~~~~~
Почти каждый в Тейвате думал, что быть избранным потрясающе. Получить признание богов хотели многие, особо «усердные» смельчаки стремились к этому отчаянно, каждый десятый — до безумия, до дрожи в руках жаждал показать этому миру, что он достоин иметь силу одного из семи элементов. И только обладатели Глаза Бога знали, что быть признанными Селестией и Архонтами зачастую не было подарком судьбы, скорее наоборот — побрякушка, дающая магические способности, день ото дня напоминала о не самом счастливом моменте ее получения. Многие считали, что Глаз Бога — это отражение человеческих желаний, но почему тогда его не получал каждый второй? Единственное, с чем согласны все — Глаз Бога был показателем нелегкой судьбы его владельца и жизненного пути, полного крутых поворотов даже в будущем. К сожалению, пятнадцатилетняя принцесса клана Камисато уже убедилась в этом лично. Пусть прошло не так много времени с тех пор, как элемент Крио стал частью Аяки, воспоминания о получении соответствующего Глаза Бога были расплывчатыми. Одно она знала наверняка: было больно. Впервые держать в руках артефакт оказалось странным ощущением. Никакой радости, счастья и блеска в глазах. В тот день дома ее встретил Аято и заботливо пообещал не рассказывать родителям. Когда старший брат попытался выяснить у Аяки подробности, она не смогла произнести ни слова. Меньше недели потребовалось главной семье клана, чтобы все-таки узнать о новых способностях принцессы. Ее поддержали как умели, но вот понять так и не смогли, как не смогли понять и ее стремление не делиться произошедшим. Возможно, будь в семье обладатель Глаза Бога помимо нее, она бы столкнулась с чуть большей долей понимания. Ее мать, благородная, мудрая и сильная женщина, настояла на том, чтобы дать Аяке время. Обучение всему, что потребовалось бы будущей главе клана и комиссии Ясиро, приостановилось, но даже здесь Аяка приятно удивила родителей: она пришла в себя довольно быстро, и с момента получения Глаза Бога минуло не более двух недель. Она продолжила заниматься с небольшими изменениями — теперь принцесса тренировалась управлять еще и ледяной стихией, а по вечерам засиживалась в библиотеке в попытке найти ответы на мучавшие ее вопросы. Почему Крио? Почему она не помнит деталей? Как контролировать лед? На второй вопрос ответ нашелся вовсе не в справочниках об элементах и Глазах Бога — напротив, открыв практически первую попавшуюся в руки книгу «о понимании человеческой души», она прочитала, что сознание, стремясь избавиться от воспоминаний о потрясших душу событиях, стирает их, чтобы защитить человека от боли. Такое объяснение виделось ей исчерпывающим и к размышлениям о недалеком прошлом она более не возвращалась. О специфике своих сил ей предстояло узнать практическим путем. Место для тренировок оказалось выбранным ею случайно, но она о нем не жалела: при хорошей погоде здесь всегда было красиво, а вода помогала изучить реакцию заморозки вдоль и поперек. Более того, совсем недалеко безмятежно расстилалась равнина Бякко, где найти Электро — проще простого. Попробовать другие элементы «на вкус» пока не представлялось возможным. В тот день светило яркое солнце. Чайки кружили над волнами в почти бессмысленных попытках поймать рыбу, что водилась в большом количестве даже на мелководье. Морской воздух вдохновлял Аяку на совмещение искусных техник Камисато и способностей Крио всегда, однако сегодняшний день был исключением. Лед не слушался, а шальные порывы ветра путали волосы. Сначала ей даже почудилось, что кто-то владеющий редким в Инадзуме Анемо Глазом Бога непременно стоит за спиной и создает ветряные потоки. Истинная же причина сегодняшних неплодотворных занятий — размышления, мешающие сконцентрироваться. — О каком указе речь? Зачем понадобилось собирать Трикомиссию именно сегодня? — вслух спрашивала Аяка, предварительно осмотревшись по сторонам. Лишние уши сейчас точно оказались бы некстати. — Может, стоило все-таки согласиться и пойти с ними? Снежинки, наделявшие ее клинок инфузией Крио, в момент осыпались и смылись волной. Будущая Сирасаги Химэгими шумно выдохнула, стараясь сдержать медленно подкрадывающееся раздражение. — Нет, нет! Я не должна там присутствовать. Неспособность контролировать Крио на столь ответственном мероприятии сыграет со мной злую шутку, — принцесса задумчиво посмотрела на небо и вскоре улыбнулась одним уголком губ. — Аято справится. Отсутствие у него Глаза Бога — тоже своего рода признание… Он прекрасно умеет жить без него. Вскоре она обнаружила, что задумалась слишком глубоко. Солнце через пару часов должно было отправиться в свой ежедневный закатный путь, чтобы завтра воссиять с новой силой. Близилось собрание комиссий, и Аяка как бы невзначай вспомнила, что в имении Камисато ее оставили за главную. Хотя это и был далеко не первый ее «день самоуправления», она относилась к нему ответственно. Следовало возвращаться. Принцесса вернула клинок в ножны и ушла с побережья. Стоило ей только сделать шаг к равнине, как со стороны моря послышался весьма необычный звук. Глухой удар чего-то деревянного заставил Аяку повернуть обратно. «Ладно, имение еще немного подождет,» — промелькнуло у нее в голове. Переместившись на берег ледяным потоком (на удивление самой Аяки, очень даже сносно исполненным), она заметила почти развалившуюся лодку, наверняка самодельную. Возле нее валялось несколько ящиков, которым, судя по всему, тоже досталось в этом «кораблекрушении». «Неужели лодка пустая и ее просто прибило к берегу?» Девушка подошла ближе к «маленькому судну» и стала сосредоточенно рассматривать его. Сказать по правде, теперь все ее внимание переключилось с клановых дел, тренировок и обдумывания важности сегодняшнего собрания на лодку, которая уже вряд ли поплывет. Пробоина на ее дне, виной происхождения которой оказался некстати лежащий на песке камень, всем своим видом давала понять о бесполезности плавсредства. — К сожалению, лодке конец, — внезапно сказал кто-то прямо за спиной у Аяки. Девушка инстинктивно отпрыгнула, но сделала это в первую очередь в испуге, и только потом — в готовности достать оружие. — О Архонты! Ты меня напугал! — воскликнула Камисато, одергивая руку от рукояти меча. На мгновение она оказалась благодарной судьбе — реагировать молниеносно она еще не научилась, а значит, инстинктивно ранить не могла. Еще секунду спустя Аяка вспомнила о манерах и о том, что ей не следовало так бурно реагировать в присутствии постороннего. Юноша лет шестнадцати-семнадцати впал в ступор. — Ох, прошу прощения, мне не стоило вести себя подобным образом. — Ты просишь прощения? — парень удивленно вскинул брови. — Извиняться тут должен только я, потому что принял тебя за человека, желающего «позаимствовать» лодку, хах, — он виновато почесал затылок и улыбнулся так искренне, что у Аяки перехватило дух: для нее вести себя открыто и непринужденно — дело очень сокровенное, и эмоции показывать первому встречному девушка точно не стала бы. Но все же это произошло. «Поистине уникальный, исключительный день,» — с долей насмешки над собой подумала она. И только сейчас она поняла, что со стороны выглядела странно: хлопала ресницами и недоумевающе разглядывала очередного подчиненного сёгун Райдэн, коим была и сама. И… опять эмоции. «Вся сдержанность в бездну!» — Воу, полегче, я просто ошибся в своих суждениях, — внезапно озвучил юноша, ненароком вытащив принцессу из очередного бурного потока мыслей. Ей казалось, что хуже уже быть не могло, потому как уровень неловкости ее положения превысил все отметки, но затем она заметила вокруг себя изящный, как и она сама, вихрь снежинок, который