ID работы: 11053679

Шаляляля за дверями

Слэш
R
Завершён
49
автор
Размер:
9 страниц, 2 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
49 Нравится 14 Отзывы 6 В сборник Скачать

Часть 2

Настройки текста
Примечания:
Дождливый питерский день не является веской причиной оставаться дома, тем более для великого графа всея Санкт-Петербурга Арсения Попова. Мужчина прогуливается по красивым улочкам, спрятав замёрзшие руки в карманы, а лицо за высоким воротом чёрного пальто. Ветер умудряется иногда всё же забираться под одежду, и Арс незаметно ёжится. Болеть актёру ни в коем случае нельзя, но не оставаться же теперь исключительно под замком? Попов хочет пнуть подвернувшийся под ноги камешек, но бережёт ботинки: не по-графски это, боже упаси. А в душе ой как хочется. С Антоном до его отъезда в Воронеж, Арсений так и не поговорил. То времени не было, то настроения (разумеется, у Шаста), то говорить в принципе было не о чем. Что происходило между ними двумя не знал никто. Ни лапочка Оксана, ни Стас_руки-ножницы_Шеминов, ни ребята. Все они, безусловно, беспокоились за друзей и коллег, но вмешиваться не торопились. Никогда не знаешь, когда сделаешь хуже, поэтому они не делают никак. В конце концов, это ведь личные дела двух взрослых самостоятельных людей, пусть сами разбираются. Шаст долго молчал на перроне, и лишь перед прибытием поезда крепко обнял Арсения и поспешил скрыться в вагоне, не оборачиваясь. Попов терпеливо воспринимал поведение Антона, ведь сам обещал не давить и вообще. Но и терпению однажды приходит конец, ниточки в этом канате с треском лопаются одна за другой, особенно после последнего «серьёзного» разговора. Оба остаются в проигрыше, ведь один хочет понять, что происходит с ними, а другой хочет разобраться в себе, и попробуй пойми, что из этого тяжелее. Главное, что никто не обесценивает чужие проблемы. Арс вздыхает и ледяными непослушными пальцами набирает номер, который знает наизусть, как молитву, но на том конце ему отвечают только одинокие частые гудки. Попов злится, но зачем-то набирает ещё раз, будто ситуация может измениться за несколько секунд. И знаете, она может. В телефоне слышатся сначала шорохи, затем неразборчивый поток слов, и только после всего этого раздаётся знакомый голос. — Да, Арс? — Шастун старается кричать в трубку, видимо, говорить ему не слишком удобно. — Привет, Шаст. Надеюсь, я не помешал? — Нет, нормально. Чего хотел? — на сухой вопрос, небрежно брошенный в трубку, Попов отвечать не хочет, но желание подольше послушать любимый греющий голос, от которого нынче веет холодом, за этот голос он бы простил даже оскорбление. — У тебя всё хорошо? Чем занимаешься? — как можно добродушнее произносит мужчина, ускоряя шаг. На улице становится прохладнее, и телефон в руке начинает превращаться в кусок льда. — Тебе правда интересно? Ну, гуляю. — Один? — повисла небольшая пауза прежде, чем был произнесён ответ. — Нет. Мужчина на секунду оторопел и замер с приоткрытым ртом, позволяя каплям дождя бессовестно стекать по лицу. — Наверное, я всё же помешал. Хорошо провести время вам. — большой палец скользит по мокрому экрану, сбрасывая вызов. — Как любезно, кретин… Обругав самого себя, Попов суёт мобильный в карман, поправляет ворот пальто и ускоряет шаг, Дождь уже не просто моросит, а льёт, будто из ведра. Болеть не в интересах мужчины, поэтому он сворачивает в подворотню и скрывается в первом попавшемся магазинчике.

***

Незримая женщина приятным голосом в который раз вежливо сообщает Антону, что набранный абонент находится вне зоны действия сети. Шаст уже не глядя на автомате в десятый раз жмёт кнопку вызова и вновь выслушивает ту же речь. Заламывает пальцы, стучит ногой, сидя в кресле, после чего отключает и бросает мобильный на кровать, а сам уходит на балкон, не забывая прихватить со стола сигареты. После их последнего телефонного разговора в кромешном молчании проходит целая неделя. Серёжа, Дима и Стас периодически списываются, чтобы не терять друг друга и, разумеется, их с Поповым. Только вот сами Арсений и Антон, кажется, потерялись.

