Моей Джульетте

      — Почему ты снова прогоняешь меня, Хванмин? — мой голос предательски дрогнул.       — Пак Сонхун! — неожиданно для меня ты повысила голос, но в следующую секунду смягчилась, продолжив: — Просто уходи.       Я снова слышал это в твоём голосе. Ты была в отчаянии, Мун. Умоляла меня уйти, но правда ли желала этого?       — Ты снова прогоняешь меня. Почему, Мун Хванмин? — всё продолжал я.       «Правда ли я продела всё это зря?»       — Меньше всего я хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии, Сонхун, — промолвила ты, а после тише прежднего повторила: — Меньше всего.       «Правда ли я полнейший глупец в твоих газах, моя Джульетта?»       Я не планировал отступать. Как бы ты меня не умоляла. Хванмин, я чувствовал, что, вероятно, это может быть моим последним шансом снова увидеть тебя.       — Раз ты не хочешь видеться со мной, — я на мгновение замолчал, подбирая слова, — дай мне возможность исполнить данное тебе обещание.       Ты снова молчала. Секунды тишины показались мне минутами. Я слышал, как отдавалось биение собственного сердца в ушах. Как учащался пульс. Снова внутри что-то давало трещину.       Я не хотел уходить вот так, моя Джульетта. Всё ещё не было закончено. Мы всё ещё не потеряли друг друга окончательно.       Я хотел верить, что это так, Мун. Хотел держаться изо всех сил за эту мысль, чтобы всё ещё держаться на плаву.       Я верил: наша история, словно хороший роман, должна иметь счастливый конец. «И жили они долго и счастливо», — ты ведь знаешь это, Хванмин. Знаешь, но продолжаешь отрицать.       Знаешь, но продолжаешь бежать от меня, возводя многочисленные стены.       Я влюбился в тебя, словно последний мальчишка. Ты вскружила мою голову; все мысли были заняты тобой и лишь тобой, моя милая Джульетта. Именно ты вернула меня в былую жизнь; именно ты помогла мне выбраться из тени Мёльмана, чтобы я смог показать миру кто на самом деле Пак Сонхун.       Влюбился в тебя бесповоротно и так по-настоящему.       Я понимал: мои надежды не имеют никакого смысла. Мы обречены на несчастный конец, ведь, как бы я не хотел отрицать этого, опухоль в твоей голове, Джульетта, будет куда сильней каких-то моих надежд.       — О чём ты говоришь? — твой тихий голос на мгновение ввёл меня в ступор. Я не ожидал уже услышать его снова. Голос, наполненный болью, которую ты скрывала глубоко внутри, всё ещё оставался усладой для моих ушей, ведь принадлежал тебе, Хванмин.       — Роман, — произнёс я.       — Что ты хочешь сказать этим? — всего на секунду (на одну секунду, но этого было достаточно!) я услышал в твоём голосе заинтересованность.       — Мне не закончить без твоей помощи, — чёлка упала на глаза, заставив меня быстро её убрать с лица, а после снова обратить свой взгляд на дверь предо мною. — В тот день в Париже, ты говорила мне, что хочешь увидеть окончательный результат. Я дал тебе обещание, Хванмин, помнишь? Ты первая, кто должен это прочесть и первая, кто должен это увидеть.       — Пак Сонхун, — на выдохе произнесла ты. Я услышал, как твоя спина сползла вниз по двери, — ты лишь пытаешься найти предлоги.       — Мун Хванмин, — начал я, но ту перебила меня.              — Это того не стоит, Сонхун, — молвила ты, после тише добавив: — Я того не стою.       — Просто позволь мне услышать твоё мнение, Джульетта, — я снова использовал это прозвище, вероятно, надеясь напомнить тебе о всём том, что было в Париже, — и это будет последним о чём я попрошу, а после я уйду, если ты так того желаешь, — я долго подбирал слова, зная, что данный момент будет переломным. Всё должно быть таковым.       «Неужели ты оставишь меня стоять здесь, Хванмин? Неужели будешь столь жестока?» — в голову прокралась мысль, когда очередные секунды твоего молчания затянулись.       До ушей донёсся щелчок от проворота замка. Через мгновения, как отворилась дверь, я смог снова увидеть тебя.       Я не ошибся, Хванмин. Не мог ошибиться даже тогда, как увидел тебя всего на пущие мгновения. Тебе становилось всё хуже и хуже с каждым днём — тебе не скрыть этого, как бы ты не старалась.       