словно ждал команды владелицы Глаза Бога и тогда он наверняка причинил бы парню боль. Аяка ужаснулась. Еще одна эмоция, которую она не смогла скрыть. Девушка намеревалась начать извиняться вновь, но «собеседник» перехватил инициативу ведения с трудом клеящегося разговора на себя. — Погоди минуту, я сейчас, — оправдываясь, он сделал несколько малозначимых жестов и резво подбежал обратно к лодке. Кажется, там был его рюкзак. Юноша сел к Аяке спиной и стал что-то в нем искать, и она решила воспользоваться моментом, чтобы получше рассмотреть «потерпевшего кораблекрушение». В глаза бросились волосы пшеничного цвета, почти неестественно освещенные солнцем, и нестандартный для этих окрестностей наряд. «А если быть совсем честной, он мало похож на жителя Инадзумы… Я сделала слишком поспешные выводы относительно его подчиненности Электро Архонту.» — Нашел! — резко обернувшись, обрадовался он. Принцесса притворилась мало заинтересованной в его персоне. Светловолосый парень загадочно подошел к Аяке, скрывая свою находку за спиной. И только оказавшись достаточно близко к девушке, он улыбнулся вновь и протянул ей алый, местами багровый цветок. Теперь к прочим чуждым аристократии эмоциям добавилось еще и смятение — оно без капли стеснения поселилось в глазах юной особы. — Прости меня за мою… бестактность, — словно только что вспомнив это слово, пробормотал он и протянул цветок в уже более требовательном жесте. Взгляд Аяки метался между ныне серьезным лицом незнакомца и свежесорванным цветком. — И у тебя потрясающий Крио, кстати, жаль, что я не встретил тебя пару часов назад, мне не помешала бы твоя помощь с гигантским огненным кубом, который обитает примерно к северо-востоку отсюда, и… — Пиро гипостазис, — перебила его болтовню Аяка. Мама учила ее, что перебивать собеседника есть тон дурной, но ей очень уж хотелось побыстрее разобраться с еще одним фактом: он не узнал в ней старшую дочь клана Камисато комиссии Ясиро, а это — весомый аргумент в пользу ее предположения. — У нас его называют так. — Вот оно что, — протянул парень, не прекращая держать цветок, который Аяка так и не посмела принять. — Есть множество вещей, требующие нашего обсуждения, — вернув себе аристократическое спокойствие, начала она. — Ты не из Инадзумы, не так ли? — Ты очень проницательна, хах, — он неловко улыбнулся, а затем его лицо посетила гримаса неподдельного удивления — его собеседница все-таки взяла цветок. — Тогда ты не мог знать о том, что этот «багровый бутон» не дарят просто так… И в качестве извинений тоже, — принцесса пристально осмотрела растение, целиком и полностью будто кем-то окрашенное в разные оттенки красного. Сомнений относительно цветка у нее больше не возникало. — Это кровоцвет, местная диковина, — она встретилась с виноватым взглядом парня. — Здесь действует запрет на уничтожение этих цветов, да? Я не должен был… — Вовсе нет. Нет никакого запрета, — Аяка вздохнула и прикрыла глаза. Когда она посмотрела на парня вновь, то уже столкнулась с искренним непониманием, плескающимся на дне ярких зеленых глаз. — Эти цветы растут там, где веками проливалась кровь. Или там, где пролилась совсем свежая. В воздухе повисло тяжелое молчание, и вокруг непременно царила бы тишина, если бы не шум волн и крики чаек, готовившихся улетать в свои гнезда на отвесных скалах — все-таки близился закат. — Прости меня за все, что я успел натворить, — наконец выдавил из себя парень и потупил взгляд. Аяка хихикнула. — Только в том случае, если представишься, — она раскрыла веер и прикрыла им широкую улыбку. — Я Тома, и сегодня я конкретно облажался, — шумно выдохнул он под искренний смех девушки. — А ты… — Камисато Аяка, рада познакомиться, — одним движением она сложила веер и выжидающе посмотрела на Тому. Он вновь переменился в лице. — Селестия… Да ты же… Принцесса, о красоте которой судачат все в порту! — парень сделал шаг назад и поклонился ей. — Теперь мне следует обращаться на «вы» к вам, госпожа Камисато. — Стой-стой, — Аяка вскинула руку с раскрытой ладонью. — Я представилась тебе не принцессой и не дочерью главы комиссии Ясиро. Тут никого нет, так что… опустим формальности. Пока что. — Так или иначе… Слухи о вашей… Твоей… красоте — вовсе не слухи, — выдавил из себя он, почувствовав, как бледную кожу щек раскрашивает озорной румянец. Аяка тепло улыбнулась. — Я польщена, — ответила она на комплимент. Теперь девушка пыталась контролировать танец снежинок, развернувшийся буквально за ее спиной. Еще неделю назад ей казалось, что она обуздала Крио и заставила этот непростой элемент работать на нее, а не против, но уже сейчас она осознала, как сильно ошибалась: стоило лишь на мгновение позволить эмоциям взять верх — и снег, и ледяные кристаллы переставали подчиняться. Меньше всего ей хотелось, чтобы ее новый знакомый заметил эту слабость. — Что ж… Пройдемся? — пригласил Тома и уже намеревался протянуть руку принцессе, как вдруг подумал: имеет ли он на это право? Чересчур много он успел «накосячить», да и разница их положений в обществе колоссальна: она из управляющего клана, а таких, как он, здесь называют чужеземцами. Но до того, как парень успел, казалось, в сотый раз за день попросить прощения, Аяка ответила краткое, исчерпывающее «Да». Тома по наитию решил «увести» принцессу с побережья. С географией Тейвата он был знаком в общих чертах, но вот изучить карту Инадзумы тщательнее перед тем, как приехать сюда, он посчитал действием очень полезным, и даже был признателен себе сейчас: благодаря своим познаниям он приблизительно представлял, где находится особняк прекрасной госпожи. Они шли прогулочным шагом, но до равнины Бякко добрались все-таки быстро. Аяка смотрела исключительно прямо, однако Тома не переставал пытаться уловить ее какой-нибудь тайком брошенный взгляд. И юноша поймал себя на мысли, что не столько искал зрительного контакта, сколько любовался поистине аристократически грациозной девушкой. — Ох, я вспомнила только сейчас, — прервав на сей раз таинственное молчание, внезапно сказала Аяка. — Твои вещи остались на берегу. Разве тебе не следовало забрать их? — она обеспокоенно посмотрела ему в глаза; Томе показалось, что он вот-вот утонет в сверкающей ледяной синеве ее взгляда. «Какая банальность.» — А, это… Мои пожитки не стоят и упоминания, ха-ха, — весело объяснил парень. — Как и лодка, по правде говоря. Если ее кто-то отыщет, сможет починить и заберет себе, я буду только за. — У тебя странное отношение к вещам, — спокойно произнесла она, отводя взгляд. — Тогда, вероятно, ты можешь поделиться со мной тем, как приехал сюда или рассказать о Пиро гипостазисе? — неожиданно для нее самой, ее просьба прозвучала требовательнее, чем она рассчитывала. — Это глупая история, — с трудом подавляя смешок, начал он. Аяка едва слышно облегченно выдохнула: на ее настойчивый тон он не обратил внимания. — В доках гавани Ли Юэ гуляли байки о сокровищах островов Инадзумы. Я загорелся идеей найти что-нибудь ценное — не для этого ли существуют путешествия? На первом попавшемся торговом корабле я покинул гавань, но долго прятаться в трюме у меня не вышло. Меня нашли незадолго до того, как на горизонте отчетливо стал виден порт острова Рито. Мне пришлось «позаимствовать» у них спасательную лодку и плыть до берега самому. Я с трудом скрылся от торговцев даже на суше, хе-хе. — Получается, ты криминальный авторитет? — с долей игривости уточнила Аяка. С Томой ей отчего-то хотелось не таить истинных чувств: ей было приятно беседовать с кем-то, кто многое в этом мире повидал и уж точно не связан долгом ни с кланом, ни с комиссией, ни с Всемогущим сёгуном Райдэн. — Почти, — поспешил