Железная маска Трианглета

Из нашего поселка мы ушли утром. Когда я проснулась, господина Джинга уже не было. Моя нянюшка смотрела в окно, и лицо у нее было совершенно спокойное, только в глазах, когда она повернулась ко мне, виднелись красные прожилки. Мне показалось, она и не ложилась. Магни достала наши немудреные пожитки, заранее сложенные в два вещевых мешка, — совсем небольших, их легко было спрятать под накидкой. — Чуть позже я выйду из дома и отправлюсь в Лонг-Дэй, как обычно… А ты потом тоже иди следом, только не сразу к городу. Погуляй немного по берегу, сверни за поселком и беги на дорогу. Встретимся там, где мы нашли тебя, когда этот негодяй, сын дядюшки Офана… Она сердито сдвинула брови и кашлянула, не закончив фразу. — Хорошо, матушка, — сказала я, думая о том, как мечтала уехать отсюда, и как мне теперь страшно покидать родной поселок. — Но вдруг нас задержат поодиночке? — Что делать, — вздохнула Магни, и мне показалось, что за прошедшую ночь она постарела на десять лет. — Задержать нас могут и вдвоем, а лучше, чтобы никто не знал, что мы бежали. Оставь свою косынку на берегу. Пусть думают… Она опять не договорила. Я мысленно гадала, что же подумают наши односельчане. Что я утонула? Что уплыла на лодке? Моя Магни никогда заранее не подстраивала побег, поэтому заметать следы не умела. — Ты голодна? — спросила она. Я покачала головой, и она укоризненно сказала: — Нет, надо поесть. Иначе у тебя не будет сил. Завтрак на тарелке в буфете. Если что-то останется, пусть так и лежит, пусть думают, что мы хотели вернуться. Я уже перекусила и… Она посмотрела в окно. — Пора! Вот вышла Гуа-Фу, эта старая сплетница. Я пойду. Пусть она увидит меня. А ты подходи ко мне чуть погодя. Ты же помнишь дорогу? Я кивнула, Магни поднялась, взяла мешок, закуталась в накидку и вышла. Я смотрела через окно, как она поравнялась с тётушкой Гуа-Фу, раскланялась с ней, как удалялась ее фигура. Достала хлеб из буфета — так Магни называла ящик с полками — и принялась жевать, не чувствуя вкуса. Да и какой особый вкус может быть у черствых сухарей. Мне вспомнился один из завтраков во дворце — белые блестящие тарелки, маленький столик, скатерть такого немыслимо тонкого узора, будто это кружево на платье императрицы, а не салфетка для маленькой девочки. Нарезанные фрукты, пышная молочная каша, аппетитные румяные пирожки — а я капризничаю и отодвигаю все от себя. О, с каким наслаждением я-сегодняшняя нашлепала бы ту Хуоджан! Мама укоризненно качает головой. Она зашла с утра в покои маленькой принцессы поцеловать дочку, а дочка скверно себя ведёт! — А вот великая Хуоджан никогда не относилась с пренебрежением к дарам земли! Я смотрю очень недоверчиво. Но быть недостойной великой императрицы мне не хочется. — И никогда не огорчала своих близких. Я начинаю моргать, понимая, что таких высот мне не достичь. — Она была скромна и помнила — кому много дано, с того много и спросится. Мы не можем вести себя так, как нам заблагорассудится. Члены императорской семьи пример для окружающих, и моя маленькая дочурка — пример для всех девочек страны. Я тяну в рот ложку каши. Она невероятно нежная и совсем не горячая. — А пофему тогда мой дядя… — С набитым ртом не говорят. Мама сидит напротив, на низкой скамеечке. — А почему тогда мой младший дядя, — продолжаю я, сделав глоток, — говорит, что он принц и ему все позволено? — Потому что он глуп, как пробка! — сердито отвечает мама, но тут же спохватывается. — Только молчи об этом, пожалуйста! Это секрет! Государственная тайна! Она смеётся, и я следом за ней: я, тогдашняя Хуоджан, — потому что маме весело, а я-сегодняшняя — потому что такой секрет государственной тайной быть никак не может… Я опомнилась. Время ведь шло, мне нужно идти за Магни. Но осталось ощущение, что я побывала в детстве, что мы сейчас втроём, — я, мама и та маленькая Хуоджан — вместе сидели в белоснежной детской и смеялись над младшим принцем. Я убрала тарелку с надкусанным хлебом обратно в буфет. Может, забрать? Время сейчас тяжёлое. Но раз Магни сказала… Я споткнулась о порог, выходя из дома. Дурная примета, как говорили в нашем поселке. Но мне нельзя было верить в приметы. Я даже не обернулась, чтобы не рвать лишний раз сердце, оно и так разрывалось на куски. Наша бедная комната с земляным полом, очаг, плетёный матрас вместо кровати — все казалось мне родным. Изгородь, дорога между домами, соломенные крыши, море… Да, море! Оно сверкало свинцовым мрачным светом, величественное и спокойное. Будет ли море там, куда я уеду? Я быстро шла по берегу, ноги увязали в мокром песке. Видно, ночью ветер все же разыгрался, сейчас был штиль и волны не плескали на пляж. Море! Как мне будет его не хватать… И наших односельчан, хоть я и осталась для них чужачкой. Верно говорил А-Фэн… Ко мне никто не сватался, а ведь я учила их детей! Я не выдержала, обернулась на здание школы. Теперь это был добротный дом с нормальными стенами и с трубой, выходящей через крышу. Лишь бы его не забросили. Ох! А что скажет учитель, если узнает, кто я? И что он подумает, если я выполню то, что от меня хотят — передам власть в достойные руки? Ведь это зачеркнет все, за что учитель боролся! На миг мне страшно захотелось не убегать никуда. Вернуться домой, жить, как прежде, забыть про господина Джинга и принцессу Хуоджан. Но моя Магни ждёт меня! Я не могу ее бросить. И войска подходят, скоро в нашем поселке будут мятежники… Я сняла свою старенькую косынку, повязала ее на торчащий из песка кол для просушки сетей и побежала в обход поселка к условленному месту, где ждала меня Магни. Мы шли к городу, я тревожно озиралась вокруг, но не видела никого. До горизонта протянулась красноватая поверхность, покрытая редкими лежачими кустарниками. Пустыня не цвела. Пейзаж просматривался далеко. Людей не было, но я не переставала тревожиться и злилась на господина Джинга — ну, заметили бы нас вместе! Что бы из-за этого случилось? Магни поняла, почему я верчу головой, и сказала: — Пустое, Джан! Не бойся. Мы не беззащитны. Она на миг вынула из-под накидки руку. На солнце сверкнула сталь. Я ахнула: — Матушка, неужели ты умеешь стрелять? Она вскинула голову: — Умею, Джан. И смогу. Чтобы защитить тебя. Я только могла молиться великой Хуоджан, чтобы нам не пришлось проверять, насколько хорошо стреляет Магни. Мое воображение рисовало мне не одиночного грабителя, а целые банды. Помогла нам Звёздная матушка или же просто улыбнулась удача, но до города мы дошли быстро и без происшествий. Лонг-Дэй, тихий сонный городок, был таким же, как и в прошлом году. Мне показалось, что людей на улице стало меньше. Кое-где на стенах висели газеты, а рядом останавливались горожане. В мой приезд сюда с А-Фэном я такого явления не заметила. Мимо проехал автомобиль, обдав нас сизым дымом с гадким запахом. Я закашлялась, Магни не обратила на это внимания. Она деловито и быстро шла, придерживая меня за локоть, и я вынуждена была перестать оглядываться и зашагала рядом с ней. — Нам надо в гостиницу, — Магни говорила тихо, одними губами. — Она на окраине, но нам нужно обогнуть центральную часть города… Что же это они обсуждают? Она указала на висевшую на стене газету. Лист был не пожелтевший от времени, а белый, значит, его повесили недавно. И людей около него толпилось порядочно — не меньше десяти человек. — Про что это, почтенные? — спросила Магни у сомкнутых спин. Те дружно промолчали. Стоявший рядом с нами высокий худой мужчина с оспинами на лице сказал, глядя поверх голов: — Да поезд, тетка. На южном направлении наступают мятежники, а на северном пути рельсы повреждены, поезда временно не ходят. Может, авария, может, и диверсия, кто ж правду-то нынче скажет… — На южном неспокойно, — буркнул подошедший сзади человек. Высокий мужчина возразил: — Ну, не так уж… Комитет сегодня с утра туда выехал, если бы было так опасно, они бы поостереглись! — Да смилуется Великая матушка! — вздохнула одна спина, принадлежавшая женщине. Магни согласно кивнула: — Да смилуется! Идём, дочь моя… Она боялась называть меня по имени. Я шла по окраинным улочкам, гадая, как мы сможем уехать отсюда. Обладает ли реальной властью господин Джинг? Наверняка нет, иначе бы он не скрывался. И вдруг я сейчас встречу учителя? Как мне тогда быть? Задумавшись, я не заметила переулок, в который направилась Магни. Она вернулась и дернула меня за руку: — Нам в ту гостиницу. Перед нами вырос двухэтажный домишко, выкрашенный грязно-желтой краской, с узкими окошками и покосившимися крыльцом. Мы прошли узкий темный