13:08 Вы: Арс, у тебя всё нормально? Ты не берёшь трубку 13:50 Вы: Арс, я серьёзно, ответь хоть что-нибудь 15:18 Вы: Ты обиделся? Что я опять сделал не так? 16:40 Вы: Не смешно, Арс. Совсем 20:27 Вы: Арсений, блять, возьми трубку 21:20 Вы: … Арс…

Антон достаёт сигарету и затягивается. Держит долго и лишь потом выдыхает вместе с кашлем. Он запускает свободную руку в волосы, перебирая пряди и с силой оттягивая их в разные стороны. Дым разъедает лёгкие, оседает ядом в груди и травит тело и душу. Собственно, эта же душа — персональная пепельница, и об неё сотни раз со злостью давили окурки. Те тлели медленно, горячими хлопьями прожигая дыры. Затем остывали. Воняли. И нужно бы вытряхнуть всё, да промыть под струёй воды, но разве можно очистить сосуд, столь долго копивший в себе чужие плевки? Антон не сразу замечает, что сигарета уже кончилась, но взять очередную из глянцевой коробочки мешает телефонный звонок. — Ёп твою мать, Арсений! До тебя как до Кремля, и до тех-то проще дозвониться! — наигранно возмущённо произносит Шаст, еле сдерживая себя от громкого выдоха и облегчённой улыбки. — Дверь открой, — бросают в трубку, и Антон по-началу не успевает сообразить, но уже со следующими словами летит ко входу семимильными шагами. — быстрее, пожалуйста…

***

Накрытый тёплым одеялом Арсений мирно сопит на кровати Шастуна, пока тот сидит рядом и чуть касаясь проводит пальцами по щекам Попова и гладит по волосам. Неожиданный гость застал Антона практически врасплох. То не берёт трубку, то внезапно вваливается в его квартиру чуть живой. Уставший и потрёпанный своими бесконечными съёмками, мужчина успевает кивнуть Шастуну в знак приветствия, протянуть руки в поисках объятий и упасть в них, повиснув на едва стоящем на ногах парне. Антон ничего не спрашивая обнимает Арса минуту, две, три. Затем всё же отпускает, помогает сесть на пуфик и раздеться. Провожает в ванную, затем на кухню, делает чай и заставляет немного поесть. А после берёт бережно в охапку и несёт в комнату, аккуратно опускает на кровать и накрывает одеялом. Мужчина проваливается в сон почти сразу, какое-то время крепко сжимая руку Антона. Что происходит между ними перестали понимать оба уже давно. Времена, когда любой перерыв между съёмками сопровождался страстными поцелуями в гримёрке, а выходные сонными объятиями и горячей пиццей, сменились на сухие приветствия, недолгие переглядки и недосказанность. Казалось, что поначалу всех это устраивало, кризис в отношениях, что называется. Бесконечное обдумывание ситуации, прокручивание в голове последних событий и обоюдная пауза. Только вот не из любого кризиса можно выбраться… вдвоём. Арсений прошёл эту стадию отношений и готов перейти на новый уровень. А Антон не готов. Антон погряз и не хочет ни думать, ни выбирать. Ему просто хочется покоя, отдыха и банального одиночества. В последнее время в его жизни слишком много людей, слухов, сплетен. Всего. Попахивает обыкновенным выгоранием, но кто его знает. Шаст залипает на длинных ресницах Арсения, иногда подрагивающих во сне. На какой-то момент он вдруг видит на них слёзы, но тут же смахивает мираж, активно моргая своими. Ну скажет он, что не хочет отношений или что всё это в принципе не его, вспомнит красавицу Ирину и приплетёт её к своим оправданиям, а может как настоящий мужчина возьмёт на себя всю ответственность и, наконец, разберётся в себе. Но не может. Не знает, как, да и «стоит ли?». А вопрос ставит неправильно изначально: «А есть ли, ради чего это всё?». И вот этот звучит уже лучше, но и на него ответа среди тысячи и одной мыслей не находится. Печальная композиция. Антон убирает руки с лица Попова и ёжится рядом. Меньше всего хочется видеть на этих глазах слёзы. Да, граф, конечно же, сильный и не станет плакать из-за такой ерунды. Но чёрт, не всякая боль сопровождается слезами. Разбитое сердце не простит очередного удара. А ещё не стоит забывать, что творческие люди ранимые до безобразия, и даже если Попов профессионально сыграет равнодушие, это не изменит того, что внутри него рухнет целый мир. Перемерить сотни масок в поисках подходящей на тот или иной случай, но запутаться, и в итоге забыть надеть её вовсе, что непозволительно для Графа Попова — тот грёбанный исход, которого Шастун не мог допустить. Все старания Арса максимально скрыть свою жизнь от лишних глаз в мгновение могут быть уничтожены, а виноват в этом будет сам Антон. Мыслей вдруг становится так много, что мужчина не выдерживает и идёт в душ, чтобы ледяной водой смыть с себя эту ношу ответственность необходимость выбора.

