~~~~~
Чем отличается беззаботная жизнь в каком-нибудь крохотном домике от проживания в особняке? Если тебе не посчастливилось родиться в семье хозяев имения, то отличие весьма простое и понятное — каждое утро ты просыпаешься раньше, чем господа, и занимаешься тем, что этих господ отвлекать не должно — домоводством. Для обитателей особняка Камисато исключений не было — все были вовлечены в полезные дела с первых лучей солнца, однако Тома к раннему пробуждению привыкал целую неделю с того самого дня, как стал служить Аяке и поселился здесь. И пока госпожа Камисато периодически настаивала на том, чтобы ее друга приняли в комиссию Ясиро, и пыталась выкроить немного времени для тренировок, Томе оставалось лишь впечатлять всех слуг — любое дело по дому, за которое он брался, выполнялось им быстро и надежно. Однако пару дней назад его трудолюбие стало причиной возмущений: садовник, которого жена комиссара обязала посещать имение раз в две недели, был сбит с толку — живая изгородь была уже подстрижена, а сезонные растения в нем не нуждались вовсе — они росли вполне бодро и выглядели даже лучше, чем после его обычного вмешательства. На крепкие слова негодования в то утро сбежались многие: две девушки, помогающие на кухне, смеялись особенно звонко; Кохару — ответственная за уборку — активно обсуждала это недоразумение с экономкой; Тома лишь виновато улыбался, не успев, однако, на начало этого «спектакля». Когда о ситуации узнала Аяка, она с аристократическим спокойствием и мудростью извинилась перед несчастным садовником, оплатив ему этот день — все-таки он потратил время, добираясь до особняка. Мужчина ушел и больше не появлялся, да и необходимости в нем не оставалось. А с Томы госпожа Камисато взяла обещание заниматься садом по мере сил и возможностей и сказала, что приятно удивлена внезапным талантом владельца Пиро Глаза Бога к домоводству. Это утро отличалось от всех предыдущих. Сначала Тома был уверен, что проспал, но, посмотрев на часы, понял — ситуация необычная, и настойчивый стук в дверь его небольшой комнаты, с разрешения Аяки с уютом обустроенной, это только подтверждал. Все еще сонный, он побрел встречать «гостя», по пути силясь разбудить себя окончательно. — Прошу прощения за ранний визит, — внезапно озвучил «посетитель». Тома широко раскрыл глаза. — Господин Аято? Чем могу помочь? — удивленно спросил он. Сонливость как рукой сняло. — Мне помощь не требуется, — возразил наследник клана Камисато. — А вот тебе была бы в самый раз. — Я… хм… Плохо справляюсь со своими обязанностями? — слегка замялся Тома. В голове же он уже подумал о множестве возможных причин и исходов событий. Его собираются выгнать? Перегнул где-то палку? Не проследил за всем необходимым для госпожи Камисато? Ожидание ответа брата Аяки было мучительным. — Нет. Одевайся и приходи на площадку за особняком, — отрезал Аято. — Я буду ждать тебя там. Ясней не стало, да и в удовольствии облегченно выдохнуть господин Камисато Томе отказал, пускай и не умышленно. Аято ушел, оставив парня в совершенном недоумении. «Черт, звучало так, будто он собирается со мной разделаться. Я в Инадзуме меньше месяца, а на меня уже покушаются. То государство, то теперь Аято,» — с долей недовольства подумал Тома и нахмурился. Путь свой до места встречи он провел в напряжении. «Лучше б я встал на час раньше и пересобрал всю мебель в особняке, чем…» Далеко на горизонте вставало солнце. Юноша только сейчас обнаружил, насколько удачное предыдущие поколения клана Камисато выбрали место для постройки имения: с площадки и окон второго этажа открывался потрясающий вид на бескрайнее море, в котором купались солнечные лучи, и картину эту гармонично дополняли изредка падающие с горы Ёго лепестки Священной Сакуры. Всякий, кому удавалось повстречать здесь рассвет, утверждал, что это место — рай для романтиков. С трудом подавив восхищенный возглас, Тома заметил, наконец, и Аято, стоявшего возле стенда с оружием, которого, по интуитивным ощущениям, здесь не было до сегодняшнего дня. «Вот так неожиданность,» — проскользнуло у парня в голове; он даже мысленно присвистнул. — Изучи эти копья, — кивнул Аято на стенд. — Выбери тип, к которому привык. Неважно, метательное или для ближнего боя — я хочу посмотреть на твои умения, — он скрестил руки на груди и стал пристально наблюдать за слугой сестры. — Ну… Не то чтобы я копье в руках совсем не держал… — негромко протянул Тома. Аято молчал, но значило это одно — он ждет дальнейших объяснений. — Просто это не мое. Я больше по одноручному и стрелковому. — Отнюдь, — внезапно возразил старший брат Аяки. — Я не чувствую в тебе потенциала к оружию, отличному от древкового. Даже если я ошибаюсь, выбора у тебя нет. Традиционным оружием в сёгунате является копье, — он подошел к стенду и протянул Томе одно из копий. Не столь красивое, как любили изображать в книгах, оно имело длинный и прочный на вид железный наконечник. Древко же удобно легло в руку владельца Пиро Глаза Бога, но само оружие было для него непривычно тяжелым; парень считал, что меч ему держать проще. — В сёгунате? Но причем тут я? — без особых раздумий спросил Тома, и только потом понял, что надо было позаботиться о более вежливой форме вопроса. — Тебе наверняка могло показаться, что дело с твоим принятием в комиссию Ясиро не двигается с мертвой точки. Это не так. Аяка постоянно ищет способы пристроить тебя туда, чтобы твое положение не было столь шатким, каким является сейчас. Но шаги к твоему становлению представителем Ясиро делает почему-то только моя сестра, — холодно начал объяснять он; Тома крепко задумался, ведь с первого дня пребывания здесь он ни разу не поинтересовался у госпожи своим вступлением в комиссию. И даже не попытался показать себя не только в домоводстве. До этого момента Тома виноватым себя ни в чем не ощущал; все-таки он чужеземец и здешних порядков не знает. «Но Аяка постаралась сделать так, чтобы я чужеземцем быть перестал. Хотя бы по документам,» — уколола его совесть. Если Аято хочет проверить его навыки владения оружием — даже если это было непривычное Томе копье — он выложится на полную. Не ради себя — ради Аяки; она должна была знать, что все ее усилия напрасными не будут. — Знаешь, я наблюдал за тобой, — вдруг добавил Аято. — Единственная причина, по которой ты находишься здесь и сейчас — я рассчитываю на тебя. Преданные и ответственные люди нам нужны не только в качестве прислуги. Тома воодушевился и занял боевую стойку. По крайней мере, ему так казалось. Лицо господина Камисато не выражало никаких эмоций, поэтому понять, делал ли он что-то неправильно, было довольно проблематично. — Что предпочтешь продемонстрировать в первую очередь? Защиту или нападение? Юноша задумался — о каком нападении могла идти речь, если это буквально второй раз, когда он держит копье? И все-таки он посчитал правильным показать господину Камисато всю свою решимость, а потому атаковал без предупреждения, понадеявшись на эффект неожиданности. Впечатляющий удар таковым вовсе не оказался, потому что был заблокирован древком копья Аято. — Предсказуемо. Резким смещением древка своего копья до наконечника копья Томы Аято почти выбил оружие из рук оппонента, затем воспользовался его замешательством и напал на Тому сам — удар