ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
— Вы должны подписать эти бумаги, — статный мужчина в дорогом костюме положил перед юношей документы, о которых шла речь, присаживаясь на кожаный диван напротив. Увидев сомнение Доннама, мужчина добавил, будто ожидая подобной реакции, ведь слишком хорошо знал девятнадцатилетнего подростка, зачастившего с беседами один на один: — Ваша покойная мать оставила завещание, оставив всё наследство и имущество на Ваше имя, — начал он. — Завещание вступит в силу, как только вы подпишите все необходимые документы. Юноша снова колебался, продолжая крутить ручку в руке, водя глазами по чёрному тексту, напечатанном на белой бумаге. — Где я должен поставить подпись? — голос Ана был подавлен, а на лице застыло отчаяние. — Вот здесь, — мужчине снова пришлось встать, поправляя костюм, чтобы указать на поле с подписью «приемник». Чёрными чернилами ручки, парень левой рукой выводил буквы — собственное имя, как то принято — на белой бумаге, подписывая документ, значивший для самого Доннама, что отныне он и впрямь один; ему снова пришлось повзрослеть ещё быстрей. Кабинет нотариуса, в котором Ан находился сейчас, сидя на небольшом кожаном диване, напротив такого же диванчика, подписывая бумаги, которые лежали на прозрачном небольшом столике, где рядом стоял кувшин с водой и пара стаканов, был для него настолько обыденным, насколько и удивительным. В голове юноши застыл лишь один вопрос: «Когда вовсе мать успела написать завещание?» Парень не хотел, вероятно, даже боялся, верить в то, что дорогой сердцу человек, которому он посвятил всего себя последние два года, знала о том, что в скором времени её ждёт гибель. Это было очевидно. Даже в виду ужасной болезни головного мозга, она позаботилась о том, чтобы её сын не остался ни с чем, но это лишь больше разбивало хрупкое юношеское сердце. Сделав глубокий вдох, парень снова посмотрел на бумаги, в который раз вчитываясь в слова, напечатанные на белом листе, где перечислялось что именно мать оставила для него. — Я должен идти, — вставая с места, внезапно произнёс Ан, чем немного озадачил мужчину. — Конечно, — нотариус среагировал быстро и уже спустя секунду стоял у двери в свой кабинет, открывая её. — Соболезную вам, — добавил он, перед тем как Доннам покинул кабинет, не сказав больше и слова. Небо затянуло тучами, но это вовсе не мешало ему. Ан Доннам был подавлен и не имел больше возможности скрывать это. Прошествии последних недель убивали в юноше всё живое, оставляя лишь красивую оболочку, внутри которой пряталась израненная душа. Всё происходящее было для него невыносимым: всего за один миг его жизнь перевернулась с ног на голову, когда за один миг он оказался один в этом жестоком мире. Ан Доннам понимал: теперь он обязан нести все проблемы на себе, справляться с ними в одиночку, ведь теперь он был сам по себе. Но подобный расклад вещей был не в первые. В голове Доннама всё ещё не укладывалось то, что ему удалось узнать сегодня. «Откуда у матери на счету пятьдесят миллионов вон?» — вопрос, съедающий парня изнутри, порождая неистовый интерес, но он так бы и не узнал, ведь теперь он не может попросту спросить у неё, хоть он и знал, что в виду слабоумия, она вряд ли сможет объяснить откуда появились эти деньги. Сев в остановившееся такси, парень назвал место назначения, направляясь на организованные похороны. Лишь мысль о том, какое событие ждёт его впереди, заставляло сердце сжиматься в груди. Это всё давило на него, было невыносимым. Отчаяние нарастало внутри, становясь комом в горле. Доннам не жаловался, смирился со своей новой жизнью, спрятав остатки эмоций глубоко в груди, заперев всё под замок, оставив его неприкасаемым, убедив себя в правильности подобного поступка. Он знал: стоит ему упасть в омут собственных эмоций с головой — они поглотят его, сделают уязвимым, сломят и, в конце концов, статут его большим страхом. Он не мог этого допустить. — Благодарю, — юноша отдал банкноту водителю, после чего вышел из автомобиля, попадая под холодные капли проливного дождя, который охватил весь Сеул. Сделав глубокий выдох, он поправил белую рубашку, которая медленно начинала намокать, держа