Мой Господин

— Ну здравствуй, мой сладкий лукум, — послышалось где-то из глубины шатра.       К горлу подступила тошнота, даже спустя столько лет этот голос все ещё возвращал меня в тот вечер, когда Шехзаде попытался силой взять то, что ему не предназначалось. Я нервно сглотнула, скидывая с себя лапы янычар и обводя взглядом богато убранный шатер — даже в походе Мехмед не отказывал себе в удовольствиях и роскоши. Лениво развалившись на мягкой тахте в окружении двух хихикающих девиц, он нахально рассматривал меня, откусывая виноград прямо с ветки. — Вижу Дракула портит все, к чему прикасается, — презрительно кивнул он, глядя на мой округлившийся живот. — У нас с вами разные взгляды на многое, Падишах, и на красоту в том числе, — я старалась сохранить должные ноты почтения в голосе, но взгляд оставался твердым и направленным прямо в лицо Султана.       После моего ответа повисла напряженная тишина, но ее разорвал сам же Мехмед, хлопнув в ладоши и заливаясь нарочито громким смехом, который тут же подхватили угодливые наложницы, наигранно хихикая и жеманно прикрывая яркие рты ладошками, наполняя шатер пронизывающим эхом. — Довольно! — резко оборвал вспышку неловкого веселья Мехмед, поднимая ладонь вверх, — оставьте нас с Лале-хатун наедине.       Шатер тут же опустел, повинуясь приказу Султана, все, включая янычар покинули покои. Я продолжила стоять у самого входа, не опуская глаз, оставаясь на равных со своим пленителем. — Подойди ко мне, мой прекрасный тюльпан, — Мехмед расплылся в улыбке, элегантным движением указывая на место рядом с собой.       Я сделала шаг вперёд, ощущая, как гулко бьётся сердце, хоть нас и разделяли считанные метры, но каждый шаг давался с трудом, будто шла я не по мягкому ковру, а по натянутому над пропастью канату. Пытаясь скрыть дрожь пальцев, я ухватилась одной рукой за широкий рукав платья и тут же с удивлением нащупала нечто прохладное на левом запястье. Проведя пальцами снова в том же месте, я поняла, что на мне надет тонкий металлический браслет, в центре которого, с внутренней стороны было закреплено нечто маленькое и гладкое. Внезапная догадка пронеслась в голове — Сандра! Где-то на краю сознания всплыла картинка, как девушка прощается со мной и обхватывает руками запястье, видимо тогда и закрепляя браслет, но зачем?       Не замечаю, погруженная в свои мысли, как ноги сами принесли меня в лапы хищника и уперлись в мягкую тахту, я аккуратно присаживаюсь на самый край, неосознанно прикрывая браслет тканью. Мехмед, все это время с жадностью наблюдавший за мной, резко привстает и приближается к моему лицу так, что я слышу приторный запах женских духов, исходящих от него. — Прости мне мою грубость, кузина, — ощущаю пальцы на своей щеке и, стараясь скрыть дрожь отвращения, замираю, пытаюсь отключить все эмоции. — Твою красоту даже брак с безродным предателем не смог испортить, — голос Мехмеда истекает медом, движения плавные, тягучие, он напоминает кобру, медленно закручивающую свои кольца вокруг жертвы. — Благодарю Вас за столь лестные слова, Падишах, но Влад Басараб III — законный правитель Валахии, — не сдерживаясь, возражаю я, не в силах стерпеть втаптывание в грязь священного для меня имени.       