***

Проходит несколько дней, и мобильники импровизаторов разрываются предупреждающими сообщениями от Стаса о предстоящем туре. «Да начнётся блядский маскарад.» — думает Антон, набирая Арса. По своему обыкновению, трубку он не берёт. Шаст хмыкает себе под нос и лениво поднимается с кровати, чтобы начать собирать вещи. После их последней встречи отношения начинают развиваться в обратном направлении. Нельзя назвать это деградацией, но ступенька за ступенькой медленно исчезают под ногами обоих. Антон готовится, тщательно подбирает и заучивает некоторые слова, которые скажет Попову после этого тура. Шастун уверен, что ничего не получится, если он продолжит бегать от Арса, от себя и этого разговора. Нужно собраться, нужно сесть и один раз обсудить абсолютно всё, а не обмениваться короткими бестолковыми фразами, нужно принять решение и себя, наконец. Парень берёт в руки толстовку, в которой Арсений однажды (якобы по ошибке) отходил чуть ли не неделю, а потом слёзно доказывал Шасту, что не заметил, что носил не свою. И это Попов-то, главный модник всея человечества, и вдруг не заметил, что уже неделю ходит в одном и том же? Да кому он заливает, серьёзно. Антон, конечно, выстирал её тогда, после чего долго жалел об этом, потому что теперь вещь пахла свежестью горных трав, но никак не родным и желанным запахом Арсения. Обидно. Поддавшись воспоминаниям, Шаст подносит толстовку к лицу и глубоко вдыхает, старательно пытаясь выловить хотя бы нотку любимого аромата. Но безрезультатно, поэтому вещь с обидой летит в чемодан, а Антон на балкон: нужно срочно выкурить из себя воспоминания. Серёжа и Дима активно изучают маршрут, который предоставил им Шеминов, пока Арсений безмолвно всматривается в своё отражение в зеркале. «Любуется» — думают остальные, не подозревая о том, что мужчина сейчас глубоко в себе пересматривает кадры из жизни: фильма, где он всегда актёр первого плана. А что, если нет? Если эту должность буквально вырвал себе двухметровый харизматичный кот, бессовестно занявший хозяйское место? Ведь по сути так оно и было. Впусти в квартиру кота, и это уже станет не твоя жилплощадь. Дай ему поесть, купи любимые игрушки и не пожадничай любви и ласки — вот и идеальная формула для любого кошатника. Однако кот существо независимое. Сейчас он здесь, греет бок и громко мурчит, не успеешь оглянуться, как хвостатого и след простыл. Убежал за красивой кисой под мартовские сирены, ввязался в драку, где потерял усы, нашёл себе нового хозяина… Никто же не знает, куда деваются коты, когда уходят. А Арсений знал, и знания эти причиняли боль. Антон царапал когтями прямо по сердцу, скрёбся, нагло гадил в душу и истошно вопил не произнося ни звука. Попов видит в зеркале их вдвоём, лежащих на кровати в обнимку, видит их на кухне, обнимающихся у плиты, греющихся в горячей воде в ванне, опять же в объятиях друг друга. Объятия, объятия, объятия… Что ещё нужно для счастья? Всего-то кто-то рядом. Вдруг в отражении совсем близко появляется Антон, и Попов не сразу понимает, что это уже не мираж. Шастун заходит в комнату улыбаясь, здоровается с ребятами, а затем подбирая улыбку на лице и глядя прямо в голубые глаза Арсения, стремительно оказывается рядом с ним. Попов всё также продолжает смотреть на парня через зеркало, впрочем как и сам Антон. Сдержанно кивают друг другу, стоя рядом, но не спешат встречаться напрямую лицами. Сорвутся ведь, чёрт возьми, и слова с губ, и сами они, потому как нервы не резиновые нити, да и терпение штука хрупкая. А трещины уже пошли. — Привет. — едва шевеля губами тихо произносит Попов. — Привет, Арс… — чуть громче отвечает парень, продолжая общаться с актёром через зеркало. — Поговорим? — совершенно внезапно выпускает пулю Арс, и собеседник на миг теряется. Понимает, что идеальный разговор, который был им запланирован на конец тура, без предупреждения врывается в их только что начавшийся диалог. Вот и строй планы, называется. У планов свои планы на всё на свете. «Зачем? О чём? Может, не сейчас?» — Поговорим. — утвердительно кивает в итоге Шаст, не веря собственным словам. Попов закрывает глаза, словно прячет под веками неуверенность и