***
В тот день у Гретхен так и не получилось вспомнить свою фамилию, но на следующее утро ей пришла идея. — Я тут кое-что придумала, — поделилась она с Андреем, пока тот собирался на завод. — Что, если я выпишу все немецкие фамилии, которые знаю? Может, это поможет вспомнить? — Мысль хорошая, — согласился Андрей. — Перо с чернилами есть, бумага тоже.***
Выходной, кажется, отлично подействовал на него: даже после целого дня на заводе Андрей чувствовал себя довольно бодрым. Наконец-то он шёл по улице высоко подняв голову, а не уткнувшись взглядом в тротуар и еле волоча ноги. Как раз благодаря этому Андрей сделал интересное открытие. «А я и не знал, что у нас продуктовые так допоздна работают, — заглядывая в витрину, подумал он. — Надо зайти» Полки ожидаемо пустовали. Андрей прогуливался по длинному торговому ряду, чувствуя на себе скучающий взгляд продавщицы. «Дома, кажется, всё из еды пока есть», — размышлял он, разглядывая оставшиеся продукты. Выбор был невелик: либо слишком дорогие деликатесы, которые покупали обычно только к большим праздникам, либо что-то слежавшееся и очень неаппетитное. Наконец, Андрей остановился. Губы растянулись в улыбке. На деревянной полке валялось с полдюжины апельсинов. Круглые бока маняще рыжели. «На одну штучку-то точно хватит. Пусть Гретхен хоть немного порадуется»***
— Как успехи? — поинтересовался Андрей, зайдя в комнату. Апельсин он держал за спиной. Гретхен поджала губы и помотала головой. Она сидела на полу, вся перепачканная чернилами; перед ней валялась солидная кучка листков, полностью исписанных корявым почерком. — Пока что свою фамилию не вспомнила, — вздохнула Гретхен. Андрей улыбнулся. — Ты всё равно молодец, — ободрительно произнёс он и достал руку из-за спины. — Вот, держи за свои труды. Гретхен ахнула и вскинула белёсые брови. — Это мне? — Конечно. Кому ещё? Мгновение спустя гладкое оранжевое солнце оказалось в холодных бледных руках. — Спасибо… Спасибо большое! — покраснев от радости, воскликнула Гретхен. Андрей лишь усмехнулся и потрепал её по голове. Апельсин забрызгал липким соком; Гретхен разделила его на две половинку и протянула одну из них Андрею. — Держи. Ты тоже заслужил. На следующий день Андрей внезапно поймал себя на мысли, что в последнее время чувствовал себя довольно счастливым. Это заметил не только он; миловидная работница его цеха, Лида, застенчиво поинтересовалась во время обеда, почему он улыбался во время работы. Разумеется, он не мог честно рассказать о немецкой девчонке, которая поселилась у него дома, поэтому и сослался на прекрасную погоду. На улице с утра лило как из ведра, но Лида всё равно понимающе закивала. Хорошая она всё-таки девушка. Гретхен встретила его прекрасными новостями. — Я вспомнила! Вспомнила свою фамилию! — с гордостью выдала она, едва Андрей появился на пороге комнаты. — Правда? — обрадовался он, чувствуя, как от широкой улыбки начинают болеть щёки. — Погоди, дай я хоть руки помою! Подожди, не говори пока! Сердце трепыхалось в груди воробьём. Неужели он наконец-то сможет помочь Гретхен? Не помня себя от нетерпения, Андрей наскоро смыл следы грязи и масла с рук, вернулся в комнату и сел на кровати напротив подруги. Она взволнованно болтала ногами, дёргая косички. — Ну, валяй! Гретхен поправила юбку и выпрямилась. — Моя фамилия — Таннеберг. Сердце упало в пятки. — Как?.. Как, ты сказала? — Таннеберг, — так же торжественно повторила она. — Я — Гретхен Таннеберг.«Маму с папой повесили фашисты. Командовал Рауль Таннеберг.»
— А… А как отца твоего зовут, не помнишь? Гретхен задумалась. Андрей нервно сжал руки в кулаки. «Только не Рауль, только не Рауль…» — молил он. — Не вспомнила, — наконец призналась Гретхен. — Не Рауль, случайно? — Рауль?.. — повторила она, будто пробуя имя на вкус. — Рауль… Мама называла его Ралли. Может, он Ральф? — Да, может, — облегчённо выдохнул Андрей. «Мало ли, сколько в Германии этих Таннебергов?» — Маргарете… Лена… — бормотала она еле слышно. — Гретхен, Рихард, Ралли… Ралли Таннеберг… Это… — она вскинула брови и посмотрела на Андрея. — Ты прав! Мой отец — Рауль Таннеберг!Гретхен так и не поняла, почему в тот день Андрей выглядел таким мрачным, а под вечер и вовсе ушёл.