коридор и очутились в маленькой комнатке, где помещались лишь стол да стул. Там сидел дежурный — флегматичный немолодой человек, который все время зевал. Магни быстро заговорила: — Почтенный, у вас остановился мой родственник, он снял номер и ждёт нас с дочкой. Я глянула на нее удивлённо. Мне показалось, что естественнее было бы назвать нас троих мужем, женой и дочерью, но Магни и под страхом смерти не представила бы своим супругом постороннего человека. Из узкого коридора выглянул господин Джинг, на мой взгляд, несколько наигранно нам обрадовался, наклонился над столом и сам заговорил с дежурным. В этой маленькой темной комнатке психиатр словно стал суетливее и меньше ростом. Он сам записал наши имена (наверняка выдуманные) в книге учёта постояльцев, и показал нам номер. От городской гостиницы я ожидала большего. Нет, здесь были стены, выкрашенные краской, ровный белый потолок, деревянный пол и коврик, кровати на ножках, и даже умывальник. Сначала это произвело на меня впечатление. Потом мне вспомнился дворец: огромные, прозрачные, как воздух, окна, мраморные лестницы, пушистые, невероятно мягкие ковры, сияющие светильники на стенах, фонтан посреди зала… Я снова обвела глазами гостиничный номер: штукатурка потрескалась, краска была грязной, пол в занозах, а половики точно не чистили с года Красного солнца. А кровати, на которых спали предыдущие постояльцы, бр-р! Мой соломенный матрас дома был только моим… Господин Джинг заметил мой взгляд. — Завтра мы уедем отсюда, юная госпожа, — мягко сказал он. — Потерпите. Рано или поздно вы попадете в достойные вас условия. Остаток дня мы с Магни провели в номере. Психиатр выходил куда-то, в его отсутствие Магни сидела рядом со мной, крепко держа меня за руку. А я приникла к окну. Здесь были толстые и не совсем ровные стекла, мутноватые и пыльные. Краска на подоконнике облупилась. Но я жадно смотрела на улицы, пусть мне виден был совсем небольшой кусочек городской жизни. Вот ветер закручивает маленький смерч из песка и гонит его дальше по булыжной мостовой, вот пробегают, смеясь и придерживая у бедер лёгкие платья, девочки, возрастом как мои ученицы, вот бродячий пёс обнюхивает углы и фонарный столб и задирает лапу… А вот идёт солидный человек в яркой, слишком нарядной одежде, что он забыл на этой узенькой улочке, где сделаешь пять шагов, и упрешься в противоположную стену? Магни поначалу сердилась на меня. Она была уверена, что нас кто-то непременно заметит снаружи. Но господин Джинг вернулся и посмеялся, сказав, что в эти узкие темные окна с улицы невозможно увидеть абсолютно ничего. — К тому же мы уедем уже завтра, госпожа Боэми. Все складывается удачно. А сейчас лучше поужинать и лечь спать. Завтра мы покинем этот городишко. Магни пыталась спросить его ещё о чем-то, но он мягко поднял ладонь, ограждаясь от неё. — Для вас же лучше, госпожа, чтобы вы ничего не знали. Положитесь на меня. Поверьте, там вам будет комфортнее, чем в этом захолустье. А совсем скоро, когда мы победим, вы будете занимать достойное вас место… Лучше давайте ужинать. Я ела, не разбирая вкуса. Настал вечер, за окном было ещё много света, но в комнате быстро стемнело. Над столом загорелась тусклая оранжевая лампочка — то самое электричество. Но стоило уже выключить его и лечь спать, чтобы утром пораньше двинуться в путь. Номер был двухкомнатным, господин Джинг оставил нас и удалился в совсем маленькую каморку. — Завтра будет новый день, — сказала мне Магни. — Что ты, Джан? У тебя такое лицо… Она сама выглядела осунувшейся и измученной. Я ответила: — Я просто устала, матушка. Пора гасить лампу. Свет выключился, и темное тусклое окно сразу оказалось самым светлым местом в комнате. Заскрипели пружины матраса — это Магни легла на свою кровать. Я смотрела на кусочек белесого неба за окном и притворялась спящей. Прошел уже целый день, а я так ничего и не выяснила. Я не знаю, какие планы у господина Джинга и его сторонников, как они намерены их осуществить, я не знаю, в чём будет моя роль. Я не расспрашивала его — истинный трианглетец не беспокоит старших без крайней нужды и терпеливо ждёт, пока старший сам расскажет, все, что нужно. Но дело было не только в этом. Может быть, я боялась правды? Или не отошла ещё от потрясения? На меня ведь будто ступор напал вечером, когда Джинг вернулся. Я мысленно пообещала себе завтра расспросить его и узнать все. Что там думают в нашем поселке? Хватились ли нас с Магни? Или решили, что Магни ушла в город, а я просто не выхожу из дома? И куда мы поедем теперь? Он не хочет мне ничего объяснять, будто я дитя неразумное… От матраса пахло. Нет, он был тщательно вычищен, но все же сохранил запах чужих тел, моющих средств, уличной пыли, когда его выбрасывали посушиться на солнце… Вот она, разница между плохоньким, но своим, и плохоньким, но казённым. Светлый вырез окна был узким, точно в темнице. Я вдруг подумала про своего деда, про императора Хуан-Ди, он ведь провел последние дни в заточении. Каково это было повелителю целого континента… Я лежала и пыталась представить, как он тоже проводил долгие ночи на казённой койке с чужими запахами. Думал ли он обо мне? Или только о том, что жизнь его кончена? Нужно расспросить Магни о моей семье, когда мы доберёмся до безопасного места. И конечно, нужно вознаградить Магни, когда я, как сказал господин Джинг, займу приличествующее положение… Но в это мне не верилось совсем. Тревога сжала сердце и не отпускала. Я прислушивалась к ночным шорохам, но на улице было тихо. Здесь спальный район, как сказал господин Джинг. Ни автомобилей, ни ночных торговых точек, ни харчевен, ни пивных. А в комнате слышалось только дыхание Магни, да ещё скрип ее матраса, когда она ворочалась с боку на бок. Я тоже не могу заснуть, наверняка и глаз не сомкну до утра… Но я заснула. И утром не сразу поняла, где нахожусь. Магни поднялась раньше меня и терпеливо ждала, пока я пробужусь. Мы наскоро позавтракали и покинули гостиницу. Господин Джинг перед выходом вдруг замялся и спросил: — Госпожа Боэми! А не кажется ли вам, что вы… что для вас будет лучше остаться в Лонг-Дэй? Я снабдил бы вас деньгами. Радикалы не истребляют мирное население, как про них рассказывают власти… Здесь и для вас, возможно, было бы безопасней. А я провезу к месту назначения госпожу Хуоджан, вы же знаете, что я буду заботиться о ней, как о величайшей ценности! Магни побледнела. Я ахнула. Наверное, это было ужасно эгоистично с моей стороны, но будущее настолько меня пугало, что мне стало плохо от возможности лишиться единственного близкого человека. — Нет-нет, господин, пожалуйста, не разлучайте нас! — взмолилась я, вцепившись в руку Магни. Та мягко отстранила меня. Я в панике решила уже, что она согласна на предложение психиатра. — Господин Джинг, — сказала Магни с достоинством. Она не всхлипывала и не дрожала, как я. — Мы с вами знаем друг друга много лет. Скажите, разве кто-нибудь из доверенных лиц семьи мог бы согласиться на ваше предложение? Я не думаю, что этот городок не попадет в зону военных действий, но этого я не боюсь. Я боюсь обмануть девочку, которой обещала, что никогда её не оставлю. Когда Хранительница перестанет во мне нуждаться, я обещаю спокойно уйти в тень. Он попробовал спорить, но быстро смирился. — Что же, госпожа Боэми, потом не говорите, что я не предупреждал вас. Теперь идём. На вокзал нам не нужно, поезда не ходят, это и к лучшему, там документы проверяют тщательно. Мы поедем на автомобиле. Я сразу вспомнила ту машину, что мы с Магни угнали у двух драчунов в день восстания. Автомобиль господина Джинга… его? Он владел им до революции? Купил после, но как? Кем же он работает? Или он эту машину украл? Ох, а вдруг он читает мои мысли, и разозлится на такое предположение? Итак, автомобиль господина Джинга был похож на угнанный нами, тоже черный, широкий и добротный с виду. Мне представились блестящие, длинные, серебристые гоночные машины, которые я видела в прошлой жизни на каких-то соревнованиях. Разумеется, у моего деда был кортеж… но вот сопровождала ли я его в поездках? Я хорошо помнила только летательные аппараты, и как мой папа учил меня ими управлять: «Вот так, просто укажи направление, Джан. А команды горят каждая на своем месте, будь внимательна. Ну, не расстраивайся, у меня сначала тоже не получалось». Мама же всегда ахала и просила его не давать мне такой самостоятельности. Я так и не спросила господина Джинга, откуда у него машина, он велел нам сесть и указал, как пристегнуться. А у меня словно язык отсох. Внутри салона