поправить он. — Скорее просто криминальный, чем авторитет, — Тома неловко почесал затылок. «Рассказывать о таком — еще одна глупость, которую я сегодня сделал. Кретин.» Он посмотрел на принцессу с опаской, ведь ей ничего не стоило поведать кому-нибудь о произошедшем, и его тут же поймают и отдадут сёгунату под суд. Не такой жизни он страстно желал. — Не переживай, я не осуждаю, — с добротой озвучила она то, что ему хотелось услышать — у него это было написано на лице. — А что насчет Пиро гипостазиса? — Это еще более глупо, — Тома приложил ладонь ко лбу и усмехнулся. — Все, у кого я пытался спросить о сокровищах, указали мне в направлении острова Каннадзука, скорее даже на его северную часть. И только сейчас я понял, что они просто отмахивались от очередного туриста… — Разумеется. На острове Рито живут крайне занятые люди, и полагаться на их слова было слишком наивно. — Когда я плыл на лодке в сторону островка с кубом, я подумал, что для меня больше важен сам процесс — приключения и испытания на пути, а заодно новые впечатления. Если бы я там нашел еще и сокровища, я был бы самым везучим человеком во всем Тейвате! — Тома мечтательно вскинул руки, и задравшиеся от сего действия рукава обнажили обожженную кожу. Это страшное зрелище не ускользнуло от внимания Аяки. — Архонты… Тебе не больно? — девушка потянулась к его рукам, и Тома в мгновение забыл о радости, что буквально недавно сквозила из каждого его слова. Парень поспешил одернуть рукава винного цвета куртки. — И вот поэтому ты сказал, что тебе пригодилась бы моя помощь… — Этот ожог — пустяк, честное слово! — он постарался улыбнуться, но вышло натянуто настолько, что госпоже Камисато хватило доли секунды, чтобы распознать знаменитую «ложь во благо». Она посмотрела на своего собеседника пресерьезно. — И все же я настаиваю на том, чтобы ты позволил мне осмотреть твою руку, — твердо сказала Аяка. Не думая возразить, Тома аккуратно вернул рукав на предплечье. Волдыри на его коже, вызванные элементальным ожогом, выглядели устрашающе. Из-под пальцев девушки закружились в вальсе потоки снежинок и льдинок, приятно охлаждавших пораженную руку. Парень благодарно и расслабленно опустил веки. — Мне кажется, я что-то упускаю, — вдруг призналась Аяка, завершая процесс оказания первой помощи. — Ты говоришь и выглядишь как человек, не понаслышке знающий о том, каково иметь Глаз Бога. Если я права, тогда… У тебя едва ли могли возникнуть проблемы с Пиро гипостазисом. Госпожа Камисато осторожно спрятала ожог за все тем же рукавом. Тома почувствовал облегчение физическое и в то же время — напряжение моральное. Для владельцев Глаза Бога, по всеобщему мнению, не должно было быть ничего невозможного, но все же он стоит побежденный перед ней, впечатляюще проницательной, восхитительно обворожительной повелительницей Крио — так она виделась ему, пареньку, что не смог сразить элементальный механизм. — Разные элементы создают классные реакции, — начал издалека он. — У меня есть несколько любимых. Но вот одинаковые… Аха-ха, они хорошо горят, — отшутился Тома и под натиском немого вопроса Аяки полез в карман штанов. Вскоре найденная вещь была вытащена с характерным звоном. На раскрытой ладони Томы красовался алый артефакт. — Пиро Глаз Бога — причина моего проигрыша. Или слабая отговорка. Что-то из этого, — он непринужденно повертел Глаз Бога в руках. Принцесса клана Камисато рассматривала его с неподдельным интересом. — Я восхищаюсь владельцами Глаза Бога, — честно призналась она. — Но это не умаляет твоей наивности и безрассудства в моих глазах, — Аяка тепло улыбнулась своему спутнику; спутнику, которого уже принимала как данность, и разговаривала с ним так, будто они знакомы по меньшей мере месяц. Чувство некой раскованности (и ведь именно сегодняшнее общение она понимала под этим словом) кружило голову и действовало словно дурман: хотелось потеряться в разговорах и позабыть о клановых обязанностях хотя бы до конца этого дня. Но будущая Сирасаги Химэгими не получила бы этот титул, если бы позволяла приступам мечтательности путать мысли и мешать делам. Аяка быстро взяла себя в руки, чтобы вести с Томой разумную беседу. — Я не спорю, — радостно сказал он. — Куда мне вас сопроводить, госпожа? — Но я же просила… — Здесь деревня недалеко, — поспешил оправдаться за свое обращение Тома. — Кто-нибудь может услышать мои дерзкие слова и игнорирование этикета. Принцессе клана Камисато манера речи ее собеседника пришлась по душе, и только сейчас она поняла, что Тома, вероятно, по происхождению не так прост, как хочет показаться; соблюдению речевого этикета он не мог научиться, бегая по полям и лазая по деревьям с крестьянскими детьми. Но назревший в связи с этой мыслью вопрос Аяка решила не озвучивать. Все-таки она задала ему вопросов больше, чем он ей. За разговорами и последовавшими за ними размышлениями ни Аяка, ни ее спутник не заметили, как за их спинами, помимо нежной сиренево-розовой дымки закатных облаков, откуда-то взявшиеся серые тучи стали клубиться в нечто, напоминающее столб. Пожалуй, они были уже достаточно далеко от берега, чтобы уловить шум усилившегося прибоя. Обладателя Пиро Глаза Бога, посмотревшего в сторону моря, смутила лишь фиолетовая вспышка молнии в недавно образовавшемся столбе облаков. — Хэй, — негромко привлек он внимание спутницы. Аяка обернулась. — Это у вас сезонное? — указал он на явление природы. — Возьму на себя смелость сказать, что вовсе не сезонное. Я такое вижу впервые, — пальцы принцессы дрогнули, отражая беспокойство, что было тщательно скрыто в голосе. — Тогда нам лучше поторопиться, госпожа. Не хочу, чтобы вы оказались в эпицентре непогоды, — он забрался на уступ и вежливо подал ей руку. От помощи она не отказалась и вложила свою ладонь в его. — А ты успеешь дойти до места, где ты остановился? До гостевого дома, или, быть может, постоялого двора? — поинтересовалось Аяка, с досадой обнаружив, что все еще не знала о временном «пристанище» Томы. Парень прикусил губу. — Вполне. Да и с Пиро переждать бурю легче, чем с Крио, не в обиду, — протараторил он с явным намерением отвлечь внимание девушки от какой-то важной детали. В очередной раз понадеявшись, что проницательность госпожи Камисато ненадолго уснет, Тома проиграл. — И где именно ты ночуешь? — уже без всякого замешательства она заглянула ему в глаза. — Ну… В восточной части Каннадзуки, там отличные комнаты для путешественников, знаете, хе-хе, — парень отвел взгляд от принцессы. Аяка демонстративно шумно выдохнула. — На Каннадзуке нет ничего, что пригодилось бы путникам. И комнат тоже. Усилившийся ветер сорвал с губ Томы короткое, едва слышное «прости». — Не поймите меня неправильно, госпожа Камисато, я просто не хочу доставлять вам проблем. Я сопровожу вас до вашего особняка, а потом пойду своей дорогой, — и в этих словах девушка не уловила ни намека на шутку. Она задумчиво свела брови и приняла решение, о котором еще ни разу не пожалела. — Никаких «потом» не будет. Ты пойдешь со мной. В стенах имения безопасно, и ты будешь там дорогим гостем. Цель комиссий не только управлять людьми, но и заботиться о них, даже если это не жители Инадзумы. И комиссия Ясиро не исключение, — отрезала Аяка. Танец снежинок за ее спиной перестал быть незаметным из-за ветра, и Тома наконец обратил на него внимание и недоуменно посмотрел на это чудаковатое применение Глаза Бога. — И советую со мной не спорить. Крио меня сегодня не слушается, — шутливо пригрозила она. Тома облегченно выдохнул. К границе с лесом Тиндзю они добрались только с последними лучами вечернего солнца. Теперь, когда предстояло пройти сквозь темноту деревьев, Аяка