волнение. Антон боится, что когда Арс откроет их, то уверенности в нём будет слишком много. С другой стороны, он же актёр, чего стоит ему это сыграть? Но Арс хитрит, надевает нужную маску и с совершенно новым лицом разворачивается к Шасту. Вместе со странным блеском в глазах появляется ухмылка на лице. Антон, наконец, осмеливается взглянуть на мужчину напрямую, разумеется, стараясь не ударить в грязь лицом. Арсений ведь как хороший актёр прекрасно понимает, когда человек пытается играть. Например, играть в «уверенность», как сейчас Антон. Парень на пару мгновений задерживает на подрагивающих губах улыбку, после чего она с грохотом вдребезги разбивается о безжизненные глаза напротив. Они пустые, от них веет холодом. Они. Совершенно. Мёртвые. Парни уходят туда, где всё началось. Туда, где впервые учудили «шаляляля» за дверями. — Ты взрослый человек, Антон, — начинает Попов резко и без прилюдий, стоит им оказаться наедине. — поэтому попытайся понять. — Я знаю, что мы взрослые люди, Арс. К чему ты клонишь? — пальцы тянутся покрутить кольца, но Шастун себе не позволяет. — Не «мы», Антон. Нет уже никаких «нас», есть я и есть ты. Молчание расползается по комнате, оседая на лёгких. Шаст сглатывает, сжимая руки в кулаки и бегает глазами по каменному лицу Попова, пытаясь разглядеть хоть малейший признак жизни. Не выходит. — Ты отличный импровизатор, хороший друг, близкий даже, я бы сказал, но не более. Мне… — Мы… расстаёмся? — Чтобы расстаться нужно для начала быть вместе, Антон. А мы… — на лице мужчины появляется вымученная улыбка, пока брови наигранно ползут вверх. — мы и не были. Правда ведь? — Это смешно по-твоему? — в зелёных глазах мелькает искра гнева. — А разве я смеюсь? И Антону бы возразить, да только и сам прекрасно понимает, что не та это улыбка. Вовсе не от радости, а от отчаяния. — Нет. — Ты очень хороший человек, и я правда счастлив быть твоим коллегой и другом. Нам… — на мгновение Арсений замялся, и это не ушло от Антона, продолжающего изучать лицо напротив. — нам было хорошо, и это тоже правда. Помнишь наше «не попробуем…»? — «…не попробуем…», — утвердительно кивнул Шаст. — И мы попробовали. И ничего не получилось. — Верно. — со вздохом произносит Антон, отводя, наконец, взгляд: «Но может попробуем ещё раз?», так и останется несказанным. — Я не буду извиняться за это решение, но поблагодарю. Спасибо. За всё. — Наверное, извиниться стоит мне, — теперь глаза бегали по полу, старательно обходя носы белых кроссовок. — Не нужно. Я и так тебя за всё давно простил. — Арс делает то, что не следовало бы: кладёт руку на плечо Шаста и похлопывает пару раз. — Будь счастлив, хорошо? И улыбайся, нам ещё марафон по городам устраивать! И вот здесь Арс улыбается уже иначе. Свободно. Облегчённо. И Антон улыбается ему в ответ, поднимая прищур кошачьих глаз. Кивает и протягивает вперёд руку. — Хорошо. Ты тоже, договорились? — Договорились. — Попов отвечает на рукопожатие, а затем приобнимает Шаста, крепко, «по-братски». Уходит, оставляя после себя ничего. И ничего это разъедает Антона, вновь оперевшегося на стену и медленно сползающего на пол. Он правда пытался. Он хотел дать им ещё один шанс, измениться. Доказать, что он не трус, а все трудности лишь временное явление. Арсений решил иначе. И по-своему правильно. Не позволил Шасту снова всё испортить. Нет ничего хуже коллег, «которые спят по любви». И да, пусть он сейчас последняя сволочь, решившая отстоять свои чувства и не позволившая себя более мучить, и пусть он покинул гримёрку с улыбкой на лице едва ли не вприпрыжку… А Арсений профессиональный актёр. В очередной раз доказавший свой профессионализм, абсолютно пустой и разбитый внутри. Нет, он не станет рыдать, а на его ресницах не появятся солёные капли. Он не подаст виду, что что-то случилось, при ребятах. На сцене он не вспомнит ни единого момента, мешающего его игре. Он запомнит кольца и браслеты на любимых руках и крепкие объятия, запомнит тёплый плед и ношеную толстовку, запомнит яркие зелёные глаза и страстные «шаляляля» за дверями гримёрки. Запомнит всё. А затем навсегда сотрёт из своей памяти.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.