Сказание о двух лотосах

      Когда Цзян Чэн смог приоткрыть глаза, перед ними было настолько темно, что он в какой-то миг испугался, что ослеп. Но это было не так — он лишь лежал в тени отвесной скалы, из-за которой выглядывал массивный кусок грязно-белого неба.       Первым ощущением для Цзян Чэна стала пустота там, где всегда вращалось тепло, циркулировавшее энергию по телу; вторым — стук собственного сердца; третьим — тлеющая, словно угли, боль раны на груди, оставшейся от дисциплинарного кнута, эхом которой вторили ноющие рёбра. Он попытался дышать, однако даже воздух в этом месте был странным, давя изнутри при каждом вдохе. Под этой тяжестью Цзян Чэн опустил веки и снова потерял сознание.       Когда он пришёл в себя в следующий раз, по небу размазались алые краски с выделявшимися на них серыми облаками, будто бы плывшими ниже, чем следовало. Где бы он ни был, это точно не Пристань Лотоса. Цзян Чэн попытался сесть, справившись лишь с третьей попытки. Всё тело отказывалось слушаться, словно поломанная игрушка, и дрожало, как ветка на ветру. Сделав несколько тяжёлых вдохов, Цзян Чэн снова открыл глаза и обернулся. Сердце болезненно ударилось о рёбра и тут же ухнуло куда-то вниз, когда перед расплывчатым взглядом юноши оказалось почти разложившееся тело. Цзян Чэн инстинктивно отпрянул, из-за чего боль прошлась по всему торсу. Под ладонями раздался хруст, и что-то впилось в кожу. Незамедлительно посмотрев вниз, он увидел под собой ещё один труп, чьи кости сейчас треснули, не выдержав давления. Цзян Чэн сидел на нескольких телах, а ещё большее количество было хаотично разбросано вокруг. И все они будто смотрели на него пустыми глазами и глазницами. От следующего излишне глубокого панического вдоха в нос ударил безошибочный смрад разложения. Цзян Чэн тяжело перекатился на четвереньки, и его стошнило желчью, обжегшей горло. Даже когда сплёвывать было нечего, его горло продолжало содрогаться в конвульсиях от пережитого ужаса.       Растеряв последние силы, Цзян Чэн рухнул набок, в последний момент оттолкнувшись, чтобы не упасть лицом в лужу собственной рвоты. Его тело колотила крупная дрожь, а конечности обледенели настолько, что он перестал их чувствовать. Неужели он тоже умер и просто отрицает происходящее? Так или иначе в этом тёмном богами забытом месте исход был один. Зубы юноши стучали друг о друга, и даже столь тихий звук эхом проносился по мёртвым окрестностям. Слёзы навернулись на глаза, и он сжал челюсти изо всех сил.       «Я хочу домой. Я просто хочу вернуться домой».       Однако что он мог сделать? Без золотого ядра он был совершенно бесполезен, всё равно что пёс без зубов и птица без крыльев. Однако жажда отомстить всё ещё пылала там, где когда-то было ядро. И в этот момент Цзян Чэн услышал шёпот.

***

      Вэнь Цюнлинь подпрыгивал от малейшего звука последние дни, надеясь услышать хоть какие-то новости от патрулей, разосланных им по окрестностям Илин якобы для поддержания безопасности. Неудивительно, что он вздрогнул всем телом, стоило услышать панический крик пограничников. Вскочив на меч, он направился туда, откуда шли голоса.       — Что случилось? — спросил на ходу.       — Что-то скрывается в лесу, окружённое повышенным количеством тёмной энергии, — ответил один из адептов.       В этот же момент из-за деревьев показалось покачивающееся тело, голова которого свисала под странным углом. Мертвец двигался дёргано, но слишком медлительно, чтобы представлять хоть какую-то угрозу. В него мгновенно угодила стрела, свалив наземь. Следующую пару, вышедшую следом, постигла та же участь. Однако когда из теней вышла ещё одна фигура, такая же неопрятная и покачивающаяся, скорее волочащая своё тело вперёд, чем идущая, Вэнь Цюнлин криком велел не стрелять, даже не заикнувшись.       — Подождите! Это человек!

***

      Вернувшись в Пристань Лотоса, Вэй Усянь обошёл всё вдоль и поперёк, но не обнаружил никаких следов Цзян Чэна. Зато его самого обнаружил пёс клана Вэнь, и Вэй Усянь, не медля ни секунды, схватил его и затащил в тёмный переулок, сжав в удушающем захвате.       — Молодой господин Вэй. Молодой господин Вэй, это же я, — просипел юноша, однако ясности в ситуацию это не привнесло, и Вэй Усянь не собирался останавливаться, пока не позволил загнать себя в ловушку, если этот Вэнь додумается позвать на помощь. — Это Вэнь Нин, Вы не помните меня? Соревнование по стрельбе из луков в Цишань Вэнь.       Это дёрнуло какие-то звоночки, и хватка Вэй Усяня чуть ослабла, позволив Вэнь Нину сделать пару драгоценных вдохов.       — Только вскрикни, и я сверну тебе шею на этом самом месте, — прорычал Вэй Усянь.       — Я не собирался, — замахал руками Вэнь Нин. — Вы пришли за молодым господином Цзян?       — Ты знаешь, где он? — спросил юноша, воспрянув духом. Может, у него ещё был шанс вытащить Цзян Чэна отсюда и сбежать прежде, чем его пропажу обнаружат остальные псы. Вэнь Нин затягивал с молчанием, и Вэй Усянь предупреждающе сжал руки, возобновив захват. — Отвечай!       — Я не знаю! Правда, они куда-то унесли молодого господина Цзян накануне, но я так и не смог выведать куда и зачем. Они лишь говорили о Погребальных Холмах.       Кровь обернулась льдом в жилах Вэй Усяня, и он растерялся настолько, что не заметил, как его руки упали вдоль тела. Если это те самые Погребальные Холмы, то никакой надежды не оставалось: никто не возвращался оттуда, а Вэнь Чао вряд ли позволит Цзян Чэну вернуться живым, обрезав даже самые мизерные шансы.       Панические мысли одна за другой завертелись в голове. Вэнь Нин что-то сказал и попытался коснуться плеча Вэй Усяня рукой, однако тот грубо оттолкнул его и осел на землю, обхватив голову руками.       — Я же поклялся, что буду защищать его ценой своей жизни, но не продержался и дня! Что же мне теперь делать? Что же мне делать… — бормотал он, принявшись глухо стучаться лбом о пол. Вэнь Нин опасливо оглянулся, чтобы убедиться, что звук никого не привлёк, после чего опустился на корточки. В этот раз он не рисковал протягивать руки.       — Вряд ли это принесёт хоть какую-то пользу, но моя старшая сестра главная в надзирательном посту Илин, и я могу организовать поиски. Никто не будет знать, что мы ищем молодого господина Цзян, но если вдруг он каким-то образом уцелел, то ему можно будет помочь.       — Зачем тебе помогать ему? — глухо спросил Вэй Усянь, всё ещё сжимая собственные волосы до побеления костяшек на пальцах.       — Не все люди нашего клана идут тропой жестокости. Если мы с сестрой можем помочь кому-то, мы это сделаем, — серьёзно ответил Вэнь Нин, заставив Вэй Усяня горько усмехнуться и фыркнуть. Где же он был со своей помощью, когда Цзян Чэна уносили на верную смерть? — Если молодой господин Вэй не верит мне, подождите здесь. Я сейчас вернусь.       Вэнь Нин скрылся, а Вэй Усянь так и остался полусидеть-полулежать на месте. Теперь ему всё равно некуда торопиться. Как он посмотрит шицзе в глаза? Как сможет открыть рот и сказать, что не уследил? Как после смерти оправдается перед душами Мадам Юй и Цзян Фэнмяня, доверившими ему самое сокровенное? Впереди не оставалось никакой надежды.       Неизвестно, сколько времени прошло прежде, чем Вэнь Нин таки вернулся, бережно сжимая что-то в руке. Этот предмет он и впихнул в руку Вэй Усяня, по одному разжав его пальцы, чтобы вложить в ладонь. То было кольцо хорошо знакомой формы. Цзыдянь.       — Пришлось слегка увильнуть, чтобы раздобыть его, — сознался Вэнь Нин, пока Вэй Усянь, потеряв дар речи, почти завороженно смотрел на кольцо остекленевшими глазами. Его губы беззвучно шевелились. В этот раз, когда Вэнь Нин коснулся его, он не стал реагировать так бурно и даже позволил поставить себя на ноги. — Вам лучше бежать отсюда как можно дальше, с каждой минутой тут становится менее безопасно. Мы с сестрой сделаем всё возможное. Если Вам что-то будет нужно, доставляйте сообщение прямо в Илин.       Он чуть ли не силком спровадил Вэй Усяня в дорогу, и путь для того пролетел в сплошном тумане. Он практически не помнил того, как добрался до Мэйшан Юй, однако той части сознания, что ещё обладала способностью цепляться за реальность, хватило влияния, чтобы Вэй Усянь ни под каким предлогом не выпустил Цзыдянь. Он не решился надеть её на палец, лишь крепко держал в ладони, прижатой к груди.       Едва услышав новость о появлении Вэй Усяня, Цзян Яньли выбежала ему на встречу, от волнения совсем растерявшись. Она хотела спросить, где же Цзян Чэн, но А-Сянь выглядел таким потерянным и несчастным, что слова застряли поперёк горла. Достаточно было одного взгляда, чтобы осознать, через какие невзгоды мог пройти юноша: грязная одежда болталась на его теле, волосы растрепались и слиплись между собой, падая на лицо и цепляясь к открытой шее; само лицо было почти серым, под глазами залегли тени, а взгляд был потерянным, будто Вэй Усянь находился где-то очень далеко. Увидев девушку, он снова прозрел и позвал её так громко, как мог, после чего разрыдался и упал на землю, вскоре потеряв сознание. Когда Цзян Яньли таки попыталась узнать, что же с ним случилось, реакция была не лучше, и в этот раз Вэй Ина заставили уснуть прежде, чем он смог навредить себе. Даже во сне невозможно было расцепить пальцы его правой руки, сжимавшей что-то с невероятной силой. Цзян Яньли временно запретили навещать спавшего юношу, объяснив, что сначала тот должен полностью прийти в сознание, чтобы быть готовым ко встрече с ней. Когда ей разрешили увидеть Вэй Ина вновь, тот сидел на кровати и смотрел на лежавшее в центре ладони кольцо, оставившее на коже тёмный отпечаток из-за того, как старательно Вэй Усянь держал его.       Когда юноша поднял взгляд на сестру, в его глазах мелькнуло что-то тёмное.       — Я верну Цзян Чэна. И заставлю псов клана Вэнь заплатить втридорога, — мрачно сказал он, чеканя каждое слово. Цзян Яньли закрыла рот ладонью и через мгновение бросилась на шею юноше. Теперь она всё понимала.       Они обнимали друг друга долгие часы, пока Вэй Усянь не уснул снова. Он восстанавливался быстро, однако случившееся в Пристани Лотоса нанесло некий непоправимый ущерб, что невозможно было заметить сразу. Едва он смог стоять на ногах и передвигаться самостоятельно без чёрных точек перед глазами, Вэй Усянь бросился на разведку и принялся готовиться к мести. Первым делом он связался с Гусу Лань, как только узнал, что Лань Сичэнь вернулся целым и невредимым. Ему Вэй Усянь рассказал легенду о том, что Цзян Чэна взяли в плен псам Вэнь на потеху, и он — его шисюн и последняя опора — собирался вернуть украденное, а до тех пор то, что оставалось от Юньмэн Цзян, переходило под его контроль. Таким образом Вэй Усянь открыто поднял флаг войны, пламенной речью запалив сердца многих, ведь ярость и горечь утраты в его голосе были как никогда искренни. Лишь Лань Чжань, наблюдавший из тени, обеспокоенно нахмурился, однако любые мысли оставил при себе. У Вэй Ина был натуральный талант склонять людей на свою сторону и притягивать их к себе. Вскоре под знаменем Юньмэн Цзян собрался отряд, постепенно разраставшийся и превращавшийся в небольшое войско. Вэй Усянь днями и ночами метался между совещаниями, тренировочными лагерями и своей палаткой, стремясь удержать всё в узде. Погасла яркая улыбка, зато воспылал огонь во взгляде, направленном на врага. Фиолетовые одежды сменились чёрными — так было проще скрыться в ночи, а большинство операций мастер хитростей Вэй Ин проворачивал именно в это время суток, когда враг был готов меньше всего. Но даже в этом случае каждый адепт Юньмэн Цзян под его руководством имел при себе хоть что-то фиолетовое, потому что на пороге войны было не до расшивания одежд.       Всё навалилось так резко, что Вэй Усянь потерял счёт суткам, забывая спать до тех пор, пока земля не начинала уходить из-под ног. Каждый раз, когда он валился от усталости, в голове загоралась мысль о том, что Цзян Чэн наверняка терпел худшее, и ради него стоило поднажать ещё немного. Вэй Усянь кривился каждый раз, когда его звали «глава ордена Вэй», но кто-то должен был нести на себе знамя ордена, а он клялся, что будет помогать Цзян Чэну, если тот не будет способен с чем-то справиться. Пора было соответствовать своим обещаниям.       После короткого сна он чувствовал себя абсолютно живым и свежим, пусть бледное лицо и залёгшие под глазами тени говорили об обратном. Проверив ход тренировок, Вэй Усянь традиционно заперся у себя в кабинете, склонившись над картой. Но даже сосредоточенный на деле, он услышал знакомый свист и поднял голову, проводив взглядом стрелу, пролетевшую мимо головы и вонзившуюся в стену. К ней была прикреплена записка. Бегло прочитав её, Вэй Усянь вытянулся в лице, пробежался глазами по строкам ещё раз, после чего пинком открыл дверь и нашёл юношу, едва старше него, выступавшего его заместителем в этой крепости, если Вэй Усянь был слишком занят, чтобы следить за всем одновременно. Второпях раздав указания, Вэй Усянь выбежал на улицу, без раздумий вскочил на свой меч и скрылся вдали со скоростью кометы — лишь мелькнули чёрные одежды.       Неподалёку скрывался Вэнь Нин, притаившийся в специально обозначенном месте, куда он должен прибыть, если случится что-то важное, чтобы доложить об этом лично. Вэй Усянь в считанные мгновения поравнялся с ним.       — Это правда? — мрачно спросил он, заставив Вэнь Нина покрыться холодным потом.       — Абсолютная! Мы сегодня утром обнаружили его, и я отправился к Вам сразу же, как только подтвердил свою догадку. Сестра приглядывает за ним сейчас, так что всё под контролем! — объяснился он, и Вэй Усянь выдохнул так громко, будто этот вздох стоял у него в груди долгое время. А ведь шёл уже второй месяц, постепенно заползая на третий.       Не став медлить и секунды, он велел «веди», и они сорвались в путь. Вэй Усянь всё ещё был истощён после того, как недавно их крепость отбила попытку осады ближайшим надзирательным пунктом Вэнь, однако принесённая новость окрыляла настолько, что он не думал жаловаться и продолжал ровно лететь вперёд. Губы то и дело подрагивали, стремясь расползтись в улыбке. Пусть Вэй Усянь и смог убедить всех в том, что Цзян Чэн жив и нуждается в спасении, сам он с каждым днём всё больше сомневался в собственных словах, представляя варианты один хуже другого. Весть о том, что Цзян Чэн жив, была подобна оазису в пустыне. Вэй Усянь почувствовал, как его плечи снова распрямляет дуновение надежды, вкус которой он уже успел позабыть за минувшее время.       По хорошо отработанной схеме они проникли в надзирательный пункт и сразу же направились в личные покои Вэнь Нина, заявившего, что Цзян Чэна доставили туда. Хищной птицей подлетев к кровати, Вэй Усянь навис над ней, вглядываясь в лицо юноши, спавшего поверх чистых покрывал. Кто-то успел заботливо оттереть его, но толстый слой грязи и пыли всё ещё покрывал шею и плечи, с которых свисали потрёпанные и явно видавшие виды одежды. Его было почти не узнать, но сердце Вэй Усяня билось с такой скоростью, будто стремилось выпрыгнуть из груди и упасть рядом с этим человеком. Наклонившись ниже, он проигнорировал вязкий запах нечистот и прислушался к тихому дыханию. В теле Цзян Чэна явно что-то было не так, судя по тихим хрипам, однако он просто спал. Всё ещё живой. Опустившись на колени, Вэй Усянь уронил голову на кровать рядом с плечом Цзян Чэна и задрожал всем телом, пусть глаза его так и остались сухими, словно в день встречи с Цзян Яньли он выплакал всё до последней капли. Вэнь Нин обеспокоенно мялся рядом, не решаясь заговорить, и тишину прервал Вэй Усянь:       — Спасибо. Спасибо вам, спасибо Небесам за то, что он жив, — пробормотал он.       — Не стоит благодарности, молодой господин Вэй. Я всего лишь выполнил своё обещание. И стоит сказать, что…       В этот момент дверь резко открылась, и Вэнь Нин автоматически ступил вперёд, закрывая двоих собой, однако в этом не было надобности.       — Будто от этого есть толк с твоим перепуганным лицом, — сказала Вэнь Цин и закрыла дверь за собой. Вэй Усянь не имел шанса лично встретиться со старшей сестрой Вэнь Нина, однако цепко ловил слухи о её крутом нраве и целительском таланте. Если кто мог спасти Цзян Чэна, то только она. — Если вы закончили со сценой трогательного воссоединения, освободите помещение. Можете занять мои покои, я всё равно застряну тут надолго.       Вэй Усянь хотел задать несколько вопросов, однако был остановлен резким взмахом руки.       — Сначала лечение, потом разговоры. Чем быстрее вы очистите моё поле зрения, тем лучше.       Бросив долгий печальный взгляд на Цзян Чэна, Вэй Усянь кивнул и позволил Вэнь Нину провести себя, то и дело оглядываясь, будто человек за его спиной мог в любой момент раствориться, оказавшись иллюзией. Бесцеремонно выпнув их из комнаты, Вэнь Цин закатила рукава и занялась делом — работа предстояла нелёгкая.       Вэнь Нин заботливо предложил Вэй Усяню чай, однако тот настолько глубоко ушёл в себя, что и не подумал прикоснуться к чашке. Он сидел неподвижно и смотрел в одну точку до тех пор, пока Вэнь Цин не позвала их, сказав, что они могут навестить молодого господина Цзян.       — Его жизнь вне опасности, но я ввела его в сон, чтобы избежать лишнего шума и прочих неприятных последствий. Не вздумай дёргать его или что-то вроде того, — строго наставляла она прежде, чем позволила Вэй Усяню войти в комнату снова.       — Я могу его коснуться? — спросил тот, облизнув пересохшие губы. Зря он не тронул тот чай.       — Только без глупостей.       Когда они вошли, Цзян Чэн всё так же неподвижно лежал на кровати, обмотанный свежими бинтами и переодетый в наверняка позаимствованные из шкафа Вэнь Нина одежды. Вся грязь была старательно стёрта с его тела там, где это мешало лечению. Присмотревшись, Вэй Усянь напрягся всем телом.       — Его волосы были настолько спутаны и забиты множеством… разных вещей, что проще было отрезать их, чем отмыть, — пояснила Вэнь Цин, заметив направление его взгляда, прикованного к прядям, по длине едва достающим до мочек ушей.       — Не важно, волосы отрастут. А по поводу остального…       — Были сломаны несколько ребер, пара из которых начала неправильно срастаться, и мне пришлось ломать их снова, поэтому будь осторожен в движениях. В рану на груди попала грязь, и в некоторых местах она начала гноиться, но ничего серьёзного. Если он останется ещё на…       — Я заберу его сегодня же, — ледяным тоном отрезал Вэй Усянь, коршуном воззрившись на хрупкое тело своего шиди, выглядевшего совершенно беззащитным с покорно вытянутыми вдоль тела руками.       — Это идиотизм, его не стоит двигать ещё хотя бы несколько дней в лучшем случае, иначе ущерб будет непоправим. Я целитель, но не волшебница, — возразила Вэнь Цин.       — Тогда я останусь здесь до тех пор, пока не смогу забрать его.       Девушка вздохнула и покачала головой, после чего повернулась к своему брату, ткнув в него пальцем.       — Теперь он на твоей совести, следи, чтобы не доставил проблем. Отвечаешь головой, — сказала она, и юноша тут же выровнялся по струнке, отчеканив «слушаюсь, сестра».       Когда дверь закрылась за Вэнь Цин, в комнате повисла гробовая тишина. На негнущихся ногах Вэй Усянь приблизился к кровати, по инерции шагая бесшумно, будто по неосторожности мог разбудить Цзян Чэна, хотя торчавшие иглы ясно намекали на невозможность подобного исхода.       — Я отойду ненадолго, чтобы моё отсутствие не выглядело подозрительно. Вам не стоит покидать эту комнату. Мне что-нибудь принести? — поинтересовался Вэнь Нин, неловко переминаясь с ноги на ногу.       — У меня уже всё есть, — неожиданно тихо ответил Вэй Усянь и вновь опустился на колени перед кроватью. Он явно не собирался говорить больше.       — Также не стоит будить молодого господина Цзян.       — Я помню.       С тяжёлым сердцем Вэнь Нин ступил за порог, оставив юношей наедине. Вэй Усянь жадно скользил взглядом по лицу Цзян Чэна, будто стремился запомнить его заново. Он отметил впавшие щёки и слишком бледную кожу, проглядывавшие лучевые кости на руках и выпиравшие ключицы, выглядывавшие из-под ворота. Через что бы ни прошёл Цзян Чэн на своём пути, судьба явно не была к нему благосклонна. Но у неё было достаточно милости, чтобы позволить юноше остаться живым до того, как он встретит помощь.       Лишь через несколько долгих минут Вэй Усянь решил робко коснуться тощей руки так трепетно, будто по неосторожности рисковал переломать выпиравшие кости. На ощупь Цзян Чэн был ужасно холодным, и Вэй Усянь бережно отогревал его руки в своих, поглаживая кожу пальцами, будто пытался втереть своё тепло. Он и не осознавал, что может настолько тосковать по человеку, пока прошедшие два месяца не продемонстрировали ему это. Даже сейчас, когда Цзян Чэн уже был перед глазами, сердце Вэй Усяня отказывалось униматься. В его груди то и дело вспыхивала ярость, смешанная с желанием отомстить всем, кто заставил его шиди страдать. Но вместо этого он продолжал держать руки Цзян Чэна в своих. Когда наступала ночь, Вэй Усянь ложился прямо на пол и засыпал под звук тихого дыхания, наконец избавленного от хрипов. Порой он начинал очерчивать контуры лица Цзян Чэна пальцем, думая о том, сколько же придётся кормить его, чтобы вернуть былую округлость и живой румянец. В голову тут же ударила мысль о том, как же будет рада Цзян Яньли, когда до неё дойдут вести о том, что Цзян Чэн жив. Вэй Усянь задохнулся от нахлынувшего восторга, и многих усилий стоило не сгрести Цзян Чэна в охапку здесь и сейчас, чтобы встать на меч и полететь к шицзе с доброй новостью — редкой роскошью в эти дни.       На следующий день Вэнь Цин пришла сразу же, как только справилась с делами первой важности и придумала достаточно правдоподобное оправдание, чтобы удалиться. Она снова выгнала Вэй Усяня из комнаты, пригрозив, что не пустит его за порог, пока тот не протолкнёт в себя хотя бы пиалу риса. Вэнь Нин пошёл на некоторые ухищрения, чтобы принести Вэй Усяню свежий обед, и только когда палочки в первый раз оказались у того во рту, он осознал, что не ел ничего примерно с тех пор, как лёг спать почти двое суток назад. Не пришлось приглашать дважды, и Вэй Усянь вычистил все тарелки в один заход, и Вэнь Нин, казалось, был рад этому больше, чем следовало.       — Молодой господин может поспать. Я разбужу, если случится что-то срочное, — предложил он. Вэй Усянь остановился на глубокой медитации, погрузившись в себя до тех пор, пока сознание само не покрылось пеленой сна. И в то же время подсознание его осталось бодрствовать, пестря разными мыслями и воспоминаниями, пусть нынче большая их часть возвращалась к лежавшему через несколько стен Цзян Чэну.       Когда он открыл глаза снова, Вэнь Нина рядом не было, и Вэй Усянь был достаточно смышлён, чтобы не пойти его искать. Вместо этого он остался на своём месте, ожидая. Насколько нетерпелив он был раньше, всегда первым бросаясь навстречу всему, настолько сейчас ничто не могло заставить его даже шелохнуться без лишней надобности. На душе стоял штиль, а мысль о том, что теперь Цзян Чэн рядом, на расстоянии вытянутой руки, лёгкой рябью проходила по нему. Вэй Усянь прекрасно справлялся, его уважали, им даже восхищались, иначе он не вёл бы людей за своей спиной, но насколько мизерным это казалось по сравнению с тем, что он не смог уберечь одного-единственного человека. И вот теперь всё, что Вэй Усянь делал раньше, возымело вес и смысл. Будет ли Цзян Чэн горд, когда узнает об этом? Когда узнает о том, как старательно Вэй Усянь держался до его возвращения. Даже сейчас меч Саньду стоял у него в кабинете рядом с тем местом, где за ненадобностью Вэй Усянь оставлял свой Суйбянь. С тех пор, как они вернули заклинателям мечи, клинок Цзян Чэна стал ещё одним внутренним стержнем, поддерживающим Вэй Усяня в те дни, когда всё было особо тёмным.       В этот раз Вэй Усянь пришёл в себя достаточно, чтобы поблагодарить Вэнь Цин за её старания. Он даже не постеснялся упасть на колени.       — Пока я жив, ни за что не забуду того, что ты для нас сделала. Не сомневайся, что в любое время дня и ночи я буду готов отплатить тебе тем же, — сказал он.       — Оставь лестные слова при себе. Но обещание я припомню, задарма работать не стану, — сказала Вэнь Цин. Она была достаточно прозорлива, чтобы заметить, куда дул ветер. Через некоторое время, будь это неделя, месяц или год, дни ордена Цишань Вэнь будут сочтены, и пусть это было неотвратимо, она отказывалась положить свою жизнь или жизнь своего брата на этот алтарь. Полезно иметь прочные связи с кем-то со стороны.       Пока Вэй Усянь был достаточно адекватен, Вэнь Цин начала наставлять его, рассказывая о том, как правильно заботиться о Цзян Чэне, когда того можно будет транспортировать. И пусть Вэй Усянь запоминал каждое слово, для надёжности она взяла бумагу и выписала самые важные пункты, оставив пару заметок для лекарей, в руки которых попадёт юноша.       — И умоляю тебя, Вэй Усянь, следи за собой и своим состоянием. Как ты сможешь позаботиться о своём шиди, если не можешь позаботиться даже о себе?       И ведь даже крыть было нечем. Вэй Усянь покачал головой — удивительная женщина, мало кто мог парой предложений уложить его на лопатки. И всё же ради Цзян Чэна он покорился.       Когда настало время отправляться в путь, Вэй Усянь бережно взял Цзян Чэна на руки, поразившись тому, каким лёгким теперь было его тело. Раньше они не раз и не два заваливали друг друга на землю во время спаррингов, чтобы у него был шанс запомнить ощущение в деталях. Сейчас Цзян Чэн вряд ли мог удержать Вэй Усяня даже если бы сел на него полностью. Собственно, ему и не следовало — Вэй Усянь не собирался убегать.       Он представлял, какой шум может подняться, если среди ночи глава ордена вдруг явится с человеком на руках. И насколько разрастётся, если люди узнают, что тем самым человеком является чудом выживший истинный наследник Юньмэн Цзян. Вряд ли столь бурное приветствие пойдёт спящему Цзян Чэну на пользу, он и так перенёс достаточно стресса на своём пути. Поэтому Вэй Усянь тайком пронёс его в свои покои и бережно опустил на кровать, чтобы тенью ринуться в сторону целительского крыла и отдать первые распоряжения, пока что скрыв детали. Он не хотел перенапрячь Цзян Чэна толпой незнакомых людей вокруг него, поэтому с объявлением о судьбоносном возвращении придётся повременить. Вместо этого Вэй Усянь прошёлся по округе и узнал как шли дела за те несколько дней, что он отсутствовал. Убедившись, что всё под контролем, вернулся обратно в свои комнаты. Впервые он посещал спальню аж два раза в день.       Цзян Чэн всё так же неподвижно лежал поверх покрывала. Вэй Усянь на всякий случай активировал согревающие талисманы, пусть ночи сейчас и были тёплыми. Застыв над кроватью, он нерешительно мялся перед ней пару мгновений, пока таки не сел на самый край, занеся руку над бледным лицом, чтобы выдернуть тонкую иглу, отделявшую сознание Цзян Чэна от реальности. Вэнь Цин велела вытащить её только когда Вэй Усянь будет готов привязать себя к Цзян Чэну на несколько долгих часов прежде, чем тот отойдёт от пережитого шока и начнёт адекватно воспринимать происходящее. Ради него Вэй Усянь мог пожертвовать и большим, чем жалкими часами жизни.       Когда Цзян Чэн открыл глаза, веки казались неподъёмными, и простая задача моргнуть уже требовала немалых энергозатрат. Когда он таки смог наскрести достаточно сил для того, чтобы сфокусировать взгляд, Цзян Чэн увидел застывшую у него над лицом руку, на указательном пальце которой блеснуло кольцо. Искра узнавания зажглась в сознании.       «Матушка», — по инерции подумал Цзян Чэн, почувствовав, как сами по себе расслабились истощённые мышцы. Однако когда он посмотрел дальше, оказалось, что на его кровати сидела вовсе не Юй Цзыюань.       Сердце совершило несколько панических ударов, а горло сжалось, и Цзян Чэн подумал, что он всё ещё в плену. Вокруг было темно, и мысли в голове путались.       Когда Цзян Чэн дёрнулся, Вэй Усянь тут же положил твёрдую руку ему на плечо, предотвращая необдуманные повреждения.       — Цзян Чэн, — позвал он, чувствуя, как юноша задержал дыхание. — Цзян Чэн, шиди, это я.       Загнанные глаза сосредоточились на его лице. Цзян Чэн пристально вгляделся в лицо нависшего над ним человека. Без вечно цветущей на губах улыбки, хитрого прищура в глазах и фиолетовых одежд он едва узнал в незнакомце своего нерадивого шисюна.       — Вэй Усянь? — просипел он, и тот просиял — вот и та самая улыбка, что выдавала его с головой.       — Верно, это я, — сказал он, едва не вибрируя от радости, и пригладил волосы Цзян Чэна, заведя короткие пряди за ухо. — Всё закончилось, ты в безопасности.       Цзян Чэн медленно, явно прилагая усилия, повернул голову, смотря по сторонам.       — Где мы? — спросил он, всё ещё сомневаясь, по какую сторону грани между сном и реальностью сейчас пребывает.       Вэй Усянь терпеливо, пусть и слегка сбивчиво, кратко обрисовал Цзян Чэну ситуацию в мире, пояснив, где они сейчас находятся и чем занимаются. Цзян Чэн внимательно слушал каждое его слово, однако взгляд его будто был подёрнут лёгкой дымкой, смотря куда-то в пространство. Вэй Усянь старался не придавать этому значения — может, первичный шок ещё не прошёл. Вместо этого он спросил у Цзян Чэна, где же тот пропадал эти два месяца.       После этого вопроса глаза юноши едва заметно расширились, а взгляд оказался ещё дальше, чем прежде. Его бледные, едва не сливающиеся с кожей лица губы разомкнулись, однако вместо слов из-за них вырвался хриплый выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. С каждой секундой грудь Цзян Чэна вздымалась всё быстрее, пока всё его тело не схватила судорога, натянувшая нервы до предела. Вэй Усянь, испугавшись, схватил его за плечи, не решаясь тряхнуть.       — Цзян Чэн. Цзян Чэн, посмотри сюда, — просил он, однако эти мольбы не достигали разума юноши, глубоко ушедшего в себя и отдавшегося всепоглощающему ужасу, пустившему корни в тело. Отчаявшись, Вэй Усянь схватил его за лицо и насильно развернул к себе, смотря в глаза. — Ты в безопасности, тебе ничего не угрожает. Я с тобой. Давай, смотри на меня.       Всё ещё затуманенные глаза расфокусировано глянули на него. Уже лучше, чем полное отсутствие реакции. Цзян Чэн продолжал загнанно дышать сквозь сцепленные зубы.       — Кого ты видишь?       — Вэй Усянь, — послушно ответил юноша.       — Хорошо, — пробормотал Вэй Усянь, загоняя собственную панику как можно дальше. Потом в свободное время подрожит в углу. — А сейчас дыши вместе со мной. Вдох — на четыре счёта выдох. Понял?       