серединой древка пришелся на предплечье парня. От мгновенно последовавшей за этим ударом атаки юноша увернуться успел, однако через несколько секунд почувствовал неприятное ощущение под коленом и оказался на земле. — А это была подсечка, которую ты не смог отразить. Внутренний энтузиазм ушел не попрощавшись. Тома, опираясь на руки и смотря вниз, с досадой выпустил воздух через нос и вполне успешно: господин Камисато не слышал. «Не оправдал ожиданий Аято, так еще и Аяка будет расстроена… Попутешествовал по Инадзуме и хватит,» — саркастично подметил внутренний голос. — Я привык к мечу и луку, — спокойно произнес парень, поднявшись. К счастью, фраза эта как отговорка не звучала. — Всякий, кто называет себя воином, должен уметь обращаться с разными видами оружия. Можешь ли ты с уверенностью сказать, что одолел бы меня в сражении на мечах? — Аято по-прежнему смотрел на него с аристократической отстраненностью. Большинство людей сказали бы, что к подобному взгляду привыкнуть невозможно — Тома привык. — Не могу это утверждать, господин Камисато. Но продержался бы против вас подольше, чем с копьем, — усмехнулся парень. — Может быть. Но проверка этого сомнительного утверждения была бы излишней, — Аято подошел к стенду с оружием и уверенным, отточенным движением вставил копье в свою позицию. — Если сегодняшнее поражение чему-то тебя научило, приходи сюда завтра в это же время. Аято совсем скоро исчез из поля зрения Томы, вновь оставив его с неприятным осадком и роем противоречивых мыслей. Солнце касалось линии моря едва-едва, совсем аккуратно, словно боялось эту линию изогнуть — скоро станет совсем светло. Короткие травинки под ногами неспеша качались на ветру, а птицы нехотя просыпались, лениво щебеча что-то приветственное небесному светилу. Наслаждаться идиллией утра Томе было не суждено: его ждали дела, а голову наполняли вовсе не картины пробуждения природы. «Странный он. Аяка отзывалась о нем как о внимательном и разговорчивом старшем брате, а на деле он как ниндзя — молчит, наблюдает из тени и бьет точно в цель, — мысленно рассуждал Тома. — Две недели почти не трогал меня и не проявлял никакой заинтересованности в том, чтобы я здесь задержался, а теперь про комиссию Ясиро вдруг вспомнил. Это даже для него слишком.» Пройдя мимо стражников у главного входа, парень осмотрелся. Обслуживающий персонал только начинал просыпаться. «И откуда у него такие навыки владения копьем?» — эта раздражающая мысль возникла сама по себе и попыталась соединиться с недавним внутренним монологом, но безуспешно — дела по дому сами себя не сделают, и сосредоточиться следовало на них. Вечером того же дня Тома почувствовал усталость, но вовсе не такую легкую и приятную, какую он ощущал прежде. Было в этом что-то гнетущее. Время подходило ко сну, но так просто отдаваться в объятия подушки не хотелось. Ему все еще предстояло многое обдумать и решить. Он вышел на террасу особняка, затем спустился в сад и посмотрел вдаль. Было тепло; на ближайшем дереве — отоги — пели сверчки. Атмосфера расслабляла. Юноша облокотился на ограждение и стал рассматривать чистое звездное небо, не забыв окинуть взглядом и ближайший куст (и только убедившись, что в уходе он еще не нуждается, Тома вернулся к наблюдению за звездами). Не успев даже начать думать обо всем и ни о чем, Тома услышал негромкий звук ходьбы по гравию: кто-то приближался. — Не помешала? — спросил женский голос. Парень посмотрел направо и заметил девушку, что неосознанно прервала его толком не начавшуюся цепочку мыслей. Это была Кохару, которая в столь поздний час наверняка возвращалась с очередной генеральной уборки. Сколько ей было лет, Тома понять не мог до сих пор — ей была свойственна подростковая ветренность, по ощущениям она была ровесницей Аяки или Аято, а выглядела на все двадцать пять — по взгляду так точно. — Нет, конечно же, — буркнул Тома. Кохару подошла ближе и тоже прислонилась к ограде. В иной раз юноша был бы рад ее компании — они часто болтали, если пересекались во время выполнения своих обязанностей, но сейчас ему отчего-то хотелось побыть одному. Кохару не обладала достаточным уровнем эмпатии, поэтому винить ее было не за что. — Думаешь о господине Аято? — внезапно прервав длительное молчание, поинтересовалась девушка. Тома вскинул брови. — С чего бы мне о нем думать? — Так ведь он поднял тебя сегодня ни свет ни заря, — словно информация эта была очевидной, растолковывала Кохару. — Он будет тебя тренировать? — Подожди-ка, — Тома поднял руку в останавливающем жесте, — а ты-то откуда знаешь, что было этим утром? — Ладно… ты человек свой, надежный, так уж и быть, поделюсь житейским, — ответственная за уборку с ухмылкой прищурилась. — Все, что происходит в особняке и его ближайших окрестностях, быстро превращается в слухи. Народу-то тут много работает. Ну а если еще честней, то вас сегодня видела травница. — Травница? А ей-то тут что делать, к тому же совсем ранним утром? — Она искала рассветные ромашки, — Кохару пожала плечами и шумно выдохнула. Тон ее шутливым более не звучал. — У меня все еще нет обширных познаний в местной флоре и фауне, но разве такие цветы вообще есть? — Тома задумчиво свел брови — слова его собеседницы звучали для него странными и нелогичными. — Да я тоже без понятия. Но последнюю неделю она искала их каждое утро в разных местах острова Наруками — так мне сказали девочки с кухни, она к ним сегодня на завтрак заглянула, — Кохару посмотрела на луну, словно искала в ней силы сказать что-нибудь еще. Но она больше ничего не говорила. Каждый из них думал о чем-то своем. Мысли Кохару для Томы были загадкой; сам же он не прекращал строить теории о том, зачем клану Камисато понадобились услуги травницы и мистические рассветные ромашки. Парень не выдержал: — Как думаешь, для чего это? — А? — Ромашки эти рассветные. С чего бы вдруг господа в них нуждались? — А… Да не знаю я! Травница с девчонками не делилась подробностями. Но я знаю точно, что сегодня она обыскала последние места на этом острове, вариантов больше нет. Для чего бы эти цветочки не искались, хорошего в этом мало. Поживем — увидим. Тома почувствовал на себе чей-то взгляд, и взгляд этот Кохару вовсе не принадлежал. Ощущение было до неприличного навязчивым — кто, в самом деле, мог наблюдать за ним? Парень постарался не обращать на эту мысль внимания, и его собеседница помогла ему в этом, решив вернуться к самой первой теме их спонтанного вечернего разговора. — Кстати, ты не расслабляйся особо. Если господин Аято хочет заняться твоими тренировками, это очень серьезно. — Разумеется, он же потратит на меня свое время, — безучастно ответил Тома. Вскоре он обнаружил, что Кохару этой дежурной фразой осталась крайне недовольна. — Нет, ты определенно не понимаешь, — фыркнула она. — Господин Камисато мастерски владеет копьем. Его долгое время тренировал лучший копейщик в Инадзуме, вроде даже какая-то важная шишка при сёгуне. Так что относиться к такому шансу так, как это делаешь ты — ужасно. Господин Аято никого прежде не тренировал, и многие молодые бойцы хотели бы оказаться на твоем месте. Ты везунчик, но не понимаешь этого, — высказалась Кохару и отвернулась, почувствовав, что перестаралась. Тома слегка округлил глаза. Сказать ему было нечего, но он понимал — с