чёрный пиджак в руках. Юноша зашёл в здание, где было организовано, как предполагал Ан, и был прав, не одно мероприятие подобное тому, какое было организовано и для его матери. «Всё будет в порядке, продержись ещё немного», — говорил он себе, повторяя слова, ставшие для него уже привычными за два года. Зайдя в комнату, предназначенную его матери, Ан упал на колени напротив портрета женщины, ради которой он не спал долгими ночами два года; перед той, которой поклялся, что останется с ней до самого конца. Юноша не знал, что тот самый конец был так близок. Только сейчас, когда вокруг не было и души, он позволил замку, закрывавший чувства, дать трещину, выпустить из сердца всё: всю боль, скопившуюся на израненной душе. Смотря на счастливую улыбку матери на фото, Доннам не смог сдержать слёз, подступивших к глазам. Они продолжали медленно падать на поверхность, когда юноша прислонил голову к полу, сгибаясь в поклоне. Подавши корпус вверх, парень снова посмотрел на портрет, вытирая рукавом надетого недавно пиджака глаза. Доннаму было не подвластно остановить слёзы так легко. Они — следствие глубоких ран на сердце, тоски и осознания того, что отныне жизнь стала совсем другой. Снова изогнувшись в поклоне, он дотронулся лбом прохладного пола, когда тёмные волосы коснулись плоскости. Ан повторял процедуру до того момента, пока не стало достаточно. Парень знал: находись он больше в этом месте — сделает себе лишь хуже; снова поранится о реальность. Как только в комнату зашла женщина средних лет, в которой Доннам узнал тётушку Чха, — сводную сестру его матери — хотел провалиться под землю. — Здравствуй, дорогой мой, — промолвила она, подходя к юноше, поднявшемуся с колен. Женщина не говорила и слова, лишь подошла чуть ближе и открыла перед Аном свои объятья. Когда тот не сделал и шагу, тётушка подошла ещё ближе и сомкнула руки на его спине, поглаживая её в успокоительном жесте. «Всё будет хорошо», — повторяла она. Ан догадывался, что всё это организовала она. Хоть Доннам не особо жаловал тётушку Чха, он был благодарен ей в тот день, ведь это было единственным, и последним, что могла сделать она, когда появилась в больнице всего дважды или трижды за два тяжёлых года. — Как ты себя чувствуешь? — внезапно спросила она, отходя от парня. Ан молчал. Меньше всего сейчас он хотел говорить с ней. Старые обиды копились в нём долгие годы, он нёс всё это на себе, взвалив на хрупкие юношеские плечи неподъёмный, как казалось сначала, груз. — Спасибо, что организовали это, — отстранённо промолвил он, отходя ещё на пару шагов назад. — Я должен идти, — юноша стремительными шагами пошёл к выходу, когда его остановил голос женщины. — На улице вовсю разбушевалась непогода, — говорила она в спину парня, когда тот стоял на месте. — Пожалуйста, будь аккуратен и возьми это, — подойдя, она вложила чёрного цвета зонт в его руку. Доннам ушёл, так и не посмев сказать больше и слова.* * *
Капли рассыпались в безмолвном танце, приземляясь на и без того холодный асфальт. Дождь стремительно покрывал город, окутывая всё в непроглядном тумане, продолжающий медленно укрывать город. Доннам лишь шёл вперёд. Он знал: от автобусной остановки до их — нет, теперь только его дома — оставалось ровно триста двадцать шагов. Он не раз считал. Не раз пробовал изменить эту цифру, но она оставалось одной и той же. Триста двадцать шагов отделяли его от дома, который, казалось, больше не был для него таковым. Юноша всё ещё корил себя за то, что не смог быть с матерью в тот момент, когда она нуждалась в нём. Ан предпологал: ему было бы в разы больнее смотреть на то, как мать медленно угасала. Триста двадцать шагов разделяло его от мысли о том, чтобы прекратить всё, сбежать как можно дальше, оставив всё живое в том месте, куда он бы не хотел возвращаться больше никогда в жизни. Всего триста двадцать шагов. — Сто восемьдесят три, — тихо считал под нос парень, держа над головой зонт, отданный ранее тётушкой. — Сто восемьдесят четыре. Монотонный и порой сбивчивый стук капель о водонепроницаемую ткань зонта, давал Доннаму лишь новый способ перестать думать. Хотя бы на мгновения. Этого было бы достаточно. Он не хотел этого; мысли