Мужчина придвинулся ещё ближе, вдыхая аромат моих волос, пропуская прядки сквозь свои пальцы, едва уловимые, почти нежные движения внезапно обрели настойчивость, рука Султана поднялась выше, сжимаясь у корней, выдавливая скупые слезы из глаз. Мехмед резко притянул мою голову к себе, заставляя смотреть на него снизу вверх, пока он выплевывал мне в лицо: — Ты сбежала с ним вместо того, чтобы стать женой Падишаха! — Голос Мехмеда сорвался на крик, и щека тут же взорвалась жгучей болью от удара, его рука резко отбросила меня от себя, словно я стала ему противна. — Но я здесь, Падишах, — прошептала я, стискивая зубы от злости, скрываясь за маской покорности. — Это точно, — мерзко улыбнулся шатен и глаза его сверкнули, — ты здесь. — Вы обещали, что освободите Валахию и отпустите Аслана, если я являюсь. Я здесь и полагаюсь на твёрдость вашего слова, — стиснутые в гневе челюсти едва позволяли говорить, но я знала, что должна держать себя в руках ради других. — Надеешься на твёрдость моего слова? — издевательский голос Мехмеда почти перешёл на визг, его рука грубо подняла меня за волосы, заставив встать на ноги. — А что скажешь ты про клятву твоего драгого муженька, что он принёс Султану? — Почерневшие от злобы глаза впивались в меня, а пальцы снова до боли сжимали волосы на затылке, — какие обещания могут связывать меня с тобой, подстилкой для иноземца, променявшей родную страну и сбежавшей из-под венца? — Пальцы левой руки Падишаха грубо сжались на моих щеках. Он смотрел на меня одновременно с брезгливостью и похотью, внутри все свернулось от омерзения, но я закрыла все чувства под замком, не давая себе такой вольности, как ощущать. — И все же, Султан милостив, — пальцы до боли впились в кожу на лице, оставляя красные следы от ногтей, — я дал Дракуле возможность выбирать, мой нежный тюльпан, не моя вина, что выбрал он неправильно.       Липкий, мокрый, больше напоминающий змеиный укус, поцелуй обжег губы, но я не двинулась с места, готовая стерпеть что угодно. Когда-то давно, будто в прошлой жизни, я оставила родные земли, отказалась от завидного брака с самим Султаном и отдала свое сердце в сильные руки Карпатского Короля, теперь он был моим домом, а его страна — Родиной. Разве не должен каждый государь ставить интересы страны выше своих собственных? В этом наши с Владом мысли сходились, хотя он бы ни за что не пожертвовал мной, и я проклинала себя за ту боль, что доставлю ему, но он поймет, когда-нибудь. — Я готова ответить за свои преступления, — твёрдо проговорила я, — прошу только об одном, — не тронь невинного и исполни обещанное.       Мехмед лишь хмыкнул в ответ на мою просьбу и слегка отстранился. — Ты просишь за свое дитя, Лале, мне это понятно. Когда-то и моя мать просила за меня, — взгляд Султана потускнел, направляясь куда-то себе под ноги, — правда её не пощадили. Ни Великий и Мудрый Мурад, ни такая светлая и добрая Айше, никого не было на её стороне, когда эти мерзавки измывались над ней, и никто их не осудил, когда они отравили её, чтобы убрать с дороги, — глаза Мехмеда то и дело вспыхивали молниями, а когда-то красивое лицо было перекошено гневом. — Мехмед, что ты несёшь? — его внезапная откровенность и такая грубая ложь, заставили меня выйти из оцепенения, на мгновение забыв о сдержанности, — моя мать всегда защищала Хюму перед наложницами султана, ты же знаешь это! И она бы никогда не стала участвовать в её отравлении, ни за что!       На миг Мехмед взглянул мне в глаза, и я увидела не обозленного мужчину, а маленького испуганного мальчика, что лишился матери. На краткий миг мне захотелось подойти к нему, успокоить, но морок тут же растаял, а лицо Мехмеда вновь исказилось ухмылкой. — Сегодня здесь я буду вершить Суд, подобный Суду Аллаха, и я буду решать, что есть правда, а что есть ложь. Больше не смей так разговаривать со мной, иначе узнаешь, какой я бываю в гневе, — лицо Мехмеда резко развернулось ко мне, заставляя все робкие надежды внутри меня потихоньку таять, — сегодня грешные предатели ответят за свои преступления, а, что делать с тобой, мой запятнанный тюльпан, я решу в конце. Посмотрим, как ты будешь себя вести.       