Ты сильно похудела с последнего раза, как мы виделись. Щёки впали, да настолько, что скулы стали куда более выразительными; под глазами истончилась кожа, обнажая тёмные круги под ними; губы побледнели, как же, как и кожа вовсе, выделяя алые, уже застывшие, капли крови под носом, что не были замечены тобою.       Мне стало предельно ясно почему ты хотела скрыться от меня, моя Джульетта, но даже так ты всё равно прекрасна. Я не поменяю своего мнения; никогда бы не поменял. Ты должна знать об этом, Мун.       — Проходи, — хрипота вернулась, и как бы ты не старалась избавиться от неё — всё было тщетно.       — Ты одна дома? — осматриваясь, задал вопрос я, осознавая, что это правда так.       — Оба родителя всё ещё в командировке на острове Чеджу, — помотала головой ты. — Мне не хотелось никого из них тревожить.       Дверь за моей спиной захлопнулась. Ты прошла в глубь квартиры.       — Тапочки за твоей спиной, — даже не смотря в мою сторону сказала ты. — Можешь обуть их.       — Хорошо, — пробубнил под нос я.       Сняв с плеч пальто, оставляя его на вешалке, я вытер ладони об штаны.       — Они знают в каком ты состоянии? — я не был больше обходителен, приняв для себя решение спросить прямо, а не блуждать многочисленными тропами, надеясь подобраться к правде.       — Я в последний момент сообщила им, что покидаю Францию и возвращаюсь в Корею, — твой усталый голос снова разнёсся комнатой. — Не хочу, чтобы они снова волновались, — ты снова покачала головой, а после собрала длинные волосы в хвост. — Можешь присаживаться, — вымолвила ты, заметив мою нерешимость, указывая на мебель перед собой.       «Насколько всё плохо, Мун Хванмин?» — мне хотелось выпалить эти слова, но в последний миг удалось убедить себя не делать этого.       Оставив единственную мою ношу — рюкзак, что до этого всё ещё висел на моём плече, — рядом с пальто, выуживая оттуда большую стопку бумаги, скреплённой зажимом сверху, я повиновался тебе, оказываясь в небольшом кресле напротив стеклянного стола.       — Выпей тёплой воды, — ты протянула стакан, добавив: — Слышала, сегодня самый холодный день в году.       — Спасибо.       Мои пальцы коснулись твоих всего на мгновение, когда я брал стакан из твоих рук. Всё также холодные, едва ли не ледяные, кончики тонких пальцев словно обожгли мою тёплую кожу. Трещина внутри всё разрасталась.       — Не стоит жалеть меня, Сонхун, — сказала ты, сев в кресле напротив меня, когда наши взгляды встретились. — Это излишне.       — Ты всё ещё продолжаешь отказываться от лечения? — мой обеспокоенный голос выдавал те эмоции, что я старался скрыть.       — Хочу встретить свой конец с улыбкой на лице и ни о чём не жалея. Я доживаю то, что мне было отведено, и мысль о скорой кончине меня больше не страшит. — усталость в голосе становилась всё более уловима. — Не хочу снова заставлять других беспокоиться за меня.       — Это причина того, что ты продолжаешь сбегать от меня, Хванмин?       Ты подняла на меня свой взгляд снова. Я не мог разобрать твоих эмоций в тот миг. Я переоценил себя, сказав, что знал тебя. Моя милая Джульетта, стена меж нами должна дать трещину.       — Дай мне посмотреть, — ты переметнула свой взгляд на бумаги в моих руках, тем самым переводя тему. — Я пустила тебя сюда лишь из-за того, что ты заинтересовал меня, — в своё оправдание сказала ты.       Я снова осмотрел объёмную стопку бумаги двухсторонней печати, служившую одним из экземпляров чернового варианта. Всё это было сделано для тебя, Хванмин. Только для тебя, моя Джульетта.       Ты протянула свою руку, поддавшись немного вперёд, надеясь заполучить предмет твоего внимания.       — «Любовь: соткано небесами»? — осматривая титульную страницу, спросила ты, подняв свой взгляд на меня.       — Это лишь возможное название, — начал говорить я обеспокоено. — Первое, что пришло мне в голову во время работы. Возможно, редактор Нам посоветует что-то лучше.       — Мне нравится, — негромко промолвила ты, продолжая листать страницы. — Здесь больше тысячи страниц, так ведь? — смотря на объём стопки в твоих руках, спрашивала ты.       — Да, немного больше тысячи.       — Ты проделал хорошую работу, Сонхун, — я снова мог видеть улыбку на твоём лице. Хванмин, это было тем, чего мне так не хватало с того момента, как мы в последний раз виделись. — Ты сказал, что тебе нужна моя помощь, чтобы закончить. Сонхун, что ты имел в виду? — ты едва ли не упустила бумагу из слабой хватки, успев словить стопку в последний момент, положив рядом.       — Я хочу услышать твоё откровенное мнение. Лишь хочу, чтобы ты честно мне сказала что чувствуешь касательно этого.       «Это лишь красивые слова, Мун, за которыми скрывается желание остаться с тобой подольше».       — Хорошо, — кивнула ты, когда после глаза забегали по тексту. — Я оставлю это пока у себя, — через пару секунд, оторвавшись от чтения, заговорила ты. — Мне не прочесть всё это сейчас.       Ты поднялась с места, игнорируя головокружение, заметное по тому, как подкосились на миг твои ноги, положив стопку бумаги на стол.       — Тебе пора иди, Сонхун, — ты встала напротив.       Я понимал: слова были излишне, потому лишь молча встал, направляясь к входной двери. Накинув на плечи пальто, переобувшись в свою обувь, поставил домашние тапочки на место, где те стояли до моего прихода.       Моя рука легла на прохладную железную ручку, как твои руки обвились вокруг моей талии, а ты тихо промолвила:       — Всего пару секунд, Сонхун. Давай простоим так всего пару секунд, ладно?       Первые секунды осознания сменились, заставив меня аккуратно повернуться и снова заключить тебя в объятьях. Моя милая Джульетта, ты так и не смогла продолжать придерживаться своего образа холодной леди.       Я заметил несколько слезинок, скатившихся с твоих глаз, когда ты уткнулась носом в моё плечо.       — Я устала, Сонхун, — шептала ты. — Чертовски устала от этого всего.       — Потому ты сбежала? — я уже не помнил который раз за последний час повторил этот вопрос.       — За то время, что мы провели вместе, я осознала одну вещь, — ты тянула воздух носом, делая глубокий вдох, надеясь так успокоиться. Из тебя была плохая актриса, Хванмин, но ты держалась до последнего. — Когда мы начали наши отношения, как пара, ты подарил мне желание жить. Но уже поздно, — твой голос снова дрогнул. Я не намеривался что-то говорить, зная, что тебе был необходим как слушатель. — Я умираю. Медленно и мучительно доживаю свои последние дни.       — Из-за этого ты желала расстаться? — когда пауза затянулась, спросил я.       — Я не хотела привязывать к себе людей. Не хотела, потому что знала: не оставлю после себя в их сердцах ничего кроме тоски и ран на сердце. Не хотела привязывать тебя к себе, но это было выше моих возможностей. Когда я опомнилась, осознав, что кинулась в омут с головой, избегая суровой реальности, было уже поздно.       Ты дрожала. Мне было неизвестно: от холода или же из-за того, что, наконец, показала свои эмоции. Я продолжал обнимать тебя, словно это было в последний раз.       Милая Джульетта, как бы я не хотел выкинуть эти мысли из моей головы, всё продолжало возвращаться к одному: наша история подходит к концу, а мы так и не смогли побороть те перипетии, что поставил перед нами автор, имя которой «судьба».       — Я думала, что, если оставлю тебя, — ты не последуешь за мной. Но вот ты здесь, имея лишь один предлог для того, чтобы встретиться, — твоя хватка ослабла. — Сонхун, — снова на выдохе начала ты, — я люблю тебя и это правда, потому, прошу, давай больше не видеться, — ты отпрянула от меня, вытирая слёзы рукавом кардигана. — Так будет лучше для нас; так будет проще вернуть всё на свои места.       — Хванмин, ты не должна переживать обо мне. Я буду в порядке, — начал я, но договорить не было у меня и шанса.       Твои ноги подкосились, тело обмякло, снова потекла носом кровь. Ты начала падать, а мне удалось подхватить тебя. Ты снова потеряла сознание, заставив меня почувствовать съедающие чувство дежавю.