Цзян Чэн дёрнул головой, что Вэй Усянь принял за кивок, и следующие несколько минут они усиленно налаживали дыхание, пока грудь Цзян Чэна не перестала неконтролируемо дёргаться, грозясь открыть все раны. Вэй Усянь понял, что его собственные вопросы могут подождать, а сейчас есть дела важнее. Пока он строил теории у себя в голове, Цзян Чэн обратился к нему.       — Меня тошнит.       Вэй Усянь слетел с кровати и вернулся с ведром прежде, чем его отсутствие можно было заметить. Осторожно просунув руку под плечи Цзян Чэна, он бережно помог тому сесть. Юношу колотила мелкая дрожь, а на висках выступил холодный пот. Едва Вэй Усянь попытался поставить ведро ему на колени, как Цзян Чэн отмахнулся и взмахом руки велел поставить его на пол, пробормотав натянутое: «Нечем». Сердце Вэй Усяня разбилось на тысячи осколков и тут же собралось воедино, чтобы затрепетать подобно птице в клетке.       — Я могу что-то сделать для тебя? — спросил он так, будто сам молил о помощи. Цзян Чэн покачал головой, смотря куда-то на свои колени, поверх которых лежали его бледные руки с прорезавшими кожу синими венами и фиолетовыми сеточками сосудов.       — Как?.. — он запнулся и сделал глубокий вдох, сдерживая рвотный спазм. Голова кружилась и слегка звенела, и это было невыносимо. Он чувствовал себя чужим в собственном теле, будто позаимствовал его на время. Преодолев этот приступ, попытался ещё раз, пока Вэй Усянь подался вперёд всем телом, внимательно слушая. — Как поживает сестра?       Подняв глаза, Цзян Чэн увидел, как просиял Вэй Усянь, услышав этот вопрос. Его непривычно серьёзное лицо вновь посветлело, как в старые добрые времена, когда он рассказывал о том, как смог обогнать фазана на своих двоих.       С радостью ухватившись за эту ниточку, Вэй Усянь принялся рассказывать, и с таким воодушевлением он не говорил последние… те же два месяца. Ещё недавно никто не мог бы поверить, что Вэй Усянь умеет замолкать, как теперь он говорил либо по делу, либо ничего.       Рассказав всё о Цзян Яньли, он перескочил на то, как отстраивается Гусу Лань, потом завёл речь о недавнем прорыве Цинхэ Не. Вэй Усянь не мог удержаться на чём-то одном дольше пары минут — он желал поделиться с Цзян Чэном всем, что тот мог пропустить. И Цзян Чэн старательно слушал, пристально его рассматривая, будто пытаясь вспомнить или запомнить заново. Вскоре его глаза начали закрываться сами по себе, а в теле поселилась уже знакомая тяжесть. Он не хотел засыпать и старательно боролся с этим чувством, однако Вэй Усянь заметил эту негласную борьбу и снова положил тёплую руку на его плечо, чувствуя, как выпирающая ключица впивается в ладонь. Он бы запаниковал, увидев, что Цзян Чэна снова клонит в сон, хотя он недавно проснулся, но Вэнь Цин предупредила о подобном исходе, ведь Цзян Чэн пострадал сильнее, чем можно было увидеть глазами. Ему нужен отдых, много отдыха, чтобы восстановиться от такого потрясения.       — Поспи, если устал, — мягко сказал Вэй Усянь, на что Цзян Чэн упрямо попытался качнуть головой в отрицании. Приятно, что эта его черта смогла пережить все невзгоды — Вэй Усянь бы не простил себя в противном случае. Поэтому сейчас он мягко улыбнулся и уложил своего шиди обратно на кровать. — Не переживай, я буду рядом, если тебе что-то понадобится.       — Будто от тебя есть какой-то толк, — автоматически огрызнулся Цзян Чэн, и вместо того, чтобы обидеться, Вэй Усянь улыбнулся ещё шире. С короткими волосами, обескровленным лицом и загнанными глазами Цзян Чэн мало был похож на себя, поэтому приятно было услышать что-то из их «старой жизни».       Вопреки своим словам, Цзян Чэн быстро провалился в сон. Если бы не тихое дыхание, Вэй Усянь умер бы от беспокойства, сидя всего лишь в паре чжанов от кровати. Время от времени он вставал со своего места и подходил к кровати, чтобы прислушаться, но трогать Цзян Чэна не решался, чтобы случайно не разбудить. Успокоившись достаточно, чтобы усыпить свою бдительность, Вэй Усянь совершил короткую вылазку в рабочий кабинет, чтобы забрать оттуда бумаги, над которыми он должен был поработать ещё три дня назад. Вот этим он и занимался, периодически постукивая кистью по лбу в задумчивости, пока со стороны кровати не послышался странный звук. Вэй Усянь тут же скрыл своё присутствие и прислушался. Это дыхание Цзян Чэна сбилось во сне. Похоже, даже отдых давался ему нелегко.       Электричество пробежалось от макушки до кончиков пальцев Вэй Усяня, когда Цзян Чэн вдруг вскочил на кровати и тут же перегнулся через неё, склонившись над оставленным рядом ведром. Его тело содрогалось в конвульсиях, однако, несмотря на все характерные звуки, на дно не упало ни капли. И вправду нечем.       Вэй Усянь тут же подскочил на ноги и метнулся к кровати, нерешительно зависнув рядом. Он никогда не видел Цзян Чэна в таком состоянии: даже когда тот болел или травился (чего не случалось очень давно), он всегда старался придать себе невозмутимый вид, скалясь и ругаясь. Тогда Вэй Усянь знал, что ему делать. Но сейчас он был совершенно потерян. Восходящая звезда мира заклинателей, глава ордена Юньмэн Цзян был потерян перед человеком, которому приснился кошмар.       Когда спазмы поутихли и адреналин сошёл на нет, тело Цзян Чэна вспомнило о полученных ранах, и он обхватил торс рукой, будто стремясь удержать на месте сломанные рёбра. Тут-то Вэй Усянь наконец-то ожил и оказался рядом, помог разогнуться и лечь обратно, через одежды ощупав бинты, чтобы убедиться, что всё в порядке.       — Вэй Усянь, — позвал Цзян Чэн, смотря куда-то в потолок.       — Я здесь, — тут же отозвался юноша, присев на кровать.       — Свет.       Сначала Вэй Усянь не понял, к чему это было, однако через мгновение взмахнул рукой, и все лампы в комнате зажглись сами по себе. Цзян Чэн тут же зажмурился и закрыл лицо руками, однако не стал просить убавить яркость. Когда его глаза наконец адаптировались, он медленно отвёл ладони, рассматривая комнату вокруг до тех пор, пока глаза его не наткнулись на нерешительно сидевшего рядом Вэй Усяня, будто бы не знавшего, куда себя деть. Чёрные одежды заставляли его кожу выглядеть бледной — нонсенс для человека, всю юность проведшего в Пристани Лотоса. Однако за последние месяцы много что изменилось. Сам Цзян Чэн уже никогда не станет тем человеком, каким он был или хотел быть. Поэтому он просто рассматривал Вэй Усяня, так внезапно повзрослевшего, стараясь заставить себя привыкнуть к этому новому образу.       Вэй Усянь не остался в долгу и теперь открыто смотрел на Цзян Чэна. Его короткие волосы пропитались потом и липли к вискам, а кадык гулял при каждом нервном сглатывании. Под глазами залегли тени, кожа слегка обтягивала лицо. Он выглядел уязвимым и совершенно беззащитным.       — Как ты? — спросил Вэй Усянь. Он хотел задать куда больше вопросов: что Цзян Чэн увидел во сне, где он был все эти два месяца, как он вернулся, что с ним случилось, как ему помочь? Однако он держал их при себе, терпеливо ожидая реакции.       Цзян Чэн облизнул пересохшие губы.       — Будто восстал из мёртвых, — сказал он и криво усмехнулся, добавив: — Ещё трепыхаюсь.       Вэй Усянь невесело хохотнул скорее из уважения, чем от веселья. Он сидел на кровати до тех пор, пока Цзян Чэн не уснул снова. Лишь тогда Вэй Усянь перестал поглаживать его руку, для надёжности задержавшись ещё немного, и вернулся к своей работе, собирая по полочкам рассыпавшиеся мысли. До следующего пробуждения Цзян Чэн лежал спокойно, и от этого облегчение почувствовал сам Вэй Усянь. Дождавшись пробуждения юноши, он пояснил, что должен передать несколько писем, заглянуть на кухню, к целителям и на склады. Цзян Чэн спровадил его несколькими взмахами руки, шутливо пообещав, что никуда не сбежит. Пусть Вэй Усянь безоговорочно верил ему, он всё равно старался закончить дела как можно быстрее. Захватив у целителей заказанные мази и снадобья, он залетел на кухню, взяв там свою порцию, к которой попросил добавить пару простых блюд. Женщины с готовностью выполнили приказ, не став даже возмущаться — на обедах и ужинах Вэй Усяня видели и того реже, чем в кровати.       Когда Вэй Усянь вернулся в спальню, он чуть не выронил поднос и все те мешочки и сосуды, что так старательно балансировал на нём. Цзян Чэн приподнял брови, смотря на него как на полоумного.       — Почему ты сидишь? — возмутился Вэй Усянь.       — У меня сломаны рёбра, а не руки. Уж своё тело я поднять способен, — огрызнулся Цзян Чэн, утаив, с каким трудом далось ему даже это простое действие. Вэй Усянь вздохнул и покачал головой, однако больше ругаться не стал — он прекрасно понимал, что Цзян Чэн просто не хотел казаться беспомощным.       Оставив свою порцию еды на рабочем столе, поднос с оставшимися блюдами поставил на колени Цзян Чэна.       — Раз уж ты такой сильный, корми себя сам, — сказал дерзко, после чего уже куда заботливее добавил: — Не слишком торопись и не налегай слишком сильно, ешь то, что захочешь и сколько сможешь, чтобы тебе не стало плохо. После этого можно будет приступить к лекарствам.       Сам он чуть ли не вдохнул свою порцию, пока Цзян Чэн подносил ложку ко рту каждый раз с таким сомнением, будто в ней мог оказаться яд. Несмотря на то, что он следовал совету, ему всё равно стало плохо, и в этот раз от ведра был толк. Вэй Усянь не выглядел взволнованным, он ожидал подобного и был морально готов. Желудок Цзян Чэна хотя бы пытался работать. Может, через несколько попыток он даже начнёт справляться.       Травяной чай помог справиться с тошнотой, и лицо Цзян Чэна даже немного порозовело, если Вэй Усянь не представил себе это в порыве радости. Всё пошло по кривой, когда он попытался уговорить Цзян Чэна раздеться, чтобы осмотреть его раны и нанести свежий слой мази и бинтов, как велела Вэнь Цин.       — С чего ты вдруг стал таким заботливым, будто у меня рук не осталось?       Вэй Усянь устало вздохнул и всё же принялся спорить.       — Если это сделаю не я, то придётся звать целителей. Сейчас никто не знает, что ты вернулся, иначе здесь уже была толпа людей, перекрикивающих друг друга и сгорающих от любопытства. Оно тебе надо?       На лице Цзян Чэна ясно было написано, насколько это ему не надо. Наклонив голову, чтобы развязать пояс, он почувствовал, как пряди волос упали на лицо. И вдруг понял, что его затылок ощущается непривычно открытым. Рука сама по себе метнулась к шее, однако вместо волос наткнулась на кожу, и Цзян Чэн принялся ощупывать свою голову. Как он не заметил, что на ней не хватало волос?       Вэй Усянь тут же подался вперёд и положил руку на его накрытое покрывалом бедро.       — Их пришлось отрезать, потому что так было проще, чем попытаться вымыть и вычесать то, что запуталось, — пояснил он. Побледневший на два тона Цзян Чэн рвано кивнул и снова потянулся к поясу, развязав его дрожащими пальцами, чтобы оголить перемотанную толстым слоем бинтов грудь.       Вэй Усянь без лишних слов принялся за дело, боясь, что лишние хлопоты лишь разозлят Цзян Чэна, постепенно возвращавшего свой скверный нрав и острый язык. Вэнь Цин никогда не пускала его в комнату во время перевязки, лишь перед уходом показала как правильно её делать на уже перебинтованном Цзян Чэне, поэтому Вэй Усянь даже не знал, чего ждать. Он старался сохранять спокойствие, однако сердце колотилось где-то в горле, подпрыгивая всё выше с каждым снятым слоем. Цзян Чэн сидел тихо, отведя взгляд куда-то в сторону, будто старался сбежать хотя бы мысленно, но больше никак не мешал.       Когда перед глазами Вэй Усяня оказался ничем не прикрытый торс, он замер, рассматривая каждый синяк поверх рёбер и скользя взглядом вдоль продолговатой раны, очевидно оставленной дисциплинарным кнутом. Некоторые синяки успели позеленеть, а некоторые были относительно свежими. Рана покрылась кровавой коркой, стягивающей кожу в тех местах, куда не попала инфекция, пока ещё незажившие участки слегка кровоточили, оставив пятна на бинтах. Каждый след, каждую царапину Вэй Усянь впитывал взглядом, а огонь в его сердце разгорался всё ярче, и он мысленно клялся себе, что за всё увиденное расплатится сполна, когда доберётся до Вэнь Чао и его собачьей своры.       — Долго будешь пялиться? — пробормотал Цзян Чэн.       — Я вспоминаю какие лекарства за какими наносить. Хорошие пациенты должны молчать, пока доктор работает.       Услышав упрёк, Цзян Чэн фыркнул и снова отвернулся, отдавшись на чужую милость, и Вэй Усянь со вздохом принялся за работу. Когда ровный слой бинтов снова скрыл раны с глаз долой, он не почувствовал себя легче, даже наоборот. Его ещё беспокоило то, каким спокойным был Цзян Чэн. Слишком спокойным. Он безусловно старался вкладывать как можно больше огня и перца в свои слова, когда обращался к Вэй Усяню с недовольством, однако чего-то всё равно не хватало. Он был слишком тихим, когда Вэй Усянь не обращал на него внимания, уходил глубоко в себя и то и дело вздрагивал, когда спал. Цзян Чэн в его воспоминаниях всегда излучал жизнь и энергию, этот же напоминал увядающий цветок, ещё не утративший своих красок, но близкий к подобному исходу. Однако сколько бы он ни пытался говорить, как бы осторожно ни заходил издалека, Цзян Чэн всегда уклонялся от его вопросов и впадал в свой странный транс.       — Сколько ты не спал? — внезапно спросил он однажды, пока Вэй Усянь работал над письмом в Гусу Лань, параллельно думая о том, как лучше сообщить шицзе радостную весть. Цзян Яньли наверняка не усидит на месте и попытается увидеть брата, но путешествия в это время были опасны. Следовало пораскинуть мозгами по этому поводу. Он может слетать за ней лично…       Именно из этих раздумий вырвал его внезапный вопрос.       — Что?       — Ты постоянно настаиваешь на том, что я должен отдыхать и восстанавливаться. Ты сам следуешь своим советам? — скептически поинтересовался Цзян Чэн.       Вэй Усянь открыл рот, чтобы сообщить, что он проходил и через худшее, однако в голове эхом прозвучали слова Вэнь Цин. Они с Цзян Чэном всегда стремились переупрямить друг друга, поэтому не стоило провоцировать его сейчас, вовлекая в негласное соревнование.       — Я могу помедититровать недолго…       — Если ты сейчас же не ляжешь на эту кровать, я встану и затащу тебя на неё лично, — пообещал Цзян Чэн, в голос которого уже вернулись нотки былой строгости. Глаза Вэй Усяня слегка округлились — он прекрасно знал, что Цзян Чэн при всех усилиях вряд ли сможет даже толкнуть его так, чтобы он пошатнулся, однако Вэй Усянь боялся того, что Цзян Чэн таки попытается.       — Хорошо. Пара строк, и я подойду, договорились?       Удовлетворённый его ответом, Цзян Чэн кивнул. Его губы всё ещё были синими от недавнего приступа, а травяной чай едва помог избавиться от противного вкуса во рту. Возможно, Вэй Усянь даже выиграет от того, что будет настолько близко к нему, чтобы дотянуться в любой момент. Однако Цзян Чэну не стоило знать об этом.       