В его комнате сидит дочь того, кто убил его семью! Осознание этого безжалостно выкручивало сознание и дробило мир на мелкие острые части. И у этого чудовища такой хороший ребёнок? Выводило из себя абсолютно всё. Пока солнце ещё виднелось, Андрею было до отвращения светло. Когда же оно скрылось за горизонт, ему стало слишком темно. Улыбающиеся, ровно как и хмурящиеся, прохожие по-своему напоминали своим видом о его несчастье. Ужасно. Отвратительно. Невозможно. Улица почти опустела. Надо возвращаться.***
В комнате всё ещё горел свет. Гретхен — дочь убийцы! — глянула на Андрея осоловелыми глазами, едва он зашёл. — Ты так резко ушёл… — чуть сонным голосом проговорила она. — Что-то случилось? Андрей резко мотнул головой. — Всё хорошо. Ложись спать. Я тоже сейчас лягу. Луна беспрепятственно проникала в комнату, освещая всё вокруг холодным светом. А давно ли эта комната стала такой безжизненной? Нет, недавно, ответил сам себе Андрей: с тех пор, как немецкие выродки уничтожили его семью. Он с товарищами уже наказал всех виновных, так? Среди немцев же тоже есть хорошие… Да и дети ведь не причём, к тому же Гретхен всю войну провела в Союзе.А кто знает, чему её успел научить отец? Кто знает, не станет ли дочь палача сама палачом?
Нет, она ведь невинный ребёнок: добрая, благодарная. Она не станет таким чудовищем! Слегка успокоившись, Андрей глубоко вдохнул спёртый, душный воздух. Завтра… Завтра после завода он отправит телеграмму на имя Рауля Таннеберга, а потом… А что потом? Отдаст Гретхен врагу всего человечества, врагу его страны, его личному врагу, в конце-концов?! Нет, и телеграмму он ему не пошлёт ни в коем случае! Но что тогда делать с Гретхен? Оставлять её у себя — может, ещё на пару месяцев сможет, но дальше — никак нельзя, слишком подозрительно. Да и потом, он мужчина холостой, ему жениться пора, потом и дети пойдут. Гретхен здесь будет не место.За размышлениями Андрей и не заметил, как провалился в сон.
Волосы липнут к лицу, влажному от крови. Крови? Нет, всего лишь от пота. Всё, что Андрей слышал в безжизненной тишине ночи, — биение его сердца, которое билось о клетку рёбер, сдавливая горло, не позволяя дышать. В мыслях будто клеймом было выжженно одно-единственное имя, из-за которого по телу лавой разливалась бессильная, удушающая ненависть. «Я отомщу! Я лишу его самого дорогого… Он будет страдать так же, как и я!» Не чувствуя пола под ногами, Андрей подошёл к раскладушке. Вот она, спит с умиротворённым лицом, обнимая подушку тощей ручонкой. Если даже Гретхен и проснётся, то его победить или хотя бы оттолкнуть не сможет. Повернулась на спину — в лунном свете забледнела цыплячья шейка. Дел на минуту. Пружины прогнулись под его коленом. На бледном овале возникло две прозрачные стеклянные пуговицы. Руки остановились на половине пути, и Андрей вдруг понял, что они дрожат. — Что-то случилось? Наивный шёпот рассыпался в слабом хрипе. Андрей пытался надавить посильнее, но тело едва слушалось. — Ненавижу, — хрипло проговорил он, отвечая на немой вопрос, застывший в глазах. — Дочь убийцы. Твой отец приказал убить мою семью. Блестящие от слёз глаза широко распахнулись, после, через миг, — покорно закрылись. Ещё немного… Ещё чуть-чуть сильнее… Андрей отвёл взгляд. Не любил он смотреть, как умирают люди. Особенно от его рук. На полу, в мертвенно-бледном свете луны вдруг мелькнуло цветное пятно. Андрей ослабил хватку.— Держи. Ты тоже заслужил.
В ладони будто наяву возник брызжущий сладким, липким соком апельсин. Оранжевая пористая корка осталась под кроватью, куда Андрей её и кинул буквально день назад. Что изменилось за этот день? — Он узнал, что Гретхен — дочь его злейшего врага. Изменилась ли сама Гретхен? — Нет. Так почему он продолжает держать руки на её шее? Андрей медленно выпрямился. Гретхен закашлялась. — Почему ты не сопротивлялась? Она тяжело и хрипло дышала. — Ты спас меня тогда, — просипела она, — и я обязана тебе жизнью. Если ты решил, что мне стоит умереть, то я… Гретхен не договорила. Её мелко затрясло, и Андрей понял, что она плачет. — Прости… Прости, прости, прости!.. — торопливо зашептал он, лишь теперь в ужасе осознав, что только что произошло. «Я чуть её не убил!» — Всё хорошо, всё хорошо… — сдавленным от рыданий голосом проговорила Гретхен. — Вот же… Как же я мог так? Я завтра твоему отцу напишу, слышишь? Я тебя ему верну, в целости и сохранности, — мысли сбивались в одну сплошную массу, из которой пучками торчали какие-то отдельные несвязные фразы. Андрей понимал, что должен что-то говорить, как-то успокоить и Гретхен, и себя, но в голове мелькала одна бессмыслица. Поэтому он и решил выпалить первое, что сумел вытянуть из клубка мыслей. — Честное пионерское!***
Через окна уже начал робко пробиваться золотисто-розоватый рассвет, когда на Андрея только начала находить дремота. Всё это время он думал обо всём и одновременно ни о чём: душный до ужаса заводской цех, сосед-библиотекарь Лев Вячеславович, продолжавший искоса смотреть на них, жизнерадостная и весёлая Лида, которая будто начала улыбаться ему чуть чаще и чуть шире, чем остальным, Гретхен, на удивление мирно сопевшая на раскладушке, телеграмма, которую надо отправить её отцу… «День будет тяжёлым» — подумал Андрей и наконец провалился в сон.