этого момента придется «выживать»: как совмещать тяжелые уроки по обращению с копьем и горы обязанностей слуги? «Надо предупредить госпожу Аяку и все-таки попробовать узнать мотивы Аято.» — Быть может, я и везунчик, — бодро начал говорить парень, — но какую цель преследует господин Камисато? Я ведь даже родом не отсюда, — с надеждой на осведомленность Кохару пояснил Тома. «Все-таки с силой женских сплетен нельзя не считаться,» — подумалось ему. — Архонты, откуда ж мне знать! Взял бы да спросил у них, а не у меня, — отчего-то с улыбкой протараторила служанка. — Ты бы видел свое лицо сейчас! Образец серьезности, — и она залилась смехом, казавшимся совершенно беспричинным. Но веселье в ее голосе расслабляло после тяжелого дня. Тома рассмеялся тоже, скорее за компанию, чем искренно. Минуту спустя, когда взгляд его спонтанно поднялся на второй этаж особняка, в окне, где был тусклый свет, он заметил причину своих недавних подозрений по поводу слежки. Предполагать нечто подобное было глупо и наивно с его стороны, потому что наблюдала за ним из того окна сама госпожа Аяка. Осознав, что Тома смотрит на нее, она поспешила отвернуться, вскоре и свет в окне погас. «Мне показалось, или ее взгляд был странным? Может, стоит пойти к ней и спросить?.. Нет, пожалуй, зайду к ней завтра после встречи с Аято,» — мысленно рассудил парень. Даже вечера, наполненные противоречивыми событиями, подходят к концу. Попрощавшись с Кохару, Тома устало побрел в свою комнату, а из головы не выходила она. Аяка. В последнее время они толком не общались: оттого ли, что дел у госпожи Камисато прибавилось из-за указа Сакоку, оттого ли, что теперь разница их социальных статусов резала глаза — владелец Пиро Глаза Бога не мог сказать наверняка. Из каждодневных размышлений об обстоятельствах получения «гражданства» Инадзумы он понял две главные, на его взгляд, вещи: во-первых, Аяка фактически пошла против всех, приняв его в круг ближайших к ней лиц, а во-вторых, он скучал. Наивно и эгоистично раз за разом возвращался в день знакомства с госпожой Камисато и скучал по подобию свободы, которая так или иначе украшала те моменты. Скучал и по той Аяке, беззаботной и веселой; или тогда он просто не увидел картину целиком? Но думать об этом еще хотя бы минуту сил не оставалось — Тома, поддаваясь, проиграл в битве со сном. На часах было шесть утра. Маленький сгусток энергии Пиро летал прямо перед лицом своего владельца. Тома не раз в шутливой форме восхвалял идею с пиро-будильником и даже предлагал сделать точно такой же Аяке — всего-то нужен был кусочек аметиста и сильное желание обладателя Пиро Глаза Бога заставлять огонек не угасать. Госпожа Камисато, однако, вежливо отказалась, но Тома чувствовал — ей было просто не до этого. Дочь комиссара в последнее время хоть и сохраняла благородство во взгляде и внешнюю непоколебимость, по слухам была грустной и что-то ее постоянно тревожило. Скоро будет уже месяц, как Тома здесь живет, но даже за это время он успел понять, что госпожа Аяка ни с кем не делится своими переживаниями. В иной раз он думал, что было бы неплохо, если бы она доверилась ему, но хотеть этого — значит смотреть на мир по-детски; она не могла доверять кому-то, кого знала меньше, чем любого из служащих в этом доме. Аято ждал Тому с практически стопроцентной уверенностью в том, что он придет, поэтому когда слуга его младшей сестры наконец появился на площадке, он ничуть не удивился и вместо обмена любезностями предпочел перейти сразу к делу. — Для начала тебе стоит уяснить главную вещь: перед противником стой боком, а копье старайся держать при себе. Так ты уменьшаешь риск получения ранения от более умелого копейщика. Тома моментально встал по-другому, так, как было сказано. Аято улыбнулся одним уголком губ. — Меня обучали искусству владения копьем с азов. Но на подобные методы времени у нас нет, так что сейчас я покажу тебе прием, который новичками не изучается. Но ты его освоишь сегодня же. Нападай. — Но… — Хочешь сказать, что еще слишком мало знаешь? Что ж, сейчас ты прав. Но представь себе ситуацию маловероятную, однако вполне имеющую место быть. Скажем, завтра на нас нападут застрельщики Фатуи, а они в последнее время активно пытаются провернуть свои дела на Каннадзуке, к слову. Что будешь делать? Спрячешься где-нибудь вместе со всем штатом прислуги? Будет ли агентов Фатуи волновать, как много ты знаешь о владении копьем? — Аято сурово взглянул на Тому, который слушал его настолько внимательно, что вот-вот выронил бы свое оружие, если бы господин Камисато не повторил требовательное «Нападай». Возражения его словам владельцу Пиро Глаза Бога виделись неуместными, поэтому высказать он их и не пытался. Тома был уверен: если бы описанная Аято ситуация в действительности произошла, он непременно взял бы любое оружие и помчался защищать Аяку — это было его долгом. Или… искренним желанием? Он не пытался понять. «А ведь Аяка занимается фехтованием… Если она так же талантлива, как Аято, боюсь, я бы ей не пригодился. Тогда почему она так отчаянно пытается пристроить меня в комиссию Ясиро? Уж не в моем ли Пиро дело?» Опомнился Тома только когда Аято сделал в его сторону шаг с резким разворотом всего тела. Парень успел осознать лишь то, что его тренер атаковал с широким размахом. Тома поставил блок древком копья, но было поздно — резкая боль в правом боку вынудила его согнуться. Очередной провал. — Не знаю, о чем ты так глубоко задумался, но я, кажется, говорил тебе нападать. А вместо этого ты и защищаться не особо пытался. Похоже, мне придется сообщить Аяке не самые приятные новости, — Аято воткнул копье в землю и скрестил руки на груди. — Сообщить госпоже? — потерянно переспросил Тома. В голове не укладывалась никакая мысль: ни то, что Аяка, скорее всего, знает об этих тренировках, ни то, что с такими «успехами» его точно никогда не примут в Ясиро. Тома с трудом представлял себе обязанности этой комиссии и почему-то был твердо уверен, что принимали туда и без навыков владения оружием. «Что-то тут не сходится…» — Разумеется. Она ответственна за все твои действия. — Но почему? Это ведь только мои ошибки, и если у меня что-то не получается, ей вовсе не обязательно переживать за это, — с осторожным негодованием высказался Тома. Аято прикрыл глаза и вздохнул, а потом и вовсе усмехнулся. — Люди — это ответственность, Тома. Здесь тебе не Мондштадт, даже я и Аяка не можем делать то, что вздумается. А если хочешь понять мотивы моей сестры… Впрочем, я мог бы ничего не объяснять и оставить все как есть, заставить тебя много думать и наблюдать за поведением Аяки, ведь именно в нем все кроется, но нет, мои объяснения упростят дело. Для нее люди это не только ответственность, ее желание помогать совершенно искреннее и благородное. Я тем же похвастаться не могу, меня больше интересует политика и холодный расчет, нежели общение. — Простите мне мою нескромность, но по какой тогда причине вы помогаете мне? — он тоже воткнул копье в землю и ненавязчиво скопировал позу господина Камисато. Аято посмотрел в сторону, словно собирался с мыслями и тщательно взвешивал все, о чем рассказывать можно и нельзя. Спустя несколько минут он заговорил вновь: — В тот день, когда Аяка бросилась догонять тебя, я, хорошо изучив твой