По дороге к кровати Вэй Усянь пару раз ткнул пальцем мешочек с травами, подвешенный рядом. В какой-то момент Цзян Чэн обмолвился, что чувствует запах разложения, чем заставил Вэй Усяня хмуриться остаток дня. Он никакого запаха не чувствовал, но было видно, что Цзян Чэну каждый вдох давался с трудом. И Вэй Усянь сбегал к целителям, попросив собрать ароматные травы с успокаивающим эффектом, обмолвившись, что в последние дни не может заснуть. С тех пор Цзян Чэн спал куда спокойнее, что не могло не радовать. Его прогресс был таким медленным, что каждый новый шаг заставлял Вэй Ина чуть ли не прыгать от радости.       Заметив, что Вэй Усянь серьёзен в своих намерениях, Цзян Чэн сдвинулся в сторону, мимолётно скривившись от боли в рёбрах. Небрежно кинув одежду на стул, Вэй Усянь заполз под покрывало. Едва его голова коснулась подушки, как он понял, что не сможет поднять её даже если приложит не малые усилия. Он работал на последнем издыхании, даже не замечая этого, пока Цзян Чэн не заставил его прилечь. Сам он остался сидеть, смотря на своего шисюна сверху вниз.       — Спи, я посижу ещё немного, — сказал он, и глаза Вэй Усяня закрылись сами по себе, будто под заклинанием.       Он уснул настолько крепко, что не увидел ни одного сновидения. Возможно, это был самый крепкий его сон за последние два месяца. И всё же он проснулся ровно в тот же момент, когда почувствовал, что Цзян Чэн подскочил на кровати. Ему стоило завязать с этими подпрыгиваниями — плохо скажется на рёбрах.       Сон как рукой сняло, и Вэй Усянь тоже сел, мысленно пошлёпав себя по щекам. Цзян Чэн сдержанно и глубоко дышал, слегка склонившись вперёд.       — Что случилось? Подать ведро? — спросил Вэй Усянь, на что юноша завертел головой.       — Просто сердце быстро бьётся, — сказал он. Потянувшись за спину, Вэй Усянь снова толкнул мешочек с травами, отчего их запах стал ярче. Вскоре Цзян Чэн успокоился и снова откинулся на подушку, тут же повернувшись к шисюну спиной. Его плечи слегка подрагивали, и Вэй Усянь услышал оглушительный треск собственного сердца.       — Можно я обниму тебя? — спросил он, придвинувшись ближе, но сохранив почётное расстояние между ними. — Мне так легче заснуть. Я буду осторожен.       Цзян Чэн прекрасно помнил о мании Вэй Усяня хвататься за что-то во сне (он же и был его жертвой, пока их не разложили по разным кроватям, вместо одной), поэтому просьба его не удивила.       — Не сломай мне рёбра, иначе я сломаю твои, — пробормотал он, и Вэй Усянь с улыбкой сократил остатки расстояния между ними, тут же перекинув руку через талию Цзян Чэна. Он уже и не мог вспомнить, когда они так лежали в последний раз — казалось, прошла целая вечность.       Тело Цзян Чэна казалось бумажным под его рукой, поэтому Вэй Усянь действительно был осторожен, стараясь не навалиться всем весом, а прижаться достаточно, чтобы разделить тепло. Грудью через тонкий слой их одежд он чувствовал, как в грудном отделе выпирали позвонки.       Прошло некоторое время прежде, чем Цзян Чэн смог расслабиться, и его состоявшее из сплошных острых углов тело обмякло в тёплых руках. Когда сон охватил его плотным туманом, он уже сам вжался в грудь Вэй Усяня, позволяя ощущению живого тела рядом (роскошь, которой он не знал два месяца) разогнать свои кошмары. И действительно — в этот раз спать было легче.       Следующие несколько ночей Вэй Усянь стабильно оказывался в кровати вместе с ним, а Цзян Чэн пришёл в себя достаточно, чтобы потребовать осветить ситуацию на фронте, пригрозив, что готов сам пойти и начать смотреть карты. Говорят, одна уловка дважды не работает, но Вэй Усянь купился и в этот раз, в итоге вместо сказок на ночь зачитывая Цзян Чэну полевые отчёты. Тот задумчиво хмурился, время от времени вставляя комментарии, которые Вэй Усянь слушал (а некоторые даже записывал) с горящими глазами. Ему как раз не хватало свежего взгляда на события, а с острым умом Цзян Чэна потягаться могли немногие. Иметь его рядом оказалось втройне выгодно и так же приятно. А также радовало то, что постепенно из мира своих грёз Цзян Чэн шаг за шагом возвращался к реальности, что было одной из причин, по которой Вэй Усянь позволял ему читать эти отчёты и заметки на картах.       Когда Цзян Чэна перестало тошнить после приёма пищи, это можно было считать огромной победой, и Вэй Усянь притащил сосуд вина в эту честь, пусть самому Цзян Чэну и капли не перепало по медицинским показаниям.       — Быстрее поправляйся, и мы сможем выпить вместе, — пошутил он, на что Цзян Чэн закатил глаза, пригубив травяной чай.       Однажды утром Вэй Усянь проснулся от того, что Цзян Чэн сам попытался встать с кровати и перейти на другой конец комнаты. Это был первый раз, когда он по собственной инициативе поднялся на ноги без какой-либо поддержки, однако Вэй Усянь чуть не поседел от страха, когда Цзян Чэн пошатнулся и чуть не упал, схватившись за стену. Он тут же подскочил и оказался рядом с ним, схватив за локоть, чтобы помочь удержать вертикальное положение.       — Ты с ума сошёл так резко вставать? — прошипел взволновано.       — Ты предлагаешь мне вечность нежиться в постели и позволять тебе носить меня с места на место? Я не инвалид, — рыкнул Цзян Чэн.       — Нет, но ты мог хотя бы предупредить, — возразил Вэй Усянь.       — Будто ты без того не присматриваешь за мной сутками, словно я маленький ребёнок.       — Я просто переживаю за тебя! Ты представляешь, как я жил эти два месяца, пока тебя не было? Как я должен был смотреть в глаза шицзе, думая, что подвёл её и ваших родителей? Я сыпал пустыми обещаниями направо и налево, хотя сам не мог сказать жив ты или мёртв. Я веду этих людей за собой, но за кем идти мне и за что бороться, если тебя нет? Первые дни я вообще боялся, что ты снова исчезнешь, и на самом деле это всё был бредовый сон, так что уж прости, что я беспокоюсь, — вспылил Вэй Ин. Как только волна спала, он тут же смутился того, что позволил себя спровоцировать, а не поступил как старший и более разумный, кем он по идее должен являться.       Цзян Чэн смотрел на него со сложным выражением лица, после чего поднял руку. Но вместо того, чтобы ударить Вэй Усяня или оттолкнуть от себя, он пригладил его растрепавшиеся ото сна волосы так, как в детстве это делала Цзян Яньли, когда приходила будить их лично.       — Я уже здесь, тебе не надо бояться. Я никуда не уйду, — тихо сказал Цзян Чэн, и Вэй Усянь кивнул, чувствуя, как горят глаза. — Я просто хотел открыть окно и не желал будить тебя.       — Снова запах?       — Просто стало душно, — сказал Цзян Чэн, однако по выражению его лица Вэй Усянь понял, что попал в точку. Когда он заявит о возвращении Цзян Чэна, надо будет поинтересоваться у лекарей, можно ли что-то с этим сделать.       — Тогда давай откроем окно.       Он держал Цзян Чэна под руку, пока тот медленно дошёл до окна. Чтобы открыть его, Цзян Чэну пришлось навалиться всем телом, но когда он справился, его губы слегка приподнялись в улыбке. Заметив это, Вэй Усянь куда легче отпустил накопившиеся волнения.       — Когда планируешь заявить о твоём возвращении миру?       Цзян Чэн посмотрел на всё ещё тёмное небо, край которого был едва разбавлен подступающим рассветом. Он напряжённо думал о чём-то, пока вдруг не рассмеялся какой-то собственной шутке. Вэй Усянь хорошо знал этот смешок, обычно с ним Цзян Чэн припоминал, что никогда не поймёт девиз их ордена.       — Не думаю, что их слишком вдохновит мой побитый вид, так что можно хоть завтра. Хочу убедиться, что хотя бы смогу дойти до тренировочного поля самостоятельно, — сказал он.       — Шутишь? Эти люди согласились пойти за мной только потому, что я пообещал вернуть им наследника Юньмэн Цзян. Они будут в восторге! — вскинулся Вэй Усянь, за что Цзян Чэн смерил его косым взглядом.       — Не в твоих привычках занижать собственные заслуги, — пробормотал он.       Но Вэй Усянь уже завёлся, и его осенила ещё одна мысль. Он забыл отдать самое важное!       Стянув с пальца Цзыдянь (из-за того, что она была при нём всегда, Вэй Усянь уже перестал чувствовать её вес), он насильно раскрыл ладонь Цзян Чэна и вложил в неё кольцо.       — Я должен был сделать это в первый же день, но благополучно забыл. Возвращаю то, что по праву твоё.       Некоторое время Цзян Чэн смотрел на кольцо так, будто то могло обернуться змеёй и укусить его. Поняв, что он ничего делать не собирается, Вэй Усянь покачал головой и самостоятельно надел кольцо на указательный палец юноши. Глаза Цзян Чэна наполнились слезами, и он всхлипнул, не отрывая взгляда от своей руки. Цзыдянь не позволила им с Вэй Усянем вернуться в Пристань Лотоса и погибнуть там, Цзыдянь была с ним, когда его пытали и ударили дисциплинарным кнутом Вэнь Чао на потеху. Он из последних сил отказывался разжимать руку, когда её попытались забрать, и Вэнь Чао пришлось пообещать, что он снимет кольцо вместе с пальцем, если захочет, только тогда Цзян Чэн сдался. Без указательного пальца сложно будет держать меч, чтобы перерезать ублюдку горло.       И вот оно снова вернулось к нему, и Цзян Чэн плакал, как дитя. Вэй Усянь застыл, не зная, что делать. Цзян Чэн не плакал даже в те моменты, когда просыпался от кошмаров, или его в очередной раз тошнило желчью от мнимого запаха. Это было первое проявление настоящих искренних эмоций, что Вэй Усянь заметил за минувшие недели, и он был совершенно потерян. Пребывая в шоке, он обнял Цзян Чэна и спрятал его лицо у себя в шее, пряча от мира это его уязвимое состояние. Возможно, именно в этот день Цзян Чэн наконец-то ожил.       С рассветом Вэй Усянь отправился в Мэйшан Юй, чтобы забрать Цзян Яньли, поклявшись, что через несколько дней вернёт её в целости и сохранности. Самой девушке он ничего не рассказал о своих коварных планах, лишь наплёл о том, как соскучился по вниманию и её любимому супу. Настолько, что попросил приготовить двойную порцию, одну из которых тайком принёс Цзян Чэну.       — Сестра здесь? — спросил тот, едва заглянув в пиалу.       — Не может же она пропустить твоё завтрашнее возвращение, — ответил Вэй Усянь, сверкая своей фирменной заговорщической улыбкой.       Цзян Чэн был близок к тому, чтобы расплакаться в суп вместо того, чтобы его съесть, однако прикончил всю порцию и после усиленно боролся с тошнотой, заливаясь травяным чаем, потому что суп сестры был слишком хорош для того, чтобы оказаться на дне помойного ведра.       Всю ночь Цзян Чэн ворочался на месте не в силах заснуть, потому что странное предвкушение вибрировало у него под кожей. Почти три месяца он был мёртв для мира, чтобы наконец вернуться и объявить, что он ещё готов показать псам клана Вэнь их настоящее место. Он вертелся до тех пор, пока Вэй Усянь не шикнул на него, сказав, что Цзян Чэн так снова себе рёбра переломает, и все старания пойдут коту под хвост, после чего придавил Цзян Чэна своим телом, будто это не могло сломать ему рёбра с большей вероятностью. И всё же вес Вэй Усяня приносил комфорт и уверенность в том, что завтрашний день таки наступит.       Утром Вэй Усянь помог ему вымыть голову и, пока Цзян Чэн купался, выудил комплект чёрных одежд у себя из шкафа, под нос причитая, что теперь они наверняка будут велики.       — Настанет день, когда ты снова сможешь носить одежды Юньмэн Цзян, — пообещал он, расчёсывая всё ещё немного влажные волосы Цзян Чэна. Оказывается, они сохли куда быстрее, будучи короткими. Цзян Чэн уже почти привык к этому ощущению, пусть всё ещё принимал себя за незнакомца, если случайно видел своё отражение в зеркале.       Все адепты крепости собрались на большом тренировочном поле и нетерпеливо перешёптывались между собой, пытаясь угадать, по какому поводу глава Вэй созвал их всех. На фронте последнее время было затишье, все перевооружались и перераспределяли границы — так что же может быть настолько важно, если не скорый бой?       Оставив Цзян Чэна в тени дерева, Вэй Усянь вышел на помост, выровняв спину и заложив за неё руки. Со стороны он выглядел внушительно, и Цзян Чэн почти не узнавал эту новую его грань. Может, именно таким его отец хотел видеть своего наследника. Может, с самого начала он представлял именно Вэй Усяня на этом месте, пока Цзян Чэн находился там, где ему положено, — в тени.       Уйдя в себя, он пропустил речь, что толкнул Вэй Усянь (наверняка, снова что-то пафосно-героически-мятежное — это он умел), и очнулся лишь в тот момент, когда тот, сияющий от внутренней гордости и нетерпения, подошёл вплотную и взял Цзян Чэна за руку.       — Идём, А-Чэн. Они ждут тебя, — сказал он, улыбаясь. Все затихли, заметив эту улыбку, пока глава ордена Вэй вёл на помост человека с накинутым на голову капюшоном (идиот не смог отказать себе в удовольствии сохранить интригу до последнего). Все знали, что Вэй Усянь не улыбается с тех пор, как псы клана Вэнь сожгли Юньмэн Цзян. Так что же его настолько взбодрило?       Взгляды подобно стрелам вонзились в Цзян Чэна, и он нерешительно глянул на них из-под капюшона. Пусть эти люди и шли под знаменем Юньмэн Цзян, он не знал практически никого в этой толпе.       — Мы неустанно боролись изо дня в день, чтобы показать зажравшимся псам Вэнь, что их время подошло к концу. И вот сегодня в награду за наши старания к нам вернулся человек, без которого я бы не стоял сейчас здесь. — С этими словами Вэй Усянь сорвал с Цзян Чэна капюшон и, усилив свой голос духовной энергией, объявил: — Цзян Ваньинь из Юньмэн Цзян!       Последние шепотки стихли, и теперь уже все смотрели на Цзян Чэна, будто силились узнать в этом побитом жизнью юноше того самого молодого господина Цзян. Прежде, чем сердце Цзян Чэна выпрыгнуло из груди от волнения, тишину прорвал тонкий девичий голос.       — А-Чэн?       Он тут же принялся оглядываться, чтобы найти источник звука.       — Сестра! — позвал в отчаянии.       Цзян Яньли взлетела на помост с нечеловеческой скоростью и подбежала к нему, едва не запнувшись о подол своих одежд. Оказавшись перед Цзян Чэном, обхватила его исхудавшие щёки ладонями, всматриваясь в глаза, будто желала убедиться, что это действительно он, после чего сжала в столь крепких объятьях, что рёбра Цзян Чэна запротестовали, однако он не обратил внимания и точно так же крепко обнял её в ответ.       — Я вернулся, — пробормотал он.       — Я так рада. — Ответ Цзян Яньли утоп в несдержанном всхлипе, и они расплакались в руках друг в друга. Новость о том, что Цзян Чэн жив, ударила по Цзян Яньли больше, чем потенциальная новость о том, что он может быть мёртв, и она совершенно не скрывала своих эмоций. А в Цзян Чэне словно прорвала плотина, когда в этом огромном мире, лишившем его семьи и ордена, его вдруг обняли родные руки сестры, живой и здоровой.       Смотря на них, Вэй Усянь сам не удержался и шагнул навстречу, а заметившая это Цзян Яньли тут же раскрыла руку в приглашении. В итоге они втроём обнимались и плакали прямо посреди помоста, а фоном замершие в шоке адепты взорвались криками ликования. В итоге день перерос в один большой праздник, и пусть Цзян Чэну пришлось удалиться сразу же после начала, все были так заряжены, что не останавливались до глубокой ночи. Ну теперь победа точно у них в кармане! Даже со всей своей силой псы клана Вэнь не смогли убить кровного сына семьи Цзян, поделом им!       