Моя отравленная стрела: сборник

(pov Оливер) Сегодня грубо я веду, Сегодня я тебя хочу. Надломленность тебе идёт, Но сломленным не дам я стать. От зелени в глазах рябит И побеждать - это мой грех. Любовь бывает очень зла, Люблю тебя, а ты меня? Зелёный свет и Кларк будто стали единым целым. Возможно, Оливер увлёкся. Но безопасность превыше всего. Он не боялся боли. Или даже смерти. Гнев Кларка мог стать проблемой. Или же его концом. Но Оливер Квин боялся не этого. Он страшился потери. Как приручить того, кто не приручается? Кто не понимает, не видит. Так слеп, что страшно. Потому что в таком случае Кларк как бабочка - сначала с тобой, а потом ты остаёшься один. Оливер не хотел быть жестоким. Он действительно не был им. Это не в его крови. Не в его натуре. Не в его принципах. Оливера не возбуждала жестокость. Синяки, удары, крики, кровь - нет, в этом он не нуждался, но тем не менее сейчас он это делал. Кларк хрипел, стонал и извивался. Как же до смешного (но Оливер не смеялся) Кларк Кент становился слабым из-за этих несчастных жалких камушков. Просто зелёные камни. Просто камни. И нет. В лучшие дни Кларк просто стонал. Иногда не без удовольствия. Оливер - внимательный любовник. Опытный. Чувствительный. И Оливер хотел Кларка. Всегда. Нет, конечно, он не пребывал в состоянии возбуждения круглые сутки, но азарт присутствовал. Какой-то вечный драйв. От гнева до эйфории, от тоски до ярости. Оливер не мог оставаться равнодушным к Кларку. Всё, что он делал, имело значение для него. Даже как дышит. Именно сегодня. Как кашляет от усталости. Или долгих криков. Как прядка тёмных, густых (роскошных! и, удивительно, мягких несмотря ни на что) волос ложится на лоб. Как Кларк кривит губы в презрении (что с каждым днём заточения давалось ему всё лучше). Как он просит. Снова и снова. Ведь надежда умирает последней, да? Всё, что делал Кларк. Всё, чем он был и становился. Всё имело значение. Это ли не любовь? И неважно, что теперь глаза Оливера были почти постоянно чёрного цвета. "Это игра света", - говорил Оливер себе и испуганному Кларку. Но тёплый, мягкий карий цвет ушёл. Всё ли потеряно? Никто из них не знал. Но Кларк продолжал надеяться. За них обоих. Но были и минуты злости, окрашенной ненавистью. Хотя Оливер знал, что Кларк не умеет и вряд ли научится ненавидеть по-настоящему. Потому что он действительно хороший человек. Ах, да, поправочка! - не человек. - Я никогда тебя не прощу. Я не смогу простить тебя, Оливер. Оливер улыбался. Почти мягко. Или даже нет. Именно мягко. И ласково. Ведь он любил Кларка. Всегда. - Не прощай Кларк. Никогда не прощай. Кларк плакал и просил. Плакал и обвинял. Плакал и надеялся. Плакал и боролся. Но с тьмой не борются. Её поглощают. Осмелится ли Кларк? - Ты хочешь, чтобы я тебя ненавидел? - небесные глаза были прекрасны. Со слезами и без. Но со слезами действительно пробирало. Хотя зря Кларк так делал. Слёзы приводили Оливера в восхитительный трепет, но и пугали его. Слёзы - это боль. А боль - это потеря? Оливер не желал терять. Только не Кларка. - Твоя ненависть освобождает меня, - смеялся он. И Кларк по обыкновению кричал, если хватало сил. - Ты больной ублюдок! - Ты сделал меня таким. Именно ты, Кларк. Постепенно Кларк начал верить этому. Но было ли это правдой? Хоть когда-нибудь. Даже чёрные глаза не знали на это ответ. Оливер потерялся в своём всепоглощающем желании или в навязанной ему тьме? А что если тьма всегда была его собственной? Когда Кларк сбежит, может быть, Оливер поймёт это. И что будет тогда? Тьма. Настоящая тьма.