* * *
Стоило тебе, Мун, потерять сознание, я впал в ступор. Не долго находился в этом состоянии, но в тот миг мне казалось, словно всё мгновенно рушиться. Падает в бездну, а я так и не могу удержать всё. Мне пришлось снова разочаровать мать, сказав, что я не вернусь ночью и не буду присутствовать на ужине, о котором мы договаривались, когда в спешке тебя увозили парамедики, говоря, что каждая секунда на счету. Хванмин, в тот момент я был плохим сыном в её глазах. Мне удалось всё разъяснить ей лишь только после того, как тебя госпитализировали и, подключив капельницу, перевели в одиночную палату. На этот раз мать не ругалась. Ты медленно угасала. Сомнений больше не оставалось. В этой гонке было всего два исхода, значимо было лишь то, кто придёт к финишу первым: ты или же рак. Мы оба знали, Мун, что шанса на победу у нас нет. Я не хотел думать о том, что сейчас, возможно, всё закончится. Не хотел этого принимать, ведь сердце разрывалось на части, но обстоятельства и факты, о которые я ударился, словно о бетонную стену, вернули меня в реальности. Ты соврала. Ты не была в порядке в тот миг, как оказалась у двери. Хванмин, ты не была в порядке в тот момент, когда сидела прямо напротив меня. Я не смог увидеть насколько больно тебе было. Не видел какую боль ты держала в себе. До того момента, пока она не одолела тебя. «Пациенты с таким диагнозом обычно проводят свои последние дни в коматозном состоянии, — пояснил мне парамедик, как только тебя забрали на носилках. — Молодой господин, это можно сравнить с чудом то, что она смогла самостоятельно открыть вам дверь и продержаться так долго». «Но какой ценой, Хванмин?» — мысли мешались в голове. Я был в состоянии паники. Нет. Это было отчаяние. Те долгие минуты, которые потребовались парамедикам добраться до твоего дома, были для меня мучением. Я быстро отнёс тебя на диван, чувствуя, что могу не вынести всего этого. Ты лежала, приоткрыв веки смотря на меня, а я лишь пытался угомонить голос в своей голове. Твоё лицо, моя Джульетта, в тот миг побледнело ещё больше, а грудная клетка лениво поднималась вверх при выдохе и также медленно опускалась вниз. Но даже тогда ты снова не показывала, что боль съедала тебя изнутри. «Я хочу встретить конец улыбаясь», — я помню эти твои слова, Джульетта. Помню всё это, оттого слёзы и продолжали наворачиваться на глазах. Когда тебя везли в больницу, я продолжал держать твою руку, когда с каждой секундой твоя хватка становилась всё слабее. На глазах стояла пелена из слёз, скрывать которые я больше не мог. Сердце разрывалось на части, когда здравый смысл продолжал кричать откуда-то издалека: «Вот он конец, к которому ты так и не смог подготовить себя, Сонхун». Я собрал свои силы в кулак всего на одно мгновение. Вытер рукавом слёзы, когда, разблокировав твой телефон, набрал номер, подписанный «Отец». — Господин Мун, — я скрыл подавленность собственного голоса. — Кто вы? — мужчина был в замешательстве. — Почему у вас телефон моей дочери? — Моё имя Пак Сонхун, — начал я, сжимая твою руку сильней, когда «скорая» промчалась ещё быстрей, — Хванмин не успела меня представить меня вам, господин, но мы однажды уже встречались в Париже, — всего на секунду я замешкался, а после уверенно добавил: — Я парень вашей дочери. — С ней всё хорошо? — задал вопрос сходу мужчина. Кажется, он уже знал, что может значить этот звонок. — Нет, господин Мун, — я выдал слабину, когда голос дрогнул, а глаза снова наполнились слезами. — Она не в порядке, — я сделал глубокий вдох между словами, накрыв лицо рукой жадно хватая воздух, надеясь угомонить свои эмоции хотя бы до конца этого разговора. — Мы сейчас направляемся в ближайшую больницу. Мужчина молчал. Я слышал лишь то, как тот сделал быстрый вдох, а после, вероятно, сел, едва ли не выронив мобильное устройство их рук. — Господин Мун, — продолжил я, сглотнув. — Будет лучше, если вам с супругой удастся приехать сегодня, — машина остановилась в небольшой пробке, что образовалась из-за недавней аварии. — Господин, я буду ждать вас там, — снова голос стал уверенней, но всего на мгновение. Этого было достаточно, чтобы вымолвить последнюю фразу и дать чётко понять к чему всё ведётся. «Дорогая, — мужчина так и не закончил звонок; мне, хоть и не отчётливо, было слышно, разговор твоих родителей, Джульетта, — нам нужно вернуться в Сеул. Сегодня же». «Хванмин. Она в порядке?» — женщина поняла к чему всё ведётся мгновенно. — Пак Сонхун, — мужчина снова вернулся в разговор