внешний вид и манеру общения, а заодно понаблюдав за вашим с ней поведением, нашел рычаги давления на родителей. Аяке нужен был партнер для тренировок, и разве нет кандидатуры лучше, чем ты? Цепочка твоего Пиро Глаза Бога сломана, поэтому ты не носишь его, как не носил и в первую нашу встречу, но я заметил его у тебя в кармане. Я убедил мать, что ты и твой Пиро — самый подходящий для Аяки вариант. Кроме того, ты внушал доверие и делаешь это до сих пор. Я убедил ее, что тебя надо держать «под рукой», потому что ты мог что-то узнать даже за один вечер. Я долго убеждал ее и это возымело эффект — отец прислушался к мнению матери. А что касается моей сестры… Что ж, ее реакция на первоначальные попытки выставить тебя до сих пор забавляет меня. Она бесспорно беспокоится о благополучии людей, будь то слуги или простые жители Инадзумы, но я никогда не видел, чтобы она настолько плохо сдерживала себя. У нее глаза даже бегали. Так что мотив моей помощи тебе крайне прост — Аяке это важно. Раньше она тренировалась со мной, но когда у нее появился Глаз Бога, это стало слегка… Бессмысленно. Аято смолк. Тома не мог не заметить еще один талант господина — окунать собеседника в пучину осмысления всего им сказанного. И Тома сейчас фактически тонул в количестве новых сведений; тонул в информации, которую надо было обдумать и сделать благодаря ей ошеломительные выводы. Однако здесь и сейчас, в это утро на площадке за особняком, глубокие размышления второй раз подряд Тома себе позволить не мог — владению копьем он сам, быть может, и научится, но не так быстро и хорошо, как под чутким руководством господина Камисато, который уже успел вытащить свое оружие из земли и с помощью идеально чистого платка убрать с наконечника травинки и грязь. — Я думаю, с теоретической частью на сегодня всё. Пора на практике отработать тот приём, с помощью которого я ударил тебя вот сюда, — указал он концом копья на правый бок Томы. «Как я умудрился пропустить теоретическую часть?» — лишь это подумал владелец Пиро Глаза Бога. — Главное в этом приеме — его применение. Как ты уже, наверное, понял, используется он для оглушения, потому что ударил я тебя не наконечником. Почему не оглушил тебя как следует? Я просто не приложил силу к удару. Аято повторил «трюк с оглушением» (как мысленно назвал этот прием Тома) еще несколько раз. Анализ действий «мастера копья» не увенчался успехом, зато спустя десятки попыток «скопировать» движения тренера до Томы начала доходить прописная истина — в приеме этом был обман. Пока широкий размах копья вводит противника в заблуждение, ведущая рука хватается за практически основание наконечника, а другая рука — за середину древка. И древком этим становится очень удобно ударять точно в цель без намерения убить. В конце дня Тома уже мог оглушить кого-нибудь, и это было его первой победой. Когда минуло уже несколько тренировок, подобных этой, Тома наконец понял, что имел в виду Аято, говоря о «теоретической части». Каждое занятие парень узнавал что-то, что с искусством копейщика не имело ничего общего: политическую обстановку, некоторые факты из биографии представителей других комиссий, праздничные традиции разных островов. Господин Камисато медленно, но верно подготавливал Тому к вступлению в организацию, где обладание информацией и осведомленность были настоящим оружием. Вскоре и навыки владения копьем значительно усовершенствовались; по крайней мере, Аято утверждал, что не самому умелому похитителю сокровищ не повезло бы встретиться с владельцем Пиро Глаза Бога. А если вспоминать о способностях… Тома пока не пытался соединить своенравный элемент своего артефакта и древковое оружие, однако глубоко внутри понимал — сделать это нужно как можно скорее, чтобы упражняться с Аякой. А спустя год пребывания в Инадзуме в качестве слуги госпожи Камисато Тома мог сделать весьма смелый вывод: для клана Камисато началась черная полоса, конца которой видно не было. Он предпочел бы забыть этот период, если бы не было парадоксального укрепления взаимоотношений с Аякой на фоне повсеместно творящегося хаоса. И если бы кто-то предупредил Тому о надвигающихся бедах, он непременно подготовился хотя бы морально. Незадолго до первого из череды мрачных событий комиссар все-таки оформил необходимые документы: Тома наконец официально был принят в комиссию Ясиро и отныне имел право помогать Аяке в большем объеме. Госпожа Камисато искренне улыбалась в тот день, однако на этом поводы для радости закончились. Было пасмурно, а ветер то и дело заставлял и Тому, и Аяку съеживаться от холода. Сегодня был единственный за последнюю неделю день, когда можно было отвлечься от дел в клане и комиссии: Аято пообещал сестре взять ее обязанности на себя на короткий срок, поэтому она решила использовать свободное время с пользой и позвала с собой Тому. Несмотря на плохую погоду они спустились по горной дороге, идущей прямо от имения Камисато, поближе к морю и подальше от особняка — тренировки с использованием элементальных способностей требовали осторожности и открытой местности. — Ты еще не пробовал то, о чем говорил в прошлый раз? — поинтересовалась Аяка у Томы, разглядывая свой меч. Когда она посмотрела на парня, тот категорично помотал головой. — Мои Пиро и копье — это что-то несовместимое, — пожал он плечами. — Дальше едва заметного наполнения наконечника огнем я не продвинулся. — Элемент не выходит за пределы оружия… — задумчиво произнесла Аяка, выводя мечом незамысловатые символы в воздухе. — У меня тоже была такая проблема, но обычно у владельцев Глаза Бога бывает наоборот. — Так значит, в этом мы похожи, — усмехнулся Тома и стал быстро вращать свое копье; выглядело это уверенно и внушительно — за совет господина Аято тренировать кисти рук юноша не раз был ему благодарен. — И как вы справились с Крио? Я слышал, что его контролировать даже труднее, чем Пиро. — «Обладателям Пиро и Крио тяжелее, чем счастливчикам с другими элементами». Так однажды сказал ученый, что заходил к отцу за разрешением на исследования. На тот момент Глаза Бога у меня еще не было. Прошло уже много лет, а я до сих пор не могу поддержать его точку зрения, потому что все зависит от владельцев Глаза Бога. Крио поддался мне спустя множество тренировок, но в совершенстве я им все еще не управляю. — А мне ваши навыки кажутся превосходными, — Тома занял боевую стойку. — Не знаю, смогу ли хотя бы приблизиться к вашим умениям. — Мне кажется, твоему Пиро нужен случай, — таинственно сказала Аяка и изящно взмахнула мечом, готовясь нападать. — Случай? — Нечто особенное, что поможет тебе снять все внутренние ограничения. Событие, которое вынудит выпустить всю энергию Пиро. Тогда ты сможешь понять, как это делать, — она скрестила меч с наконечником копья Томы. Парень внимательно слушал и старался не поддаваться своей госпоже — она его попросила об этом перед их самой первой тренировкой. Но мысль о «нечто особенном» сбила его с толку — как оставаться в здравом уме и рассудке, сражаясь огнем со льдом? Длинный наконечник копья (которое теперь принадлежало лично Томе) накалился, словно вот-вот ударит по нему умелый мастер в кузнице. Мгновение спустя раскаленную сталь охватил яркий и непокорный Пиро. Инфузия Крио на мече Аяки пропадала там, где он соприкасался