не страшилась этой части пути, ведь шла она уже не в одиночку. Шутки ее спутника значительно разбавляли мрачную обстановку и поднимали настроение. Тома перестал сыпать каламбурами лишь тогда, когда обнаружил завораживающее мятное свечение, исходящее от высоких — примерно по пояс — диковинных растений. Цветы выглядели так, словно они сделаны из светящегося стекла. Это напомнило Томе о причудливых предметах из Фонтейна; он был там лишь раз, но впечатления о поездке и тамошних сувенирах живы в его памяти до сих пор. Если бы кто-то показал ему несколько свежесорванных цветков, у него не возникло бы и сомнения в том, что это — очередная безделушка прямиком из страны Гидро Архонта. — Ты видишь их впервые? — осторожно спросила Аяка, боясь испортить момент. Тома кивнул. — А их-то можно дарить? — с ухмылкой ссылаясь на недавний свой просчет, уточнил юноша. — Можно. Только это волшебное место, и именно этот вид в семействе данных растений погаснет, если унести их из леса. В общем, не рекомендую, — пояснила она под слегка разочарованный вздох своего собеседника. — Сплошная подстава. А название-то у них есть? — Тома вновь окинул причудливые цветы отныне придирчивым взглядом. — О, нет, не говори… Это точно анти-кровоцвет, — в порыве спонтанно возникшей шутки, которая казалась ему теперь уже не столь остроумной, какой она звучала в голове, парень позабыл о соблюдении речевого этикета. Впрочем, для Аяки так было даже уютнее, ведь вероятность наткнуться на свидетеля несоблюдения формальностей в лесу была достаточно мала. — Анти-кровоцвет? Ты тот еще шутник! Тебе предстоит узнать об Инадзуме многое… Только если ты не собрался уплывать завтра, Тома, — впервые за день она обратилась к нему по имени, и обладатель Пиро Глаза Бога нашел в этом что-то магическое; он готов был поклясться, что прислушивался бы к звучанию своего имени из ее уст еще очень долго. Но моменты не длятся вечность даже в стране, Архонт которой одержим подобной идеей. — Вообще-то я хотел, но немного позже. Хотя пока на море шторм, уплыть будет проблематично, — Тома отошел от цветов и кивающим жестом позвал госпожу Камисато продолжить путь. Намекать дважды не пришлось — она поравнялась с ним уже через несколько секунд. — И куда бы ты отправился? — девушка посмотрела себе под ноги и обнаружила это достаточно занимательным, учитывая неловкость вопроса; неловкость, за которой скрывался укол собственной совести: «Ты лезешь не в свое дело, Камисато Аяка.» Однако Тома с совестью Аяки согласен не был, пусть даже и не подозревал об этом. — Наверное, обратно в гавань Ли Юэ. Там живет мой хороший друг, я бы поделился с ним своими неудачами, ха-ха, — в который раз за день он почесал затылок и искренне улыбнулся; в свете диковинных «анти-кровоцветов» мимика его лица и жесты были еще более живыми и располагающими к себе, дочь клана Камисато не могла этого отрицать. Когда она всерьез задумалась над смыслом его ответа, что-то внутри принцессы дрогнуло сразу по нескольким причинам. Первая и, пожалуй, главная заключалась в риторическом вопросе — «Где его родина? Какой из уголков Тейвата он мог бы назвать домом?» Девушка сгорала от любопытства, однако «сгорать» — это по части контролирующих Пиро, а не Крио. Желание спросить было отложено на одну из полок в ее сознании; она достанет этот вопрос оттуда только в том случае, если ее спутник побудет в стране вечности еще какое-то время. Вторая причина тщательно игнорировалась ею до недавнего времени. У Томы есть друг. Самый настоящий — это было видно по его реакции. Иными словами, у Томы был человек, с которым можно чем-то поделиться или же таинственно помолчать, когда в словах не было необходимости. Если говорить еще ясней, у него было то, что никогда не доводилось иметь ей. Аяка была в хороших отношениях с братом и родителями, но это все было «не то». В памяти еще живы слова неосторожной служанки-сплетницы в имении Камисато: «Ох уж эти господы, совсем лишили сестру Аято детства и общения с детьми. Бедная девочка! Зачем все эти науки ей в таком юном возрасте?» Дочь главы комиссии в том инциденте нашла лишь один плюс: на слугу донесла не она, а кто-то другой. По прошествии многих лет она едва ли могла вспомнить, кто виноват в увольнении служанки, но одно Аяка знала точно — сплетница была права. В ее словах звучала правда болезненная, режущая слух, и именно поэтому родители не пощадили девушку, выгнав ее как есть, без оплаты. А если вдаваться в подробности, то потом они, с целью не подавать Аято и Аяке дурной пример, извинились перед ней и устроили в не самый популярный среди туристов постоялый двор. «Все же лучше, чем ничего,» — подытожил потом Аято, и его позиция нашла в душе его младшей сестры отклик. — Я сказал что-то не то? — вдруг спросил Тома, вытащив Аяку из омута философских и не очень размышлений. — Ах, отнюдь нет, — она зажмурилась и помотала головой. — Давай поспешим в особняк. Меня там могут ждать дела, да и под дождь попасть не очень хочется. — А я думал, дождь — лучший друг и товарищ Крио элемента, — вновь отшутился собеседник. — Так и есть, — с улыбкой согласилась она. — А вот Пиро гаснет под дождем, так что будь осторожен, — хихикнула принцесса и позволила себе далеко не аристократическую выходку — она резво перепрыгнула через ручей, оставив Тому позади себя. Он старался не отставать от спутницы, но с этого момента преимущество было исключительно за ней. — Приму любой вызов судьбы, моя госпожа, — шутя обратился к принцессе парень. Но обращение это (хоть и было несерьезным) ласкало слух. Когда она задумалась над тем, что рано или поздно единственный, кто ее так назвал, покинет Инадзуму, воображение уже использовало одни лишь серые тона для изображения сцены их прощания; сцены, в которой Аяка провожает его на корабль в одном из портов, выбор которого зависел только от того, куда Тома отправится. Время, требовавшееся для преодоления оставшегося пути, пролетело совсем незаметно для новоиспеченных знакомых. Однако не успели они переступить и порога особняка, как на Аяку свалился груз ответственности, и очередной укол совести заключался в том, что сегодня она слишком расслабилась. «Указ, собрание Трикомиссии, проверка документов поставщиков продуктов…» — пролетело у нее в голове. Это все требовало тщательной концентрации. «Что мне делать с Томой? Невежливо будет бросать его в особняке, ничего не показав.» Цепочка размышлений была прервана подошедшим, вернее сказать, «подлетевшим» к госпоже человеком, одетым в форму стражника. — Госпожа Камисато, — отдышавшись, почтительно обратился он, даже не замечая на себе сосредоточенный взгляд Томы. — Ваш брат, господин Аято, просил передать вам это письмо, — мужчина средних лет протянул Аяке небольшой свиток и поклонился. — Они еще не вернулись, так ведь? — осмотрев все еще свернутое письмо, поинтересовалась она. Где-то глубоко стали бушевать опасения насчет раннего возвращения членов ее семьи — меньше всего ей хотелось, чтобы отец или мать увидели ее сегодняшнюю безответственность. «Успеть бы исполнить хотя бы часть того, что мне было доверено…» — Никак нет, госпожа. По словам господина комиссара, собрание закончится еще нескоро. Там очень бурное обсуждение. — Знаете подробности? — с надеждой спросила Аяка. На щеку ее упала первая капля будущего моросящего дождя. — Господин Аято велел сказать вам, что все в письме, — информатор кивнул на него. — Что ж… Спасибо за службу, — она дружелюбно улыбнулась, как того требовали манеры. — Вы слишком добры, госпожа. Может, мне стоит что-то передать вашему брату? — Это лишнее. Ступайте домой, сэр, дождь начинается. Поклонившись еще раз, мужчина исчез из поля зрения Аяки и Томы, и госпожа Камисато с трепетом развернула свиток; создавалось впечатление, что ее не волнует ни постепенно усиливающийся дождь, ни маленькие, но частые капли, что падают на бумагу и слегка размывают очертания аккуратно выведенных иероглифов. Глаза беспокойно забегали по словам и предложениям; смысл написанного упорно отказывался укладываться в голове. Тома, не набираясь смелости и наглости мешать, внимательно наблюдал за мимикой девушки. Когда Аяка прочла последнюю фразу, что была на обратной стороне письма, она сосредоточенно свела брови:«Подумай над содержанием и успей провернуть парочку дел… ты знаешь каких. Завтра уже будет поздно. Этот указ ударит по экономике и обострит и без того напряженную обстановку.