стоял застарелый запах табака, материя на сиденьях была потерта, кое-где прожжена или порезана. Снаружи машина выглядела куда новей. И все же, как он приобрел ее? Наш учитель говорил, что автомобиль должен перестать быть предметом роскоши. А господин Джинг притворяется обычным гражданином, разве он может владеть автомобилем при новых властях? Но я снова так ничего и не спросила. Господин Джинг увидел, что я рассматриваю обивку, и сказал: — Не беспокойтесь, юная госпожа, рано или поздно вы попадете в подобающую обстановку. Я вскинулась. Он посчитал меня высокомерной и избалованной, подумал, что я придираюсь к потрёпанной машине! От обиды у меня прошел ступор, я запротестовала: — Ничего подобного, я вовсе не… — но он, кажется, вовсе меня не слушал: — Пока не говорите ничего. На выезде из города будет блок-пост. Я сам с ними побеседую. На этом направлении ехать безопасно, вот если бы мы подались на юг… Говорят, бои идут уже в окрестностях Сапфира. Официального подтверждения нет. Я не знала, где находится выезд из города, и чуть не подпрыгнула до потолка, когда за углом оказалась целая вереница автомобилей. Они медленно ехали, притормаживая около вооруженного человека с красной повязкой. Он заглядывал в окно, и только тогда пропускал их дальше. Я почувствовала, что ничего не смогла бы сейчас сказать — у меня отнялся язык. Магни совершенно не изменилась в лице. Если она и испугалась, то виду не подала. Я попыталась тоже выглядеть спокойной. В любом случае, было уже поздно паниковать и задавать сотни вопросов. Человек в красной повязке наклонился к нашему окну. Джинг продемонстрировал ему какой-то документ, и, как мне показалось, пожал руку. Проверяющий выпрямился и слегка махнул ладонью. Мы проехали дальше. Только когда автомобиль снова набрал скорость, я смогла перевести дух. — Это и был блок-пост? Вы внушили ему, чтобы он нас пропустил? — Это? — Джинг оторвался от своих мыслей. — А, нет. Это просто проверка. Он бы и так нас пропустил, это так, мелкие сошки… Он просто взял деньги, это платная трасса. А теперь, пожалуйста, молчите, госпожа. Машина выехала на широкую дорогу. Дома по сторонам перестали мелькать. Лонг-Дэй остался позади. Магни смотрела вперёд с выражением мрачной решимости. Вокруг от горизонта до горизонта простиралась пустая сухая степь, только присмотревшись, можно было видеть колоски сухой травы одного цвета с песком. На белесом небе не висело ни облачка. Я тоже смотрела вперёд в ожидании страшного блок-поста. Значит, мятежники, или радикалы, дошли уже до Сапфира, того озера, о котором пелось в старинной песне… А ведь я никогда не думала, что эта песня и про меня тоже! «Если б только могла я назвать свое имя, поменялось бы небо местами с землёй…» Впереди на границе песчаного мира и бледного неба показалось что-то темное. Дорога была перегорожена, на небольшом пригорке красовался указатель без надписи, на пути стояла пара машин, около них дежурили два человека с красными повязками. Один из них сделал нам знак затормозить. У меня исчезли все чувства. Не было ни страха, ни любопытства. Я словно со стороны наблюдала, как господин Джинг остановил машину, открыл дверь и вышел. Ближайший Младший брат сделал шаг ему навстречу, что-то спросил, получил ответ, просто развернулся и двинулся к своему автомобилю. Его товарищ ему не препятствовал. Машина Младших братьев откатилась назад, освобождая дорогу. Я зажмурилась, не веря, что все так просто, и не открывала глаз, пока мы снова не набрали скорость. За окном тянулись все те же поля с бесцветной жёсткой травой. Ничего не изменилось. Господин Джинг вдруг снова затормозил. Он выглядел неважно — побледнел и волосы прилипали ко лбу. — Вам плохо из-за жары? — спросила Магни. — Хотите, я поведу машину? Он мотнул головой. — Не стоит, вы к такому управлению не привыкли… Да и уже все прошло. Это были просто два примитивных дегенерата. Впереди ещё будет один блок-пост, я справлюсь. На этом направлении пока безопасно… почти. — А почему не охраняют поля? — вмешалась я. Знаю, мне не следовало перебивать старших, но оцепенение, охватывающее меня все время, когда я пыталась заговорить, вдруг прошло. Они оба посмотрели на меня с удивлением. — Поля? — Ну да. Тут вон какое свободное пространство. — Свободное-то оно свободное, — усмехнулся Джинг, — но непроходимое. Это полупустыня. Видите колоски? Их называют гуль-шипир. Они жёсткие, почти как металл. Чтобы там проехать, нужен вездеход, а чтобы пройти, железная подметка. Сверху ведётся наблюдение с вертолётов… вот, кстати, один летит там! Он указал рукой направление. Почти на горизонте невысоко в небе виднелось крошечное пятнышко. — Здесь бедная земля, — продолжал Джинг. — Лишь близ Лонг-Дэя есть относительно плодородные участки. Нет ни гор, ни лесов, ни укрытий. Поэтому не думаю, что сюда пойдут радикалы, но кто их знает. А вы не хотите пить, юная госпожа Хуоджан? Мне немного льстило такое церемонное обращение. В поселке я всегда была странной чужачкой Джан… — Да, если можно, спасибо! — из протянутой бутыли я сделала только один глоток. Вода была обычной на вкус и холодной, несмотря на жаркий день. Я удивилась было, потом вспомнила, что в моем детстве были специальные охладители для еды и напитков, наверное, и у него в машине такой. Солнце светило очень ярко, у меня сами собой закрывались глаза. Я сама не поняла, как задремала. Спать в машине было ещё неудобней, чем на гостиничном матрасе с чужими запахами. Я иногда словно приходила в себя и понимала, что сплю, но тут же опять проваливалась в забытье. Помню, что у меня затекла шея, и я сползла на сиденье, а Магни положила мою голову к себе на колени. Помню, что я пыталась подняться, и поглядеть в окно, но не могла. А ведь это было очень важно, потому что… Сны мне виделись сумбурные. Мелькали в них огромный императорский дворец с изогнутой крышей и наша бедная деревушка, моя верная Магни, старик Лао-Рэн укоризненно качал головой, учитель простирал ко мне руки и умолял о чем-то, но я не слышала его голоса. Грезились мне и страшные сражения, и вопящая толпа, как тогда, возле метро. Помню, во сне я искала своих родителей и не находила их. А под конец мне привиделось, что я лечу над ночным морем. Вокруг меня была огромная, бесконечная чернота с нашитыми блёстками звёзд. Внизу простиралась водная гладь. Море было, как чёрное зеркало. Только отраженный в нем звездный свет становился все ярче, собирался в пятна, обрисовывая контур человеческого лица. Из воды смотрела на меня сама великая Хуоджан! Ее лоб и скулы были светлыми и выпуклыми, как волны, глаза — темными и бездонными, как морские глубины. Губы дрожали, будто хотели что-то сказать, или же это дрожало море? — Матушка! — вскрикнула я в испуге и провалилась вниз. — Я здесь, Джан! Ещё во сне я удивилась, что у Звёздной хозяйки голос Магни, и почему у меня болят спина и шея. Не покидало ощущение падения. Я лежала на сиденье, и мне казалось, что я упала на него только что. — Ты спала, тебя разморило или укачало, мы не стали тебя будить, — объяснила Магни. — Но мы почти доехали до места. Посмотри, уже город, Джан! Первым, что я увидела, был черный с проседью затылок господина Джинга. Неужели он все это время вел машину и ни разу не отдохнул? Я не заметила, чтобы мы останавливались. — С пробуждением, госпожа, — сказал он приветливо. Я села и наконец увидела, как изменилась картина за окном. Мы ехали по широкой, просто невероятно широкой и гладкой дороге с темным покрытием. И по ней, рядом с нами и навстречу, неслись десятки, нет, сотни автомобилей. По краям дороги, отдалённым друг от друга, словно два берега реки, стояли в ряд огромные здания. Солнце отражалось в бесчисленных окнах, маленьких и огромных, в половину здания. Это было царство камня, стекла и металла… и людей! Их было не меньше, чем машин, столько не насчитаешь волн в море и листьев на дереве! Я видела уже эти толпы в той, прежней жизни, с высоты балкона или из окна летательного аппарата. И ещё, конечно, мне вспомнилась давка у входа в метро в страшный день переворота. Впереди дорога раздвоилась — мы продолжили путь по правой части, а левая поднималась вверх, закручиваясь спиралью. А там, над ней, тянулась ещё одна огромная металлическая лента, им наперерез шла третья, и сверху мелькали тени машин. Я вспомнила, что это называлось воздушной развязкой. Когда-то я смотрела на такие дороги сверху вниз, и они казались мне сказочной головоломкой. Я просто не думала, что по ним могут мчаться автомобили! А вдруг какая-нибудь машина вылетит