* * *

      Стоило тебе, Мун, потерять сознание, я впал в ступор. Не долго находился в этом состоянии, но в тот миг мне казалось, словно всё мгновенно рушиться. Падает в бездну, а я так и не могу удержать всё.       Мне пришлось снова разочаровать мать, сказав, что я не вернусь ночью и не буду присутствовать на ужине, о котором мы договаривались, когда в спешке тебя увозили парамедики, говоря, что каждая секунда на счету.       Хванмин, в тот момент я был плохим сыном в её глазах. Мне удалось всё разъяснить ей лишь только после того, как тебя госпитализировали и, подключив капельницу, перевели в одиночную палату. На этот раз мать не ругалась.       Ты медленно угасала. Сомнений больше не оставалось.       В этой гонке было всего два исхода, значимо было лишь то, кто придёт к финишу первым: ты или же рак. Мы оба знали, Мун, что шанса на победу у нас нет.       Я не хотел думать о том, что сейчас, возможно, всё закончится. Не хотел этого принимать, ведь сердце разрывалось на части, но обстоятельства и факты, о которые я ударился, словно о бетонную стену, вернули меня в реальности.       Ты соврала. Ты не была в порядке в тот миг, как оказалась у двери. Хванмин, ты не была в порядке в тот момент, когда сидела прямо напротив меня. Я не смог увидеть насколько больно тебе было. Не видел какую боль ты держала в себе.       До того момента, пока она не одолела тебя.       «Пациенты с таким диагнозом обычно проводят свои последние дни в коматозном состоянии, — пояснил мне парамедик, как только тебя забрали на носилках. — Молодой господин, это можно сравнить с чудом то, что она смогла самостоятельно открыть вам дверь и продержаться так долго».       «Но какой ценой, Хванмин?» — мысли мешались в голове. Я был в состоянии паники.       Нет. Это было отчаяние.       Те долгие минуты, которые потребовались парамедикам добраться до твоего дома, были для меня мучением. Я быстро отнёс тебя на диван, чувствуя, что могу не вынести всего этого.       Ты лежала, приоткрыв веки смотря на меня, а я лишь пытался угомонить голос в своей голове. Твоё лицо, моя Джульетта, в тот миг побледнело ещё больше, а грудная клетка лениво поднималась вверх при выдохе и также медленно опускалась вниз. Но даже тогда ты снова не показывала, что боль съедала тебя изнутри.       «Я хочу встретить конец улыбаясь», — я помню эти твои слова, Джульетта. Помню всё это, оттого слёзы и продолжали наворачиваться на глазах.       Когда тебя везли в больницу, я продолжал держать твою руку, когда с каждой секундой твоя хватка становилась всё слабее.       На глазах стояла пелена из слёз, скрывать которые я больше не мог. Сердце разрывалось на части, когда здравый смысл продолжал кричать откуда-то издалека: «Вот он конец, к которому ты так и не смог подготовить себя, Сонхун».       Я собрал свои силы в кулак всего на одно мгновение. Вытер рукавом слёзы, когда, разблокировав твой телефон, набрал номер, подписанный «Отец».       — Господин Мун, — я скрыл подавленность собственного голоса.       — Кто вы? — мужчина был в замешательстве. — Почему у вас телефон моей дочери?       — Моё имя Пак Сонхун, — начал я, сжимая твою руку сильней, когда «скорая» промчалась ещё быстрей, — Хванмин не успела меня представить меня вам, господин, но мы однажды уже встречались в Париже, — всего на секунду я замешкался, а после уверенно добавил: — Я парень вашей дочери.       — С ней всё хорошо? — задал вопрос сходу мужчина. Кажется, он уже знал, что может значить этот звонок.       — Нет, господин Мун, — я выдал слабину, когда голос дрогнул, а глаза снова наполнились слезами. — Она не в порядке, — я сделал глубокий вдох между словами, накрыв лицо рукой жадно хватая воздух, надеясь угомонить свои эмоции хотя бы до конца этого разговора. — Мы сейчас направляемся в ближайшую больницу.       Мужчина молчал. Я слышал лишь то, как тот сделал быстрый вдох, а после, вероятно, сел, едва ли не выронив мобильное устройство их рук.       — Господин Мун, — продолжил я, сглотнув. — Будет лучше, если вам с супругой удастся приехать сегодня, — машина остановилась в небольшой пробке, что образовалась из-за недавней аварии. — Господин, я буду ждать вас там, — снова голос стал уверенней, но всего на мгновение. Этого было достаточно, чтобы вымолвить последнюю фразу и дать чётко понять к чему всё ведётся.       «Дорогая, — мужчина так и не закончил звонок; мне, хоть и не отчётливо, было слышно, разговор твоих родителей, Джульетта, — нам нужно вернуться в Сеул. Сегодня же».       «Хванмин. Она в порядке?» — женщина поняла к чему всё ведётся мгновенно.       — Пак Сонхун, — мужчина снова вернулся в разговор со мной, — прошу, останься с ней до того, пока мы не приедем, — мужчина не скрывал своего переживания. — Прошу, не оставляй её одну, — добавил господин.       — Я не посмею оставить её одну, господин, — я помотал головой, снова переведя взгляд на тебя, моя Джульетта.       — Спасибо, — тихо вымолвил он. — Спасибо, что остаёшься с ней, Сонхун, — промолвил тот, прежде чем закончит разговор.       Маска на твоём лице, через которую подавался кислород, частично скрывала его от меня. Твои глаза снова были лишь немного приоткрыты, а губы немного (совсем на чуть-чуть) растянулись в улыбке.       Ты чувствовала этот конец о котором говорила, Хванмин. Чувствовала, потому продолжала улыбаться, пытаясь сжать мою руку, на что не хватало сил.       Ты умирала, милая Джульетта, а я чувствовал чёртову червоточину безысходности, которая съедала меня изнутри.       В конце концов, в этой гонке у тебя не было форы.       Вот о чём ты говорила тогда, милая Хванмин. Теперь мне стало всё предельно ясно. Ты говорила, что я буду чувствовать всё это, как только этот день настанет. Но, моя милая Джульетта, я не могу бросить тебя.       Ты, (именно ты, Мун Хванмин) подарила мне первую любовь: такую незабываемую, чуткую и болезненную. Я думал, что было готов ко всему, ведь ты столько раз мне говорила о том, что же именно случится. Но те мгновения, когда ты была рядом со мной — то, что я буду хранить вечно в своей памяти.       Машина остановилась, парамедики мгновенно выскочили из машины; завезли тебя в отделение неотложной помощи, разлучая нас снова, Джульетта.       Спустя чуть больше часа, я сидел, успокаивая твою мать, когда врачи интенсивной терапии боролись за последнюю угасающую искорку твоей жизни. Я пытался спрятать свои слёзы, что продолжали то и дело скатываться по щекам, обжигая кожу. Я даже не знал, насколько был жалок в тот момент, Хванмин.       Это не волновало меня. Все мысли были заняты тобой. Тобой, моя Джульетта, и только тобой.       Я не хотел, чтобы ты покидала меня так скоро.       «Хванмин, осталось столько вещей, что мы не сделали. Всё то, что должно быть у нас впереди. Так почему ты лишила меня этого шанса тогда, как сбежала из Парижа?» — я не был в себе. Думал, что если буду искать причину: ответ на многочисленные вопросы, то всё минует.       