голову назад и нервно смеётся, тихо, чтобы на шум никто не вздумал придти. /«Видимо, такой в жизни мой удел» — песня всё продолжалась, юный скрипач молился всем существующим богам, чтобы плёнку зажевало, и музыка просто прекратилась        «Обожаю эту песню, она навсегда запоминается, — раздался мерзкий шёпот, напоминающий скрип двери, в самое ухо. — Теперь и ты её никогда не забудешь». Ришко проскулил от боли. Голос он уже сорвал, изо рта могли доноситься лишь хрипы. Подросток просто мечтал, чтобы его убили, стёрли этот позор и не дали кому-то узнать о произошедшем.        Мужчина, наконец, вышел из Каспера, но убивать того не спешил, явно не собирался этого делать. Ришко чувствовал, как на него пристально смотрят, слышал громкий смех, растворяющийся в голосе Князя, что всё продолжал петь про свой прыжок со скалы. Как же подросток хотел оказаться на месте главного героя песни и разбиться насмерть. /        Дима тушит сигарету о дно пепельницы и достаёт следующую. До кожи словно снова дотрагивается тот человек, будто опять вжимает в матрас, а язык рисует непонятные узоры на шее. Столько лет скрипач пытался забыть произошедшее и уже начал думать, что отпустил, а тут этот срыв и попытки убедить себя, что в толпе стоял вовсе не мужчина, а кто-то просто очень похожий. Но голос разума напоминает, что ни у кого в стране не может быть та же причёска, настолько яркие голубые глаза и шрамы на лице. Доиграть «Со скалы» было безумно трудно. Завтра Андрей, наверняка, будет отчитывать за большое количество ошибок. Готовить оправдания нет сил. Сейчас молодой человек чувствует себя так, словно перенёсся обратно в свои семнадцать, когда песня звучала из каждого утюга, постоянно чуть ли не доводя до истерики. — Ты так быстро ушёл, — на балкон вваливается Андрей, от него так и веет весельем.        Ришко вздрагивает всем телом, а после поворачивает голову в сторону зашедшего и слабо улыбается. Князев не замечает, что эмоция младшего вымученная и фальшивая, а начинает говорить про какую-то игру. Обвинять за это Каспер не собирается, он прекрасно понимает, почему солист слишком зациклен на своих эмоциях. Смерть Миши слишком подкосила его. Младший иногда думает, что невольно стал свидетелем всей той драмы, что царила у двух вокалистов. Дима хорошо помнит и как впервые застукал их на точке, потом долго не получалось банально заговорить с обоими; и как отношения начали накаляться, постоянные ссоры, цапанья из-за песен и всего на свете; и как настала та самая точка невозврата.        В мозгу скрипача на всю оставшуюся жизнь впечатался тот момент, когда Князев позвонил и попросил приехать как можно быстрее. На часах было около четырёх утра, но, несмотря на это, Ришко приехал к нужной квартире и открыл дверь дубликатом ключей (мужчина упустил тот момент, когда художник вручил вещь, она просто всегда находилась в кармане). Дом встретил музыканта душащей тишиной и самым настоящим погромом. Андрей нашёлся в своём кабинете, сидел на полу и смотрел в пустоту. Причина истерики была ясна любому, кто присутствовал на репетиции, Миша в очередной раз отверг текст из-за того, что тот казался слишком лирическим.        Младший не стал задавать лишних вопросов, просто сел рядом и позволил уткнуться в своё плечо. Нет, Князев не плакал, просто молчал и рвано дышал. «Я так устал… я очень сильно устал…» — только это сумел произнести старший. Ришко никогда не видел «товарища по оружию» таким разбитым, сломленным и уязвимым. Хотелось прижать к себе Князева, защитить от всего мира и сказать, что стихи просто прекрасны, а Миша ничего не понимает в этом. Но скрипач молчал, он так и не произнёс слов за вечер, да и не нужны они были. — Знаешь, а с тобой вот так просто стоять намного лучше, чем бухать с остальными, — голос Андрея выводит из пучины воспоминаний и заставляет вздрогнуть. — С ребятами хорошо, но не то.        Старший продолжает свой монолог, а Каспер старается сосредоточиться на голосе, который ассоциируется и с одним из лучших людей в жизни, и с самым ужасным событием. Дима, на самом деле, плохо понимает, как сумел пережить дикую волну популярности «Со скалы», а ещё почему долгое время получалось спокойно играть песню. При прослушивании даже записей с концерта всегда появляется острое желание повторить судьбу главного героя или обдолбаться, выкурить сигарету. А когда самостоятельно извлекаешь мелодию — ничего подобного нет. Многолетняя практика это показала.        Молодой человек внимательно оглядывает рядом стоящего мужчину. Дело определённо в нём, в этом удивительном музыканте, творце, если быть точнее. Рядом с вокалистом не страшно и спокойно, ему можно доверять. Он не посмеётся и не будет унижать, припоминать или шантажировать. Даже не даст глупых советов, вроде: «не грусти» и «попробуй заняться спортом, тогда все зависимости мигом пропадут». Мужчина всегда поддерживал, пусть и по-своему. Он не сюсюкался и не задавал вопросов, когда узнал о героиновой зависимости Каспера. Понимал, что злить человека в ломке — ужасная, затея. Да и не помогал Андрей материально и физически, если быть честным, просто рядом находился, всегда готовый провести время вместе. — В семнадцать меня изнасиловали, тот человек был сегодня на концерте, в первых рядах стоял и смотрел прямо на меня… — вдруг произносит Дима, прерывая этим рассказ старшего о фанатках, и тушит сигарету о пепельницу.        Вокалист смотрит так же, как и когда узнал о наркозависимости друга. Ждёт смеха и фразы, что сказанное является глупой и неудачной шуткой. Но скрипач молчит и закуривает уже третий (?) табачный свёрток. Руки дрожат, а подошва кроссовка снова начинает издавать громкое «цоканье». Холодный ветер дует в окно, от чего по коже Ришко бежит целый табун мурашек.        На плечи молодого человека накидывают олимпийку, а после осторожно обнимают одной рукой. Андрей ничего не говорит, просто кладёт голову на чужое плечо, будто говоря, что всё в прошлом.