с копьем Томы. — Это и есть «таяние»? — воодушевленно спросил владелец Пиро Глаза Бога; принцесса клана Камисато улыбнулась одним уголком губ и отпрыгнула от своего оппонента. — Все еще слабое, но уже оно, — ответила она. — И мне теперь придется сражаться с тобой в полную силу. Не успел Тома вслух удивиться, как Аяка вновь приблизилась к нему. Череда быстрых атак госпожи Камисато вынуждала парня лишь уклоняться — для контратаки, которой он учился у Аято целых четыре дня, времени не было совсем. Когда Тома почувствовал, что лезвие обладательницы Крио способностей проскальзывает почти по касательной, он инстинктивно сильно оттолкнулся от земли, перевернулся в воздухе и постарался приземлиться плавно в нескольких шагах от Аяки, однако почувствовал слабую боль в ноге. «Что ж, могло быть и хуже.» Осмотревшись, юноша заметил, что трава в месте, где начался его прыжок, горела. Пламя было небольшим, но стоит лишь ветру усилиться — огонек натворит бед. — Госпожа, не могли бы вы?.. — осторожно обратился Тома к Аяке, задумчиво смотрящей на горящую траву. — Ах, да, сейчас, — она взмахнула веером над головой — и под ногами ее красивым узором рассыпалось Крио, приобретая затем форму снежинки. Пожар был предотвращен, причем очень вовремя — стихия Анемо своими порывами напомнила о себе, а вдалеке виднелся силуэт торопящегося человека. Вскоре выяснилось, что человек этот не кто иной, как представитель комиссии Ясиро, хороший знакомый комиссара. Аяка и Тома, узнав его, приостановили тренировку. Когда он подошел к ним, владельцы элементальных артефактов по выражению его лица поняли: случилось что-то страшное. — Госпожа Аяка, — тихо поприветствовал он в легком поклоне. Девушка несколько раз моргнула; Тома нехотя осознавал, что она, вероятно, начала что-то подозревать. — Ваш отец просил передать, что ждет вас в особняке. — Что-то серьезное?.. — Аяка прижала к груди веер и с опаской ждала слов члена комиссии Ясиро. — Это касается госпожи Камисато… Почти за два года обладания Крио Глазом Бога Аяка освоила полезный прием — поток мокрого снега; невероятно изящный и необходимый в те моменты, когда надо было скрыть эмоции. И сейчас она их скрыла, стремительно исчезая в вихре снежинок. Аяка отправилась в имение, позабыв обо всем — о Томе и тренировке с ним, о благодарности знакомому отца… Все это меркло, стоило лишь тревоге поселиться в сердце юной госпожи. Когда в особняк Камисато вернулся Тома, произошедшее стало ему до боли очевидным. В последнее время старшая госпожа Камисато была прикована к постели из-за некой болезни, и это тщательно скрывалось по политическим причинам: Фатуи, зная о нелегком положении главного в комиссии Ясиро клана, могли начать действовать в своих интересах. Но сегодня болезнь забрала жизнь жены комиссара. Во всей Инадзуме теперь не было старшей и младшей; отныне Аяка — единственная госпожа Камисато. «Для чего бы эти цветочки не искались, хорошего в этом мало.» Слова Кохару не выходили из головы Томы в тот день. «Рассветные ромашки нужны были для лекарства…» К услугам травницы наверняка прибегла Аяка, никому не сказав. О болезни ее матери знал очень узкий круг лиц, в который Тома не входил. Обижаться на это уже не имело никакого смысла — на похороны были допущены все без исключения. Плакали почти все слуги покойной госпожи, в то время как члены ее семьи обязаны были не уронить ни одной слезинки ради сохранения «лица», ради достойного сопровождения этой благородной особы в последний путь. Вечером того же дня Тома посчитал своим долгом проведать Аяку. Он медленно шел по коридору второго этажа, и тишину здесь нарушали только звуки его шагов. Лампы на стенах светили тускло и уныло, а за окном шел небольшой, но от этого не менее противный дождь. Вскоре показалась дверь, что вела в комнату госпожи Камисато. На удивление Томы, она была закрыта не до конца. Юноша осторожно заглянул внутрь; когда он увидел, что Аяки в комнате нет, сердце пропустило удар. Чтобы полностью убедиться в отсутствии госпожи, Тома, рискуя быть неправильно понятым, зашел. И все же она была здесь; принцессу клана Камисато заметить оказалось трудно: она, как и Тома, была во всем черном, а из источников света во всей комнате — лишь свеча на столе. Аяка прижалась спиной к стене и держала в руках письмо. Заметив, что в помещении она теперь не одна, девушка попыталась прийти в себя и подойти к вечернему гостю. Но у нее не вышло. — Прости, я… Не в подобающем виде, ты… Хотел что-то? — прерывисто заговорила Аяка, едва слышно всхлипывая и сильнее опираясь на стену. Тома впервые видел свою госпожу настолько подавленной, он не в силах был ответить ей сразу и лишь молча рассматривал ее около минуты. — Я просто зашел проведать вас, и врываться вот так, без стука, мне не стоило. Прошу прощения, госпожа, — парень виновато опустил голову. Аяка свернула письмо и протянула его Томе. — Положи его на стол, пожалуйста… Тома исполнил эту незначительную просьбу — и в комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием свечи и неглубокими вздохами Аяки; она изо всех сил пыталась держать себя в руках. Но когда перед глазами пронеслись события предыдущих нескольких месяцев и уходящего дня, горячие слезы сами покатились по щекам. Тома был в растерянности; утешать людей он, быть может, и умел, но этот случай был далеко не стандартным: это была Аяка, его госпожа, и сегодня у нее умер родной человек. Человек, о котором она всегда отзывалась с восхищением; человек, который одним словом мог заставить ее поверить в себя и усердно трудиться. Перечислять можно до бесконечности, однако достаточно было одного — это была ее мама. Для других она была мудрой госпожой Камисато, женой комиссара и очень влиятельной женщиной, но для Аяки… — Может, вам что-нибудь нужно, госпожа? — тихо-тихо спросил он. Тома не знал, как себя вести и насколько далеко ему можно зайти в попытках помочь Аяке справиться с горем; мог ли он вытереть ей слезы? обнять? или следовало просто уйти, чтобы не смущать ее? — Да… Называй меня Аякой до конца этого дня, — сквозь всхлип сказала она. — Совсем как она… Девушка не договорила. Все ее старания канули в бездну: успокоиться не вышло, и собирать слезинки в ладонь было уже невозможно. Воспоминания окутали сознание дымкой, что отдавала горечью и болью, и Аяке стало тяжело дышать. Тома набрался смелости и протянул ей платок; все-таки что-то личное и доверительное было в том, что она попросила его называть ее по имени. — Ты не должен был… — Аяка приняла платок. — Не должен видеть меня такую… — она закрыла лицо руками и медленно сползла по стене; Тома сел рядом. — Я никому не скажу, — шепотом пообещал он, и девушка позволила себе расплакаться сильнее прежнего. — Я так виновата перед ней, Тома, — отчаянно произнесла она и уткнулась ему в плечо; он осторожно обнял ее, боясь перейти черту; ведь наверняка существовала грань доверия Аяки к нему, и заходить за грань эту ему не хотелось. — В последнее время она говорила, что… что ей лучше, что она скоро встанет на ноги… Она говорила мне продолжать заниматься поэзией и фехтованием, изучать икебану, она пообещала посмотреть на наши тренировки, а я поверила и не была с ней рядом, когда… Аяка сильнее прижалась к парню; он продолжал понимающе молчать, чувствуя ее желание