Аято»
Прекрасно понимая, что письмо не должен увидеть никто, кроме нее, принцесса клана Камисато решила, что уничтожить его надо как можно скорее. Она могла бы сделать это позже, там, где ее не застали бы врасплох, но было поздно — свидетелем «сговора» брата и сестры стал как минимум один человек. Способ уничтожения, который Аяке показался наиболее уместным, она ассоциировала с подбрасыванием монетки звенящей моры. Орел — она выйдет сухой из воды, решка — ее предадут. И в отличие от обычного подкидывания «тейватской денежной единицы», результат будет виден не сразу и пройдет проверку временем, прежде чем покажется одна из сторон. — Тома, у меня есть к тебе просьба, — последний раз окинув строчки послания рассудительным, скорее даже запоминающим взглядом, она превратила письмо в комок. От неожиданности парень дернулся. — Приказывайте, моя госпожа, — на сей раз серьезно ответил ей Тома. Аяка побоялась привыкнуть к этой форме обращения, потому что звучала она слишком откровенно — именно так ей это слышалось. Казалось, что его «моя госпожа» опутает все ее мысли до бессовестного крепко, так, что сама она ни за что не справится, не выпутается. Стоило лишь ей остаться наедине с собой… «Мой клан — мой долг, нельзя отвлекаться,» — тут же напомнила себе девушка. — Для начала — иди за мной. Они преодолели внутренний дворик, пару раз наткнувшись на обслуживающий персонал и заведующих мелкими делами дома. Когда обладатели Глаз Бога наконец оказались на террасе, что как нельзя кстати была защищена крышей, дождь полил с неведомой до этой поры силой, но было немного поздно — с недлинных пшеничных прядей парня уже во всю капала вода, а челка принцессы демонстрировала миру светлые как сверкающий снег кудряшки. — Здесь твоему Пиро ничего не помешает, — спустя длительное молчание объявила она. Аяка аккуратно накрыла руку парня своими пальцами и вложила в его раскрытую ладонь безнадежно смятое письмо, затем так же бережно заставила его сжать комок бумаги покрепче. Тома был обескуражен. — Я верю в судьбу, в людей, в их совесть… Сожги это письмо, чтобы даже пепла не осталось, — тихо попросила она. — Если кто-то узнает о том, что мой брат написал его и передал мне, находясь прямо на собрании комиссий, хорошего произойдет мало… — Хорошо, — спокойно произнес он. Принцесса продолжала держать его руку в порыве объяснений. — Пострадает репутация клана, комиссии Ясиро, брат разозлится и… — Я никому не скажу, — тихим, серьезным голосом Тома обнадежил ее. — И в мыслях не было предать вас, госпожа Аяка. Она недоуменно моргнула и поспешила отпустить его теплую руку, невольно задумавшись о том, что схожей теплотой ее собственные руки не были наделены никогда. Связано ли это с Крио Глазом Бога? И что произойдет, если однажды она коснется огня? Не того, что сжигает леса, а того, что греет подобным образом руки, душу и, быть может, сердце? К сожалению, она давно поняла, что является заложницей судьбы всякой знатной девушки — любовь в ней бывает редко. «Откуда вообще такие мысли? Очнись, Аяка!» — кричал ей внутренний голос, не подчиниться которому было бы так же безответственно, как и поставить себя выше клана и служения сёгуну Райдэн. Письмо вспыхнуло ярким пламенем в ладонях Томы. Он едва заметно прищурился, но и этого хватило госпоже Камисато, чтобы понять нечто, что он тоже попытался бы от нее скрыть. Ожог от Пиро гипостазиса вошел в резонанс с элементальными способностями парня, а значит, сейчас ему было по меньшей мере неприятно пользоваться своим Глазом Бога. — Прости, что попросила об этом, — уже более уверенно произнесла Аяка и обернулась на широкую, массивную дверь, что вела с террасы в один из многочисленных коридоров особняка. Тома хотел возразить ее извинению, но девушка опередила его: — Зайди сюда, потом прямо и направо, там будет лекарь, он поможет тебе. Только скажи ему, что ты от госпожи Камисато. А я… Встретимся здесь немного позже, мне надо кое-что обдумать. И сделать заодно. Тома молча кивнул и, не заставляя повторять ему дважды, растворился в коридоре. Принцесса же намеревалась пойти в свою комнату, что находилась в другой части особняка на втором этаже. Задвинув за собой дверь, сделанную лучшими мастерами мебели в Инадзуме, Аяка глубоко вздохнула. Тишина для нее сейчас была ничем иным, как глотком свежего морозного воздуха, что бодрил тело и концентрировал мысли. Не медля ни минуты, юная госпожа Камисато села за стол, на котором уже находилась кипа бумаг: важных и посредственных, совсем свежих и пролежавших здесь с утра. А ведь помимо просмотра этих документов стоило, как сказал бы любой пират, подумать о «контрабанде»: приказ, что огласила сегодня правая рука Ее Превосходительства Баал — Кудзё Сара — был слишком внезапным для всех на собрании, и ничего положительного в нем отыскать никто не смог; следовало позаботиться о перезаключении торговых соглашений, еще было немаловажно не забыть о других маршрутах импорта товаров со всего Тейвата. Тяжело было представить то, к чему так стремилась Электро Архонт, — полную изоляцию от остального мира. «Ни мондштадского вина, ни шелка из Ли Юэ, ни технических новинок из Снежной и Фонтейна… Даже туристические путешествия прекратятся. Аято прав, это подорвет экономику так, как не подрывало ничто до сегодняшнего дня,» — размышляла Аяка. Но главной проблемой для будущей Сирасаги Химэгими виделся полный запрет на въезд и выезд из Инадзумы. Теперь шторм, вдруг разбушевавшийся в море, и вступающий в силу с завтрашнего дня указ Сакоку уже не казались ей набором событий. «Они точно взаимосвязаны. Электро Архонт решила не медлить и показала серьезность своих намерений относительно указа. Как ей в голову пришла такая идея…» Аяка раздавала одно поручение за другим надежным людям своего отца. Кому-то предстояло лишь предупредить очередное заинтересованное лицо, кто-то добровольно-принудительно вел переговоры от лица клана Камисато с придирчивыми, но очень уж «удобными» торговцами; а на чью-то долю и вовсе выпало тайком взять лодку в порту и догнать корабль, полный сувениров из страны вечности. И пускай это был единичный случай, помощнику комиссара удалось-таки предупредить капитана судна и даже уболтать его на «отныне не совсем легальный обмен культурой, морой и диковиной» с другими странами, именно так он ему сказал. Любому постороннему наблюдателю могло показаться, что принцесса не занята ничем, кроме управления людьми, однако это было бы лишь первое впечатление. Ты только посмотри на Аяку подольше и заметишь, как нервничает она и переживает за каждого, кто мог быть пойман за грубым нарушением еще не вступившего в силу, но уже желательного к исполнению указа; беспокоится о путешественниках, что могут застрять на островах «грома и молнии» — и это больше не казалось ей простой фигурой речи. Но жизнь учила медленно, путем ссадин и синяков прописной истине — всем не помочь, не хватит