съедали его, убивая изнутри, становясь отравой, которая привела бы лишь к одному — неизбежному краху. — Двести четыре, — продолжал Ан, пока не замер на месте, подняв голову, смотря перед собой. Зонт упал, стоило только пальцам юноши разогнуться, касаясь мокрого асфальта, стряхивая с себя застывшие на нём капли. Характерный, едва слышный, звук разорвал тишину всего на секунду, Впервые за последнее время Доннам бежал. Без особой причины, не зная собственного порыва, лишь имея маленькую надежду на то, чтобы успеть. Чтобы не опоздать хотя бы в этот раз. Каждый шаг Ана отдавался брызгами капель, замазывающие штаны юноши, когда тот вступал чёрными кроссовками в собравшийся в пятно на земле дождь. Для него не было значимо, что в тот момент то, что его ноги были насквозь промокшие, а пиджак никак не мог спасти его от проливного ливня, ставшим на его пути. Впервые за долгое время он бежал, но не от своих эмоций или страхов, а с намерением спасти. Успеть повернуть судьбу; попробовав вмешаться в неё. Ан Доннам не мог смотреть на то, как вершится судьба ничего не подозревающей молодой девушки. Глубоко в душе юноша не хотел, чтобы по чьей-то неосторожности могла свершиться чья-то судьба, тем более, когда он мог помешать этому. Было ли это желанием и без того раненного сердца? Всего за миг, стоило ему оказаться на проезжей части, Доннам схватил хрупкие плечи, оттаскивая молодую девушку, грубо, но эффективно, толкая её подальше от надвигающегося автомобиля, потерявшего управление из-за непогоды. Тёмно-русые волосы рассыпались на плечи, когда резинка, державшая их, слетела, также приземляясь на мокрую поверхность земли. Свитер пастельного фиолетового оттенка, встретившись с грязью, поднявшуюся из лужи неподалёку, окрасился в коричневые пятна, а чёрный тёмно-синий зонт выпал из рук, падая рядом с Доннамом. Юноша стоял неподвижно. Он смог выиграть время для неё, — незнакомки, которая сейчас была уже в безопасности — но обрёк себя. Светившие ярко фары, слепили глаза из-за чего Ан не мог разглядеть практически ничего. Его ноги налились свинцом, когда он мог лишь стоя в полнейшем испуге, наблюдать за тем, как автомобиль продолжал приближаться всё ближе и ближе.ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сильным ударом Доннама подбросило вверх, стоило только бездушной конструкции коснуться хрупкой плоти, казалось, разрушая всё на своём пути. Ан упал на лобовое стекло, когда то покрылась тонкой паутиной трещин. Спустя всего мгновение он приземлился на землю. Автомобиль продолжил хаотично вилять, пока не врезался в свою единственную цель — фонарный столб. Железную конструкцию в момент смяло. В машине сработала подушка безопасности, но она была настолько бесполезна в данной ситуации, насколько губительна. Капли дождя смешались с алой кровью, которая медленно разливалась на асфальт рядом с телом Ана. Юноша был без сознания. Всё ещё дышал, хоть и был в критическом состоянии. Девушка, лежавшая всего в паре метров от места катастрофы, спасённая всего за секунду до неизбежного, потерла дар речи. Руки её тряслись, а ноги словно онемели, не давая сделать и малейшего движения. Она была в шоке. Трясущимися руками, взяла выпавший из кармана телефон, поднимая его с асфальта. Потрескавшееся стекло мобильного — это было всего малой проблемой, на которую она могла обратить внимание. — Необходима медицинская помощь, — послышалось рядом — кто-то определённо среагировал быстрее неё. — Прошу, приезжайте как можно скорее, — женщина, набравшая службу спасения, замолкла, слушая то, что ей говорил диспетчер. — Авария, — её голос дрожал не менее. — Парня сбила машина, водитель врезался в фонарный столб. Спустя ещё минуту женщина опустила телефон. Оказавшись возле девушки, всё ещё потрясённой происходящим, она помогла ей встать. — Как вас зовут? — женщина видела панику в её глазах. — Ему помогут? — пелена из слёз стояла на её глазах, когда она продолжала смотреть на парня, спасшего её. Девушка еле смогла связать и двух слов связать. — Скорая в двух минутах езды, — послышался едва уловимый звук сирены. — Они скоро будут здесь, — продолжала успокаивать неравнодушная прохожая. — Так как вас зовут?