Закончив свою тираду, Мехмед отвернулся от дрожащей то ли от страха, то ли от гнева, меня и сделал движение рукой, подавая кому-то знак. В шатер тут же вернулась пара янычар, готовая исполнить любой приказ. — Приведите пленника, — по лицу Мехмеда расползлась довольная улыбка, заставившая все мои внутренности резко ухнуть вниз.       Два крепких война ввели пленника в шатер, грубо подталкивая вперёд, заставляя упасть на колени перед Падишахом. Красногривая голова, будто склоняясь под непосильной тяжестью, была опущена вниз, Аслана слегка качало, но он все же не падал, показывая чудеса выдержки. Я знала, как умеют пытать турки и могла догадываться, что пришлось вытерпеть моему сердечному другу. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, я кинулась к нему, но один взгляд Мехмеда заставил меня остановиться. Увидев или почувствовав моё движение, Аслан инстинктивно поднял голову и его дотоле пустые глаза наполнились ужасом. — Ласточка, что же ты, — не успел закончить он, звонкий удар под ребра заставил Аслана замолчать и осесть на пол, пара рук с другой стороны немедленно подняла пленника и поставила обратно на колени. — Мехмед, — кинулась я к нему, едва сдерживая слезы, — я пришла, я выполнила твою просьбу, прошу, отпусти его!       Мужчина явно упивался моим отчаянием и болью Аслана, с его лица не сходила плотоядная ухмылка. — Всё верно, мой лукум, ты пришла, — Султан посмотрел на меня, — пришла и проявила чудеса кротости и смирения, чего не скажешь о твоём муже. Ему я также сделал выгодное предложение, — последние слова звучали почти ядовито, — но, чем ответил мне он?       Один из воинов у входа сделал резкое движение рукой и к моим ногам упал небольшой холщовый мешок, насквозь пропитанный кровью. — Это голова моего гонца, что принёс твоему мужу моё послание, — Мехмед продолжал улыбаться, глядя, как меня бьёт мелкая дрожь, — посмотри, что сделал твой муж, даже не поведя бровью.       Я замерла, не в силах отвести взгляд от побагровевшей ткани. — Я сказал, смотри! — Голос султана завибрировал от злости и я опустилась на колени перед мешком. Снова приказывая себе не чувствовать, смотреть, но не видеть, я протянула ладонь и потянула за край, но увидев почерневшую плоть и побелевший глаз, я ощутила, как желудок сжался в болезненном спазме и отвернулась. — Вижу, деяния твоего драгоценного супруга тебе также не по вкусу, а я ведь предложил ему мир. Теперь каждая смерть будет только на его совести.       Я подняла глаза на Мехмеда, ощущая жгучую ярость внутри, только одно меня останавливало от того, чтобы броситься сейчас на ненавистную фигуру — хрипло дышащий красногривый пленник. Пальцы сжались в кулаки и до крови впились в нежные ладони, боль привела меня в чувства. Я должна сохранять спокойствие, ради Аслана, ради сына, ради Влада, который может быть также в руках Мехмеда. Последняя мысль едва не выбила землю из-под ног, но я удержалась на одном лишь усилии воли. — К слову, твой суженый сейчас в Тырговиште, — лицо Мехмеда расплылось в широком оскале, глядя, как две пары глаз жадно уставились на него, — да-да, великий Валашский господарь схвачен и посажен в темницу, и не беспокойтесь, долго ждать своей участи ему не придётся, Султан великодушен.       