выговориться. Она госпожа, которая обязана быть сильной; еще она хрупкая и ранимая внутри, совсем как белая цапля, и цапля эта находится в клетке из аристократических норм поведения и долга перед кланом и комиссией. Насколько сурова ее жизнь, если даже оплакивать смерть близкого непозволительно? — Я ей рассказывала о том, как замечательно ты со всем справляешься, — вдруг призналась она под удивленный вздох Томы. — Мама говорила, что ты хороший человек… Она оказалась права. Прости, что я пользуюсь твоей добротой… — Не стоит извиняться, Аяка… — Мне надо взять ее обязанности на себя… Мне надо… вырасти и перестать лить слезы. Помогать отцу и Аято, у них осталась только я, но как? Меня будто пронзили мечом, — Аяка прижалась к Томе сильнее, словно пыталась схватиться за него, чтобы не утонуть в боли утраты, чтобы перестать чувствовать соленый привкус собственных слез. — Я не оправдаю ее надежд… — Не нужно быть настолько строгой к себе, — он успокаивающим жестом провел рукой по ее дрожащей спине. — Разреши себе чувствовать. Хотя бы до конца этого дня. До нового дня оставалось несколько минут или, быть может, часы уже передвинули свои стрелки в таинственное «завтра». Рассуждать о времени стало бессмысленно: ни Тома, ни тем более Аяка не следили за ним. Принцесса клана Камисато долго-долго всхлипывала на плече парня, пока не уснула. Он боялся пошевелиться и разбудить ее, а потому просто смотрел на ее макушку и дышал так, что грудная клетка почти не поднималась. Вскоре в сон провалился и Тома; было неудобно, затекла шея, но когда еще мог выпасть шанс подставить дружеское плечо? Пробуждение было отнюдь не приятным несмотря на то, что Аяка все еще находилась у него в объятиях; в спину будто воткнули парочку кристаллов Гео, глаза слепил свет из окна, а в коридоре слышались встревоженные голоса и стук обуви. Едва успев прийти в себя, Тома понял, что шаги становились увереннее: кто-то шел сюда. — Госпожа Аяка, проснитесь, — аккуратно позвал он. Девушка незаметно шевельнулась, а ее веки дрогнули. Не разбуди он Аяку, она проспала бы еще несколько часов в неудобном для них обоих положении. — Уже утро? — сонно пробормотала она, силясь открыть глаза. Тома слегка запаниковал: дверь была закрыта не до конца, и эти «посиделки» любой вошедший мог истолковать по-своему, если вдруг увидит. — Да. Сюда кто-то идет, и боюсь, что нас неправильно поймут, — с долей неловкости озвучил он. Аяку словно облили водой — девушка внезапно подскочила, опираясь руками на грудь Томы, на что тот лишь сдавленно хмыкнул. — О Архонты, прости меня, — протараторила она. — Вчерашний вечер, я… Повела себя просто ужасно, а ты… терпел всю ночь! Мне так стыдно… — Да нет же, вы не сделали ничего плохого. И поведение ваше нисколько не ужасное, на мой взгляд. У меня на родине такое в порядке вещей, — невзначай сказал Тома, затем слегка пожалел — в слове «родина» так или иначе был тоскливый подтекст, а грусти сейчас было более чем достаточно, особенно для госпожи Камисато. — А ты ведь так и не сказал, откуда ты на самом деле, — ответила она, подходя к зеркалу. Стоило привести себя в «порядок» (максимально возможный на скорую руку). — Я думаю, сейчас мне надо притвориться зашедшим к вам по делу. А про родину… В другой раз. Утреннюю беседу, имевшую полное право называться слишком личной, Тома и Аяка закончили вовремя — менее чем через минуту в комнату вошел Аято, скорее даже влетел так, будто только что получил Анемо Глаз Бога с штормовым ветром в подарок. Обладатели Пиро и Крио способностей незаметно переглянулись и только после этого стали вопросительно смотреть на господина Камисато-младшего. — Удивлен, что ты здесь, — резко сказал Аято, с легким прищуром посмотрев на Тому. — Я, может, и пожелал бы вам доброго утра, но не могу. Ситуация критическая. — Что произошло? — обеспокоенно поинтересовалась Аяка; ее брат тяжело вздохнул и прошел вглубь комнаты, к столу. — Если коротко — Фатуи. А если подробнее, то они решили выпустить три стрелы из одного лука, причем попали точно в цель, — Аято раздраженно мотнул головой. — Пока у тебя была пара дней мимолетного отдыха от дел в комиссии, нам поручили охрану человека. Персона государственной важности, он же оружейник. По особому поручению должен был попасть в Ли Юэ, сёгун Райдэн лично одобрила его выезд из Инадзумы. Вчера днем благополучно выплыл из порта на острове Рито с парочкой наших людей. Сегодня его нашел наш информатор. Выброшенным на берег и мертвым. В окружении агентов Фатуи. — О нет… Триединый Совет уже осведомлен? — с опаской спросила принцесса клана Камисато. Аято скрестил руки на груди. — Как раз об этом. Ни он, ни остальные комиссии знать не должны, но Фатуи угрожают «поделиться» с ними информацией, если мы не выполним их условия. И на их угрозу можно было бы посмотреть сквозь пальцы, если бы речь шла только про оружейника, — он сделал паузу и поднял взгляд на сестру. С каждой секундой на лице ее отражалось все больше догадок. Тома настороженно свел брови и не прекращал удивляться тому, что при обсуждении столь важных вопросов его не просят подождать где-нибудь в коридоре. — Только не говори мне, что… — Говорю, — прервал ее Аято. — Третья «стрела» выпущена в дело, о котором осведомлены мы трое. Корабли, по нашей инициативе не совсем легально осуществляющие обмен товарами с континентом вот уже год, недавно были потоплены, и обломки их принесло в северные части Каннадзуки и Ясиори. Полагаю, что Фатуи распоряжаются десятком боевых кораблей, а корабль с нашим оружейником был атакован ими приблизительно в то же время, что и так называемые торговые. — И какие у них условия? Это же дипломатический шантаж! Зачем Царице устраивать политические игры в Инадзуме? — Шантаж у них, может, и дипломатический, только вот их условия я совсем не по-дипломатически до конца не выслушал. Поверь мне, это был абсурд. Основная их цель — с нашей помощью подобраться к Электро Архонту. Нам только гнева сёгун Райдэн сейчас не хватает. — Они выбрали очень подходящее время для осуществления своих планов, — тихо подытожила Аяка, легонько стукнув веером по ладони. — Что говорит отец? — Ничего. На нем нет лица, он рассеянный и едва ли может отдать разумный приказ. В конце концов, это именно он утвердил маршрут, по которому повезут оружейника. Будь я на месте отца, я бы такое не допустил. Аято смолк и задумчиво подошел к небольшой карте Инадзумы, что висела в рамке на стене около двери. Тома переглянулся с Аякой и по выражению ее лица понял, что ее брата отвлекать сейчас не стоит. Вскоре господин Камисато, будто что-то для себя решив, вернулся к разговору. — Аяка, оставайся здесь и постарайся взять ситуацию с оружейником в свои руки. Неплохо было бы не допустить распространения информации… Или хотя бы приукрасить ее в нашу пользу. А мы с Томой пойдем устранять последствия нарушения указа Сакоку. — Я могла бы пойти с вами. Все-таки за смерть оружейника осудят в меньшей степени, чем… — Я взял обязанности отца на себя, поэтому это — мое тебе поручение. Я не могу доверить это дело кому-то кроме тебя. К тому же, там, куда мы с Томой отправляемся, понадобится грубая сила. Раздав всем приказы, Аято быстро вышел из комнаты, оставив Тому в недоумении. Аяка же, напротив, казалась не слишком удивленной