Но ситуация, словно ураган, лишь продолжала разрушать всё.       Ты говорила, что не хотела привязывать к себе людей. Говорила, что оставишь после себя лишь боль на сердце и вечную тоску на душе у тех, кто всё же любил тебя. Хванмин, ты была права. Права, но даже сейчас, чувствуя, как разбивается на мелкие осколки сердце, я не мог отпустить тебя.       Всё встало на свои места, как только в дверях появился врач. Его вид не говорил о том, что всё миновало, а спрятанные за трудовой этикой соболезнования, лишь только доказывали самые худшие опасения.       Тем вечером, всё, о чём ты мне говорила до этого в Париже, стало явью. Перестало быть лишь опасением.       Наша история осталась лишь частичкой моей памяти, разделённой у Эйфелевой башни. Тем, что будет храниться навечно в моём сердце, запечатанным твоим поцелуем у меня на губах.       Ты покинула меня, моя Джульетта.       Покинула, как этого сделал бы герой: с улыбкой на лице и без какого-либо сожаления.

* * *

      Я всё ещё чувствовал тоску на сердце. Всё ещё чувствовал, пустоту, которая была готова в любой момент поглотить меня. Липкое чувство безысходности.       После того, как ты покинула меня, я стал сам не свой. Словно тень ходил изо дня в день туда-обратно, закрыв остатки своих эмоций где-то глубоко в себе. Пока не осознал: это не то, чего ты бы хотела, моя Джульетта; я стал не тем, каким бы ты хотела меня видеть.       Мне пришлось долгие часы объяснять родителям что именно стало причиной моей хандры, и того, что я продолжал изо дня в день смотреть на наше единственное совместное фото, сделанное за несколько недель до того, как ты уехала из Парижа. Я потратил многочисленные часы, пытаясь разделить боль твоих родителей.       Им всё ещё больно, Хванмин. Также, как больно мне.       Я знал: не мог отпустить всё вот так просто, будто это ничего для меня не значило. Сделай я так — предал бы самого себя. Ты — часть моей жизни; ты — самый прекрасный её момент. Ты, Хванмин, — моя милая Джульетта.       Ты ждала своего Ромео так долго, но в итоге оставила меня, так и не дав мне снова сказать: «я люблю тебя, глупышка».       Я всё ещё чувствую боль утраты; в памяти всё ещё отчётливо описан тот день, когда ты покинула меня. Оставила одного. Я всё ещё чувствую, что мне тебя не хватает, Хванмин, но даже через боль и грусть, скопившиеся грузом на душе, я пытаюсь жить дальше.       Ты ведь этого хотела, не так ли?       Ты каждый раз продолжала мне напоминать, что после своего ухода, не оставишь ничего, кроме боли и тоски, но я не сбежал в тот момент. Я сказал, что стоически вынесу всё это. Но ошибся. Из нас двоих именно ты была храбрей, именно ты держала всё под контролем даже тогда, когда всё близилось к краху. Даже в тот миг, когда стояла на краю крыши. Я был уверен: ты бы сделала шаг, не пожалела бы в тот миг.       Наше приключение окончилось, словно сюжет романа. Ты навечно осталась в моей памяти, запечатлённой на одной единственной, оттого и дорогой сердцу, фотографии.       Ты просила забыть тебя, но я не могу. Уверен, что не смогу даже через год или же десять лет. Ты — неотъемлемая часть моей жизни. Ты — та, кто вернул меня прежнего, показав всем, кем является настоящий Пак Сонхун.       Ты — та, кого я полюбил мгновенно, но слишком долго отрицал этого.       