Будто сквозь пелену до меня донёсся сдавленный рык и снова звук глухого удара. Я так и сидела перед окровавленным мешком, пустыми глазами уставившись вперёд. Внутри меня будто что-то оборвалось, ведь до последнего я верила в своего воина, верила, что он выберется из любого окружения, прорвётся сквозь любые преграды и выберется живым, для меня, для нас. Но чего я не учла, так это человеческого вероломства, подкупленных, жадных до злата мятежников, готовых за пару мешочков монет продать и князя, и свою Родину. — Мехмед, прошу, — я с трудом подняла глаза, — это я тебя предала и я отвечу за все.       Белесое лицо с все тем же хищным оскалом медленно повернулось ко мне, выжигая последние крупицы надежды в душе, будто откуда-то из глубины до меня донеслось: — Принесите лебедку.       Я резко поднялась, переводя ничего не видящий взор с Аслана на Мехмеда, не до конца осознавая, что происходит, но уже ощущая липкий ужас. — Лале, прошу отвернись, — одними губами прошептал Аслан, глядя на меня, одинокая капля жемчуга медленно покатилась вниз по мужской щеке, когда грубая веревка перекинулась через шею. — Нет, она будет смотреть, — процедил Мехмед, гневно глядя на меня, но я даже и не думала отвести взгляда. Я с тобой, я рядом, — шептала я одними губами, желая забрать весь страх и боль из его души.       Соленая жемчужина расчертила тонкую дорожку на потемневшей коже, и не было в душе война и капли жалости к себе. Аслан, еще будучи юношей выбрал этот путь и всегда знал, что он выбирает.       Золотисто-карие глаза жадно впились в моё лицо, губы что-то шептали будто в горячке, я знала, что он смотрит на меня и прощается. Прощается со своей юношеской любовью, прощается с прекрасным ликом Сандры, что видел сейчас в моем лице, прощается с сердечным другом, за которого отдал бы жизнь не задумываясь.       Мои глаза были прикованы к двум пылающим осколкам янтаря, которые я так любила. Да, я любила Аслана, любила его улыбку, любила его взгляд, и пускай я не смогла любить его так, как он того хотел, как он того заслуживал, но я любила его здесь и сейчас, отдавая весь свой Свет через этот взгляд. Мы будто были связаны невидимыми нитями, и сейчас в этом страшном месте, в этот жуткий миг все внезапно исчезло и остались только мы. Руки янычар скрутили Аслана, обвили шею грубыми путами и принялись выдавливать жизнь, каплю за каплей, но боли не было, я забирала её всю, вместе со страхом и горечью.       Я унесла нас обоих туда, где нам не было страшно, где нам было по шестнадцать. Мы лежали на мягкой траве, щекоча друг друга травинками, в уголках задорных глаз засели смешинки, а я хохотала до колик, Влад сначала просто наблюдал за нами, а потом принялся щекотать меня вместе с Асланом, пока я не вырвалась и не сбежала от них, окунувшись в прохладную воду озера.       Мы были не в страшном шатре, а в придворной конюшне, рука Аслана мягко накрыла мою, помогая отрегулировать седло на Бардуш. От его прикосновения кожу словно закололо сотнями мелких иголочек и я внезапно развернулась в удивлении, лицом оказавшись совсем близко к другу, ощутив его запах и тепло кожи. Аслан смотрел на меня с нескрываемой нежностью, тёплые губы мягко накрыли мои, ласково, даже робко касаясь, даря первые, незабываемые ощущения от близости мужчины. Мои пальцы запутались в его длинных, мягких волосах, а его руки легко скользили по моей спине. Мы быстро оторвались друг от друга, стараясь прийти в себя от внезапного наваждения, но оба всегда помнили то мгновение нежности между нами.       Я не стану запоминать этот страшный вечер, и не дам Аслану в его последние минуты увидеть мое заплаканное лицо, нет. Мы оба станем на миг подростками, умрем двумя нежно любящими друг друга товарищами с горящими сердцами.       