Цзян Яньли помогла Цзян Чэну дойти до покоев Вэй Усяня, где тот сейчас обитал. Она была более чувствительным человеком, поэтому не стала спрашивать, что же произошло с её братом. Вместо этого она спрашивала о том, как он питается, как прогрессирует лечение, чем они с А-Сянем занимаются днём, есть ли у него какие-то пожелания к завтраку. Они впали в эту рутину так легко, будто никогда и не расставались. Однако когда Цзян Чэн уснул (раньше, чем обычно, от эмоционального потрясения), Цзян Яньли отловила Вэй Усяня и долго говорила с ним наедине, чтобы решить, как лучше поступить. Как сделать так, чтобы Цзян Чэн как можно легче отпустил случившееся.       Сложно было подойти к этой проблеме без прямого разговора, ведь Цзян Чэн старался не быть обузой во всех отношениях. Он никогда не будил Вэй Усяня, если ему снились кошмары, самостоятельно передвигался, опираясь на стену, если Вэй Усянь был занят, и всячески скрывал любые свои мысли, стараясь вести себя так, будто всё нормально. Но любому было видно, что это не так.       Теперь, когда лекари добрались до Цзян Чэна, с их снадобьями и лекарствами тот пошёл на поправку ещё быстрее, во всяком случае физически. Как только он смог ходить без поддержки Вэй Усяня, Цзян Чэн тут же настоял на том, чтобы ему выделили отдельную комнату. Вэй Усянь упирался как мог, напоминая о том, что они и раньше жили в одной комнате, однако Цзян Чэн был неумолим.       — Ты не можешь запереть меня за семью замками и накрыть тканью, чтобы не припадал пылью, — сказал он. — На следующий день я присоединюсь к тренировкам, чтобы восстановить физическую форму. Я не позволю себе прохлаждаться, пока другие сражаются за наше будущее.       — Но я просто хочу убедиться, что с тобой всё будет в порядке, — надулся Вэй Усянь. Он усиленно дурачился, давя на жалость, однако в душе затаился неподдельный страх. А что если с Цзян Чэном что-то случится, пока он будет слишком далеко, чтобы заметить?       Каким-то образом прочувствовав его волнения, юноша вздохнул.       — Давай так. Ты отпускаешь меня из-под надзора, а я честно говорю, если у меня проблемы, — предложил компромисс он.       Вэй Усянь подулся ещё пару секунд, однако обдумал предложение.       — Если ты займёшь комнату рядом с моей, я согласен, — в итоге заключил он. Цзян Чэн готов был пойти на такую уступку, чтобы отвоевать свои личные границы. Порой Вэй Усянь был слишком настойчив в своём желании творить добро.       Так они снова начали жить порознь. Цзян Чэн самостоятельно посещал лекарское крыло, не желая гонять и без того утомившихся целителей. Цзян Яньли составляла ему компанию отчасти из волнения, отчасти из желания делать хоть что-то полезное. Чаще всего именно она или Вэй Усянь сопровождали Цзян Чэна во время ежедневных прогулок, когда лекари разрешили ему выходить на улицу, чтобы разминать тело и привыкать к движению. Заложив руки за спину, Цзян Чэн наблюдал за тем, как тренируются новые адепты. Вэй Усянь проделал хорошую работу, вряд ли сам Цзян Чэн справился бы лучше. Ему не терпелось стать частью этого действа, показать, что он тоже на что-то годится, и с ним не надо возиться, как с нефритовой вазой. Будет рад тому Вэй Усянь или нет, Цзян Чэн собирался вернуться в строй.       Вэй Усянь спал как на иголках на своей кровати, оказавшейся слишком большой для одного человека. Порой он подходил к двери комнаты, в которой пребывал Цзян Чэн, и просто слушал тишину, убеждаясь, что всё хорошо. Пусть Цзян Чэн пообещал обращаться к нему, на деле он ни на что не жаловался, лишь попросил ещё один мешочек ароматных трав.       Когда Цзян Чэн приступил к тренировкам, Вэй Усянь коршуном нависал над тренировочной площадкой, как делал в первые дни. Вместо своего Саньду Цзян Чэн взял обычный меч и медленно проходил через все стойки, вспоминая, как должно двигаться тело. Пусть он был несколько заторможенным и задеревеневшим, его мастерство было видно невооружённым глазом на фоне куда более неловких, пусть и старательных новичков. Лекари настояли на строго ограниченном времени тренировок, чтобы они не помешали процессу восстановления и не усугубили состояние Цзян Чэна, поэтому приходилось регулярно останавливаться. Однако вместо того, чтобы с комфортом просиживать штаны, Цзян Чэн наблюдал за остальным до тех пор, пока терпение его не лопалось, и он не начинал раздавать указания, исправлять ошибки. Поначалу адепты не знали как реагировать на Цзян Ваньиня, выглядевшего так, будто случайный щелбан мог свалить его с ног, однако тот сохранил внушительный взгляд, доставшийся ему от матери, поэтому никто не стал спорить. Тем более, кто, если не истинный наследник Юньмэн Цзян, знал все формы меча? Вэй Усянь едва заметно улыбался сам себе. Со всклоченными пропитанными потом волосами, короткими прядями топорщащимися в разные стороны, Цзян Чэн был похож на одну из озёрных птиц у них дома. А вернувшийся в глаза блеск придавал ему живости, что не могло не радовать.       Всё шло хорошо до тех пор, пока однажды в кабинет Вэй Усяня не ворвался запыхавшийся адепт с плохими новостями: псы клана Вэнь добрались до крепости и прочёсывали территорию по ночам. Цзян Чэн тоже услышал это, ведь они вместе стояли над картой и бурно обсуждали куда стоит продвинуть линию фронта, чтобы выдвинуть это предложение на следующей встрече глав орденов. Цзян Чэн не смог бы туда отправиться по состоянию здоровья, и все переговоры остались на совести Вэй Усяня, поэтому они старались найти самое оптимальное решение, учитывая то, что Цзинь Гуаншань не слишком охотно слушал молодняк, предпочитая спихивать на них своего драгоценного сына, чем раздражал Вэй Усяня до зубного скрежета.       Вэй Усянь взял своего заместителя и тенью шмыгнул на разведку. Вернулся он с мрачным лицом и не менее мрачными новостями:       — Они пытаются взять нас в котёл, чтобы мы не успели вывести людей.       Цзян Чэн задумался.       — Можно попытаться тихо вырезать их, пока ещё ночь.       Вэй Усянь покачал головой.       — Скорее всего, по старой тактике они будут ждать собачьей вахты, когда мы потеряем бдительность. Ещё не знают, что их заметили.       Взгляд Цзян Чэна стал тяжёлым, устремившись в пространство.       — Сколько времени у нас осталось?       Вэй Усянь сделал примерный расчёт, не понимая, к чему это ведёт. Цзян Чэн встал со стула. В чёрных одеждах он больше походил на призрака, чем человека, пусть его лицо снова начало округляться. Вэй Усянь надеялся, что в следующий раз Цзян Яньли вернётся из Мэйшан Юй с новыми одеждами для своего брата, чтобы того не перепутали с лютым мертвецом.       — Сзывай всех, кто умеет стрелять.       Вэй Усянь не стал задавать лишних вопросов — он просто доверял Цзян Чэну и сделал, как было велено. Адепты переминались с ноги на ногу, не понимая, зачем их подняли посреди ночи. Да ещё и на помосте вместо Вэй Усяня стоял недавно вернувшийся к жизни Цзян Чэн, смотря на них суровым взглядом.       В двух словах он обрисовал ситуацию.       — Они будут наименее бдительны в тот момент, когда будут считать нас беззащитными. И тогда мы воспользуемся шансом, чтобы нанести удар, — сказал он.       — То есть мы позволим им окружить нас? — спросил кто-то. Когда взгляд Цзян Ваньиня метнулся в направлении голоса, юноша невольно вжал голову в плечи, однако вместо яростного оскала губы Цзян Чэна растянулись в ухмылке.       — Это мы окружим их, пока они не будут ждать.       Вэй Усянь не выдержал. Он не мог сотрудничать, не зная всего плана.       — Цзян Чэн, что ты хочешь сделать? — тихо спросил он.       — Увидишь, — холодно бросил Цзян Чэн, после чего снова обратился к толпе: — Вы готовы слушать каждый мой приказ? Если кто-то против, советую укрыться в крепости и не мешаться под ногами.       Вэй Усянь остался стоять рядом с правым плечом Цзян Чэна, и под его оценивающим взглядом никто не решил сдвинуться с места.       — Очень хорошо, — пробормотал Цзян Чэн, интонацией напоминая своего отца, когда тот пребывал в глубокой задумчивости на несколько шагов вперёд. — Вы должны занять высокие позиции для хорошего обстрела и затаиться. Часть возьмёт оружие и останется здесь в резерве.       Он взглядом смерил строй, после чего сделал шаг в сторону и выставил руку вперёд, движением ладони веля расступиться по разные стороны от невидимой линии.       — Большая часть отправляется на стены, меньшая остаётся со мной. Не стреляйте до тех пор, пока псы клана Вэнь не поднимут панику — а они обязательно начнут паниковать. И в этот момент вы откроете ворота во внутренний двор. Вопросы?       Вверх поднялась одна рука.       — Разве пустить их в крепость это не самоубийство?       — Если правильно разыграть карты, это будет оправданным риском. Всё зависит от того, насколько усердно вы готовы сражаться, — невозмутимо ответил Цзян Чэн.       — Глава Вэй согласен с этим планом?       Цзян Чэн глянул в сторону Вэй Усяня. Разумеется, последнее слово достанется ему.       — Я буду во внутреннем дворе на тот случай, если что-то выйдет из-под контроля. Мы уже отбили одну осаду, отобьём и вторую. — Сложно было говорить, когда он не понимал, к чему клонит Цзян Чэн, однако Вэй Усянь решил закрыть глаза и прыгнуть в пропасть.       — И последний приказ, — внезапно продолжил Цзян Чэн, снова привлекая к себе внимание. — Не стреляйте по мёртвым, даже если они начнут ходить прямо на поле боя. Дайте панике пожрать врага, словно грибок, ведь до нас они не достанут.       Когда адепты рассредоточились по крепости, Цзян Чэн подошёл к Вэй Усяню, сжимавшему рукоять Суйбяня.       — Сегодня я покажу тебе, с какой силой мы поставим псов Вэнь на колени, — пообещал он, мрачно усмехнувшись. Огонёк нетерпения загорелся в груди.       — Буду ждать, — сказал Вэй Усянь, одарив своего шиди такой же ухмылкой. Он не мог не радоваться тому, что к Цзян Чэну вернулось чувство азарта. Лучше, чем пустой взгляд в потолок и горькие слёзы.       Цзян Чэн и Вэй Усянь вышли за ворота, оставшись в тени. Когда те будут открыты, они первыми окажутся во внутреннем дворе, чтобы принять бой. Адепты заняли позиции, подготовив стрелы. Всё должно было пройти практически бесшумно.       Ничего не происходило, как вдруг Цзян Чэн пару раз топнул по земле и принялся тихо насвистывать какую-то мелодию.       — Я знаю, вы здесь, — пробормотал он и больше не издал ни звука. Вэй Усянь краем глаза посмотрел на него и снова уставился вглубь деревьев.       Вокруг стояла гробовая тишина, как вдруг её прорезал леденящий душу исполненный искреннего ужаса крик, исходивший откуда-то из недр теней, где затаился враг.       — Началось, — сказал Цзян Чэн, и они с Вэй Усянем быстро скрылись во внутреннем дворе незамеченными. За одним криком последовал второй, затем темнота наполнилась гулом голосов. Но ещё было рано.       — Что ты сделал? — спросил Вэй Усянь.       — Залезай на стену и увидишь, — беспечно велел Цзян Чэн, положив руку на рукоять болтавшегося на поясе тренировочного меча. Почему он не взял с собой Саньду?       Голоса приближались и вскоре оказались прямо под стенами. Звон тетивы легко затерялся среди них, как и люди, прячущиеся на стенах.       — Они были готовы! Кто-то нас выдал! — прокричал кто-то, и Цзян Чэн довольно оскалился. Вас выдала собственная глупость, — довольно подумал он. И кто в итоге смеялся последним.       — Всем стоять за моей спиной до тех пор, пока я не скажу иначе. Неосторожность может привести к смерти, — велел он, и даже без усиления голоса его услышали все. Цзян Чэн топнул ногой, и вдруг земля перед воротами зашевелилась. — Открыть ворота!       Раздался скрип петель, и ворота распахнулись, открывая взору усеянную трупами землю. Завидев проход, некоторые выжившие ломанулись к нему, стремясь скрыться от атаки, однако и тут их ждала неудача. Из земли вырвались руки, хватая людей в огненных одеждах за ноги. Вопли стали ещё громче, когда заклинатели поняли, что попали в руки мертвецов. Они готовились ко взрывной атаке, но никак не были готовы к защите. Вскоре перед воротами мелькнула чёрная тень, оставляя за собой фонтаны крови — Вэй Усянь перестал лениться на стене и взялся за работу. Цзян Чэн наблюдал за всем, в любой момент готовый раздать команды. К тому моменту, когда небеса на горизонте стали розовым, крики стихли, а воздух наполнился металлическим запахом и лёгким смрадом разложения.       — Тут лютые мертвецы! Много! — крикнул второй по главенству со стены.       — Я же сказал не трогать их, — ответил Цзян Чэн. — Они не тронут вас первыми.       Стоило ему снова начать насвистывать лёгкую мелодию, как руки скрылись в земле, оставив после себя лишь едва заметную рыхлость.       — Помоги мне упокоить их. Я уведу их за собой, а ты будь готов к ритуалу, — велел Цзян Чэн, и Вэй Усянь кивнул, стряхнув кровь с меча.       — Слезайте со стены и займитесь трупами раньше, чем они начнут вонять на солнце! Если кто-то начнёт подниматься, не стесняйтесь упокоить его дважды! — гаркнул он, и адепты ответили: «Есть, глава Вэй!»       А сам Вэй Усянь послушно направился за Цзян Чэном. Тот не выглядел и капельку взволнованным, когда трупы один за другим сошлись к нему, словно бабочки, летевшие на свет. Когда они закончили с раскапыванием могил, Цзян Чэн поклонился и поблагодарил их за помощь, после чего Вэй Усянь приступил к ритуалу. Трупов было не так уж и много, около полусотни. Однако когда они вдруг появились из теней и стремительно принялись рвать солдат Вэнь на части, те запаниковали, представив, что дальше может скрываться ещё большее количество. Богатое воображение их и подвело, и они устремились к крепости, где и были встречены градом стрел, в результате потеряв способность противостоять мертвецам и невидимому врагу со стен. А когда ворота открылись, там их ждал Вэй Усянь, не ставший медлить лишний раз.       — Надо прислать сюда несколько адептов, чтобы они закопали всё, — сказал Цзян Чэн, смотря на вновь умиротворённые лица, ещё недавно скалившиеся в поисках свежей крови.       — Думаю, случившееся вызовет много вопросов, особенно если подобное увидят на поле боя, — осторожно заметил Вэй Усянь. — Не хочешь объяснить? Я не смогу защитить тебя, если не буду знать всей ситуации, а на нас наверняка будут косо смотреть.       Цзян Чэн продолжал смотреть в могилы с нечитаемым выражением лица. Он знал, что этот день настанет, сам думал о том, как попытается объяснить Вэй Усяню, каков ключ к их победе. И вот пришло время, дороги назад уже нет. Он сделал глубокий вдох.       — Помнишь, в Гусу Лань ты рассказал о четвёртом варианте и разозлил учителя? — спросил он, на что Вэй Усянь кивнул. Тогда он сказал и забыл, ведь основной задачей было позлить старика Цижэня. Он не ожидал, что Цзян Чэн придаст этому такое значение, ведь сам Вэй Усянь тогда не придал никакого значения собственным словам, просто неся бред. — Вот это и есть твой четвёртый вариант. Это и есть тот самый тёмный путь.       — То есть эти два месяца ты…       — Когда Вэнь Чао надоело со мной играть, пришло время от меня избавиться, — перебил его Цзян Чэн, обращаясь будто бы к пустому месту. Вэй Усянь тут же заткнулся, впервые в жизни слушая со всем вниманием. — Они знали, что ты наверняка придёшь искать моё тело. Если не ты, кто-то другой. И им показалось мало просто надругаться надо мной, они хотели, чтобы никто не нашёл меня, чтобы могила наследника Юньмэн Цзян навсегда осталась пустой. И тогда Вэнь Чао не придумал ничего лучше, чем сбросить меня с Луаньцзан, чтобы я там и умер, если не умру сразу после падения. Я не умер.       