Я опирался на ещё тёплый после поездки капот недавно приобретённого автомобиля, ступая на прохладный и всё ещё немного влажный песок. До ушей доносились звуки, издаваемые волнами; чувствовал на коже приятный морской бриз. Небо медленно окрашивалось в оранжевые тона рассвета, когда яркий шар лениво появлялся из-за морской глади, отражаясь в воде миллионами бликами.       После бессонной ночи за рулём, я смог выдохнуть спокойно. Я рассчитал всё, чтобы прибыть на остров во время рассвета.       «Сонхун, ты добрался?» — это было так в стиле редактора Нам Ансу: переживать за меня даже в те моменты, когда я не давал на то поводов.       «Инструктор по вождению был крайне доволен моим практическим зачётом. Тебе не стоит переживать, я в состоянии выдержать такую долгую поездку», — слова, сказанные в шутку — лишь способ сказать «я в полном порядке».       Обогнув машину, я оставил телефон покоиться на кожаном сиденье салона автомобиля, чтобы данный момент больше не был прерван. Рука потянулась в бардачок, выуживая оттуда предмет моей долгой работы, а после я вернулся на былое место, снова направив взгляд на гладь.       Это был прекрасный летний день, Хванмин. Это было твоим последним желанием: оказаться на безлюдном пляже во время рассвета, где мы могли бы остаться одни, наслаждаясь этим моментом.       Взгляд снова метнулся к книге в мягком переплёте. Приятная глазу обложка, сделанная дизайнером издательства, а рядом с названием имя автора — Пак Сонхун.       Я так и не сменил название, Хванмин. Так и не смог, после тех твоих слов. Я не смог оставить свой былой псевдоним. Мир должен увидеть Пак Сонхуна, а не мальчишку, прячущегося за таинственным псевдонимом, погубившим его самого. Теперь я был готов к этому, ведь ты дала мне уверенность.       После твоего ухода, я поставил себе цель. Мнимую, но очевидную, но ту, что давала мне силы бороться. Я чувствовал это: я должен закончить начатое в Париже. Именно ты, Мун Хванмин, стала той, кто породил эту историю. Именно благодаря тебе она была закончена.       Ты видела черновой вариант. Ты должна была быть первой, кто сможет прочесть её, но так и не сдержала своего обещания.       Я скучаю по тебе, моя милая Хванмин. Чувствую, как наливается кровью сердце из раза в раз, как вижу наше фото. Как больно смотреть на эту книгу, зная, что без тебя её бы не было. Мы прошли через все перипетии, но так и не смогли преодолеть всё вместе. До финиша дошёл один лишь я с израненной душой.       Читатель лишь поверхностно знает что его ждёт при прочтении книги, но я смог рассказать и нашу историю, Хванмин.       Я продолжаю бежать вперёд, а когда оглядываюсь — вижу тебя, стоящую так близко, но в то же время так далеко. Ты стала моей звездой, указывающей путь в счастливое будущее.       Я всё ещё нуждаюсь в тебе, Хванмин.       Я буду бежать дальше, так, как того хотела ты. Без всяких сожалений, лишь придерживаясь собственных принципов.       Я бегу дальше, запечатлев нашу историю в книге, на отдельном листе которой я оставил вечное послание для тебя, Хванмин.       Пальцы заскользили по обложке, в следующее мгновение раскрывая книгу. Я пропустил титульные страницы, добираясь до той, что отделяла читателя всего на миг от прочтения.       Я продолжал ронять слёзы, — в последний раз, когда я разрешил себе дать слабину, — касаясь пальцами напечатанного текста на отдельной странице, так много значащего для меня. Ставшим последним отголоском моей боли после того, как я утратил тебя.

      «Посвящается моей Джульетте, которая так и не дождалась того момента, как эту историю увидит мир.

Ты навсегда останешься в моей памяти.

Я люблю тебя».