Я закрыла глаза, глухой стук тела об пол шатра, две горячие дорожки безудержно спускались по щекам вниз. Где-то там, на холодном полу умерла часть меня, моя лучшая часть, сердце окаменело, а я осталась стоять. — Уберите это, — послышался брезгливый голос справа.       Я кожей ощутила, как Мехмед приближается, но так и не могла заставить себя открыть глаза. Пальцы Мехмеда коснулись моей шеи, убирая волосы назад, мужчина двигался вокруг меня, словно хищник, сковывающий свою жертву. — Ты храбра, мой тюльпан, — в голосе как будто звучали нотки восхищения, — храбра и красива, слегка уперта и своенравна, но мне это даже нравится.       Меня будто парализовало, тело превратилось в каменную, непослушную глыбу, что бы сейчас Мехмед не решился сделать, я бы не смогла ему помешать, да и не хотела, воля к жизни покинула меня вместе с последним вздохом Аслана, вместе с вестью о пленении Влада, смысл существования почти стерся, все надежды на благоприятный исход — исчезли.       Мехмед никогда и не собирался пощадить нас, это была ловушка и я сама ее захлопнула, придя сюда. Он не успокоится пока не уничтожит все, что мне дорого — вспомнила я слова Влада. Ты был прав, мой Свет, но я сделаю свой последний, отчаянный рывок. — Признаюсь, сейчас, когда Дракул в темнице, мерзкий предатель мёртв, а ты в моих руках, гнев уже поутих. Сначала я хотел пытать тебя пока ты не взмолишься о пощаде, но, если так подумать, тебе ни к чему умирать, — медленно освободив моё плечо от ткани платья, Мехмед накрыл его влажным поцелуем, вызывая дрожь в моем теле, но вовсе не от возбуждения. — В тебе, в конце концов, течёт кровь Султана, а ею не стоит разбрасываться. Думаю, тебе найдётся место в моем гареме, а твоего отпрыска мы отдадим на службу во дворце. Он станет рабом и будет вечно покорно служить моему роду, если, конечно, характером не пойдёт в отца. Тогда я раздавлю его, как сделаю это с Дракулом совсем скоро.       Руки сами собой сжались в кулаки, я, наконец, смогла открыть глаза, готовая к последнему рывку в своей жизни, но внезапно запястье будто обожгло огнём, и я замерла. Мехмед стоял позади меня и потому моя реакция была скрыта от его взора, Султан отошёл к тахте и опустился на неё, пока я пальцами ощупывала раскаленный камень, обжегший моё запястье. Невзрачный камешек почти невидимо светился изнутри, касаясь его, я будто ощущала присутствие Сандры и это придавало сил. Повинуясь какому-то странному порыву, я сорвала камешек с браслета и поместила его в рот, тут же ощутив неожиданно приятный вкус. — Что же ты молчишь? — в нетерпении спросил Мехмед, кажется, он продолжал говорить пока я размышляла о камне, — я сделал тебе крайне лестное предложение, ты будешь жить в гареме, как моя наложница, и даже видеть своего ребенка, возможно. — Я согласна, Падишах, — покорно промолвила я, усаживаясь рядом с ним.       Внезапно в теле стало так легко, сознание будто подёрнулось дымкой, как от хмельного напитка, и я улыбнулась новому ощущению, пришедшему на смену отчаянию и злобе. Мехмед улыбнулся, не заметив подвоха, и придвинулся ближе, снова касаясь меня своими пальцами, но я лишь видела его движения, ощущения в теле пропали, я прикрыла глаза, погружаясь в тревожное видение. За Пределом       Мокрая листва неприятно холодила ступни, но я не могла сдвинуться с места, завороженная огромным, неестественно ярким костром, освещающим темноту среди деревьев. Я видела, как полуобнажённая Сандра сидела слишком близко к огню, но тот не причинял ей вреда, пухлые губы шептали что-то на неизвестном мне языке, а руки совершали только ей понятные, хаотичные движения. Казалось, пламя слушается ее и разгорается все сильнее, повинуясь приказам девушки, яркие искры разлетались в стороны, прожигая дыры в том, на что попадали. Сделав три больших круга руками, Сандра вдруг поднялась и шагнула в огонь, выкрикивая что-то глубоким, грудным голосом, пламя жадно кинулось к ее фигурке, закружилось вокруг, переливаясь разными цветами, будто только и ждало её.       