за ограждение да свалится на нас! Я невольно сжалась, но наш автомобиль уже отдалялся от развязки. Мы все так же ехали вперёд, куда — я не знала. Машины замирали на перекрестках, повинуясь огням регулирующих движение фонарей. Огромные здания сменялись небольшими домами с причудливой архитектурой, а за поворотом вновь вырастали многоэтажные гиганты. Я хотела спросить, куда мы едем и как называется этот город, но у меня снова будто язык отсох. Но можно было вспомнить карту с уроков географии и хотя бы прикинуть, куда я попала. По расстояниям подходили два крупных города — Фэн-Жон и Сан-Ченгу. В своей прошлой жизни я не бывала в них никогда, да и что может помнить семилетний ребенок? Фэн-Жон построен на берегах большой реки, значит, надо смотреть повнимательнее, не встретится ли мост. И тут наша машина затормозила, и мотор замолчал. Конечно, не могли же мы ехать вечно, но меня никто даже не предупредил! Мы с Магни переглянулись. По ее лицу я поняла, что она остановки тоже не ожидала. — Мы остановимся в гостинице, — обернулся к нам Джинг. — Там условия гораздо лучше, к тому же это ненадолго. Здесь с проверками не свирепствуют, так что не беспокойтесь. Гостиница! Нас окружали высотки, которые были друг на друга хоть и не похожи, но я не отличила бы гостиницу от торгового центра. А машину Джинг просто оставил у тротуара, пояснив, что потом перегонит ее на стоянку. — Идёмте, госпожа, — сказал он очень тихо. — Вы помните, что на улице я уже не смогу называть вас так? Я кивнула и выбралась из машины. От долгого пути у меня занемели мышцы и кружилась голова. Воздух снаружи пах пылью и гарью. Я сделала несколько неуверенных шагов, будто была малым ребенком. Магни держалась куда лучше меня! Странное покрытие было у нас под ногами — ровное, темного цвета, с виду шероховатое, хотя я не могла наклониться и потрогать его. Я и так выглядела, как деревенская дурочка. Ох, сколько людей было вокруг! И конечно, все они были одеты не так, как мы с Магни. Мир изменился за эти годы. Женщины ходили в коротких юбках и простоволосыми, лишь немногие повязывали голову косынкой. И на мужчинах я не видела прежних длинных балахонов, их одежда напоминала скорее военную форму. А почти вся молодежь была в лёгких платьях, майках и штанах по колено, не длиннее. Впрочем, юношей я видела немного. В основном, меня окружали девушки — яркие, смелые, свободные… Мне захотелось немедленно вернуться обратно в машину. В своей длинной темной одежде и с накидкой на голове я смотрелась просто первобытным ящером, которые, говорят, водятся на Утренней звезде. Ну почему господин Джинг не отвез нас сразу к себе домой? Верная Магни взяла меня за руку: — Идём, Джан! — и тихонько добавила: — Стыдно должно быть не тебе. А тем, из-за кого мы сейчас здесь. Вот тут мне действительно стало неловко. Магни была одета ничуть не лучше меня и ещё не стара, а держалась с достоинством. Я гордо выпрямилась, будто по-прежнему находилась в императорском дворце, и пошла за господином Джингом. К счастью, в большом городе люди были не такие, как в нашей деревне! На других никто не обращал внимания, а то меня бы давно высмеяли. Я не умела двигаться в большой толпе и только Магни помогала мне не сталкиваться с прохожими. В довершение всего я шарахнулась от проезжавшего мимо автомобиля, хотя я шла по тротуару и никак не могла под него попасть. В гостинице я чувствовала себя ещё большей идиоткой, тем более, выглядела она совсем не как постоялый двор крошечного прибрежного городка. Просторный зал, белые лестницы, светильники на стенах напомнили мне дворец. А огромные зеркала! Я зажмурилась, чтобы не видеть свое отражение. Ещё и тяжёлые башмаки так стучали по полу, странно, что все не обернулись в мою сторону. Как господин Джинг представит нас администрации? Может быть, скажет, что мы беженки? Это не так далеко от истины! Дежурный в этой красивой многоэтажной гостинице был так же флегматичен, как и его собрат из Лонг-Дэя. Только что наши имена он не записал вручную, а ввел на мудреном электронном устройстве и ткнул пальцем себе за спину. Там на плоском экране выстроились в несколько рядов цифры, и одна из них, примерно посередине таблицы, вспыхнула зелёным светом. — Седьмой этаж, — отметил господин Джинг. — Благодарю. Идёмте к лифту. Когда мы уже ждали кабину, в вестибюле появилась довольно странная группа людей. Все они были молоды, худощавы, и одеты в удивительные наряды, которых я здесь ещё не видела — яркие однотонные комбинезоны. Жёлтый, небесно-голубой, алый, как новый флаг… У меня в глазах зарябило. Двери лифта закрылись, отсекая нас от странных незнакомцев. Здесь, внутри, тоже были зеркала во всю стену. Я вспомнила убранство дворца, да, конечно, там тоже были такие кабины, и куда более светлые и роскошные. На электронном списке этажей у двери загорелась семёрка. Лифт мягко пошел вверх. Зеркальная стена отражала нас троих — господина Джинга и Магни, державшихся с достоинством, и меня — перепуганную, бледную и растрепанную. Настоящее чучело. Хуже меня в этой гостинице никто не выглядит… — Простите, а кто были те люди внизу? Те, в ярких комбинезонах? Джинг смотрел на мелькавшие за стеклом лестничные пролеты, мой вопрос застал его врасплох. Он слегка поморщился, но ответил вполголоса: — Это эферийцы, гости с Умирающей звезды… Слишком много им позволяют умеренные, даже радикалы умнее, они говорят, что у каждой страны свой путь, не нужно оглядываться на соседей. Не обращайте на эферийцев внимания, госпожа. Это слабые люди. У них нет даже оружия. Створки дверей разъехались в стороны. Перед нами был коридор, длинный и прямой, на полу — ковер с коротким ворсом, цветом, как прибрежный песок. Где-то сейчас наш учитель? Он ведь рассказывал нам про эферийцев… По его словам, это были чудесные люди, у которых давно не было ни войн, ни социального неравенства, которые развели под поверхностью своей планеты цветущий сад и никогда никого не обделяли. И ещё он говорил, что наша правящая верхушка их за это ненавидела, но каждый человек, пострадавший от правительства, мог найти убежище на Холодной звезде… Может быть, мне надо было кинуться к ним и попросить защиты? Они бы мне не отказали, если они такие… Но от кого бы я бежала? Я просто сошла с ума! Я среди верных людей, со мной моя Магни, я вовсе не в беде, я помогу спасти страну от гражданской войны… Но почему же мне так тоскливо и страшно? Наш номер был не в пример лучше комнатушки в Лонг-Дэе, и у меня сразу улучшилось настрение. Вроде бы ничего особенного, просто гладкий пол, ровный потолок, светлые стены, большое окно, а на душе сразу стало легче. Да я и не ждала от гостиничного номера роскоши императорских покоев, слишком богатая обстановка меня напугала бы… Разочаровал только вид из окна. Я надеялась увидеть город. Но через улицу от гостиницы стояла ещё одна высотка, и она полностью перекрывала обзор. Я видела только стены и ярусы этажей, а вверху — клочок синего неба. — Мы ненадолго здесь задержимся, госпожа Хуоджан, — сказал Джинг, заметив мое разочарование. — Я отлучусь сейчас. Узнаю, все ли в порядке. И завтра или послезавтра мы переберемся в дом… верного человека. Верного слуги вашего царственного деда. А пока ждите меня и ни о чем не беспокойтесь. Но мы с Магни беспокоились. Странно, в его отсутствие с меня слетело оцепенение, не позволявшее задавать вопросы, а свободно разговаривать с Магни у меня тоже не получалось. Она ведь знала не больше моего… Что за дом, какой верный слуга нас там ожидает — тут мы обе могли только гадать, и то не вслух. Хотя Джинг говорил обо всем без опаски, словно знал, что тут нет чужих ушей. Я решила осмотреть номер. Кроме двух смежных комнат, здесь был маленький коридор с лишними дверями, я решила было, что за ними чулан или тайный ход, но открыла и чуть не расхохоталась. Конечно же! Туалет и ванная! Все эти годы я и не вспоминала, что такие удобства бывают в доме. Да, их тоже было не сравнить с теми, что были во дворце, но здесь были белые гладкие стены, блестящие краны, и маленькие пузырьки с чем-то невероятно душистым, сладко пахнущим, пенящимся… Ванная мне понравилась больше всего. Сначала я хотела просто вымыть руки, долго стояла, держа ладони под теплой струёй, потом не выдержала и взмолилась: — Матушка, я последний раз мылась щёлоком пять дней назад, у меня в волосах больше песка, чем на всем побережье! Магни замялась, но согласилась: — Только быстро, Джан! Вдруг мы не сможем долго здесь оставаться? Быстро у меня не получилось. Даже про опасность мне не думалось, слишком