никаких сил и внутреннего огня. Своим значительным достижением госпожа Камисато считала то, что она изо всех сил игнорировала именно эту «жизненную мудрость», а потому сейчас сидела и искала ошибку в отчетах о доходах и расходах в комиссии Ясиро и мысленно благодарила Архонтов, что к ней попал лишь черновик — до написания оригинала у ленивого, да еще и невнимательного казначея руки не дошли. И несмотря на его причастность к ошибкам и отнюдь не косвенную вину, ей не хотелось тревожить его под ночь, но она знала — так поступил бы любой уважающий себя господин из комиссии Кандзё или Тенрё. «И откуда в тебе столько доброты к людям?» — твердо спрашивал внутренний голос. Хотела бы Аяка знать ответ… Когда голова девушки, явно потяжелевшая еще и от раздумий о том, что делать с Томой, плавно опустилась на стол, раздался настойчивый стук. «Входите,» — отозвалась принцесса. — Госпожа, ваш гость ожидает вас, — доложил вошедший слуга. От проницательного взгляда девушки не ускользнуло то, с каким нетерпением, граничащим с волнением, мужчина сжимает пальцы правой руки в левой. — Выглядите встревоженным, — словно прослушав важное сообщение, сказала она. — Ваши родители и брат тоже ждут вас, госпожа Камисато… Сердце ускорило свой ритм. К вискам прилила кровь, утяжеляя голову Аяки окончательно. И она уверена в одном — если бы не парочка тренировок по преодолению себя в подобных ситуациях, она непременно упала бы в обморок. Не снимая маску аристократического хладнокровия, она лишь спросила: «Где именно?» — В приемном зале. Господин Аято посчитал, что дожидаться вас там будет наиболее удобно. — Можете идти. Я скоро спущусь к ним, — слуга поклонился Аяке и вышел из кабинета. И вновь она одна, потрясенная в который раз за день. Принцесса даже не знала, о чем сокрушалась больше: о своей невнимательности, касающейся посиделок за документами вот уже несколько часов без перерыва и чувства времени, или об упущенной возможности поговорить с Томой и обсудить его дальнейшие условия пребывания в Инадзуме до возвращения родителей. И самое главное — как теперь отговорить ее отца, комиссара Ясиро, от жеста «благотворительности» (которую он наверняка попытается осуществить) — отправке Томы с первым подходящим кораблем на материк, пока не стало слишком поздно? «Но… может, это будет к лучшему,» — сомневалась Аяка. «Он тогда сумеет вернуться домой. Заставлять его оставаться здесь было бы эгоистично.» Со второго этажа она спускалась на ватных ногах. Аяку не покидало ощущение, что сегодня она стала жертвой жестокого розыгрыша: в начале дня ничего не предвещало беды и появился человек, беседовать с которым было довольно приятно, и знай она его дольше, не побоялась бы назвать родственной душой; однако под ночь безмятежность и обыденность буднего дня словно провалились в бездну и были без доли сопротивления поглощены ею. Чего именно хотела добиться Всемогущая сёгун Райдэн, издав указ Сакоку? Политика Электро Архонта была строгой, но до сей поры более сдержанной. Но обдумывание мотивов поступков Ее Превосходительства ныне не имело смысла — комиссиям и всему народу Инадзумы теперь предстояло иметь дело с катастрофическими последствиями для торговли и культурного развития. Кроме этих мыслей из головы Аяки не выходил и Тома. Она старалась смириться с тем, что ему рано или поздно придется уплывать отсюда; она то и дело внушала себе, что не успела к нему привязаться — прошло меньше суток с момента знакомства, о какой привязанности, в самом деле, могла идти речь? Раздвижная дверь, ведущая в приемную клана Камисато, показалась Аяке особенно тяжелой. Подавив в себе чувство необоснованного страха, что вот-вот начал бы царапать ей горло, девушка вошла. — Милая, о гостях надо предупреждать, — заявил ее отец, как только Аяка закрыла за собой дверь. — Причем не только стражников у входа, но и нас. Мне и матери стоило сказать в первую очередь, — комиссар обратил на дочь нечитаемый взгляд. Был ли он гневным? Суровым? Серьезным? Плескалось ли на дне его глаз сочувствие и хотя бы крупица теплоты к единственной дочери? Аяка не могла разобрать. — Я… понимаю, — слегка опустив голову, тихо произнесла она. Исподлобья осмотрев приемную, девушка заметила Тому, что стоял недалеко от ее родителей и брата. «Наверное, ему сейчас очень неловко,» — подумала младшая госпожа Камисато. — Сегодня на собрании зачитали указ, — решила начать мать Аяки. — В нем написано, что любой чужеземец, не заплативший пошлину за въезд и не имеющий необходимых документов, разрешающих пребывание на территории Инадзумы, должен немедленно покинуть страну. Случаи бывают исключительные, но наш дорогой гость, — она посмотрела на Тому оценивающим взглядом, — едва ли смог соблюсти хотя бы одно из этих условий. Аяка чувствовала себя осажденной и в то же время удивленной неожиданной враждебностью родителей. Ее отец — комиссар, он обязан следовать воле сёгуна Райдэн, но что насчет ее матери? Она была известна всей Инадзуме не без причин: ее доброта, мудрость и рассудительный подход ко всем жизненным аспектам сделали ей репутацию благородной госпожи из главного в комиссии Ясиро клана. Девушке не верилось, что ее мать сейчас говорила ей об указе (который, к слову, был процитирован в письме Аято) от всего сердца. — Стало быть, еще не поздно отправить вас домой, уважаемый гость. Инадзума скоро будет поистине «страной вечности», никто не сможет посещать ее свободно, — обратился к Томе господин Камисато. — Если это необходимо… Я не хотел бы стать проблемой и ставить под удар комиссию Ясиро, — спокойно ответил парень. Краем глаза Аяка заметила, что ее старший брат изучающе смотрел то на Тому, то на отца, то на нее — неужели ждал, что она предпримет? — Отец, в море сейчас неспокойно, — осторожно возразила ему Аяка. — Не предложить гостю хотя бы остаться здесь на ночь слишком невежливо… — Не тебе указывать на невежливость. К тому же, сэр Тома наверняка позаботился о своем ночлеге самостоятельно, не так ли? — с нотой сарказма произнес комиссар. Новый знакомый Аяки зачем-то кивнул. Соврал, как и ей по пути в особняк, но не столь старательно. — Я пойду. Спасибо за прием, — заученной фразой Тома поставил точку в этом разговоре и скрылся за дверями, что вели прямо на улицу, куда-то прочь из особняка, а дальше наверняка в порт. Живое воображение Аяки уже нарисовало ужасную грозу и тарабанящий по спине обладателя Пиро Глаза Бога дождь, штормовой ветер, что усиливался по мере приближения к морю… Она не могла так просто сдаться. — Все, кто сейчас попытается уплыть из Инадзумы, погибнут в буре, виной возникновения которой является Ее Превосходительство Баал! — неожиданно громко озвучила Аяка. Мысли вслух — враг этикета, что изучался ею едва ли не с рождения. «Я позорю наш клан…» — Кудзё Сара из комиссии Тенрё всем четко дала понять, что нашего почтенного Архонта это не очень тревожит. Кроме того, твои слова прозвучали слишком дерзко. Разве не сдержанности в высказывании своего мнения мы тебя учили? — почти в один голос говорили родители. Аято, которому обычно есть, что сказать, отчего-то молча наблюдал за начавшейся в семье ссорой. — Простите, — отрезала Аяка и вышла из приемной вслед за Томой. В коридоре она наткнулась на своего помощника и схватилась за него, как за спасательный круг — поручила ему «быстрее молнии» добраться до столицы и оформить несколько документов; затем сама отправилась едва ли не со скоростью света за своим новым знакомым. Юная госпожа чувствовала тяжесть промокшей насквозь одежды, но это не помешало ей догнать Тому прямо у самой границы с лесом Тиндзю; опоздай она на минуту, остановить бы его уже не