поведением старшего брата. — Спорить с ним бесполезно, но попытаться стоило, — выдохнула госпожа Камисато. — Вы оба… Будьте осторожны. — Обязательно будем, — обнадежил ее Тома. Оставлять ее одну не хотелось, но не подчиниться Аято он не мог. — А когда я вернусь, я сделаю вам пиро-будильник, если хотите. Аяка согласно кивнула — и парень отправился вслед за сыном комиссара, сопровождаемый лишь взглядом своей госпожи. Тома догнал Аято уже далеко за пределами имения Камисато. Ветер, что ударял своими порывами в спину, будто напевал печальные мотивы вчерашнего дня; погода на острове Каннадзука оставляла желать лучшего. — Наша задача — уничтожить все, что может поставить под удар репутацию клана, — прервал молчание брат Аяки и замедлил шаг. — И насколько грубая нужна для этого сила? — уточнил Тома, вспомнив о недавнем разговоре. — Грубая настолько, чтобы иметь возможность разобраться с агентами Фатуи. Ты же не думал, что все улики они оставят без охраны? — Разумеется, нет, — как можно убедительнее постарался произнести парень. — Кстати, это отличный повод применить твой Глаз Бога, — намекнул Аято, взглядом указав на артефакт Томы; цепочку на нем он уже давно заменил и теперь с долей гордости носил на поясе. — Как раз надо попробовать, — шепотом подметил обладатель Пиро способностей. — И далеко нам отсюда до Фатуи? — Несколько сотен метров, — ответил сын комиссара, пристально смотря вдаль. — И еще… Если у тебя будет выбор между «пощадить» и «убить», выбирай второе. Приспешники Царицы должны были знать, на что идут. Защита Инадзумы и отстаивание интересов клана Камисато и комиссии — наш приоритет, и неважно, сколько Фатуи при этом погибнет. Аято уверенно пошел вперед, не обращая внимание на выражение лица Томы, который был весьма впечатлен речью молодого господина. Однако еще час назад ему и в голову не могло прийти, что шантаж со стороны агентов Снежной вынудит комиссию Ясиро пойти на подобные меры. — А что насчет улик на острове Ясиори? Мы ведь можем не успеть добраться туда, — обеспокоенно спросил парень. Аято, спрятавшись за скалу, без предупреждения схватил своего напарника за предплечье, вынуждая того оказаться в импровизированном укрытии тоже. — Если хочешь что-то спросить, делай это тише, — спокойным приглушенным тоном ответил господин Камисато. — О Ясиори я уже позаботился и отправил туда пару доверенных лиц. Тома, удовлетворенный ответом Аято, принялся осматриваться, периодически инстинктивно сжимая Глаз Бога в руке. За скалой, что так или иначе скрывала присутствие представителей комиссии Ясиро, виднелось побережье, которое до недавнего времени, казалось, было одним из самых неизменных мест во всей Инадзуме. Теперь же здесь красовались внушительных размеров обломки торговых кораблей, а вокруг них без устали патрулировали агенты Фатуи. «Удивительно, что сюда еще не потянулись похитители сокровищ,» — подумал Тома, взглянув в ту сторону. — Видишь того застрельщика? — прервал недолгое молчание Аято. — Я возьму его на себя. — Насколько я знаю, с такими лучше сражаться только при наличии Глаза Бога, — рассудительно возразил его напарник. — Хочешь поиграть с огнем? — скривил уголок губ брат Аяки. Тома присмотрелся к упомянутому агенту Фатуи и наконец понял причину саркастичного тона молодого господина. — Конкретно этому парню Крио Архонт даровала пиро-пушку. У тебя еще есть шанс передумать и напасть на того, что стоит левее, — он указал на крупного по всем параметрам солдата. Владельца Пиро Глаза Бога уговаривать не пришлось — он согласно кивнул в ожидании дальнейших указаний. — Постараемся зачистить их лагерь незаметно. Я рассчитываю на твои навыки боя. Остальных патрулирующих решено было «убрать» без заранее составленного плана: ситуация могла быть крайне непредсказуемой, и шестое чувство подсказывало Томе, что стоит быть начеку. Аято, еще раз проанализировав обстановку, вышел из укрытия и стал медленно и едва заметно приближаться к Пиро застрельщику. Тома не отставал и уже был на полпути к Гидро бомбардиру, который, к несчастью, не был обделен внушительным снаряжением. Первое убийство совершил Аято. Наследник клана Камисато мастерски подкрался со спины к агенту и сначала придушил его древком копья, а потом крепко дернул оружие на себя, вскоре добив свою цель. Итог — бесшумное сворачивание шеи. А вот Томе пришлось повозиться со своей «жертвой»: бронированный Гидро солдат не стоял на месте, поэтому владелец Пиро Глаза Бога решил воплотить спонтанно возникшую идею в жизнь. Накопив элементальную энергию в наконечнике древкового оружия, он поджег траву и поспешно скрылся — это должно было заставить агента отвлечься и дать Томе шанс расправиться с ним так же тихо, как это сделал Аято. Поймав момент, юноша бесшумным прыжком добрался до отвлекшегося солдата и вонзил копье ему в голову. Руки предательски задрожали. Это был не первый человек, которого Тома лишил жизни, но к ощущениям от убийства кого бы то ни было он никогда не сможет привыкнуть. По крайней мере, он был твердо в этом убежден. И ничто не могло стать большим провалом, чем падающее с характерным звуком массивное тело. В слабой надежде сохранить эффект скрытности, Тома юркнул за гору из ящиков, в которых наверняка хранилось всевозможное снаряжение из Снежной, и попытался унять дрожь, что бессовестно перекочевала в пальцы. Однако потрескивающее над головой Электро будто настойчиво твердило: «Поздно». От удара молотобойца Тома увернулся кувырком в сторону. К вискам прилила кровь — слуга госпожи Камисато контратаковал агента Фатуи, но тот продолжил стоять на ногах несмотря на полученное ранение. Выругавшись, Аято подоспел на помощь, проткнув правую ногу молотобойца. Когда тот взмахнул Электро молотом с целью задеть представителей комиссии Ясиро, копейщики добили его меткими ударами. — Двое на одного, — раздался голос подошедшего сзади застрельщика. — Вот как сопляки из Ясиро решают дела? Ответа не последовало. Завязался бой, на звуки которого сбежались остальные патрулирующие. Тома отчего-то без конца прокручивал слова Аяки в голове: «Мне кажется, твоему Пиро нужен случай.» Попытки дать волю огню не венчались успехом: он не мог думать о чем-то кроме фразы своей госпожи и пульсирующего в крови адреналина, и все же иногда языки пламени опасно мелькали перед лицами солдат Снежной. Аято же компенсировал отсутствие Глаза Бога скоростью: молодой господин молниеносно уклонялся и еще быстрее атаковал. Вскоре и без того неравное сражение приняло невыгодный для Томы и Аято оборот — один из агентов схватил не пойми откуда взявшуюся пачку документов и стал ускользать из виду настолько быстро и незаметно, насколько это вообще было возможно. Владелец Пиро Глаза Бога заметил убегающего позднее, чем следовало — расстояние было небольшим, но если броситься в погоню прямо сейчас, шанс настигнуть его все равно не появится. — Не вздумай упускать его! — крикнул Аято, блокируя тяжелые удары Анемо борца. Тома шумно выдохнул и решил испытать судьбу. Юноша кинул копье почти не прицеливаясь — и на короткое мгновение оно заискрило чистейшей энергией Пиро, пока не воткнулось в землю и не телепортировало Тому прямо за спину убегающего агента. В ту же секунду оружие материализовалось в руке копейщика, и Тома по наитию исполнил