со мной, — прошу, останься с ней до того, пока мы не приедем, — мужчина не скрывал своего переживания. — Прошу, не оставляй её одну, — добавил господин. — Я не посмею оставить её одну, господин, — я помотал головой, снова переведя взгляд на тебя, моя Джульетта. — Спасибо, — тихо вымолвил он. — Спасибо, что остаёшься с ней, Сонхун, — промолвил тот, прежде чем закончит разговор. Маска на твоём лице, через которую подавался кислород, частично скрывала его от меня. Твои глаза снова были лишь немного приоткрыты, а губы немного (совсем на чуть-чуть) растянулись в улыбке. Ты чувствовала этот конец о котором говорила, Хванмин. Чувствовала, потому продолжала улыбаться, пытаясь сжать мою руку, на что не хватало сил. Ты умирала, милая Джульетта, а я чувствовал чёртову червоточину безысходности, которая съедала меня изнутри. В конце концов, в этой гонке у тебя не было форы. Вот о чём ты говорила тогда, милая Хванмин. Теперь мне стало всё предельно ясно. Ты говорила, что я буду чувствовать всё это, как только этот день настанет. Но, моя милая Джульетта, я не могу бросить тебя. Ты, (именно ты, Мун Хванмин) подарила мне первую любовь: такую незабываемую, чуткую и болезненную. Я думал, что было готов ко всему, ведь ты столько раз мне говорила о том, что же именно случится. Но те мгновения, когда ты была рядом со мной — то, что я буду хранить вечно в своей памяти. Машина остановилась, парамедики мгновенно выскочили из машины; завезли тебя в отделение неотложной помощи, разлучая нас снова, Джульетта. Спустя чуть больше часа, я сидел, успокаивая твою мать, когда врачи интенсивной терапии боролись за последнюю угасающую искорку твоей жизни. Я пытался спрятать свои слёзы, что продолжали то и дело скатываться по щекам, обжигая кожу. Я даже не знал, насколько был жалок в тот момент, Хванмин. Это не волновало меня. Все мысли были заняты тобой. Тобой, моя Джульетта, и только тобой. Я не хотел, чтобы ты покидала меня так скоро. «Хванмин, осталось столько вещей, что мы не сделали. Всё то, что должно быть у нас впереди. Так почему ты лишила меня этого шанса тогда, как сбежала из Парижа?» — я не был в себе. Думал, что если буду искать причину: ответ на многочисленные вопросы, то всё минует. Но ситуация, словно ураган, лишь продолжала разрушать всё. Ты говорила, что не хотела привязывать к себе людей. Говорила, что оставишь после себя лишь боль на сердце и вечную тоску на душе у тех, кто всё же любил тебя. Хванмин, ты была права. Права, но даже сейчас, чувствуя, как разбивается на мелкие осколки сердце, я не мог отпустить тебя. Всё встало на свои места, как только в дверях появился врач. Его вид не говорил о том, что всё миновало, а спрятанные за трудовой этикой соболезнования, лишь только доказывали самые худшие опасения. Тем вечером, всё, о чём ты мне говорила до этого в Париже, стало явью. Перестало быть лишь опасением. Наша история осталась лишь частичкой моей памяти, разделённой у Эйфелевой башни. Тем, что будет храниться навечно в моём сердце, запечатанным твоим поцелуем у меня на губах. Ты покинула меня, моя Джульетта. Покинула, как этого сделал бы герой: с улыбкой на лице и без какого-либо сожаления.* * *
Я всё ещё чувствовал тоску на сердце. Всё ещё чувствовал, пустоту, которая была готова в любой момент поглотить меня. Липкое чувство безысходности. После того, как ты покинула меня, я стал сам не свой. Словно тень ходил изо дня в день туда-обратно, закрыв остатки своих эмоций где-то глубоко в себе. Пока не осознал: это не то, чего ты бы хотела, моя Джульетта; я стал не тем, каким бы ты хотела меня видеть. Мне пришлось долгие часы объяснять родителям что именно стало причиной моей хандры, и того, что я продолжал изо дня в день смотреть на наше единственное совместное фото, сделанное за несколько недель до того, как ты уехала из Парижа. Я потратил многочисленные часы, пытаясь разделить боль твоих родителей. Им всё ещё больно, Хванмин. Также, как больно мне. Я знал: не мог отпустить всё вот так просто, будто это ничего для меня не значило. Сделай я так — предал бы самого себя. Ты — часть моей жизни; ты — самый прекрасный её момент. Ты, Хванмин, — моя милая Джульетта. Ты ждала своего Ромео так долго, но в итоге оставила меня, так и не дав мне снова сказать: «я люблю тебя, глупышка». Я всё ещё чувствую боль утраты; в памяти всё ещё отчётливо описан тот день, когда ты покинула меня. Оставила одного. Я всё ещё чувствую, что мне тебя не хватает, Хванмин, но даже через боль и