смогла. — Тома, подожди! — окликнула она юношу; он тут же обернулся, не скрывая своего искреннего удивления. — Мои родители не такие, какими могли показаться тебе сегодня, — поспешила оправдаться она. — Они обязательно передумают, они просто погорячились под впечатлениями от собрания Трикомиссии, они разрешат тебе остаться, они… — Госпожа, все в порядке, — осторожно перебил он и взял ее за предплечья, совершенно не думая о том, что переходит черту, что так явно проведена между принцессой из правящего клана и обычным парнем, у которого сегодня разбилась лодка и надежды на веселое путешествие по стране Электро Архонта. — Я уплыву так скоро, как смогу. Не хочу, чтобы из-за меня вам досталось. Вам следует возвращаться, дождь слишком сильный. Аяка, что до сего момента без стеснения смотрела ему в глаза, сейчас опустила взгляд. Что-то сжалось в груди болезненно — чувство несправедливости жизни? Боязнь отпускать человека, вероятность смерти которого превысит отметку в сто процентов, как только он поплывет в объятия шторма сёгуна Райдэн? Пожалуй, все сразу. Она набралась смелости и вернула себе твердость в голосе. — Я настаиваю на том, чтобы ты остался. Взглянем правде в глаза: ты оказался в безвыходном положении, ты окружен. И на островах тебе места нет, и в море далеко не уплыть по воле нашего Архонта, — серьезно растолковала Аяка, сведя брови. Томе казалось, что словами она режет без ножа, но с другой стороны… Не добивалась ли госпожа от него полного осознания безысходности, чтобы потом ее слова возымели мощнейший эффект? — Не смею возразить, — с тяжелым вздохом согласился парень. — Я мог бы остаться и помогать вам, но Инадзума не нуждается в таких, как я. Я все еще чужеземец. — Больше нет, — внезапно объявила Аяка с легкой улыбкой на губах.~~~~~
День принятия указа Сакоку Камисато Аяка вспоминает с теплом на душе, ведь не с Сакоку он у нее ассоциируется. В тот день у нее появился надежный друг, верный слуга и способный знакомый владелец Глаза Бога, помогающий ей с тренировками. Те аргументы, что предоставила Аяка родителям после того, как она и Тома вернулись в особняк, были весомыми: «Указ вступает в силу только завтра, документы у Томы теперь есть, и статус его отныне не «чужеземец», а как минимум «слуга госпожи Камисато». Прошу принять его и в комиссию Ясиро». Комиссар лишь переглянулся со своей женой, и лицо обоих раскрасила улыбка: по их словам, они проверили свою дочь и провели испытание, которое прошло весьма успешно — Аяка продемонстрировала способность не сдаваться и настаивать на своем, находить нестандартные выходы из ситуации. Тома, проанализировав все произошедшее, потом сказал, что это не иначе, как судьба — просто так он не оказался бы здесь и в клане уж точно не задержался. А если вспомнить совсем недавние события, можно сделать еще и вывод о том, что методы «проверки на прочность» от родителей Аяки пришлись Томе по душе, и госпожа Камисато не могла этого не понять, когда узнала о намерении своего друга испытать путешественницу и ее компаньона. Люмин и Паймон справились, и после сегодняшнего маленького приключения с ищущей брата девушкой Аяка подумала, что спустя столько лет после появления Томы путешественница стала вторым человеком, которого она могла бы назвать другом. Скорее подругой, но это не имело значения. Всему хорошему приходит конец. Пришел конец и сладкой дымке воспоминаний, что еще секунду назад окутывала Аяку с ног до головы. Реальность была куда более суровой: кровоцвет это не история знакомства, это — вестник кровопролития в стране вечности. Инадзума была на пороге гражданской войны, в которую имело риск перерасти сопротивление. До сегодняшнего дня принцесса клана Камисато могла с уверенностью сказать, что отсутствие происшествий и решительных действий армии сёгуната не иначе, как затишье перед бурей. Однако теперь, пробегая по ледяной корке, следуя по следам из «багровых бутонов» и людской крови, она поняла: буря началась. Когда Сирасаги Химэгими прибыла на островок, окруженный скалами со стороны океана, она заметила, что подоспела сюда далеко не первая. Над раненными бойцами из армии сопротивления уже кружили несколько жриц с острова Ватацуми, обладающих способностями к лечению; где-то вдалеке виднелся знакомый силуэт: средний рост, светлые волосы и причудливый наряд — Ёимию трудно не узнать. Наследница «фейерверков Наганохары» была вторым владельцем Пиро Глаза Бога, которого Аяка знала хорошо. Когда она невольно сравнивала характеры Томы и Ёимии, девушка пришла к интересному выводу. Все «повелевающие огнем» — те еще любители поболтать. Но решив поделиться своим смелым предположением с Люмин, она и подумать не могла, что сформировавшееся у нее убеждение развеется за пару минут. Путешественница рассказала госпоже Камисато о молчаливом владельце винокурни «Рассвет» и одной из лучших таверн в Мондштате; Дилюк Рагнвиндр показался Аяке довольно интересной персоной. После осмысления всей информации о «винном магнате» старшая дочь клана Камисато в очередной раз подумала о том, что Люмин очень повезло — она может почти беспрепятственно повидать весь Тейват; она свободна, как мондштадский ветер; имеет крепкую, как горы Ли Юэ, волю; верна своим принципам, как молния страны вечности… Если без прикрас, то один лишь вид преобладающего количества трупов над все еще живыми бойцами погрузил Аяку в бездну попыток думать о чем-то другом: о брате, о Томе, о делах клана, о путешественнице, да хоть о Паймон и Дилюке — все было тщетно. Перед глазами пятнами расплывался глубокий винный цвет; порой чувствовалось, что небо, море и суша под ногами настойчиво пытаются поменяться местами. Аяка носила с собой меч и прекрасно могла постоять за себя, но вид окровавленных тел простых жителей Инадзумы лишил ее эмоционального равновесия. Здесь заснули крепким сном — и продолжали засыпать, к слову — люди «из народа»; народа, который три комиссии обязаны оберегать и чьи интересы они должны представлять. Запах железа, ощущение сырости, соленый воздух — все это давило на госпожу Камисато, стоило лишь закрыть глаза, чтобы не видеть ужасных ранений тех, кого от смерти отделяют лишь пара с трудом сказанных слов и короткий-короткий выдох; тех, у кого в зрачках навсегда застыли мечты, планы на будущее и стремления повлиять на свою судьбу, восстав против воли сёгуна Райдэн. — Госпожа Аяка, — поприветствовала Ёимия, внезапно очутившаяся прямо перед дочерью клана Камисато. — Что вы тут делаете? Вы кого-то ищете? Кого-то конкретного или… Ох, неужели плохие новости из столицы? — протараторила мастерица фейерверков. Аяка окинула ее потерянным взглядом. — Здравствуй, Ёимия, — тихо ответила она. — Я… никого не ищу, а плохих новостей у меня нет, к счастью. Я пришла сюда по кровавым следам. Но как здесь оказалась ты? — Вы же знаете, что я по возможности помогаю всем, кто страдает от охоты на Глаза Бога, — проговорила она, едва заметно кивнув Аяке: для обсуждения чего-то «повседневного» им все-таки стоило отойти в сторону из уважения к жрицам и бойцам армии сопротивления. Сирасаги Химэгими намек прекрасно поняла. — Но я не думала, что увижу, как ты перевязываешь раны. Как ты узнала о том, что здесь было сражение? — Я искала вдохновение и пигменты для необычного фейерверка — заказали на прошлой неделе, а забирать их придут уже сегодня днем! И рассвет, который через пару часов, мне в этом не помощник! Но вместо вдохновения я нашла человека, который и отвел меня сюда. Оказывается, Сангономия Кокоми следит за всем и поэтому отправила сюда своих подчиненных для помощи раненым; но пострадавших слишком много, потому что в сражении, что было здесь совсем