чудесно было просто сидеть среди теплой пены и вспоминать. Вот он, мой детский бассейн, дно понижается постепенно, вода голубая и прозрачная… На потолке дрожит рябь, словно рыбья чешуя. А за стеклом настоящие рыбки, я плыву, ныряю, пытаюсь им подражать. На верхней ступеньке меня ждёт Магни, молодая и красивая, с белым пушистым полотенцем, она укоризненно качает головой, но на губах у нее улыбка… Оказывается, маленькая Хуоджан умела плавать уже тогда, вот как! Я очнулась от стука в дверь, то была Магни, и теперь она действительно сердилась: — Сколько можно, Джан! Давно пришел господин Джинг, я попросила его подождать за дверью, негоже ведь, чтобы мужчина находился в номере! Я мгновенно выскочила из воды и принялась вытираться гостиничным полотенцем, почти таким же пушистым и мягким, как то, в моих воспоминаниях… Действительно, негоже, чтобы психиатр ждал за дверью, и не в приличиях дело, а в том, что он обратит на себя внимание! Но господин Джинг на нас не сердился. Он сказал, что ждал в большом зале около лифта, где стоят диваны, кадки с цветами, висит экран локатовизатора. — Это обычная практика для гостиниц… А теперь посмотрите, госпожа Хуоджан, мне кажется, вам должно подойти. Это для того, чтобы вы не привлекали внимания в городе. Как иногда мало нужно человеку для счастья! Рассматривая содержимое странных разноцветных шуршащих мешков, я почти забыла, что нахожусь в чужом городе, что меня могут разоблачить, что в моей стране идёт гражданская война. Впервые за всю жизнь — конечно, после переворота, — мне купили столько нарядов. В нашем поселке магазинная одежда была редкостью, Магни обычно перешивала мне длинные мешковатые платья из того, что отдавали сердобольные соседки. А здесь! Я сегодня не осмеливалась завидовать тому, что носили горожанки. И вот в моих руках очутились незнакомые и непонятные, но все равно прекрасные вещи из невероятно мягких цветных тканей, и обувь — сандалии с высокими ремешками, не то, что мои башмаки с грубой подметкой. Я вспомнила, как стучала ногами в коридоре, будто лошадь копытами по сухой земле, и зажмурилась от стыда. Но эта обувь ведь не будет стучать? Сандалии я примерила в первую очередь, и они сели на моих ногах, как влитые! Надевать все остальное мне было страшновато. Меня подбодрила Магни: — Не бойся, Джан, примерь. Ты ведь молодая девушка, а ходила все это время в убогих рыбацких балахонах… Я бы сказала, что это было, как ванна — прикосновение к коже не грубого холста, а этих струящихся тканей. Может быть, наряды, которые я носила во дворце, были много лучше, но они точно не приносили маленькой ещё девочке столько радости! Хотя, конечно, сначала эта городская одежда показалась мне нескромной. У нас в поселке ни одна рыбачка не решилась бы выйти в юбке по колено, а шаровары носила только помощница учителя. Волосы обычно скручивали в тугой узел, лишь незамужние девушки распускали их по плечам. Потому и все женщины казались одинаковыми, наверное… А в городских нарядах я была разной! Даже просто другой цвет делал мое лицо новым и незнакомым, от темно-красного, цвета рыбьей крови, на щеках загорался румянец, от нежно-желтого, словно цветы в пустыне, — глаза казались такими темными и большими… В родной деревне у меня было только одно нарядное алое платье, но мы оставили его в сундуке, посчитав слишком приметным. А здесь девушка в яркой одежде удивления не вызывала, так ходили все! Больше всего мне понравился один наряд, фиолетового цвета, он был похож на кофту, сшитую вместе с укороченными шароварами, а сверху украшенную пелериной. И на стене висело настоящее, большое зеркало, не то что наше, размером с ладошку, которое Магни хранила в шкатулке с нитками… Я зажмурила глаза и коснулась стеклянной поверхности. Вот оно, ещё одно воспоминание: меня зовут заниматься танцами в новом зале, я вбегаю в большую светлую комнату и вижу, как навстречу мне торопится красивая девочка, подхожу ближе и понимаю — это огромное зеркало во всю стену и мое отражение. И теперь из зеркальной глубины на меня смотрела незнакомая красивая девушка. С виду вполне похожа на городскую. Только в глазах был испуг, и в движениях неуверенность. Я одновременно и обрадовалась своему новому облику, и расстроилась — мне казалось, что я потеряла что-то, доступное нищей рыбачке. Может быть, свободу? Может быть, то, что от меня никто ничего не ждал? Тут Магни решила, что неприлично так долго держать за дверью господина Джинга и позвала психиатра внутрь. Он при виде меня заулыбался: — Ну вот, совсем другое дело! Конечно, будь сейчас Империя, вы бы носили другие одеяния, но и эти хороши. Разве только прическа у вас не городская. — Парикмахерская, — пискнула я, вспоминая рассказы девушек из поселка. О, конечно, не всех. Только две мои односельчанки, обе из относительно не бедных семей, ездили в город и вернулись с завитыми и чуть укороченными волосами. Обе взахлёб рассказывали о чудесном месте, где ты, как настоящая императрица, сидишь на мягком стуле, а вокруг тебя порхают, за тобой ухаживают, и даже опрыскивают потом душистой водой из флакона. Но господин Джинг сразу посерьёзнел и покачал головой. — Увы, госпожа Хуоджан, это преждевременно… Вас могут узнать, не в нашем положении ходить по людным местам. Завтра мы переедем в дом к надёжному человеку, там пока безопасно, я проверил. Вам приготовят комнату, да и странно будет выглядеть, если мы сразу сбежим из гостиницы. — А волосы я тебе сама уберу, Джан, — вмешалась Магни. Меня вдруг осенило: господин Джинг не купил ничего для нее! А ведь она ещё не стара и тоже вряд ли хочет выглядеть жалкой нищенкой. — Простите, а разве матушке Боэми не нужна городская одежда? — услышав мои слова, Магни замотала головой, но я видела, что она расстрогана. — Ну что ты, Джан, я вполне могу обождать! — Да, — пробормотал Джинг, — не все сразу, потом, естественно… Сейчас пора ужинать и спать, как и вчера. Завтра трудный день. Ужин он принес из столовой, заверив нас, что тут это тоже нормальная практика. Жители нашей страны любят уединение, и еду обычно заказывают на вынос. Ничего подобного я до сих пор не видела, это были ломтики рыбы, а может быть, и мяса, свёрнутые и начиненные крупой и овощами. А все же нет в мире ничего лучше свежей морской рыбы, поджаренной на углях, решила я к концу ужина. Мы спокойно хватали ее ещё горячую и ели руками, предварительно круто посолив. Здесь же к еде полагались приборы, господин Джинг передал Магни нож и вилку, а потом спохватился и принес ещё вилку для меня. После деревянной ложки мне было не слишком ловко обращаться с другими приборами, но потом дело пошло. Когда-то я ведь уже держала вилку в руках… Меня смущало только то, что психиатр наблюдал за нами, но сам не ел. Поужинал внизу, объяснил он. — Как вам это блюдо, госпожа Хуоджан? Молодежь сейчас ест его прямо на улице… — Спасибо, очень вкусно, — я деликатно промолчала про свежую горячую рыбу. В конце концов, где бы он ее взял. — Я рад, что вам угодил, — он повернулся к моей Магни. — А как вы себя чувствуете, госпожа Боэми? — Хорошо, спасибо. Небольшая слабость, но это понятно. Долгий ли путь нам предстоит завтра? Джинг снова сделал непроницаемое лицо. Такое же выражение было у дяди Офана, когда у него просили в долг, не вернув предыдущий. — Чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас же, — сказал он мягким, убеждающим тоном. — Если устали, ложитесь пораньше, я отнесу посуду и просто постою на улице, послушаю разговоры. Не беспокойтесь ни о чем. Пока он отсутствовал, мы с Магни решили обнаглеть и перестирали нашу дорожную одежду, потому что в ванной было чудесное устройство — поток теплого воздуха, который мгновенно сушил ткань («Такое есть во всех цивилизованных домах, ты просто не помнишь, Джан!»). Здесь заснуть было труднее. Когда мы выключили свет, темнее не стало — на улице горели фонари, на противоположном здании зачем-то имелись прожекторы по всему фасаду. Внизу все так же шел поток машин. Жизнь в больших городах ночью почти не затихала. Магни стала искать, как опустить занавеси на окнах, и не могла найти. — Где-то здесь… Ох! — она вдруг схватилась за подоконник и осела на пол. Я кинулась ее поднимать: — Матушка! Из своей комнатушки выскочил господин Джинг: — Что такое? — Ничего-ничего, все уже прошло, — прошептала Магни, вставая на ноги. — Слабость, дорога, волнение… Как здесь опускаются жалюзи? — Вот, кнопка снизу подоконника, — он указал кнопку, но не нажал. — Сердце? У вас плохо с сердцем? — Прошло, — Магни ещё слегка дрожала. — Я