несколько подсечек. Этого оказалось достаточно, чтобы лишить жизни упавшего к его ногам агента. Юноша оглянулся — все вокруг было в огне, что по высоте, казалось, мог доставать до локтей. Не успев до конца осознать произошедшее, он почти вылетел из огненного кольца и лишь затем потушил его как что-то само собой разумеющееся. Это был поистине впечатляющий прием, вот только насладиться им вдоволь не позволял еще более ожесточенный бой, что развернулся в нескольких метрах от Томы. Аято был окружен двумя противниками, явно превосходящими его по силе. Однако не этот жуткий факт беспокоил юношу; беспокоил его еще один Электро молотобоец, вовсе не стремящийся присоединиться к товарищам в попытках победить наследника клана Камисато. Странный агент Фатуи возился где-то позади, около единственных уцелевших кустов. «Что он в них нашел?» — промелькнуло в голове Томы. Он пригляделся — нечто красное, прикрытое листьями, и оранжевый свет всем своим видом кричали о том, что ничего хорошего ждать не стоит. — Вот так и прихлопнем сынка комиссара, — вдруг проболтался молотобоец, замахиваясь на кусты. «Бочки с Пиро слаймами!» — закричал Томе внутренний голос. Ценой жизни троих бойцов, включая себя, агент намеревался устроить взрыв, который ни за что не позволил бы Аято выжить. Думать снова некогда — копье стремительно полетело в сторону Электро молотобойца.~~~~~
Метать копье, предназначенное для ближнего боя, стало бы для Томы традицией, если бы он вытворял нечто подобное чаще. Но обстоятельства, при которых древковое оружие летело кому-нибудь в голову, он предпочел бы никогда не переживать вновь. Это был второй раз, когда Тома спас человеческую жизнь таким способом. Он просто не мог позволить умереть девушке, что олицетворяла последнюю надежду в борьбе с охотой на Глаза Бога. В это мгновение в голове было пусто: вызов сёгун Райдэн невольно брошен; Тома схватил Люмин под руку и буквально вырвал ее из цепких лап искрящейся молниями смерти. Путешественница едва успела опомниться, как они уже пролетали над ущельем, оставляя солдат сёгуната позади. Даже маленькая Паймон, которая была ошарашена не меньше остальных, не отставала и летела за своей подругой на всех скоростях. Вероятно, от кары повелительницы элемента Электро теперь нигде нельзя было скрыться, кроме чайного дома «Коморэ», который по иронии судьбы был у нее как на ладони. Когда мысли стали возвращаться в привычное русло, а сбивчивое от бега дыхание почти вернулось в норму, Тома подумал, что и неприкосновенное «укрытие» клана Камисато может перестать быть таковым, стоило лишь Всемогущей сёгун Райдэн этого захотеть. Сказать по правде, сейчас он был уверен лишь в одном — все владельцы Глаза Бога в большой опасности, и принятие решительных мер со стороны правительницы Инадзумы было лишь вопросом времени. За все годы проживания в стране вечности Тома был вынужден научиться двум вещам — быть незаметным и разбираться в людях. Первый навык отныне незаменим: он ни в коем случае не должен лишиться своего Глаза Бога; он должен прятаться ради себя, ради госпожи Камисато… Догадка о том, что «охотники» рано или поздно нацелятся и на Аяку, сдавливала горло. Этого он допустить не мог, а значит, пришло время для второго навыка. Убедить путешественницу, которая находилась в крайне взбудораженном состоянии, примкнуть к сопротивлению было очень просто. Один разговор около чайного дома — и Люмин ушла, обещая сделать все возможное, а парочка угощений для Паймон стала отличной мотивацией для их путешествующего дуэта. «Пути назад уже не будет, — размышлял Тома, смотря им вслед. — Такое оскорбление своей персоне сёгун Райдэн не забудет и уж точно не простит. У меня не так много времени, чтобы…» Мысль оборвалась. Он не мог обманывать себя — сейчас он хотел думать далеко не о политической ситуации, Электро Архонте или Люмин. В голове его происходило нечто странное и неизвестное ему прежде; память, словно пытаясь подтолкнуть Тому к некоему выводу, издевательски воспроизводила один и тот же эпизод — летящий в руки Баал Пиро Глаз Бога. Дар свыше, который с момента своего появления у человека беспрерывно влияет на его судьбу; вещь, которая символизирует жизненный путь, желания и стремления; артефакт, который зачастую становится связанным не только со своим владельцем, но и с человеком, к которому тянется сердце. «Нет. Я просто под впечатлением, это все мое воображение,» — стал переубеждать себя Тома. Пытаться не думать об Аяке становилось все тяжелее, ведь вывод был один: пока его Глаз Бога летел к Электро Архонту, перед глазами пронеслась далеко не вся жизнь, а лишь воспоминания с госпожой Камисато — с самой первой их встречи до недавнего поедания странных блюд в чайном доме. И пусть сейчас за Томой никто не гонится и не стремится лишить его элементальных способностей, бешеное сердцебиение никуда не исчезло. Едва он закрывал глаза — перед ним представал образ Аяки, ее улыбка, часто скрываемая веером с замысловатым узором, ее сияющий взгляд, что повидал в этой жизни многое. В конце концов, теперь его страх имел лицо: Тома боялся остаться без воспоминаний о своей госпоже. И когда он это понял, в глазах его стало отражаться чистейшее смятение. «Она считает меня не слугой, а другом. О чем еще можно мечтать, в самом деле?» — прилипла к нему мысль. Тома нахмурился и зашел в чайный дом, откуда выходить теперь было нецелесообразно. Пройдет пару часов, и солнце начнет садиться, а редкие посетители его вынужденного «укрытия» отправятся по домам. Отныне Тому согревала навязчивая идея — отправиться в импровизированную кладовую чайного дома и взять там что-то покрепче чая, ведь даже он ассоциировался с Аякой — госпожа умела заваривать чай так, как никто другой — вкусно и насыщенно, но при этом нежно и… Не стоит ему вспоминать о достоинствах данного напитка. Тома взял в руки первую попавшуюся книгу, почти с удобством расположился за столом в случайно выбранной им комнате и стал ждать вечера. Когда голоса стихли, входная дверь хлопнула несколько раз и солнечный свет перестал проникать в окна, Тома вышел в коридор. В кладовую же он завернул под осуждающий взгляд Таромару — забавного пса и по умолчанию хозяина чайного дома. Парень поймал себя на мысли, что совершенно не помнит, о чем была книга — во время чтения он забывал понимать написанное. «Наверное, вместо бесполезных посиделок с книжкой мне надо было пробраться в особняк Камисато и узнать, все ли у Аяки в порядке,» — подумал Тома, взглядом изучая полки кладовой. Где-то здесь была припрятана бутылка саке с устной пометкой «на черный день»; когда он наконец-то отыскал ее, беспокойство в сердце затрепетало с новой силой, и потопить его в алкоголе парень посчитал своей обязанностью. «Даже если кто-то увидит… Мне все равно,» — пронеслось у него в голове. Тома взял бутылку и неспешно отправился обратно к Таромару — идея о "собутыльнике" в виде собаки уже не смущала ничуть. Задумавшись о чем-то посредственном, он не расслышал хлопка входной двери. Не слышал тихих, осторожных шагов, направлявшихся вглубь помещения. Тома вышел из кладовой, уверенно держа бутылку саке в обеих руках, но когда он поднял взгляд, то готов был поклясться, что вот-вот выронит заветный крепкий напиток. Она смотрела на него долго и пронзительно.