недавно, сопротивление потерпело поражение. Я решила не оставаться в стороне. Заказчикам смогу, наверное, придумать хорошее объяснение без банального «по политическим причинам»… — Ёимия в мгновение сделалась грустной. «Как радость от фейерверков может быть безоговорочно искренней, когда в стране творится подобное?» — однажды высказалась она Аяке — госпоже, что состояла в комиссии Ясиро, волей-неволей подчинялась Электро Архонту и могла в любой момент рассказать о «неприемлемых политических взглядах» мастерицы фейерверков. Однако смелость Наганохары в выражении своего мнения объяснялась лишь доверием к госпоже Камисато, и доверие это Аяка очень ценила. — А что насчет сопротивления? Знаешь ли ты что-нибудь об их дальнейших действиях? Не планируешь вступать? — Боюсь, госпожа Аяка, что мое вступление в сопротивление поставит крест на фейерверках, — Ёимия шумно выдохнула. — И о планах Горо и Кокоми я не знаю. Знаю только, что среди служащих в армии сёгуната распространяются списки имен тех, кого приказано убить без суда и следствия. Это ужасно… Девушки замолчали — слова здесь были излишни. Аяка обернулась на порхающих над ранеными жриц — лица их не отражали радости от количества спасенных жизней, потому что количество это было небольшим. Ёимия посмотрела наверх: тучи отступали; даже небеса словно подчинились воле сёгуна Райдэн и обошли место битвы стороной, не проливая ни слезинки по погибшим. Ветер же продолжал путать волосы и ударять по щекам. — Могу ли я чем-то помочь? — спросила госпожа Камисато у хозяйки «фейерверков Наганохара», нарушив тишину. Она вновь взглянула на бойцов — в живых сейчас было не более десятка; несколько жриц собрались около одного из солдат — за его жизнь боролись всеми силами. — Думаю, нам стоит подойти к нему, — непривычно громко сказала Ёимия и кивнула в сторону того самого бойца. Одна из подчиненных Кокоми категорично помотала головой; Аяка положила руку на плечо знакомой, удерживая ее от вмешательства в ритуал, ведомый лишь жрицам с острова Ватацуми. — Поможем другому. Например… — протянула Камисато и указала на человека, что был примерно в тридцати метрах от них и сидел около большого камня. — Ладно. Но если вам надо идти, госпожа, я сама смогу позаботиться о нем, — протараторила Ёимия и выжидающе посмотрела на Аяку; встретившись с ее аристократически сдержанным взглядом, владелица Пиро Глаза Бога поспешила объясниться: — Завтра же праздник, я просто подумала, что у вас из-за этого много дел и вам надо выспаться. — Этот праздник проводится без участия комиссии Ясиро, я узнала о нем сегодня, причем совершенно случайно. Организатор — комиссия Тенрё, — Аяка задумчиво раскрыла веер; девушки шли к бойцу не спеша: выглядел он издалека вполне сносно, а поговорить им не мешало до того, как он начнет их слышать — болтать о «праздниках» в присутствии потерявшего товарищей солдата было бы неуважением. — Это странно. Я не помню ничего в исполнении комиссии Тенрё, что принесло бы пользу. Ну, уж точно не в последнее время, — Ёимия нахмурилась. — Они даже не обращались ко мне за фейерверками. Праздник точно будет испорчен, я даже не пойду. — Люмин рассказала мне о вашей вылазке и встрече с Сарой. В комиссии уже наверняка наслышаны о твоей подпольной помощи; они могли купить их у ваших потенциальных конкурентов и пообещать им монополию. — Это едва ли возможно. Я уверена, просто так они бы не стали упускать возможность ворваться ко мне домой и лишить меня Глаза Бога. Здесь что-то не так. Моя поимка — это вопрос времени, но могли ли они расставить приоритеты не в мою «пользу»? Ответа не последовало. Вид солдата, что сдерживал кровь из относительно неглубокой раны на ноге, перебил всякую мысль. Девушки ускорили шаг и через несколько мгновений оказались рядом с пострадавшим. — Сирасаги Химэгими… — с удивлением произнес парень лет двадцати четырех. Голос он старался сделать бодрым, но вышло явно не так, как задумывалось. — Минуту, — буркнула Ёимия и открыла сумку, что до сего момента подпрыгивала у нее на поясе в такт ходьбе. Аяка же пыталась приостановить кровотечение с помощью ледяной корочки, которую потом легко было убрать и перевязать рану. Метод был сомнительным, но зато сохранял хотя бы часть крови. В безнадежной ситуации нечто подобное могло бы даже спасти чью-то жизнь. — Во-о-от так, — слегка пропела мастерица фейерверков, взявшись за перевязку раны только что найденным бинтом. Аяка убрала все следы Крио, а их было немало: помимо ее «холодка», что приостанавливал кровопотерю, в предплечье солдата были воткнуты ледяные кристаллы. «Неужели сёгунат позаимствовал снаряды у похитителей сокровищ? Не припомню, чтобы в армии кто-то владел Крио,» — мысленно рассуждала госпожа Камисато, но вскоре рассуждения эти показались ей абсурдными, поэтому внимание ее переключилось на бойца армии сопротивления. — Как самочувствие? — поинтересовалась она у парня, который тут же улыбнулся через боль — это было заметно. — Намного, намного лучше. Благодаря вам… Спасибо, — он посмотрел на обеих девушек со всей признательностью, на которую только был способен. — Может, есть еще что-то? — спросила Ёимия, складывая оставшиеся бинты в сумку. За спиной послышались негромкие шаги, и отвлекшийся на них солдат ничего не ответил. Девушки обернулись. — От лица Сангономии Кокоми благодарю тебя за помощь, Наганохара Ёимия, — с долей торжественности произнесла подошедшая жрица. — И тебя, Камисато Аяка. Мы забираем выживших в лагерь к командиру Горо и вынуждены покинуть вас. — Всегда рады помочь! Мы пойдем тогда, — Ёимия радостно потянулась, предвкушая свое возвращение домой. Аяка лишь кивнула. — До свидания! Как только девушки сделали несколько шагов в сторону острова Наруками, их окликнул боец. — Сирасаги Химэгими, пожалуйста, постойте! — проигнорировать эту отчаянную просьбу — именно так она звучала — принцесса клана Камисато не смогла, а потому вернулась и присела рядом с солдатом, молча ожидая, что он скажет. — Я был в разведке сегодня… Там, рядом с лагерем Кудзё… Я узнал совсем немного, но подумал, что вам надо знать. Кучка бойцов обсуждала решительную меру, по их словам. Нечто важное… Они либо собираются, либо уже поймали кого-то из комиссии Ясиро. Именем охоты. Со стороны могло показаться, что Аяка смотрела на парня совершенно равнодушно или даже отстраненно. На самом же деле сердцем она ощутила то, что в простонародье называлось «падать без планера». Не так много было членов комиссии Ясиро, имеющих Глаз Бога. И предметом обсуждения едва ли являлся юный паренек, который получил свое «признание» на днях — это обстоятельство Аяка скрывала ото всех лично, и знал лишь Тома, который… был единственным, о ком могла идти речь в рядах солдат армии сёгуната. — Спасибо за информацию. Если это правда, то ты мне очень помог, — она встала и ушла вслед за Ёимией, перед этим еще раз попрощавшись со сторонниками сопротивления. По пути к столице и Аяка, и Ёимия молчали, причем вторая периодически зевала, делая мысль о сне все более заманчивой. Госпожа Камисато, напротив, теперь вряд ли сумела бы хоть на несколько минут прикрыть глаза. Она старалась не выдавать своего волнения за друга, и на стремлении скрыть все свои эмоции сосредоточилась настолько, что не заметила ни встающего солнца, ни показавшихся из-за недалекого горизонта домов, ни того, как Ёимия поспешно скрылась из виду, ведомая лишь желанием обнять подушку. Инадзума постепенно оживала; небесное светило, не успев взойти, скрылось за серыми облаками — день обещал быть пасмурным. Мрачным. И меньше, чем через пару часов, Камисато Аяке из клана Ясиро предстояло узнать теперь уже наверняка: Тома был схвачен.