грусть, скопившиеся грузом на душе, я пытаюсь жить дальше. Ты ведь этого хотела, не так ли? Ты каждый раз продолжала мне напоминать, что после своего ухода, не оставишь ничего, кроме боли и тоски, но я не сбежал в тот момент. Я сказал, что стоически вынесу всё это. Но ошибся. Из нас двоих именно ты была храбрей, именно ты держала всё под контролем даже тогда, когда всё близилось к краху. Даже в тот миг, когда стояла на краю крыши. Я был уверен: ты бы сделала шаг, не пожалела бы в тот миг. Наше приключение окончилось, словно сюжет романа. Ты навечно осталась в моей памяти, запечатлённой на одной единственной, оттого и дорогой сердцу, фотографии. Ты просила забыть тебя, но я не могу. Уверен, что не смогу даже через год или же десять лет. Ты — неотъемлемая часть моей жизни. Ты — та, кто вернул меня прежнего, показав всем, кем является настоящий Пак Сонхун. Ты — та, кого я полюбил мгновенно, но слишком долго отрицал этого. Я опирался на ещё тёплый после поездки капот недавно приобретённого автомобиля, ступая на прохладный и всё ещё немного влажный песок. До ушей доносились звуки, издаваемые волнами; чувствовал на коже приятный морской бриз. Небо медленно окрашивалось в оранжевые тона рассвета, когда яркий шар лениво появлялся из-за морской глади, отражаясь в воде миллионами бликами. После бессонной ночи за рулём, я смог выдохнуть спокойно. Я рассчитал всё, чтобы прибыть на остров во время рассвета. «Сонхун, ты добрался?» — это было так в стиле редактора Нам Ансу: переживать за меня даже в те моменты, когда я не давал на то поводов. «Инструктор по вождению был крайне доволен моим практическим зачётом. Тебе не стоит переживать, я в состоянии выдержать такую долгую поездку», — слова, сказанные в шутку — лишь способ сказать «я в полном порядке». Обогнув машину, я оставил телефон покоиться на кожаном сиденье салона автомобиля, чтобы данный момент больше не был прерван. Рука потянулась в бардачок, выуживая оттуда предмет моей долгой работы, а после я вернулся на былое место, снова направив взгляд на гладь. Это был прекрасный летний день, Хванмин. Это было твоим последним желанием: оказаться на безлюдном пляже во время рассвета, где мы могли бы остаться одни, наслаждаясь этим моментом. Взгляд снова метнулся к книге в мягком переплёте. Приятная глазу обложка, сделанная дизайнером издательства, а рядом с названием имя автора — Пак Сонхун. Я так и не сменил название, Хванмин. Так и не смог, после тех твоих слов. Я не смог оставить свой былой псевдоним. Мир должен увидеть Пак Сонхуна, а не мальчишку, прячущегося за таинственным псевдонимом, погубившим его самого. Теперь я был готов к этому, ведь ты дала мне уверенность. После твоего ухода, я поставил себе цель. Мнимую, но очевидную, но ту, что давала мне силы бороться. Я чувствовал это: я должен закончить начатое в Париже. Именно ты, Мун Хванмин, стала той, кто породил эту историю. Именно благодаря тебе она была закончена. Ты видела черновой вариант. Ты должна была быть первой, кто сможет прочесть её, но так и не сдержала своего обещания. Я скучаю по тебе, моя милая Хванмин. Чувствую, как наливается кровью сердце из раза в раз, как вижу наше фото. Как больно смотреть на эту книгу, зная, что без тебя её бы не было. Мы прошли через все перипетии, но так и не смогли преодолеть всё вместе. До финиша дошёл один лишь я с израненной душой. Читатель лишь поверхностно знает что его ждёт при прочтении книги, но я смог рассказать и нашу историю, Хванмин. Я продолжаю бежать вперёд, а когда оглядываюсь — вижу тебя, стоящую так близко, но в то же время так далеко. Ты стала моей звездой, указывающей путь в счастливое будущее. Я всё ещё нуждаюсь в тебе, Хванмин. Я буду бежать дальше, так, как того хотела ты. Без всяких сожалений, лишь придерживаясь собственных принципов. Я бегу дальше, запечатлев нашу историю в книге, на отдельном листе которой я оставил вечное послание для тебя, Хванмин. Пальцы заскользили по обложке, в следующее мгновение раскрывая книгу. Я пропустил титульные страницы, добираясь до той, что отделяла читателя всего на миг от прочтения. Я продолжал ронять слёзы, — в последний раз, когда я разрешил себе дать слабину, — касаясь пальцами напечатанного текста на отдельной странице, так много значащего для меня. Ставшим последним отголоском моей боли после того, как я утратил тебя.«Посвящается моей Джульетте, которая так и не дождалась того момента, как эту историю увидит мир.
Ты навсегда останешься в моей памяти.
Я люблю тебя».