Кровь обернулась льдом в жилах Вэй Усяня, и все краски отхлынули от лица. Он двинул губами, но это был тот самый момент в жизни, когда хвалёный балабол Вэй Ин не знал, что сказать. Цзян Чэн продолжил, будто не замечал его безмолвной реакции. Сам он выглядел не лучше, будто весь прогресс, которого они добивались неделями, был стёрт одним мигом.       — В этом месте бесконечные ряды мертвецов усеивают землю. А тёмной энергии там больше, чем может представить любой человек. Она впитывается в кожу, проникает в лёгкие и оседает в желудке. Ты дышишь ею вместо воздуха, и либо она будет медленно отравлять тебя, либо ты одержишь над ней верх. И тогда, лёжа верхом на трупах, благодаря которым я не разбился, я вспомнил о твоём четвёртом варианте. И вот он здесь.       — Цзян Чэн…       — Мертвецы будут слушаться меня, пока я не прикажу им вернуться в землю. Им не нужна еда, вода и оружие. Лучше армии не найти.       — А-Чэн…       — Эти месяцы я…       Внезапно Цзян Чэн покачнулся, и его лицо приобрело зеленоватый оттенок. Едва успев доковылять до ближайшего дерева, чтобы упереться в него, он согнулся, исторгая всё, что было у него в желудке. Пока Цзян Чэна выворачивало наизнанку, Вэй Усянь стоял рядом, занеся руку над спиной, чтобы в любой момент схватить Цзян Чэна за ворот и удержать на ногах.       Когда тошнить уже было нечем, Цзян Чэн откашлялся и с отвращением сплюнул на землю, пусть это и не помогло избавиться от противного привкуса во рту. Ладонь Вэй Усяня легла ему на плечо, помогая выровняться. Прежде, чем Цзян Чэн успел открыть рот и попытаться отказаться от помощи, Вэй Усянь крепко обнял его, смотря в пространство перед собой.       — Я отомщу им за то, что они с тобой сделали. Я заставлю Вэнь Чао заплатить за каждый миг, что ты провёл в страдании. Твои старания не напрасны — мы обязательно выиграем эту войну, и ты займёшь свой трон.       Тело Цзян Чэна мелко дрожало, но он не стал вырываться, как и не поднял рук навстречу. Вместо этого он лишь горько усмехнулся, однако Вэй Усянь так и не увидел.       Когда время, которое они провели в объятьях, растянулось уже на неприличное количество, Цзян Чэн таки хлопнул Вэй Усяня по спине.       — Отпусти меня и возвращайся к своим обязанностям, глава ордена Вэй, — сказал он. Вэй Усянь хохотнул.       — Я всё ещё поверить не могу, что они всерьёз зовут меня так. Мне просто надо было собрать толпу под одним знаменем, а они взяли и посадили меня на трон, о котором я не просил, — сказал он, ведя их обратно к крепости, где вовсю кипела работа. Цзян Чэн неопределённо хмыкнул. Разумеется, Вэй Усянь без труда завоевал человеческие сердца, разумеется, именно он сейчас является тем главой, какого хотел видеть отец. А Цзян Чэн просто остаётся у него в тени, как ему положено изначально.       Когда они вернулись в крепость, Цзян Чэн разыграл карту усталости и сказал, что будет отдыхать у себя в покоях. Вэй Усянь с радостью отпустил его на все четыре стороны, порываясь даже проводить до дверей лично, за что Цзян Чэн пообещал сломать ему ноги, напомнив, что он не молодая госпожа на свидании.       — Но ты наш герой сегодня, — принялся скулить Вэй Усянь, что Цзян Чэн благополучно пропускал мимо ушей, как делал всегда. Сейчас не время в игры играть, и он тяжело свалился на кровать, закрыв глаза, чтобы ярче ощутить потоки витавшей в воздухе энергии, цеплявшейся за него, словно пыльца на ветру.       Если раньше к Цзян Чэну относились настороженно и местами предвзято, то после удачно отражённой осады, ставшей его первым оглушающим успехом, Цзян Ваньинь стал героем своего времени в глазах юных адептов, и даже те, кто позволял себе сомневаться в пользе возвращения наследника Юньмэн Цзян, были вынуждены уважать его. Негласно он встал на одну ступеньку с Вэй Усянем, и у людей хватало мозгов, чтобы не пытаться с этим спорить.       — Слухи о твоём возвращении ещё не успели распространиться, потому что внешний мир не знает об этом. Мы должны нанести удар по Вэнь Чао, когда он будет ожидать меньше всего, — предложил Вэй Усянь, когда они закончили с рассылкой писем по другим крепостям, что держались под знаменем Юньмэн Цзян. Теперь, когда позиция этой тоже закрепилась, настало время двигаться дальше, тем более Не Минцзюэ открыто настаивал на продвижении линии фронта в ближайшее время. У них было не так уж много времени.       Цзян Чэн приподнял бровь, открытый к предложениям.       — У меня есть одна идея, и ты можешь мне помочь, если согласен снова обратиться к мёртвым.       — Уж на это я точно способен, — фыркнул Цзян Чэн, и Вэй Усянь просиял.       Он выудил из рукава талисман и положил его на стол.       — Это талисман, защищающий от всякой нечисти, — прокомментировал Цзян Чэн.       — Именно! А теперь смотри! — восторженно продолжил свою мысль Вэй Усянь, после чего макнул кисть в чернила и дорисовал лишь несколько штрихов. Пару мгновений ничего не происходило, как вдруг Цзян Чэн ощутил сдвиг среди тёмной энергии, наполнявшей комнату.       — Он не отталкивает тьму…       — А притягивает её! — закончил за него Вэй Усянь. — Я вдохновился тем, как ты использовал мертвецов, чтобы заставить псов Вэнь самих загнать себя в ловушку по доброй воле, где их будет легче всего достать. Если мы заставим Вэнь Чао развесить эти талисманы по округе, а потом лёгким взмахом доработаем их…       — Вэнь Чао будет атакован злыми духами со всей округи и станет лёгкой мишенью из-за паники, — подхватил Цзян Чэн, и они посмотрели друг на друга с одинаково горящими адским пламенем глазами. Как только их план будет доведён до идеала, Вэнь Чао и его своре придёт конец, причём настолько страшный, что он будет жалеть о том, что не умер ещё в пещере с Черепахой-Губительницей.       Прорехой стало внезапное появление Лань Ванцзи, прибывшего с письмом от своего брата. Его, как и всех остальных, не уведомили о возвращении Цзян Чэна, поэтому он ошарашенно застыл, увидев рядом с Вэй Ином юношу в идентичных чёрных одеждах, с неприлично короткой стрижкой и отсутствием какого-либо оружия при себе. Лишь когда юноша, услышав крик Вэй Ина «Лань Чжань», повернулся ему навстречу, смерив холодным расчётливым взглядом, Лань Ванцзи узнал его.       — Цзян Ваньинь, — поприветствовал он, склонив голову.       — Ханьгуан-цзюнь, — таким же кивком ответил тот. — Какими судьбами?       Лань Ванцзи не стал тратиться на приличия, достал из рукава письмо и протянул его Вэй Ину. Тот выглядел необычайно гордым и… умиротворённым. Каким Лань Ванцзи не видел его с того дня, когда Вэй Ин прибыл на конференцию как новый временный глава ордена Юньмэн Цзян. И не стоило быть гением, чтобы догадаться, что именно возвращение Цзян Ваньиня сделало его тем самым солнечным парнем вновь. Несложно было понять, что отсутствие Цзян Ваньиня заставляло Вэй Ина вихрем носиться на поле боя и продвигаться вперёд семимильными шагами. Эти двое несли в себе лучшее и худшее, дополняя друг друга во всём.       Пока не будет готов ответ, Лань Ванцзи должен был остаться в крепости, и Вэй Усянь с радостью выделил ему гостевые покои. Он выглядел таким энергичным, каким не был со времён падения Юньмэн Цзян. После холодной зимы наступила весна.       Лань Ванцзи не влезал во внутренние дела крепости, но внимательно наблюдал за ними со стороны. Пока Вэй Ин возился у себя в кабинете, Цзян Ваньинь либо проводил время на тренировочных площадках, раздавая советы по фехтованию, либо обхаживал крепость, следя, чтобы всё было при деле. Удивительно, что они могли отойти друг от друга на столь долгое время, — так думал Лань Ванцзи, не зная, с каким трудом Цзян Чэн выбил эту свободу передвижения.       Вэй Усянь чувствовал себя на вершине мира теперь, когда рядом с ним всегда находился Цзян Чэн, понимавший без лишних слов и готовый воплотить в жизнь самый безумный план. Вместе они были способны вершить невозможное, и это лишь разжигало огонь в сердце.       Как только разведчики выведали место укрытия Вэнь Чао, Вэй Усянь и Цзян Чэн покинули крепость, оставив Лань Ванцзи за главного, пока он всё равно был там. Они действовали медленно и вдумчиво, растягивая свою месть, чтобы всё прошло идеально и без единого недостатка. Сначала Цзян Чэн направил несколько духов и пару мертвецов погулять перед поместьем, пока Вэй Усянь наблюдал за тем, как он раздавал команды тихим ровным голосом, после чего щелчком пальцев отправлял нечисть в бой. Ему достаточно было лишь топнуть ногой, чтобы земля разверзлась; хлопок в ладоши мог заставить мертвеца остановиться, а лёгкий свист был подобен боевому маршу, заставлявшему мёртвое войско атаковать ещё яростнее. Это было удобно и просто, однако в голове Вэй Усяня начали зарождаться идеи одна за другой.       Они затаились до тех пор, пока всё поместье не облепили защитными талисманами, и вот тогда-то началось всё веселье. Они тенями метнулись в разные стороны, добавляя штрихи невесомыми касаниями к бумаге, а дальше оставалось только ждать. Ждать они умели как никто другой. И когда прозвучал первый визг, парад смерти был объявлен открытым.       Свой план они растянули на несколько дней, не став размениваться по мелочам — какая прелесть в быстрой смерти? Вэй Усянь и Цзян Чэн хотели видеть страдания, хоть на цунь приближённые к тем, через которые прошли они сами. И даже когда от Вэнь Чао осталось лишь подобие человека, в окаменевших сердцах не мелькнуло и просвета жалости, лишь мрачное удовлетворение от того, что справедливость таки восторжествовала.       Они медленно и расчётливо загоняли Вэнь Чао в угол, давая тому иллюзию удачного побега, чтобы раз за разом крушить её в прах. Когда в полумраке пристройки перед глазами Вэнь Чао и Вэнь Чжулю предстали две фигуры, мужчины были истощены уже настолько, что не осталось сил даже бояться.       Едва Цзян Чэн вышел из тени, Вэнь Чао возопил:       — Ты?! Но я же своими руками сбросил тебя с Луаньцзан!       Губы Цзян Чэна растянулись в хищной усмешке. Наконец он ощутил азарт погони, наслаждаясь им сполна.       — Как видишь, я вернулся из недр ада, чтобы отплатить тебе.       — Но как ты выжил? Вэнь Чжулю при мне сжёг твоё золотое ядро! — в истерике тараторил Вэнь Чао высоким тонким голосом, то и дело срывавшимся на свист.       Улыбка сошла с лица Цзян Чэна, на котором появилось убийственное выражение.       — Вот за лишние слова я первым делом вырежу тебе язык, — ледяным тоном пообещал он. Вэй Усянь же выглядел потерянным. Ещё секунду назад он взирал на их жертв, загнанных в тупик, а теперь его глаза устремились к Цзян Чэну. Можно было увидеть, как сотни мыслей разом ожили и принялись роиться в голове Вэй Усяня, однако Цзян Чэн даже не повернулся в его сторону, продолжая сжигать Вэнь Чао взглядом, думая, как же лучше (хуже) с ним поступить.       А Вэй Усянь будто прозрел в этот миг, столько паззлов встало на места: почему Цзян Чэн практически не касался Саньду с тех пор, как вернулся, отдавая предпочтение обычным зачарованным мечам; почему Цзян Чэн всегда либо вручную зажигал лампы в своих покоях, либо позволял Вэй Усяню это делать; почему он не отрабатывал духовные практики, а ограничивался лишь медитациями; почему даже с сильными лекарствами его тело восстанавливалось не так быстро, как должно было. И почему Вэй Усянь всё никак не мог уловить поток энергии в его теле.       — Цзян Чэн, — позвал он тихо.       — Поговорим об этом позже, — бросил тот через плечо. — Сначала разберёмся с ними.       При следующем взгляде на Вэнь Чао перед глазами Вэй Усяня всё стало красным от злости. Цзян Чэн мечтал стать сильным заклинателем и достигнуть бессмертия. Он упорно тренировался и совершенствовался, чтобы какой-то ублюдок, возомнив себя богом, навсегда лишил его этого пути, столкнув в тень. Вэй Усянь был в такой ярости, что в лёгких не хватало места для полноценного вдоха. Сначала он планировал не делать ничего особенного и остановиться на том, что они уже сделали, однако услышанное подкосило его планы. Теперь никаких страданий не будет достаточно, чтобы отплатить за содеянное.       Когда они добрались до Вэнь Чжулю, впавшего в прострацию от шока, Вэй Усянь остановил Цзян Чэна, положив руку ему на плечо.       — Подожди, не стоит убивать его так быстро. Я хочу побеседовать с ним наедине, заберём его в крепость, — попросил он.       Цзян Чэн лишь пожал плечами и развернулся на каблуках.       — Если это по поводу золотого ядра, то его не вернуть, можешь даже не пытаться.       — Я знаю, — сквозь стиснутые зубы ответил Вэй Усянь. — Именно поэтому я хочу узнать всё прежде, чем он умрёт.       Для надёжности они вырубили Вэнь Чжулю, и Вэй Усянь перекинул его тело через спину лошади. Остаток обратной дороги они провели в молчании. В крепости их встретили ликующими криками, а вид бессознательного пса Вэнь лишь раззадорил толпу, однако Вэй Усянь и Цзян Чэн не разделяли общего воодушевления. Кивнув Лань Ванцзи в знак приветствия, они велели запереть Вэнь Чжулю в темнице и следить за тем, чтобы тот не попытался убить себя. А сами удалились в кабинет Вэй Усяня, над которым уже сгущались тучи.       Едва дверь захлопнулась, Вэй Усянь провернул ключ и повернулся к Цзян Чэну, всё ещё молчавшему.       — Ударь меня, так сильно, как только можешь. Вложи всю свою энергию, — попросил он.       — Проклятую или ту, которой нет? — хмыкнул Цзян Чэн.       — Цзян Чэн!       Юноша вздохнул и встряхнул руку, собираясь с силами. Когда он нанёс удар, Вэй Усянь даже пошатнулся и скривился от боли. Однако это был самый обычный удар, без крупицы духовной энергии. Такими тумаками они обменивались, когда хотелось выпустить пар без сильного ущерба здоровью друг друга. А теперь Цзян Чэн просто неспособен на большее.       — Почему ты мне не сказал? — спросил Вэй Усянь.       — А какой был смысл? Ты ничего не смог бы сделать, зато утонул бы в самобичевании, как пытаешься делать сейчас, — спокойно ответил Цзян Чэн. Он был слишком спокоен, как в первые дни, когда мог лишь открывать глаза и проваливаться в кошмарные сны, если Вэй Усянь не помогал ему двигаться.       — Но я хотя бы мог знать! — взревел тот и схватил юношу за грудки, чтобы хорошенько встряхнуть. Но встретившись с безжизненным взглядом и кривым изгибом ухмылки, без слов взывающей действовать, не смог заставить себя двинуться дальше и просто смотрел на Цзян Чэна в приступе бессильной злости.       Все эти недели Цзян Чэн один нёс на себе это бремя, держа рот на замке, а Вэй Усянь не помогал своими великими планами на будущее, о которых самозабвенно рассказывал. Когда он фантазировал о том, как они с Цзян Чэном вдвоём прилетят на мечах и заставят всех пораскрывать рты от удивления, тот лишь хмыкал и не пытался возразить, смотря куда-то в пространство над плечом Вэй Усяня. Цзян Чэн раз за разом позволял ранить себя без оружия и просто терпел день за днём, живя с пустотой в груди.       — Зачем ты тогда вернулся в Пристань Лотоса, если у тебя никогда не было шансов? Зачем?! — продолжал вопрошать он, таки тряхнув Цзян Чэна пару раз, однако тот лишь поддался, как тряпичная кукла. Но промолчал. А что он мог сказать? — Ты бы мог сказать мне, чтобы я не говорил все эти слова. Ты же всегда не гнушался говорить мне, когда я веду себя по-идиотски.       — Слова не вернут уже случившегося. Просто прими это, — сказал Цзян Чэн и горькой усмешкой добавил: — Я же принял.       Вэй Усянь отпустил его одежду, и Цзян Чэн пошатнулся без поддержки, однако устоял. Разумеется, праведный и всегда стремящийся к одобрению Цзян Чэн не пошёл бы по тёмному пути просто так. Но если кому-то из них пришлось, то ему.       — Я всё ещё могу сражаться. Просто не буду летать на мече и использовать Саньду. Но ты сам видел, на что я способен, — сказал он примирительно, сжалившись над своим поникшим шисюном.       — Ты не мой солдат, ты мой шиди. Как я могу быть спокоен, когда ты несчастен? — горько спросил Вэй Усянь, повесив голову. Его рука сама потянулась вперёд и легла прямо напротив пустоты в нижнем даньтяне Цзян Чэна, позволившего это сделать.       — Пусть у меня нет золотого ядра, но я же жив и могу мстить. Что мне ещё надо?       И снова вместо того, чтобы поступить разумно, Вэй Усянь повёл себя как маленький ребёнок: расплакался и упал на колени, от бессилия ударив по полу кулаком. Цзян Чэн был жив и стоял прямо перед ним, но своё обещание Мадам Юй и дяде Цзян Вэй Усянь таки не сдержал. Не уберёг и не сохранил.       Цзян Чэн тоже опустился на колени, и его руки нерешительно зависли перед тем, как медленно коснуться плеч Вэй Усяня и притянуть его к себе в объятья. Вэй Усянь приник к его груди, однако слышал он лишь стук разбитого сердца.       — Ты не виноват. Я знал, на что шёл. Это не твоя вина, — приговаривал Цзян Чэн, гладя его по волосам, однако от его слов становилось только хуже. Вэй Усянь чувствовал бы себя куда лучше, переложи Цзян Чэн всю вину на него одного, чтобы не нести тяжесть последствий в одиночестве, но именно в этот момент его шиди резко решил повзрослеть.       Не мог же Цзян Чэн сказать, что именно из-за Вэй Усяня в тот день он добровольно попал в руки солдат Цишань Вэнь.       Вместо этого он продолжал гладить спутавшиеся волосы, ненадолго позабыв о той части своего характера, что должна была закатить глаза. Вэй Усянь редко позволял себе демонстрировать уязвимость, вспоминая о том, что он просто человек из плоти и крови, а не всемогущий герой, перед которым ниц падает сама судьба. И поэтому Цзян Чэн легко позволил ему этот миг душевной слабости. Он даже не стал возражать, когда Вэй Усянь пришёл к нему в комнату на ночь, даже не глянув в сторону своей спальни. Слушая тихое дыхание Цзян Чэна, погрузившегося в поверхностный сон, Вэй Усянь так и не смог сомкнуть глаза.       Цзян Чэн не знал, что в итоге стало с Вэнь Чжулю, потому что Вэй Усянь настоял на том, чтобы навещать его в одиночестве. Стоило догадаться, что визиты эти были малоприятны для их узника, и этот раунд Цзян Чэн решил оставить за своим шисюном. Сам он впал в странное медитативное состояние — смерть Вэнь Чао удовлетворила ту часть его сознания, что требовала кровавой расплаты, однако расправа не принесла чувства спокойствия и уверенности, как Цзян Чэн надеялся. Теперь он чувствовал себя ещё более опустошённым, чем прежде, однако находил в себе силы дерзить каждый раз, когда Вэй Усянь пытался о нём беспокоиться. Не хватало ещё чтобы идиот беспокоился и по этому поводу тоже. Цзян Чэн был ранен и сломлен, но он не был беспомощным. Он не для того выбрался из недр ада, чтобы ему за ручку помогали переступить через порог.       За несколько дней до их отъезда Цзян Яньли прислала немного подарков своим братьям на будущее, желая скрасить их мрачные дни. По тайной просьбе Вэй Усяня она заказала для Цзян Чэна комплект фиолетовых одежд в стиле Юньмэн Цзян, и те оказались пошиты как раз вовремя, к их великому облегчению. Цзян Чэн долго смотрел на стопку ткани в своих руках, хмурясь то ли в недовольстве, то ли в недоумении.       — Хочешь, чтобы я в шелках расхаживал, пока другие несколько дней сменной одежды не видят? Я что, наложница? — спросил он.       — Да ладно тебе, шиди. Представь, как возрастёт боевой дух, когда все увидят тебя, Цзян Ваньиня, в цветах твоего ордена, который попытались сжечь, но не смогли. Прекрасная же идея! — продолжал подначивать Вэй Усянь, хитро улыбаясь, как в те времена, когда ему удавалось незаметно протащить вино в комнату и подговорить Цзян Чэна вместе напиться до беспамятства.       Оставалось только вздыхать, но Цзян Чэн всё же повиновался. Вэй Усянь нетерпеливо сидел на кровати, пока Цзян Чэн одевался, приглаживая несуществующие складки и чувствуя себя всё более неловко с каждым новым слоем. Имел ли он право носить эти одежды сейчас?       Закончив с поясом, он по привычке потянулся к волосам, чтобы собрать их в пучок, и осознал свою ошибку лишь тогда, когда пальцы коснулись оголённой шеи. Верно. Некоторые вещи всё же изменились, пусть самую важную часть нельзя было увидеть глазами.       Едва Цзян Чэн вышел в комнаты, Вэй Усянь тут же засыпал его комплиментами, заставив смущённо оскалиться и с высоко поднятой головой пройти мимо.       — Главы орденов не будут ждать, пока ты закончишь со своей лестью, идём уже, — сказал он, и Вэй Усянь счастливо поплёлся следом.       Лань Ванцзи ждал их у ворот, и вся крепость высыпала во двор, чтобы проводить главу ордена и его восставшего из пепла брата по оружию. Цзян Чэн старался не слишком явно смотреть по сторонам, время от времени кивая людям. Ранее он уже поблагодарил лекарей за то, что сейчас его рёбра практически не болели, а рана на груди уже была на полпути к заживлению. Не так-то просто поправить ущерб, нанесённый дисциплинарным кнутом, но целители старались как могли, и Цзян Чэн был благодарен за их заботу.       Саньду был привязан к поясу, однако когда они вышли за ворота, Цзян Чэн даже не попытался коснуться его. Вместо этого Вэй Усянь заставил Суйбянь повиснуть в воздухе и повернулся к своему шиди, с шутливым поклоном протянув ему руку. Цзян Чэн фыркнул и встал на клинок без его помощи, однако улыбка, игравшая на губах Вэй Ина, ясно давала понять, что именно этого он и ждал. Лань Ванцзи едва заметно нахмурил брови, однако ничего не сказал. Краем уха он слышал, что с момента возвращения Цзян Ваньиня глава Вэй ни на шаг от него не отходил, позволив себе запустить даже некоторые важные дела, от которых раньше никогда не отлынивал. Неудивительно, что они даже на одном мече летели, наверняка это была его идея. Цзян Ваньинь всем своим видом выражал, безразличие, скрестив руки на груди и позволив ветру трепать его короткие волосы. Время от времени он поворачивался к своему шисюну, и они о чём-то тихо переговаривались, не беспокоясь о том, чтобы быть услышанными, потому что ветер скрывал их приглушённые голоса. Лань Ванцзи скосил глаза в сторону лишь когда Цзян Ваньинь попытался отвесить Вэй Ину подзатыльник, и тот со смехом отклонился, чуть не свалившись с меча. Похоже, между ними всё наладилось.       Возвращение наследника Юньмэн Цзян вызвало смешанные эмоции среди глав орденов: некоторые выразили сдержанную радость, некоторые явно начали просчитывать потенциальные изменения, что его появление может привнести на шахматную доску. Цзян Чэн приложил все усилия, чтобы с отсутствующим видом стоять по правую сторону от Вэй Усяня, пока слушал лестные высказывания о собственной силе духа и обо всём подобном прочем. Он с радостью посмотрит, куда все засунут эти лестные высказывания, когда Вэй Усянь предложит им новый метод одержания побед в сражениях.       — Я думал, что Цзян Ваньинь займёт своё законное место по возвращении, — неоднозначно заметил Цзинь Гуаншань, смерив юношей пристальным изучающим взглядом.       Прежде, чем Вэй Усянь успел сказать, что-то глупое, Цзян Чэн ответил за него:       — Вэй Усянь заслужил своё место в моё отсутствие и пока что не дал ни единого повода сомневаться в его компетентности. Я предпочитаю оставить всё так, как оно есть, если это поможет нам одержать верх, — холодно сказал он, смотря мужчине прямо в глаза, демонстрируя, что вопрос исчерпан. Раз Цзинь Гуаншань стремится прощупать почву между ними, пусть щупает сколько угодно — Цзян Чэн твёрдо стоял на ногах.       Со скрипом и свистом совещание всё же раскачалось, и Цзян Чэн влился в него так, будто бы стоял перед картой с самого первого дня. Не зря он перечитал всю корреспонденцию, с которой Вэй Усянь работал последнее время, чтобы вникнуть в курс дела и не выглядеть слепым идиотом, когда всё дойдёт до переговоров. Нельзя позволить, чтобы на Юньмэн Цзян смотрели свысока. И пусть сейчас виски пульсировали от усталости, Цзян Чэн не высказывал никакого недовольства, внимательно слушая и не возникая, пока не обращались к нему напрямую. А к нему обращались — Цзинь Гуаншань будто с цепи сорвался и решил прямо на месте провести Цзян Чэну военный экзамен. Хорошо, что у Не Минцзюэ терпение закончилось раньше, чем у Цзян Чэна начал дёргаться глаз, иначе удержать лицо было бы куда сложнее. Однако они с Вэй Усянем одержали верх и отстояли свою позицию — Цзян Чэна приняли так, будто он всё время должен был находиться рядом.       Его положение оставалось шатким до первой стычки с врагом — никто не знал, чего ожидать от юноши, несколько месяцев проведшего в отшельничестве и отдалении от мира. Вэй Усянь в свою очередь вообще не беспокоился, тратя свободное время на то, чтобы подтрунивать над Лань Ванцзи и доводить Цзян Чэна до белого каления, вихрем носясь по округе. Таким активным его не видели уже три месяца, будто кто-то поменял ему одну личность на другую. Лишь когда до сражения осталось всего ничего, глава ордена Вэй вернул свою строгость. Он позволил Цзян Чэну раздавать указания, подстраиваясь под него, как и обещал. Ведь всё же первую волну в бой поведёт именно Цзян Чэн, и только он сможет управлять ею, а остальным останется помогать и не мешаться.       Когда они вернулись в палатку (одну на двоих, чтобы не тратить место впустую), Цзян Чэн потребовал дать ему три обещания.       — Не смей тратить своё внимание на то, чтобы защищать меня, когда я не прошу.       Прежде, чем Вэй Усянь успел открыть рот, Цзян Чэн взмахнул рукой, прекрасно зная, что он собирается сказать.       — Мне не нужна твоя жалость, иначе я тебе ноги переломаю.       Вэй Усянь явно хотел возразить, но в последний момент передумал и толкнул пальцем подвешенный рядом с лампой мешочек трав.       — Что второе?       — Никому не рассказывай о том, что случилось с моим золотым ядром, — продолжил Цзян Чэн. Вэй Усянь кивнул — просьба была разумной, он бы и без неё не стал распространяться о подобном.       — А шицзе…       — Особенно ей, — отрезал юноша.       — Понял. И третье? — Вэй Усянь чуть подался вперёд.       — Никогда не смей использовать тёмный путь сам, — с мрачным лицом попросил Цзян Чэн. — Используй все свои трюки и уловки, но никогда не сворачивай на эту дорожку, даже если это будет казаться прекрасной идеей.       — А если…       — Я не прощу себя, если потеряю тебя во тьме, — перебил его Цзян Чэн, и Вэй Усянь замолчал, даже в его голове стало тихо. Цзян Чэн старался звучать строго, однако взгляд его был скорее молящим, будто он балансировал над пропастью отчаяния. Только вместо того, чтобы хвататься за протянутую руку, Цзян Чэн отталкивал всех от себя, боясь утянуть следом.       — Тогда ты тоже кое-что мне пообещай, — обратился к нему Вэй Усянь. Цзян Чэн склонил голову набок, показывая, что внимательно слушает. — Что бы ни случилось, ты не оставишь меня.       Цзян Чэн медленно моргнул, и постепенно его лицо посветлело.       — Я бы сделал это и без обещания. Два героя, помнишь? — сказал он, приподняв уголки губ и протянув вперёд руку. — Обещаю.       Скрепив свои обещания, они принялись ждать того, что подготовит им завтрашний день.       Отражать осаду было одним делом, а вести наступление — совершенно другим. И всё же Цзян Чэн держал себя в руках и с прямой спиной вёл вперёд следовавшее за ним и Вэй Усянем войско. Когда он кивнул, Вэй Усянь широким взмахом руки велел всем замереть и приготовиться к обороне, пока не будет подан сигнал перейти в атаку. Все тут же остановились, затаив дыхание наблюдая за тем, что же будет дальше — никому не доводилось видеть Цзян Ваньиня в деле. И посмотреть было на что. Вэй Усянь успел предупредить Цзян Чэна о том, что на этой местности уже происходила вооружённая стычка, и это играло им на руку: не придётся собирать нечисть по всей округе.       Цзян Чэн пару раз хлопнул в ладони, и ветер понёс звук по полю. Пару мгновений ничего не происходило, как вдруг земля начала шевелиться и разверзаться пред человеческим взором. Все пораскрывали рты, наблюдая за тем, как шатающиеся фигуры восстают из братских могил и послушно замирают в ожидании команд. Подобное зрелище заставляло кровь стынуть в жилах, однако Цзян Ваньинь с гордостью военачальника смотрел на своё войско, пока на губах Вэй Усяня играла хищная ухмылка. Он стоял так, будто в любой момент был готов сорваться с места и первым ринуться в битву.       Как только количество тел устроило Цзян Чэна, он ритмично ударил по земле носком ботинка и щёлкнул пальцами, бросив едва слышное:       — В бой.       Его почти шёпотом произнесённая команда будто заставила лопнуть натянутую струну, и мертвецы метнулись вперёд, пока живое войско ровным строем продвигалось следом. Притаившиеся по другую сторону холма солдаты Вэнь решили, что неопытный глава Юньмэн Цзян совсем ума лишился, если бросил свою армию в атаку прямо на открытой для них местности. С неба посыпался град стрел, но мертвецам не были страшны никакие ранения. И вскоре к облакам метнулись вопли людей, которых заживо рвали на части. Кто-то успел отступить и схватиться за меч, кому-то же повезло меньше. Цзян Чэн цепким взглядом следил за битвой, покручивая кольцо на указательном пальце. Воздух наполнился таким знакомым для него запахом крови, и это взбудоражило мертвецов ещё больше, заставив их сражаться яростнее. И всё же трупы не были гениями тактической мысли, поэтому постепенно их ряды теряли в количестве. Когда пришло нужное время, Вэй Усянь не своим голосом крикнул:       — В бой!       То, что недавно было простой холмистой местностью с лоскутами зелёной травы, оставшейся там, где её не затоптали воинские сапоги и не разворошили лопаты, превратилось в кровавую баню. Мёртвые сражались с живыми, тела усеяли землю, и даже ветер, казалось, не решался дуть в этом месте. Цзян Чэн знал, что его спину будут прикрывать, однако рука сама по себе сжалась на рукояти простого меча, взятого из оружейной. Он не собирался просто прятаться за другими и раздавать команды из тени — он пришёл сюда сражаться. Где-то кровавой тенью мелькал Вэй Усянь, и Цзян Чэн не остался в долгу, окропив лезвие кровью. Даже если им удалось застать врага врасплох, битва была не из лёгких, однако победа была очевидной.       После того, как всё закончилось, Цзян Чэн велел раскопать могилы не только для тех, кто пал в бою, но и для тех, кто сражался будучи уже мёртвым. Они заслужили свой покой. Вэй Усянь продублировал его приказ со своей стороны и наблюдал за исполнением, краем глаза посматривая на Цзян Чэна с плохо скрытым беспокойством. Тот чувствовал себя как нельзя лучше: пусть тело ныло от усталости, непривычное к такому количеству нагрузки сразу, сердце было спокойно от знания, что он всё ещё может быть полезен. Что люди идут за ним и слушают его, живые или мёртвые.       