отлежусь и все пройдет. — Ну, смотрите сами, — сказал он с сомнением и ушел в свою комнату сразу. Я сама довела Магни до кровати, а потом нажала кнопку и опустила тяжёлое, сплошное покрытие. Сразу стало совсем темно и тихо. Моя кровать не пахла ничем, кроме свежести. Я мысленно порадовалась, что мы успели постираться, и теперь у меня запас и одежды, и белья… того, что я взяла из дому, господин Джинг, естественно, его мне не покупал, да я сама бы со стыда сгорела от таких подарков. Интересно, кто ведал закупками во дворце? Там, наверное, и врач был, он бы осмотрел сейчас Магни. Конечно, мне за нее тревожно, но вряд ли у нее что-то серьезное, просто мы все так устали за этот день… …Я проснулась от стона. На этот раз мне даже ничего не привиделось, я провалилась в забытье незаметно для себя. А вскочила резко, сразу. — Матушка! Что случилось? — Все почти прошло, Джан, — она сидела на кровати бледная, с мокрым лицом. — Я просто отвыкла от городской пищи. Ты сама как? Тебя не тошнит? — Нет, ни капельки. Давай попросим вызвать врача, матушка! Это же большой город, здесь есть круглосуточные лечебницы! — Вам нехорошо? — из своей двери высунулся психиатр Джинг, полностью одетый — он так и спал, впрочем, как и мы. — Все уже прошло, — начала Магни, но он подошёл к ней, взял за запястье, прислушался. — Пульс нитевидный… Это не проявилось бы так быстро, у вас, наверное, малокровие? — Я не знаю, — проговорила Магни. — У меня же не было возможности обследоваться. Возможно, еда… — Но мы же все ели то же, что и вы! — сказал он очень убедительным тоном. — Вы же дотерпите до завтра? — Конечно! — начала она с готовностью. Я перебила: — Нет, нам лучше вызвать врача сейчас. Он поморщился: — Поверьте, этого не стоит делать. Вблизи человека легче узнать, врач это все же профессия интеллигенции… Если госпожа Боэми немного подождёт, завтра ее осмотрит верный человек. И да, он врач. Разумеется. И я изучал медицину. Ничего страшного я не вижу. — Я потерплю! — горячо заверила Магни. Я спорила с ними, но они оба как сговорились. В конце концов я отступила. Вторую половину ночи я помню сумбурно. Да что там, я все дальнейшие дни помню сумбурно… Я боролась со сном, но все равно закрывала глаза от странной, гнетущей усталости. Я ругала себя за это, мне казалось, если я засну, Магни станет совсем худо. Наконец, сквозь покрытие на окне забрезжил рассвет. Магни дремала, и я обрадовалась — значит, ей стало лучше. Господин Джинг выглядел неважно, на нем сказалась бессонная ночь. Он поглядел на нее, будить не стал, предупредил меня, что скоро вернётся, и вышел из номера. После его ухода Магни проснулась. — Мне лучше, Джан, — ответила она на мои расспросы, но я засомневалась — она была совсем бледной, да и села на постели с трудом. — Надо потребовать немедленно врача, матушка, может быть, тебе нельзя ехать? — Даже не думай! И я не верю нынешним врачам. Кто знает, как и чему их учили. Дай мне просто воды, прошу. На подоконнике стояли стаканчики, такие странные, похожие на стекло, но мягкие. Я налила воды из-под крана. Магни сделала пару глотков, изменилась в лице и поспешила в ванную. Ее тошнило. — Матушка, — я не на шутку испугалась. — Матушка, да что же это? Неужели нельзя позвать врача? — Я просто отравилась, Джан, — просипела она в ответ. Тут снаружи постучали, сильно и уверенно, я кинулась открывать, не подумав, что господин Джинг не велел даже подходить к двери. Мне почему-то показалось, что это доктор. Но в коридоре стоял молодой парнишка с торчащими зубами, в форме служащего, с толстой пачкой бумаг. — Утренняя газета, гражданка, — сказал он и вручил мне несколько листов. Я только пролепетала: — Но я не заказывала газету! Мне нечем заплатить! — Это входит в стоимость номера, гражданка, — он оскалился, что должно было означать улыбку, и захлопнул дверь. Я перевела дух и машинально стала пролистывать газету, выхватывая глазами только заголовки и не понимая их смысл. «Мятежники отброшены в направлении…» «Жители прибрежных поселков выражают благодарность…» «Навстречу группировке Ван-Гура выслан полк…» «Линия фронта продвинулась…» «Под ружье призваны…» Наверное, там были и статьи про мирную жизнь, но мне попались исключительно эти. — Что там, Джан? — слабым голосом спросила Магни. Я не успела ей ответить. Дверь распахнулась, вошёл психиатр Джинг. — Мы можем ехать, — объявил он, увидел у меня в руках газету и нахмурился. — Откуда это? — Это сунули под дверь, — выпалила я. Магни, конечно, не учила меня лгать, но в таких случаях… Он покачал головой. В номере действительно не было порога. — И все же надо было ее не брать, в ней нет ничего интересного. — Но там сказано, фронт движется… — Фронт и должен двигаться, иначе это не фронт. Что-то ещё? — Кто такой Ван-Гур? Он поморщился. — Один из наиболее успешных полевых командиров у радикалов. Это не должно вас беспокоить. Пусть они грызутся между собой. Это нам даже на руку. — Но люди же страдают! — Госпожа Хуоджан, — сказал Джинг серьезно, — правитель должен мыслить иными категориями. Ваша досточтимая матушка понимала это и не лезла в политику. Вы собрались? Госпожа Боэми, вы можете дойти до лифта? — Дойду, — кивнула Магни. — Должна. Она действительно дошла, хоть и держалась при этом за руку господина Джинга. Я предлагала ей помощь, но она отказалась: — Я ещё повисну на тебе, Джан, и мы обе упадем. Мысленно я молилась своей великой тёзке, чтобы мы быстрее добрались до места, где можно было вызвать врача. В машине у Магни вырвался вздох облегчения. Но, когда автомобиль тронулся, ее снова замутило. — Послушайте! — я не выдержала, взялась за ручку двери. — Срочно нужен врач! Мы не можем ехать далеко! — Я выдержу, Джан, — прохрипела Магни. Как всегда… Я с тоской посмотрела на нее. Мне вовсе не казалось, что она выдержит. Я не могла понять, куда едет автомобиль. Мы сворачивали то вправо, то влево, кружили, дважды пересекли одно и то же место (там была приметная клумба). На мои робкие просьбы следовало неизменное: «Терпите, госпожа». И, когда мне уже казалось, что мы будем ездить вечно, а Магни побелела как смерть и сползала с сиденья, мы оказались на тихой окраинной улице. Здесь не было высоток, дома окружали заборчики, невысокие, почти как в нашем поселке, но куда более аккуратные. — Мы на месте, — провозгласил Джинг с некоторым упрёком в голосе — а ты, дескать, мне не верила. Мы въехали в белые распахнутые ворота. Дом стоял посреди дворика с серым покрытием (я уже знала, что это называется «асфальт») и выглядел, как остов крупной рыбы. Он был не достроен до конца. — Как же мы тут, — прошептала Магни. От свежего воздуха ей стало немного легче. Здесь росли высокие деревья, что давали прохладу. Дымом и копотью пахло меньше, чем в центре. — Дом большой, места хватит, — ответил психиатр. Он опять как-то занервничал и казался уже не таким уверенным. Я попыталась оглядеться, чтобы заметить хоть какие-то ориентиры и понять, куда мы приехали. Но на мне мертвым грузом повисла Магни, а сзади торопил господин Джинг: — Идёмте, прошу вас, не вертитесь, вот он, вход! Я даже двор и дом толком не рассмотрела. Мы вошли через тяжёлую металлическую дверь и будто попали в подземный ход. Впереди был длинный коридор, на стене всего одна лампа, дальше открылся выход в комнату — тоже темную, без окон, с серыми стенами. Здесь были люди. Я уже решила, что в доме никого нет, и вздрогнула от неожиданности. Человек среднего возраста, в рабочей одежде, красил стену широкой кистью, стоя на приставной лестнице. Двое его поддерживали. Пахло клеем и мелом, мне тут же представилась наша школа. — Где хозяин? — спросил психиатр. Это слово резануло меня по ушам. Учитель ведь говорил, что больше хозяев нет и не будет. Конечно, психиатр имел в виду владельца дома, но… — Задерживается, — ответил один из державших лестницу, разглядывая нас с интересом. — Я же предупреждал! Ключи на месте? — Откуда нам знать, — вступил в разговор тот, кто красил стену. Они все смотрели на нас, точнее, на меня. Психиатра-то они уже видели, а Магни низко опустила голову. Она еле стояла на ногах. — Так дайте пройти, — сердито сказал Джинг. — Видите, женщине совсем худо. Только сейчас я заметила, что лестница загораживала проем в стене. Там что, тоже нет окон? Мне стало совсем тоскливо. — Да пожалуйста, — человек соскочил с перекладины, выставив вперёд кисть. С нее полетели брызги. — С уважением! — сказал Джинг все так же сердито. — Вы знаете, кто перед вами. Знали они или нет, но в их ответных ухмылках ни уважения, ни почтительности