Внезапно тело Александры забилось крупной дрожью, выгнулось в крутую дугу, а губы раскрылись в немом крике, пламя вспыхнуло еще ярче и обвило девушку как кокон, словно стараясь проникнуть внутрь. Глаза чародейки распахнулись и резко уставились на меня, тело выпрямилось также внезапно, как и прогнулось, теперь Сандра светилась изнутри, будто впитав все пламя костра. — Взываю к силе Огня и Природы, даю клятву перед ликом стихий, — голос Сандры звучал будто извне и изнутри меня одновременно, — служить Светлой Госпоже в этой жизни и в следующей, — будто реагируя на ее слова, огонь под ногами Сандры вспыхнул столбом на миг охватив ее тело. — Принимаю твою клятву, — проговорила я, повинуясь каким-то древним инстинктам, тонкая золотая нить протянулась от груди Сандры ко мне, я ощутила тепло внутри, с радостью принимая его.       Пламя стало ровнее, спокойнее, его языки протянулись по земле ко мне, не обжигая, согревая, освобождая от боли и печалей. Сандра сделала несколько шагов ко мне, все еще находясь в состоянии транса, ее тело, как и мое теперь, исходило мягким светом. — Позволь увести ваши Души к лону матери Природы, Светлая Госпожа, позволь упокоить вас. — Только дай попрощаться, — прошептала я в ответ и чародейка кивнула, улыбаясь. Тырговиште       Тьма леса сменилась чернотой тесной темницы, мужчина сидел в углу, не шевелясь, руки сжимали волосы с обеих сторон, голова тяжело опущена на колени. Мягкая, теплая рука опустилась на голову мужчины, на миг разгоняя его Тьму. Влад поднял голову и уставился вперед с отчаяньем и надеждой одновременно. — Ты мой сон или это взаправду? — Я твой сон наяву, — мягко улыбнулась Лале, проводя пальцами по влажной щеке, — я пришла унять твою боль, мой Господин. — Без тебя нет света, любовь моя, — Влад поднялся, обхватывая тонкие запястья, целую каждый пальчик, впитывая каждую черточку. — Я вернусь к тебе, — Лале прильнула губами к губам мужчины, запечатляя соленый поцелуй, — я вернусь, только узнай меня, найди меня. — Через все миры пройду, везде тебя отыщу, — Влад прижал девушку к груди, ее тепло на краткие мгновения уносило печаль и тоску, разливалось по всему телу. — Помоги мне вспомнить, — Лале подняла влажные глаза, касаясь любимого лица в последний раз. Лагерь Османов, где-то у берегов Дуная       Видение растаяло так же внезапно, как и появилось. Я открыла глаза и увидела лишь лицо Мехмеда, исходящего судорогами, тонкий рот побелел, по подбородку стекала пена. За мой последний поцелуй Мехмед расплачивался собственной жизнью, Яд, что сковал мое тело, не давал ощущать ни боли, ни страха, лишь мягко уносил меня из этого страшного места на плавных волнах. На мужчину же он действовал совсем иначе, мучительно выжимая из него последние капли жизни, как некогда делали воины султана, затягивая лебедку на шее Аслана.       Я улыбнулась, сквозь пелену ощущая, как содрогается пол под ногами бежавших к нам янычар. Мягкая поверхность тахты все приближалось, сознание меркло, и все, что я видела перед глазами — перекошенное в агонии лицо Султана.       Широко распахнутые ореховые глаза, смело встречающие свой конец, и навсегда замершая на устах улыбка, — таким покинул этот мир Нежный Тюльпан Османской Империи.