С появлением нового элемента (принятого всеми, кроме то и дело хмурившихся представителей Гусу Лань) сражения пошли куда быстрее и были куда более кровавыми. Количество жертв среди их войск сократилось, чего нельзя было сказать о вражеской армии. Орден Юньмэн Цзян с подмогой союзников продвигался вперёд семимильными шагами, время от времени совершая остановки, чтобы закрепиться в уже завоёванных местах. Вэй Усянь легко убеждал людей в том, что никакая война не может быть выиграна за один день, а сам втайне надеялся, что Цзян Чэн успеет восстановиться за то время, что было для него выиграно. Он порой забывал об ограничениях и насылал волны мертвецов до тех пор, пока у него из носа и рта не начинала идти кровь, что пугало Вэй Усяня и в то же время натолкнуло на мысль.       — Зануды из Гусу правы в том, что тёмная энергия может быть вредна, если пропускать её через тело напрямую, а ты делаешь это чаще, чем следовало бы, — рассуждал он, постукивая кистью по дощечке. — Нужен инструмент, через который ты мог бы распространять потоки и не давать им накапливаться, растворяя после использования.       — И что ты предлагаешь? — приподнял бровь Цзян Чэн, до этого читавший сводки о продвижении Цинхэ Не.       — Пока что не знаю, но мысль вертится на кончике языка, — протянул Вэй Усянь, прикрыв глаза и принявшись крутить кисть в руках. Он вспоминал о том, как Цзян Чэну было достаточно хлопка, чтобы заставить беснующийся отряд трупов замереть на месте и повернуться в его сторону без всяких слов или команд. Он вообще редко говорил с мертвецами, из-за чего казалось, что их общение происходит на каком-то другом уровне. Со стороны выглядело пугающе и завораживающе одновременно. — Что-то, что могло бы заменить хлопки и рассеивать звук… Ну как я раньше не подумал! Музыка! В мире полно заклинателей, работающих с музыкальными инструментами, так почему бы тебе не попробовать?       Цзян Чэн не выглядел впечатлённым этой гениальной, по скромному мнению Вэй Усяня, идеей. Скорее даже наоборот — он смотрел на своего шисюна как на слабоумного.       — Я похож на оркестр, Вэй Усянь? — спросил он, вложив в голос весь сарказм, которым располагал. — Если тебе так хочется послушать музыку, пойди попроси Ханьгуан-цзюня, пусть он тебе сыграет.       — Да не в этом дело, — отмахнулся Вэй Усянь, уже подхваченный потоком мысли. — Тебе не обязательно использовать броский и массивный инструмент, достаточно чего-то, что легко носить с собой спрятанным, чтобы в любой момент воспользоваться. Я ещё подумаю над этим, пока у нас есть свободные дни.       «Свободными днями» назывались те, когда они не находились на поле брани, а занимались разработкой стратегий, переписыванием карт и чтением писем, чтобы как можно быстрее ответить на них. Для Цзян Чэна оставалось загадкой, куда в этот круговорот обязанностей Вэй Усянь планирует приткнуть свои эксперименты, однако возражать он не стал. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.       Результатом его поощрения стала презентованная через пару недель флейта, сделанная явно под заказ. Искусно сделанная, она легко ложилась в руку и легко пряталась в одеждах за счёт чёрного окраса. Для себя Вэй Усянь заказал такую же, чтобы не оставаться позади. В итоге крупицы оставшегося в запасе времени они тратили на то, что удалялись куда-то в леса, чтобы тренироваться в игре. Цзян Чэн поднимал мертвецов и мелодиями заставлял их делать мелкие вещи, пытаясь уловить ощущение потоков тёмной энергии как можно лучше, чтобы в самый ненужный момент сила не подвела его, оставив ни с чем. Вэй Усянь с помощью своих мелодий успокаивал мертвецов и заставлял их возвращаться в могилы. Стили их игры были разными: звуки, извлекаемые Вэй Усянем, были беглыми и стремительными, подобно весеннему ручью, сбегавшему по горам; мелодии Цзян Чэна в свою очередь были более тяжёлыми и напористыми, будто он подчинял себе воздух и велел тому разносить свою музыку как можно дальше, чтобы слышали все. Результат оказался даже более удовлетворительным, чем он смел надеяться. Возможно, не все спонтанные идеи Вэй Усяня были плохи.       С тех пор приход Юньмэн Цзян на поле боя обозначался трелью флейты, и слышавшие её мертвецы ещё яростнее бросались в бой, когда Цзян Чэн ловко перебирал пальцами до тех пор, пока не было достаточно. Потом он смешивался с толпой, становясь неуловимым для вражеских глаз. Как только солдаты Цишань Вэнь смекнули что к чему, сильнейшие удары начали направлять на него, к чему Цзян Чэн был готов. Лишь один раз его удалось отрезать от основного войска, загнав в угол. Вэй Усянь пропал из поля зрения, наверняка сея хаос где-то в отдалении, а тактика боя с мертвецами врагу была уже известна, пока у Цзян Чэна в вооружении была флейта и простой человеческий меч. Разметав врагов в стороны звуковой волной, усиленной тёмной энергией, он с мыслью «была не была» снял с указательного пальца Цзыдянь и позволил своему телу привычно коснуться тёмных потоков в поисках силы. В руке засверкал молниеносный кнут, по которому то и дело проносились чёрные всполохи. Цзян Чэн чуть не задохнулся от того, что его план сработал — энергия оставалась энергией, откуда бы ни пришла, — и взмахнул Цзыдянь, сбивая с ног несколько человек одновременно. Теперь никто не посмел заикнуться о том, что Цзян Ваньинь умеет лишь прятаться за спинами мертвецов и своего главы. Теперь никто не сможет так легко подобраться к нему вплотную.       Чередуя Цзыдянь с мелодией флейты и мечом, Цзян Чэн был смертоносным как никогда. Вэй Усянь был заворожен тем, как его шиди покорил поле боя и сделал его площадкой своего триумфа. Пусть беспокойство всё ещё снедало его время от времени, Вэй Усянь чувствовал себя непобедимым рядом с единственным человеком, которого он считал идеальным союзником в этой войне. Порой им хватало лишь встретиться взглядами, и никакие слова не были нужны, чтобы понять друг друга. Остальные волнения отошли на задний план за вкусом побед.       Как только слухи о методах Цзян Чэна разнеслись по фронту, представители других орденов перестали спрашивать его о том, почему он отказался заклеймить свой титул и место во главе ордена — куда удобнее было применять свои уловки из тени, подставив другого под удар. Вэй Усянь не выглядел обеспокоенным, он активно поощрял своего шиди и души в нём не чаял. А вот с ним уже никто не решался спорить, натыкаясь на мрачный взгляд, — при нынешних обстоятельствах важность Юньмэн Цзян была особо высока, и даже морща нос от недовольства невозможно было не признать их желанными союзниками. Ведь именно мёртвые армии стали ключом к столь активному продвижению в захвате территорий. А всем было ведомо, что на войне все средства хороши. Пока Цзян Ваньинь не представлял угрозы, на его действия можно было закрыть глаза, повесив ответственность на Вэй Усяня, выглядевшего слишком счастливым в стремлении её нести. Удивительно мешались карты — когда-то слуга вёл за собой орден, а кровный наследник теперь всегда стоял по его правую руку. Нельзя было догадаться о причинах подобного расклада, и не то чтобы кто-то слишком пытался, к спокойствию Вэй Усяня, на всякий случай придумавшего несколько оправданий.       — Вэй Ин, — неожиданно позвал его Лань Чжань, когда очередное совещание было уже закончено принятием решения о замедлении продвижения войск, чтобы перевооружиться, дать воинам время на отдых и восстановление, оттачивание их навыков, чтобы в следующий бой они пошли ещё увереннее. Ну и чтобы послать разведчиков и шпионов, выискивавших самые слабые места, по которым можно было бы ударить.       Вэй Усянь был слишком погружён в свои мысли и едва не упустил тихий голос. Если бы Лань Чжань не был таким заметным и внушительным, то Вэй Усянь мог бы и вовсе пройти мимо, но он остановился, привычно улыбаясь союзнику, как старому другу.       — Лань Чжань. Нечасто тебя услышишь в эти дни, — пошутил он, ожидаемо не получив никакой реакции. И всё же брови Ханьгуан-цзюня были нахмурены — его что-то беспокоило.       — Цзян Ваньинь не должен использовать тёмный путь, — сказал он. Воздух вокруг Вэй Усяня стал холоднее, однако лицо не утратило игривой улыбки.       — Если бы мне платили каждый раз, когда кто-то намекает на это, — с едким смешком сказал он и вдруг резко посерьёзнел. От этой реакции Лань Ванцзи нахмурился ещё больше. — Лань Чжань, с другими я менее вежлив, но тебя считаю своим другом, поэтому скажу просто: не лезь не в своё дело. Это решение, принятое не из прихоти, а из надобности, и ты никак не можешь на него повлиять.       — Тёмный путь разрушает тело и душу, — настоял Лань Чжань. Вэй Усянь глянул в сторону Цзян Чэна, о чём-то говорившего с Лань Сичэнем. Хитро они придумали разделить их.       Цзян Чэн не выглядел напряжённым, что было редкостью для него. Он держал голос тихим и почти не хмурился, пока Лань Сичэнь мягко улыбался, слушая его. Похоже, хоть один из Двух Нефритов Гусу Лань додумался не тратить хорошие отношения на нотации.       — Думаю, ты мог заметить, что душа всё ещё при нём. А я уже позабочусь о теле, — сказал Вэй Усянь. У него было не слишком много времени на сторонние увлечения, но он внимательно слушал разговоры их полевых лекарей, периодически встревая с вопросами, и внимательно следил за состоянием Цзян Чэна, чтобы тот не перенапряг себя до точки невозврата.       Лань Чжань продолжал смотреть на Вэй Усяня со сложным лицом, будто надеялся, что строгий взгляд переубедит его, но Вэй Усянь всю жизнь соревновался с Цзян Чэном в упрямстве, поэтому так просто его было не сломить.       — Слушай, Лань Чжань, мне приятно, что ты беспокоишься о моём шиди, но оставь это дело нам. В мире нет никого, кто знал бы Цзян Чэна лучше меня и наоборот, ты же помнишь, что мы всегда всё делали вместе. Так что если Цзян Чэн перестанет справляться, я без сомнений остановлю его, — примирительно сказал Вэй Ин, положив руку Лань Чжаню на плечо для успокоения. Тот едва заметно кивнул, признавая своё поражение.       — Будь осторожен. Тёмный путь никогда не вёл к свету, — сказал он. Улыбка снова подцепила губы Вэй Усяня.       — Но ведь именно тень показывает, что где-то есть свет, — парировал он, оставив Лань Чжаня думать над этими словами. — Цзян Чэн, пора идти — детское время давно прошло!       — Замолчи! В каком месте я похож на ребёнка? — тут же оскалился Цзян Чэн, однако повернулся к Лань Сичэню и вежливо попрощался. Мужчина ответил ему поклоном, не прекращая улыбаться.       — Но для меня ты всегда будешь моим маленьким шиди, — со смешком продолжил подстрекать его Вэй Усянь.       — Ещё одно слово, и я столкну тебя в соседний обрыв и оставлю там лежать, — пробурчал Цзян Чэн, и они покинули палатку, всю дорогу толкаясь то локтями, то плечами, оба как дети малые.       Приятно было поддерживать эту иллюзию бытовых перепалок, когда реальность была куда более суровой. Вэй Усянь и без наставлений Лань Чжаня видел, что как бы Цзян Чэн ни храбрился, у него так и не было шанса восстановиться до конца. Порой он тихо выскальзывал из их палатки посреди ночи, когда его начинало тошнить от нахлынувших воспоминаний — реакция скорее телесная, чем ментальная. Да и поздние переговоры и регулярные тренировки добра не делали. Вэй Усянь с радостью запер бы Цзян Чэна в какой-нибудь спальне с мягкой кроватью на несколько долгих недель и велел отдыхать, однако сейчас они не располагали такой роскошью и вряд ли будут в ближайшее время.       Война не была такой героической, как описывали в книгах. Она была грязной, изматывающей, наполненной бессонными ночами, голодными днями, подсчётом убитых и надеждой на выживших. Войска Юньмэн Цзян едва ли обладали внушительным числом и точно не продвинулись бы далеко без помощи посторонних орденов. Каждый заклинатель или простой воин был на счету. Поэтому каждый раз, когда кто-то под их флагом падал замертво, Цзян Чэн выглядел так, будто клинок прошёл через его грудь. Куда страшнее было, когда он находился рядом с теми, кто ещё страдал, но не имел шансов на спасение.       — Используй моё тело, если ненависти в нём хватит, — булькая кровью, попросил его однажды мужчина, которому нечего было терять. Цзян Чэн стоял перед ним на коленях, как стоят перед генералом, и видел, что жизнь покидает свою смертную оболочку. Это дым, который нельзя поймать руками и вернуть обратно. — Мы не должны дать им пройти. Возьми всё, что можешь, Цзян Ваньинь.       Звуки будто заглохли в ушах Цзян Чэна, но он не мог позволить себе отдаться раздумьям и сожалениями. Поднеся флейту к губам, он велел мужчине держаться за ненависть к врагу. Когда блеск жизни окончательно потух в не успевших закрыться глазах, воздух пронзила мелодия флейты, и вскоре лютый мертвец, недавно бывший живым человеком, отрывал конечности и дробил внутренности своих врагов, не останавливаясь ни на мгновение. Юньмэн Цзян используют трупы своих же для пополнения мёртвой армии — говорили слухи. И каким-то образом они пугали людей больше, чем слухи о том, как мёртвые заклинатели Вэнь потрошили своих же когда-то союзников. Некоторые люди обращались к Цзян Чэну с просьбой использовать их тела, если они не выживут. Выбора не было, и можно было лишь соглашаться, однако Цзян Чэн выглядел так, будто сам охотно пал бы вместо любого человека, по его велению превращавшегося в безжалостного монстра.       С каждым прорывом становилось всё труднее, а останавливаться было нельзя, иначе все старания пойдут прахом. Поэтому Вэй Усянь делал всё, что в его силах, пока Цзян Чэн положил свою жизнь на эту войну. Порой его почти суицидальная самоотверженность пугала, но Вэй Усянь видел зеркало того, кем он мог стать, не вернись Цзян Чэн так вовремя. Поэтому они, как и раньше, поощряли и тормозили друг друга, не давая ступать за черту. И лишь странный блеск в глазах Цзян Чэна, пока по зову его флейты из земли поднимались мертвецы, напоминал о том, что они стояли по разные её стороны. Никогда Вэй Усяню не предстояло понять ту власть, которая заставляла мёртвых подчиняться любому приказу, и он знал, что Цзян Чэн ему и не позволит.       Никакая война не могла длиться вечно, и мир взорвался триумфальными фейерверками, когда Вэнь Жохань был убит в своём же дворце. Вэй Усянь не знал, каким образом удалось застать его врасплох, но по сигналу повёл войска в город, чтобы осадить его и поставить точку в этой истории. Это ощущалось настолько прекрасно, что казалось нереальным — столько времени они провели в напряжении, не ведая спокойствия, столько сил потратили на достижение этой цели, что когда победа оказалась в руках, она казалась песком, ускользающим сквозь пальцы.       Вэй Усянь помнил, как по залитым кровью улицам пролетел крик: «Вэнь Жохань убит!» Он поднял голову и встретился взглядом с Цзян Чэном, стоявшим на крыше с флейтой у губ. Они пару долгих мгновений смотрели друг на друга, и губы Вэй Усяня сами по себе растянулись в измученной улыбке, когда он отсалютовал мечом и ринулся дальше по улице с такой скоростью, будто за спиной раскрылись крылья. Они выгорели настолько, что не чувствовали почти ничего, но продолжали разить снова и снова. Тогда Безночный город пылал так ярко, как никогда.