не было ни капли. Я прошла следом за Джингом, придерживая Магни. Она изо всех сил старалась не шататься. — Действительно, хорошенькая, — сказал мне вслед насмешливый голос. Спина господина Джинга не дрогнула. Учитель рассказывал нам о спиральных домах (я всегда вспоминала при этом печальную Спиральную башню). Их строили так, чтобы жилые комнаты находились в самом центре, свет внутрь проникал через прозрачные окна в крыше. Так решались проблемы с безопасностью и отоплением. Вроде как решались не слишком успешно, но — тут учитель разводил руками — причуды богатых, им такие дома нравились и эта архитектура в городах распространена. Это тоже был спиральный дом. Мы дважды повернули по коридору, потом господин Джинг остановился. Перед нами была дверь, сбоку на стене — полки с какими-то банками, стопками бумаг и прочими мелочами, Джинг пошарил на полке рукой и вытащил ключ. — Входите! Комната, которая нам открылась, была совсем небольшая, с окном в потолке и, слава Звёздной матушке, с кроватью. Наконец я смогла устроить Магни. Она прошептала только: — Я отлежусь и все пройдет, — и закрыла глаза. Рука у нее была горячей. — Она отдохнёт и все пройдет, — повторил Джинг. — Вот здесь пока можно расположиться, госпожа Хуоджан. Хозяин дома — тот самый верный человек… а на рабочих не обращайте внимания. Им не нравятся новые порядки, нам может понадобиться их помощь, хотя они грубые необразованные люди. Я сказал им, что вы моя родственница и принадлежите к знатному роду, но более ничего. Он толкнул узкую белую дверь в противоположной стене. — Здесь тамбур. Санузел и прочее… дальше дверь в вашу комнату. В таких маленьких чуланчиках жила прислуга, но вы понимаете, это временно. Я думаю переправить вас в совсем, совсем безопасное место. Но и здесь безопасно. Здесь вас никто не увидит. Все необходимое я вам принесу. — А врач? Вы приведете врача? — Да, конечно. Он вышел, как я подумала — за доктором. Я стала осматриваться. Правда, развернуться тут было особо негде, отведенная мне каморка была совсем крохотной, у стены шкаф с горизонтальными ящиками (я вспомнила, это называлось «комод»), свет, падающий из окна сверху. Стекло там было не прозрачное, а какое-то мутное, очень толстое с виду, поэтому и свет был рассеянным, мягким. Я спрятала свои вещи — большая часть из них была куплена господином Джингом — в комод и вышла в тамбур. Ванная и туалет тоже были крохотными. Наверное, прислугу в этом доме кормили не досыта, толстый человек бы здесь застрял. Я вернулась к Магни. Она спала, я мысленно попросила у Звёздной хозяйки здоровья для моей нянюшки и начала потихоньку разбирать её вещи. Я не знала, где мы находимся. Город? Какой? И какая его часть? Кто владелец этого дома? Ну почему господин Джинг не говорит мне ничего, будто я маленькая девочка! И ничего не говорит Магни… Я вспомнила о ней, и она будто почувствовала — сразу проснулась, заворочалась на кровати. — Как ты, матушка? — я склонилась над ней. — Лучше, — прошелестела Магни. — Только во рту ужасно сухо и горько. Ты не дашь мне воды, Джан? Я кинулась в свою комнатушку. В узелке у меня была кружка из особо прочной глины, небольшая, округлая. В детстве меня забавляло, что её можно уронить и не разбить. Тогда, лет в девять-десять, я мечтала, что эта кружка из прошлой жизни, которой я не помнила… Воду я набрала просто из-под крана в ванной, попробовала сама — на вкус вода как вода. Магни с жадностью сделала несколько глотков. На ободке кружки осталась кровь. У меня внутри все оборвалось. Я выскочила в коридор и бросилась искать господина Джинга. В большой комнате все ещё находились рабочие с лестницей. Они загораживали выход и с места не двинулись, чтобы дать мне пройти. Стояли и смотрели, будто радовались, что мне не по себе. — Мне нужен врач, — сказала я, пытаясь побороть противное чувство страха. — Где тот человек, что привел меня сюда? Там больная, ей очень худо! Они продолжали меня рассматривать так, как рыбаки рассматривают уснувшую рыбу и думают, выкинуть ее или потрошить. Один сказал, усмехнувшись: — А все же со времён Красного солнца у меня перебывало немало знатных дамочек, жрать-то все хотят… — Мне срочно нужно позвать врача, — я с ужасом поняла, что мой голос звучит пронзительно и неуверенно. А эти люди так и не шевельнулись. — Что происходит? — за их спинами появился господин Джинг. — Что происходит? Где ваше уважение? Он уставился на ближайшего рабочего, и тот явно смутился, отвёл глаза и отступил назад. Но другой, на которого Джинг не смотрел, быстро заговорил: — Вы бы бросили эти ваши штучки, господин, нас много, на всех вы повлиять не можете! Да и что плохого мы сделали? Это барышня бьёт тревогу. — Пойдёмте, — бросил мне Джинг, напоследок сердито посмотрев на рабочего. Мы вернулись к Магни. Я показала чашку, психиатр покачал головой: — Да, есть кровь, но не так много… — Не так много? — закричала я. — Да что с вами? Моей матушке худо, вы понимаете? Вдруг она умирает? — Ну, не преувеличивайте, — запротестовал он. — Врач придет к вечеру, вы же потерпите, госпожа Боэми? Тогда же будет и ужин. И Магни только кивнула в ответ. Я сначала испугалась, когда у меня вырвались страшные слова о смерти, а потом разозлилась на нее. Ну как можно быть такой нетребовательной! — Матушка, что ты? Скажи, что тебе плохо, я же вижу! — Я справлюсь, Джан, — упрямо твердила Магни. Мне оставалось лишь ждать врача. Я сидела у постели моей нянюшки, прислушивалась к ее дыханию и поглядывала вверх. Небо было светлым. Когда же вечер? И если здесь начнется пожар, как я вытащу Магни? Такие дома строились из негорючих материалов, но вдруг? Наконец, этот ужасный день завершился. Небо стало темнеть и электричество зажглось само собой, когда за дверью послышались шаги. Я вскочила. На пороге появился господин Джинг и с ним двое. Один, мужчина среднего возраста, крупный, лысый и угрюмый, посмотрел на меня исподлобья и слегка поклонился. — Я знаю вас, а вы мое имя не знаете, и пусть это так и остаётся, — сказал он сурово, пока я беззвучно открывала и закрывала рот. — Рад принять вас в моем доме. А это доктор, говорите быстро, какие жалобы? Магни попыталась сесть. Видно было, что ей очень неловко лежать в постели перед мужчинами, даже полностью одетой. А ещё она явно боялась, что врач при всех будет ее осматривать. Но доктор, молодой ещё сухопарый человек с вытянутым лицом, только задал несколько вопросов: — Когда началось? Тошнит? Болит голова? Вы ели что-то, что не ели все? Выслушав ответы, он попросил Магни открыть рот, заглянул ей в глаза, пощупал пульс. — Возможно, это лихорадка… Вы знаете, что такое злокачественная лихорадка? Магни покачала головой. Я тоже слышала об этом в первый раз. — Ну а такую резкую тошноту я могу объяснить тем, что у вас уже была болезнь желудка… Язва, например. У вас были боли? — Небольшие, да, — кивнула Магни. — Так вот что, язва желудка, — пробормотал Джинг. — Да, вполне возможно… — Ну хорошо, — вмешалась я. — А лечение? Какое лечение? Доктор поморщился, будто я спросила что-то неподобающее. — Будет лекарство, конечно, хотя заболевание сложное. Нужен хороший уход. — Уход будет! — пообещала я. Они вышли, доктор вернулся чуть позже, принес бутыль с прозрачной жидкостью и объяснил, как ее принимать. Потом появился господин Джинг с виноватым видом: — Простите, госпожа. Я не могу найти никакой женщины в помощь. — Не надо никого, — сказала я. — Я справлюсь. Говорят, великая Хуоджан сама носила камни при строительстве стены вокруг столицы. И я бы с удовольствием носила камни, лишь бы Магни была здорова… Но странная болезнь развивалась стремительно. Я поверить не могла, не думала просто, что такое бывает. Магни худела и слабела на глазах. Усугубляло ситуацию то, что она отказывалась от еды и питья, как я поняла, даже не из-за отсутствия аппетита, а чтобы мне не было трудно за ней ухаживать. Мне тоже кусок в горло не лез. Я боялась лишний раз отлучиться от Магни, боялась спать. Мне казалось, если я засну, с ней что-то случится. И ещё я не забывала про рабочих, ремонтировавших дом. Я не знала, какое число на дворе, не понимала даже, лето сейчас или уже осень. Я считала дни, но сбилась со счета после пятнадцатого. Время одновременно и тянулось, и неслось стремительно. Теперь мне казалось, что жизнь на берегу моря отодвинулась далеко-далеко. Какой я была дурой, когда тосковала в поселке и мечтала оттуда вырваться! Я вырвалась в тюрьму и теряла единственного дорогого мне человека. Врач приходил ежедневно. Щупал пульс, выслушивал жалобы (преимущественно, мои), укорял Магни за отсутствие аппетита. Он принес ещё одно лекарство, но оно тоже совершенно не помогало. На мои вопросы он отвечал с лёгким раздражением: — Вы имеете понятие о медицине, госпожа? Нет? Вот и не спрашивайте. Я знаю свою работу, просто волшебных лекарств у меня нет. Господин Джинг смотрел с сочувствием, но тоже прогнозов не давал: — Иногда можно только облегчить состояние. Мне тоже жаль. Думаю, госпожа Боэми все силы положила на то, чтобы вырастить вас и передать в надёжные руки. А теперь у нее не осталось сил. Я еле сдержалась, чтобы не зареветь в голос. Получается, я была виновата в болезни Магни? Она смотрела на нас молча, она все время теперь молчала — у нее кровоточили десны, а в горле была постоянная сухость. Но сейчас, под пристальным взглядом психиатра, разомкнула бескровные губы и прошептала: — Я свой долг выполнила, Джан, а ты слушайся господина Джинга, тебе он хочет только добра… — Матушка, ты должна жить ради себя самой! — я хотела погладить ее по голове. Сухая прядь волос отделилась и осталась у меня в руках. Я только чудом не заорала. Вскочила и бросилась к двери. Джинг не успел меня остановить. Зал за коридором давно уже оштукатурили и покрасили, рабочих там не было, я добежала до входной двери и заколотила в нее кулаками. Кто-то откуда-то да придет на стук! — Слышите меня, врача, срочно врача! Джинг нагнал меня и потащил назад. Ему и усилий особых прикладывать не пришлось, у меня руки сами повисли, как плети, а ноги начали заплетаться. — Ну как так можно! Вы пошли в своего младшего дядюшку! Я сколько раз говорил вам, что нужно быть осторожной и не привлекать к себе внимания! Я сам позову врача. Доктор пришел, но не сказал ничего толкового — как и всегда. Как я ни умоляла господина Джинга привести ещё хоть кого-нибудь, он только хмурился. — Вы же понимаете, в нашем положении это невозможно. Этот человек честен и предан семье. Злокачественная лихорадка очень трудно поддается лечению. И прошу вас, не плачьте. Вы должны быть сильной, госпожа! Нет, я не плакала. Слёзы были бесполезны, ведь они не вылечили бы мою Магни. И не заставили бы этих людей пожалеть меня. Я уже давно не сомневалась, что я для них никакая не госпожа, а пленница… Каждый день был хуже предыдущего. Каждый день тянулся, как вязкое тесто, и пролетал так, что и вспомнить было нечего. Просто Магни становилось все хуже. Сначала, когда я видела по утрам её исхудавшее лицо и запавшие глаза, мне казалось, что хуже уже невозможно. Но как же я заблуждалась! При этом не знаю, чем, сердцем, рассудком, или не желающей сдаваться частичкой души, я верила в выздоровление Магни. Она не могла меня покинуть, она обещала! Просто мне было страшно, дико страшно… Это случилось на двадцать второй или двадцать четвертый день. Магни с утра было немного лучше, она даже поела немного жидкой каши (врач назвал эту еду «кисель») без уговоров. Посмотрела на светлую прозрачную толщу потолка и вздохнула: — Жаль, здесь нельзя видеть солнце. — Матушка, тебе уже лучше, мы выйдем отсюда, — стала убеждать я. — Видишь, лекарства дают — как это доктор сказал? — накопительный эффект. Она качнула головой. — Не будем об этом, Джан. Боюсь, что… Да, слушай. Будь осторожна. Пока тебя берегут, но будь осторожна. — Матушка, не говори так много, ты устанешь, — сказала я. — Сейчас я помою посуду и вернусь. Я быстро. Сколько раз я потом корила себя за то, что вышла? Я вернулась почти сразу, но Магни уже не лежала на спине, а сползала с кровати, уткнувшись лицом в простыню. Наверное, она пыталась сесть, спустила ноги на пол, и это усилие оказалось для нее роковым. Я выронила чашку и бросилась к моей матушке. На звук разбившейся посуды прибежал господин Джинг. Вместе мы подняли Магни на постель, я хотела сделать ей искусственное дыхание, как делают утонувшему. Джинг склонился надо мной, уговаривая: — Госпожа Хуоджан, не нужно. Вы же можете ей навредить. Сейчас я позову доктора… Доктор на этот раз появился очень быстро. Пощупал у Магни пульс и переглянулся с господином Джингом. — Все, — сказал он с той же бесстрастной физиономией, как и всегда. — Все. Я предупреждал. — Нет! — закричала я. — Матушка моя, матушка! Они говорили что-то надо мной, но я не слышала. Я звала и тормошила Магни — о, какая же лёгкая она стала! Наверное, это длилось долго. Я пришла в себя, когда до меня дотронулась рука господина Джинга. — Прошу вас, госпожа. Мы не можем оставить все так… В комнату вошли двое рабочих — тех, что ремонтировали дом в первый день. Лица у них были такие же. Они только что не ухмылялись. — Покрывало, — сказал один из них. — Надо покрывало. — Нет! — закричала я. — Это не по правилам, так хоронить! Джинг опять склонился надо мной и начал увещевать. От его слов я будто уплывала в туман. Вокруг все было мутно, я перестала понимать, кто эти люди, зачем они перекладывают Магни на одеяло и уносят куда-то. Словно издали до меня доносился голос психиатра: — Поверьте, все будет сделано достойно, настоящие похороны мы пока организовать не можем. Скоро вы уедете отсюда, только сделаем документы. Потом вы сможете воздать вашей нянюшка почести… Она положила все силы, но вырастила вас, передала в надёжные руки. Теперь у вас есть, на кого опереться, подумайте, если бы она умерла раньше… Идите в свою комнату. Вы заслужили отдых. Я поднялась и пошла. Позади меня дверь закрыли на ключ, но мне было все равно. Я лежала на кровати не то во сне, не то в бреду. Не было ни одной связной мысли. И вдруг я резко села и вспомнила: Магни умерла! Да, вот так, моя матушка, ставшая для меня ближе родной, меня покинула. Никогда она больше не улыбнется, не скажет, как всегда: «Пустое, Джан». И ведь всего тридцать дней назад мы были почти счастливы! Зачем я желала перемен! Что хорошего было в жизни у Магни, она положила все силы на чужого ребенка, и вот какая получилась благодарность! В замочной скважине царапнул ключ. Вошёл Джинг с подносом в руках, посмотрел на меня укоризненно: — Прошу вас, не плачьте. Держитесь. Вашему деду было сложнее, чем вам, но он никак этого не показывал. Поверьте, мне тоже нелегко. Я ведь знал госпожу Боэми дольше вас, это была в высшей степени достойная женщина. И вы не должны посрамить свой род. Вот, перекусите. Через пару дней мы тронемся в путь, вы покинете это печальное место, скорбь забудется… А теперь подкрепитесь и постарайтесь уснуть. Вот, выпейте. Он подвинул ко мне стакан с водой. Я поднесла его ко рту, глотнула, взяла хлебец и стала жевать. Джинг одобрительно кивнул. — Вот так, правильно. Я и комнату запирать не буду, вы же умница, а этих мордоворотов ночью в доме не будет. Вас никто не побеспокоит. Отдыхайте. Он вышел. Я подождала, пока его шаги стихнут, схватила ложку, бросилась к раковине, открыла рот и нажала на корень языка… Потом я долго полоскала рот водой и вытирала слёзы с глаз. Рвота отвратительна, но есть сейчас я не буду. Не буду! Не буду! Моя Магни умерла почти что с голоду, и я тоже поголодаю! Хоть так! Мне ведь и горевать запрещают… Я вернулась в комнату. Кто придумал этот прозрачный потолок? Человек чувствует себя в таком доме, как мышь в ведре… Не выбраться, не подняться по гладким стенкам. Я металась по комнате, как зверёк в ловушке. Иногда падала на кровать, но сна не было. Мне ведь даже с Магни не дали проститься по-человечески… Небо вверху понемногу темнело. Я вышла в тамбур и открыла дверь в комнату к Магни. При виде пустой кровати, я, наконец, смогла заплакать. Как быстро они от нее избавились! И ведь наверняка без положенных почестей! Я легла на постель. Она была холодная, чужая. Вот так. А ведь человека нельзя хоронить прежде, чем солнце зайдет дважды. Никто не провел церемонию. Даже траурной музыки не было. Я тихонько начала напевать песню, которую слышала иногда от рыбачек в поселке. Песню о Звёздной матушке, что не оставит доброго человека своей милостью и за чертой… Где-то там, далеко, за звёздами, дивный сад, Ты покинь этот мир, что к людям простым жесток. Там на ветках птицы поют, ручьи по земле журчат, Здесь умрет человек — там вырастает цветок. Дальше я не знала слов, только вспоминалась тихая мелодия, склонившиеся фигуры в черном, ветер на берегу… Там мне было хорошо! Там бы я не осталась одна, односельчане, может, были не самыми храбрыми людьми, но в помощи они бы мне не отказали… Я очнулась внезапно. За стеной — мне со страху показалось, что прямо над моей головой — знакомый голос резко и громко сказал: — Но я не верю тебе, Джинг, что от этой бестолковой трусливой девчонки будет польза!